Читать книгу Фарфоровая жизнь - Алла Полянская - Страница 5

Реутов рассматривал фотографии с места преступления. Двойное убийство встречается не каждый день, но он видел места преступлений и намного хуже этого. Только что-то зацепило его в этом деле, и Реутов решил забрать его себе.

Преступление казалось бессмысленным.

Доказать, что хозяйки на момент совершения убийства не было дома, можно запросто, а уж экспертизы, скорее всего, подтвердят это. И куда-то исчезла прислуга, которая, по словам хозяйки, жила в их семье с незапамятных времен?

И вещи, разбросанные поверх брызг крови. И все безделушки на месте, как и деньги. И обезображенное лицо трупа мужчины. Это смущало Реутова больше всего. Зачем было кромсать лицо? Злость? Желание затруднить идентификацию? Но жена узнала тело мужа, на что же был расчет?

– А как она узнала? Лица она практически не видела. – Реутов прошелся по кабинету. – Ну, пусть тело узнала – а долго ли найти похожее? Но зачем? У гражданина было достаточно денег, чтобы при желании просто уехать за границу и затеряться, исчезнуть с радаров. Зачем нужно было городить схему с убийством? Тем более что жены вообще не должно было быть дома, никто не знал, что она в последний момент вернется. Не клеится, не вижу логики вообще.

Реутов сердито отвернулся к окну и уставился в сумерки. Дело поставило его в тупик, в нем все было вывернуто наизнанку, не стыковалось. Тело женщины так и не было опознано, в ее сумке не нашлось никаких документов.

– Может, проститутку снял? В элитном эскорте девки на такую сумку могут зарабатывать вполне.

Реутов чертыхнулся и решил съездить в морг. Если Петрович на смене, то вполне мог уже произвести вскрытие.

– Петрович, ты вскрытие двум покойникам с Веснина сделал?

– Обслуживаю даму. – Голос патологоанатома звучал на фоне какой-то музыки. – А что, не терпится?

– Я подъеду сейчас. – Реутов спрятал документы в сейф и поднялся. – Минут через двадцать.

– Кофе мне захвати.

Петрович был известный кофеман, и Реутов заехал в кафе за большим стаканом американо, попутно купив пакет пончиков. Пусть Петрович порадуется, глядишь, выдаст устное заключение, потому что официального ждать Реутов не хочет. Ему кажется, что он что-то упускает, но что? И сама Тина показалась ему странной донельзя дамочкой, а это вообще надо постараться, потому что Реутов женат на женщине, которая бьет все рекорды по странностям, и удивить его сложно.

– Тело женщины примерно тридцати пяти лет. – Петрович с вожделением смотрел на большой стакан кофе с логотипом известного кафе. – Она была здорова, если не считать признаков гастрита и незначительного кариеса. Содержимое желудка пока исследуется, а незадолго до момента смерти у нее был добровольный незащищенный половой акт. Семенная жидкость на анализе, чья она, пока сказать не могу, но в свете того, при каких обстоятельствах было найдено тело, то можно предположить, что половой акт у нее был с гражданином, труп которого найден вместе с ней. Но я бы дождался анализа, вполне может быть сюрприз.

– Тридцать пять… На вид моложе, но для эскорта старовата. Что еще?

– И все-то тебе мало. – Петрович хмыкнул. – Она была вполне обеспечена: следила за зубами, маникюр и педикюр явно делала не сама, если только не работала маникюршей в салоне, что вряд ли. В груди стоят силиконовые имплантаты, сделанные за границей и поставленные там же, судя по манере проведенной операции, а маникюрша столько не зарабатывает. Под ногтями ничего, кроме обычных бытовых наслоений, какие бывают под этими жуткими наращенными ногтями. Да, сам маникюр скромной расцветки, но вот ногти наращены в салоне. Мне всегда было интересно, как тетки с такими ногтями умудряются подтирать себе задницу?

– Петрович, ты маньяк.

– Все мы маньяки, так или иначе. – Патологоанатом взял стаканчик и отхлебнул кофе. – Теперь что касается ран. Удар был нанесен широким длинным лезвием типа мачете и, как ты предположил, совпадает с раной на груди мужчины. Этот удар мгновенно убил ее, пройдя через сердце и повредив аорту, она ничего не поняла даже, и все остальные повреждения посмертные.

– Убийца кромсал ее труп?

– Да, причем, как видишь, лицо не пострадало, а так порезвился, конечно. – Петрович поставил кофе на столик и навел лампу на тело. – Смотри, что я обнаружил.

За ушами трупа были видны тонкие белые линии.

– Это шрамы от пластической операции. Потому она выглядела моложе, но обычно в этом возрасте пластику делают не для устранения косметических дефектов, а чтобы изменить внешность. Совпадения по отпечаткам в базе не нашлось?

– Нет.

– Тогда у нас труп неизвестной, и пока не выяснишь личность гражданки, вряд ли поймешь, что случилось. Я сделаю фото, попробуй поискать в соцсетях, люди туда выкладывают всю свою жизнь, несчастные идиоты. Тетка с такими ногтями должна быть в соцсетях.

– При чем тут ногти?

– Это мое личное наблюдение: дамы с интеллектом выше среднего не делают таких ногтей, дамы совсем безмозглые, как правило, не имеют достаточно средств на подобные извращения, а вот так называемый средний слой интеллектуально невзыскательных теток, пожирательниц романов в мягких обложках и любительниц капучино – эти заводят ногти, профили в соцсетях, где демонстрируют путешествия в жаркие страны, вытягивая губы «уточкой», и кошечек там разных у себя на стене держат. Так что ее там можно будет обнаружить, я думаю.

– Возможно, ты прав. А содержимое сумки?

– Блокнота нет, мобильный телефон не обнаружен, в косметичке тушь, два карандаша, три тюбика помады одной и той же французской марки, пудреница, презерватив и флакончик духов. – Петрович кивнул в сторону столика, на котором аккуратно разложил нехитрые пожитки убитой. – Все это отдам экспертам, пусть проведут анализ на предмет посторонних веществ. Одежду я уже отдал, она производства Великобритании, известная марка для среднего класса, сумка выбивается из этой ценовой категории, но это как раз объяснимо, женщины с ума сходят вокруг сумок. На момент смерти эта дама пребывала в хорошей физической форме, а токсикологии пока нет, будет завтра. Возможно, когда убийца вошел, эти двое были без сознания, оттого на трупах нет оборонительных ран. Дэн, ну нет пока целостной картины – без всех анализов.

– А что по мужчине?

– Сейчас начну. Останешься?

– Нет, уволь. – Реутов не любил присутствовать при аутопсии. – Позвонишь, если нароешь что-то интересное.

– А то оставайся, мы его уже отмыли. По крайней мере, поверхностные раны осмотришь.

Реутов кивнул – конечно, Петрович прав, нужно осмотреть раны.

– Видишь рану на его груди? – Патологоанатом направил свет лампы на грудь трупа. – Она в точности совпадает с раной, нанесенной женщине, – причем лезвие, пройдя через тело женщины и убив ее, этого гражданина только ранило, но тем не менее лишило его возможности обороняться. Это если потерпевшие были в сознании, я тебе уже говорил. Но вполне возможно, что они были слишком заняты и убийцу попросту не заметили, а потом был шок, но я с точностью могу сказать: этот удар убил ее, а его точно не убил. Погоди-ка… Вот, видишь эти раны на его лице? Они были нанесены другим лезвием, не тем, что нанесена первичная рана. А женщине раны нанесены одним и тем же лезвием.

– Был кто-то еще?

– Может, просто второй нож. – Петрович повернул голову убитого в сторону. – Кровь с его лица мы отдали на анализ – я предполагаю, что часть этой крови принадлежит убитой женщине. Но раны на его лице тоже сильно кровоточили, причем все ранения были нанесены при жизни.

Глубокая резаная рана пересекала слева направо лицо убитого, еще одна виднелась на лбу, в нижней части лица тоже были раны – не такие глубокие, но нанесенные с невероятной жестокостью.

– Убийца был правша, – Реутов надел перчатки и повернул голову трупа. – Вот так он стоял, сбросил труп женщины на пол и принялся кромсать лицо парня. Мне только любопытно, почему он не сопротивлялся?

– Возможно, анализ его крови подскажет это, – Петрович взял скальпель. – Все эти раны были болезненными, сильно кровоточили, но не были смертельными, а я хочу знать, что убило парня. Ты останешься?

– Нет. – Реутов снял перчатки и бросил их в лоток. – Скажешь мне, я на телефоне.

– Ну, как знаешь. – Петрович примерился и сделал надрез. – Ладно, как только выясню причину смерти, позвоню тебе.

– И поторопи экспертов с токсикологией и волокнами.

– Все делается своим чередом, Дэн, а у тебя вечно горячка.

Реутов махнул рукой и вышел в коридор.

Морг не пугал его, но Реутов не понимал, как можно всю жизнь работать здесь.

– Каждому свое, что ж.

Уже стемнело, и Реутов пошел к машине, думая о том, что надо бы вернуться на работу и еще посидеть над делом. Но Виктор, его друг и напарник, а теперь и заместитель, забрав с собой стажеров, взял на себя поиск информации об убитом и его семье. Реутов решил поехать домой.

Зазвонил сотовый, и на экране высветился номер Петровича.

– Дэн, ты не уехал еще?

– Нет, стою на крыльце.

– Вернись, пожалуйста. – Голос Петровича звучал слегка озадаченно. – Я тут нашел кое-что.

Заинтересованный, Реутов вернулся в морг и быстро пошел по коридору. Что могло удивить видавшего виды патологоанатома, Реутов представить не мог, но тот явно обнаружил что-то неординарное.

Завернув за угол, Реутов увидел освещенные стекла в двери помещения, где производилось вскрытие, и подумал, что попасть домой ему сегодня, наверное, не светит.

Реутов вошел в дверь, но Петровича не обнаружил. Труп по-прежнему лежал на металлическом столе, грудная клетка его уже была вскрыта.

– Петрович, ты где?

Что-то мелькнуло за спиной Реутова, он почувствовал движение воздуха, и в шею словно пчела ужалила, а мир вдруг погас, исчез, сомкнулся над головой, как болотная вода. Падая, Реутов успел увидеть Петровича, лежащего на полу, а зеленая рабочая пижама патологоанатома была на груди абсолютно черной от крови.

* * *

– Мы не знаем, что за вещество ему вкололи. – Врач смотрел на Соню виновато, а ее сердце сжималось от тревоги и беспокойства. – Но мы делаем все возможное.

Клиника суперсовременная, и конечно же, Соня знает: врачи делают все возможное и невозможное, чтобы вернуть Дениса, но пока он лежит как мертвый, и только линии на мониторах указывают, что он еще жив.

– Он самостоятельно дышит, а это немало. Второму так не повезло. – Врач вздохнул. – Сейчас у него возьмут кровь, проведем анализ и выясним, что ему вкололи.

Врач отошел от двери палаты, пропуская молодую докторшу. Видимо, это она должна взять у Дэна кровь на анализ, медсестре не доверили. Что ж, это правильно.

Кто-то тронул плечо Сони – это отец, но она никак не отреагировала на его присутствие.

Соня стояла у стеклянной стены, уткнувшись лбом в стекло, отделяющее палату Дэна от остального мира. Она уже знала, что Денис жив по чистой случайности, просто один из экспертов-токсикологов зашел в морг, чтобы забрать сумочку убитой женщины, которую отчего-то не передали в их отдел на месте преступления. Он немедленно оценил обстановку и тут же поставил Денису капельницу, очищающую кровь и стимулирующую сердечную деятельность, соорудив ее из того, что нашел на полках. А вот второй человек, находящийся в морге, пожилой патологоанатом, – был убит, застрелен, и труп, который он вскрывал, пропал из морга.

– Соня…

Соня знала, что отец прилетел в больницу, как только стало известно о несчастье. Много раз он уговаривал Дэна бросить работу, предлагал завидную должность в своей компании, но безуспешно. Как он сам родился бизнесменом, так и Денис Реутов родился, чтобы стать полицейским, и никем другим быть не мог и не хотел. Дмитрий Афанасьев уважал выбор зятя, при этом понимая, что работа его сопряжена с риском. И как в доме повешенного не говорят о веревке, так в их семье не говорили о возможных опасностях, подстерегающих Дениса на работе.

Но они были, эти опасности. И Афанасьев всегда знал, что этот день когда-нибудь наступит. Когда-нибудь Соне позвонят и сообщат… Афанасьев боялся даже думать, что будет с дочерью, когда это случится.

Приехав в больницу, он обнаружил, что около Сони собралась приличная толпа.

По коридору нервно расхаживала высокая фигуристая блондинка в кожаных штанах и мотоциклетной куртке. Афанасьев поморщился: Инна Шатохина, юрист и любительница быстрой езды, отъявленная кошатница и бессменная подруга Дениса с давних лет. Причем отношения, которые их связывали, были далеко не всегда платоническими, и Афанасьев подозревал, что такими они и остались, но когда он напрямую спросил дочь, что она обо всем этом думает, Соня пожала плечами и коротко ответила: ничего, меня это просто не волнует, она все равно никуда не денется, да и незачем, Инка хорошая. Супруга Инны такое положение дел тоже, очевидно, не тревожило, и Афанасьев дал себе слово не вмешиваться, но все-таки Инна Шатохина вызывала в нем неприязнь, о которой она отлично знала. И эта их игра в гляделки продолжалась с первой встречи, он испытывал неприязнь, которую пытался скрыть, она ухмылялась, давая понять, что выходит у него плохо. Оставалось только скрестить шпаги, чего Афанасьеву категорически не хотелось, потому что это поссорило бы его с Денисом, а ссориться с зятем – означало оттолкнуть Соню, и он не знал, как быть с этой ситуацией, а ведь что-то нужно было делать, но что? А теперь Шатохина металась у палаты Дэна, как пантера в клетке, и Афанасьев, разглядывая ее, вдруг понял, что на самом деле связывают их с Дэном отношения, природы которых он никогда не поймет, и тут Соня абсолютно права – вмешиваться в это не стоит.

– Инн, не мельтеши. – Афанасьев взял Шатохину за руку. – С ним все будет хорошо.

– Я знаю. – Инна взглянула исподлобья. – Просто это впервые с ним беда стряслась, а я этих больниц не выношу.

Она подошла к Соне и встала рядом с ней. Афанасьев видел, как Соня взяла ее за руку, и они застыли, глядя сквозь стекло в палату Дэна. Афанасьев внутренне содрогнулся, представив, что сейчас творится в голове у Шатохиной. Ее племянница Вера пролежала в коме почти год, и Афанасьев знал, как они с Дэном боролись за то, чтоб девушка вернулась, – они вдвоем много лет растили ее после гибели сестры Инны, они разделили эту ответственность, сами еще будучи практически детьми, и тот год, что Вера провела в больнице между небом и землей, почти сломал их[1]. И, конечно же, видеть Дэна в таком же положении Инне ужасно, и может быть, ей сейчас даже хуже, чем Соне.

И теперь они стоят рядом, взявшись за руки, и это о многом сказало Афанасьеву. Из всех людей, которые пришли, Соня взяла за руку именно Инну. Значит, он не зря наступил себе на горло и не вмешивался в этот непонятный многоугольник отношений не самых простых на свете людей. Потому что сейчас ему стало совершенно ясно, что, как бы ни повернулась сегодняшняя ситуация, его Соня всегда может рассчитывать на Инну Шатохину, а это немало.

Поодаль разместилась другая группа людей: пожилой полицейский генерал, высокий представительный мужчина с почти полностью седыми волосами, и его жена, светловолосая дама с лицом, словно у Богородицы с иконы, в которой Афанасьев с удивлением признал коллегу Сони по писательскому цеху – Диану Макарову, автора кровавых детективов. Глядя вживую на Диану, сложно было представить, что именно в этой более чем рассудительной и очень красивой голове рождаются такие жуткие преступления.

Здесь был и напарник Дениса, майор Васильев, любитель пива и философского подхода к следствию, а его жена Раиса то и дело всхлипывала, сжимая в руке платок. Она лучше всех знала, что сейчас чувствует Соня, потому что и сама жила каждый день в точно таком же напряжении, постоянно ожидая беды. И от того, что беда стряслась не с Виктором, а с его другом и напарником Дэном, ей нисколько не легче.

Здесь, конечно же, и лучшая подруга Сони – Анжелика Рыбкина, неуемной энергии которой хватило бы на три атомных реактора, и уж совсем неожиданно – два высоких парня, по виду типичные программисты, они сидели чуть поодаль от всех, уткнувшись в гаджеты, но то и дело выныривая из виртуального мира, чтобы прислушаться к общему разговору или молчанию.

И все они просто были рядом, чтобы как-то поддержать его дочь – но Соня все равно была одна. Стоя у стеклянной стены палаты мужа и держась, как за спасительную соломинку, за руку Шатохиной, Соня просто смотрела на Дениса, не обращая внимания на людей, пытающихся отвлечь ее от страшных мыслей. Вот Инна не пыталась, потому что в ее голове эти страшные мысли бродят точно так же – а может быть, и пострашнее.

– Соня, послушай…

Соня даже головы не повернула – отец просто не понимал, что сейчас ее не нужно трогать. Вот Инна понимает, а отец – нет, как и остальные, потому что они нормальные люди, а они с Инной не очень. Хорошо, когда есть кто-то такой же ненормальный, как ты сама.

Молодая докторша за стеклом закончила брать кровь из руки Дениса и укладывала свои инструменты в лоток, стоящий на небольшом столике на колесах. Оборудование для этой больницы закупал лично Афанасьев, на пару с партнером и приятелем Марконовым. Они поставили перед собой цель постепенно обеспечить больницы города современным оборудованием, полностью отремонтировали центр экстремальной медицины, а лучшей лаборатории, чем здесь, не было даже в больших городах. И они с Марконовым гордились этим, но сегодня потраченные деньги должны принести пользу и самому Афанасьеву. В обычной больнице, каких тысячи по стране, его зять уже умер бы.

«Карма – смешная вещь. – Афанасьев смотрел на склоненную голову дочери, и сердце его сжималось от жалости. – Марконов встрял в меценатство, когда в этой больнице умирал сын его подруги, а я в это встрял просто так… Но всегда думал, что может статься, и мне эта больница сгодится. А ведь так и вышло».

Докторша собрала инструменты и вышла из палаты, мельком взглянув на собравшихся. Она заметно торопилась, и Афанасьев подумал, что лифт, который они с Марконовым установили в этом здании, самый современный, но не скоростной, к сожалению. Скоростные лифты в больницах устанавливать запрещено.

– Детка, с ним все будет хорошо. – Афанасьев беспомощно смотрел на неподвижную Соню. – Доктор, ей можно к нему?

– Сейчас, наверное, не стоит. – Доктору очень хочется хоть что-то сделать, но делать ему пока было нечего. – Пока лаборатория не дала ответ на наш главный вопрос, мы просто поддерживаем его, очищая кровь, неизвестно, какой препарат попал ему в кровь и как организм на него среагирует, а главное – в какой момент.

– Поэтому Денис привязан к кровати?

– Именно поэтому. – Доктор кивнул, радуясь, что его понимают. – Активность может вернуться в любой момент, но вернется ли так же сознание, мы не знаем, а потому должны принять все меры, чтобы пациент, очнувшись, не навредил себе или другим – неосознанно, конечно.

Афанасьев кивнул – доводы доктора показались ему здравыми. Страшно было осознавать, что нечто, чего они не видят, сейчас может разрушать мозг Дениса, и он вполне может вернуться совсем не тем человеком, которого они знали. И Афанасьев думал, что если выбор стоит между таким исходом и смертью, то смерть была бы предпочтительней. По крайней мере, для себя он бы выбрал смерть.

– Петровичу год до пенсии оставался.

Это обрывок разговора Виктора Васильева и Анжелики. Эти двое отлично ладят между собой, и Афанасьев всегда удивлялся долготерпению Раисы. Но если ты много лет замужем за полицейским, приходится мириться с его многочисленными и подчас самыми неожиданными знакомыми, либо же отношения не получатся. У Раисы и Виктора отношения получились отлично.

– Врагу не пожелаешь. – Анжелика вздохнула. – Рая, перестань плакать, еще Соня увидит.

– Она, бедолага, сейчас ничего не видит и не слышит. Хорошо, что Инка приехала, она имеет к ней подход. – Раиса высморкалась. – В голове не укладывается просто, как такое могло случиться!

– Работа у нас такая. – Виктор обнял жену. – Получая в мужья полицейского, получаешь весь пакет, так сказать. Соня это знала точно так же, как знаешь ты.

– Как будто ей от этого сейчас легче!

– Раечка…

Афанасьев видел, как нахмурился генерал. Он уже узнал генерала Бережного, о котором его зять отзывался с огромным уважением. Афанасьев как-то ради интереса навел справки – выяснилось, что генерал действительно образцовый служака, отличный следователь и просто хороший, порядочный человек, невесть как оказавшийся на должности, вовсе не предполагающей подобных качеств. К тому же Бережной сейчас здесь, и это многое о нем говорит.

– Что удалось узнать об убитых?

– Пока немного. – Виктор огорченно развел руками. – Времени было совсем мало, но общую информацию я собрал, а глубже копать поручил вот им.

Виктор кивнул на двух парней, которые явно были сейчас не здесь, отгородившись от мира наушниками. Генерал кивнул – очевидно, этих двоих он знал.

– Пусть и на жену копают.

– На всех копают, Андрей Михалыч, но нужно время.

Один из парней, подчеркнуто красивый блондин, оторвался от работы и взглянул на собравшихся немного затуманенным взглядом человека, который вынырнул из сна в реальность.

– Тут кое-что странное. – Он поднял вверх свою электронную игрушку. – Может, у Генки получилось что-то другое, но если судить по моему поиску, то…

– То такого человека, как Семен Валериевич Тобольцев, в природе не существовало. – Его напарник тоже оторвался от своего поиска. – Вообще.

– То есть? – Бережной вскинул брови. – Олег, объясни ты.

Блондин с явной неохотой вытащил наушники из ушей. Было заметно, что в виртуальном мире он чувствует себя намного увереннее, и Афанасьев покачал головой – каким-то образом выросло целое поколение, которому в виртуальном мире живется лучше.

– Дело в том, что рождение человека с такими данными зафиксировано. – Блондин поморщился, как от зубной боли. – Это был младенец, который родился недоношенным, прожил чуть меньше получаса и умер в Торинске, был там же и похоронен. Это старые реестры, и сейчас они существуют только в виде сканированных копий, потому их никто не поднимает – их не отцифровали должным образом, и старые страницы исписаны от руки, глаза сломаешь читать.

– Но мы глазастые, – самодовольно ухмыльнулся второй парень. – Нас просто так не проведешь, мы дочитались.

– Нас и не просто – не проведешь. – Блондин хмыкнул. – Этого парня не было в природе. Кем бы он ни был, его точно звали не Семен Тобольцев.

Молчание повисло в воздухе, как топор палача над шеей осужденного.