Читать книгу Приключение Дармоеда. Повесть - allayalissa - Страница 5

С детства мальчишка по имени Данила отличался жестокостью. Не только по отношению к животным, но и к людям. Не было в этом неказистом пареньке, как говорится, ничего святого.

И ничего ему не стоило оторвать бабочке крылья, прижечь божью коровку горящей веточкой, оторвать комару хоботок (а чего он кусается?).

Он стрелял в птиц из рогатки, мог запросто пнуть щенка или котенка. Учился паренек неважно. Не любил он учиться. Его больше забавляло издеваться над одноклассниками. Особенно над теми, кто послабее. Кнопок на стул насыпать – милое дело, но малое. В грязь толкнуть, обозвать обидно, шариком жеваным бумажным в лицо плюнуть.

Учителя его часто в угол ставили, из класса выгоняли, ругали. А ему все нипочем. Язык покажет и был таков.

Страдали от него все больше девчонки. Он их за косы дергал, подножки делал, толкал. Устраивал вечно всякие пакости. То парту краской вымажет, то жвачку в волосы бросит. Слезы его только веселили и раззадоривали.

Страдала от его нападок больше других одноклассница Юлька. Как ее он, наверное, никого не донимал. Она девочка была прилежная и послушная, отличница. Родители и учителя горя не знали с ней. И по дому помочь, и в школе конкурс какой подготовить – всегда с готовностью и с радостью. Симпатичная была Юлька. Косы длинные, с белыми бантами, платья всегда аккуратные, а глаза голубые как небо.

Ух, как ненавидел ее Данила! Она от него даже в уборной пряталась. А куда было деваться, когда тебе косы вырвать грозятся, на платье уже в который раз «штрих» проливают, учебники в грязи вываливают, да еще вечно зубрилой обзывают!

Данила ее, бывало, и до дома вел, только не с благими намерениями. А чтобы лишний раз грязью окатить, в прямом и переносном смысле. Чтобы сумку из рук выхватить и убегать с ней. Чтобы в слезах и соплях девчонка за ним погонялась. А потом, чтобы сумку эту через забор чужой кидануть.

Но трусливый был Данила. Перед теми, кто сильнее пресмыкался. От хулиганов постарше сбегал. Уж лучше бессловесного кого помучить. Вот ползет жучок – раздавить! Курица в пыли возится – так прямо по ней пройтись.

О нраве мальчишки соседи знали. Даже просили его иной раз пособить. Если духу у кого не хватало петуха своего зарубить или кролика зарезать. Данила тут был в первых рядах! Ему это наслаждение доставляло. Так еще соседи денежки давали за работу или конфет щедро отсыпали. Данила, конечно, ни с кем не делился. Да и друзей у него никаких не было.

А что за семья у него была? Били, истязали?.. Да как бы не так! Любили его и отец, и мать, и бабка с дедом. Баловали даже. Только вот сами от него мучились. Не знали, что и делать с таким отпрыском, кого в народе уже давно Живодером прозвали.

И смогла Данькина черная душонка по-настоящему развернуться, когда старуха-соседка позвала его котят топить. Цыплят он топил, мышат, а котят еще не доводилось.

И вот поклал он выводок пищащий в мешок, к реке потащил, зубы скалит, Ирод, от счастья. Котята в мешке плачут словно дети малые, а ему плевать. Ему за работу пообещали вкусненького. Кошка – мать котят своих не бросает, по пятам бежит за мучителем. Мяучит, сжалиться просит. Но глух моральный урод к душевным терзаниям животины. Тащит и тащит мешок…

– Стой! – слышит он знакомый голос.

Это Юлька бежит к нему, спотыкается. Одна коса растрепалась, по щекам слезы льются.

– Стой! Отдай мне котят! Я знаю, они в мешке! – кричит Юлька, срывая голос. – Видела я их, отдай!

Падает девчонка на колени, мешок у Даньки из рук рвет, а он не пускает.

– Пошла отсюда, вали! – орет на нее. – Или тебя так же притоплю! Не сегодня, так завтра!

Но Юлька уперлась, рыдает, за мешок хватается. Оттолкнул ее душегуб грубо и дальше на дело черное направился.

Как ни пыталась Юлька котят спасти – ничего у нее не вышло. Данила смеялся над ней.

– Ой, из – за кошечек плачет!

Не стерпела девочка. За палку схватилась и однокласснику по лицу заехала. Да так, что кожа на скуле его лопнула. И побежала по роже кровушка, только не черная, как, казалось бы, а алая. Ну, вроде как у всех людей…

Разозлился Живодер. Юльку за косу ухватил и лицом в воду мокнул. Да и держал, пока она захлебываться не начала.

– А скажешь кому – вообще прибью! – выплюнул он ей в лицо, когда все же сжалился (если бы!) и так же за косу из реки не поднял.

Так и ушел, оставил ее одну на берегу рыдать, мокрую и несчастную. А старуха та ему конфет насыпала. Самых разных. Налопался Живодер от пуза. Только щека его болела сильно. И шрам на ней мерзкий такой остался. Как клеймо!..

Так и жил Данила с этим теперь уже внешним уродством. Никто из девушек на него не глядел. Сторонились его, само собой, из-за характера жестокого, но шрам этот больше еще отпугивал. А виновата в том Юлька была.

Юлька же к тому времени в настоящую красавицу превратилась. Волосы густые русые, глаза – голубые озера бездонные, талия осиная, а походка легкая, словно не шла она, а над землей летела. С подружками все гуляла, а тут с парнем домой с танцев пошла. Да с каким! Красавец – атлет под два метра ростом. И смотрел он на девушку, как на идола. И Юлька с ним смеялась, а смех как колокольчик по всему селу разносился.

Увидел их Данила. Осерчал! Изуродовала она его, что ему то вот так не с одной не пройтись. А сама гуляет, жизни радуется.

Подкараулил ее Данила, когда до калитки ей два шага оставалось. Подкрался сзади, да и рот зажал своей лапищей. В закоулок темный потащил. Вырвалась как могла девушка, только силы неравны были. Швырнул он Юльку на траву, сам сверху навалился.

– Пусти меня! – кричит девушка.

– Не пущу! Ты меня уродом сделала, вот и отвечай за это! Со мной никто быть не хочет, вот ты и будешь!

– Да уродливей, чем ты есть, никто тебя не сделает! – крикнула она ему в ухо прямо и в морду его плюнуть успела.

Данила совсем разъярился. По щеке ударил сильно Юльку. Стала она плакать и на помощь звать. А он уже и платье на ней задрал и к штанам своим потянулся. Но снасильничать гад не успел.

Отбросили его в сторону, как младенца. Кавалер Юлькин не далеко ушел, услышал крики ее и на помощь бросился. Отметелил он Данилу знатно. Вниз по горке спустил кубарем.

Скатился Живодер на камни, да на грязь всякую. Отходы туда сливали иногда, нечистоты. Там и валялся, пока разум его не отказал. Да перед взором мутным картинки всякие не поплыли.

А когда выбрался Данила на утро, так мир вокруг другим стал. Непривычным совсем. И родная мать со двора его прогнала, а отец чуть за рогатину не схватился. «Видать, совсем я теперь страшный стал», – подумал парень. А как до лужи одной добрался да на отражение свое глянул, так взвыл словно псина безродная.

Беляш

– Эй, ты, увалень! Отродье кошачье! – гавкаю я на дерево, где на толстом суку притаился белый кошак. – Давай спускай свою жирную мохнатую задницу! Разоспался, глядите-ка, в полдень!

Беляш, зовут так этого прохиндея, лениво поднимает свою усатую морду и щурится на меня. Поднимаюсь на задние лапы, передними опираюсь о ствол, громко гавкаю и рычу. Делаю вид, что сейчас дерево шатать начну.

Кот медленно спускается с дерева. Пытается умыться лапой. Как пьяный! Покачивается, потягивается. Я сижу, смотрю на него и жду, когда этот цирк закончится.

У нас с этой наглой мордой еще куча дел. А он все никак не соберется. В общем, как всегда. Кот, он и есть кот!

Беляшом его прозвали по двум причинам. Во – первых, потому что белый. Весь! А во – вторых, думаю, сами догадаетесь. Помните все эти ужастики из новостей? С чем чебуреки и прочее такое на вокзале? Вот, все правильно. Кто знает, какая участь постигнет бродячего кота.

Я иногда шучу, что из него получится самый жирный и вкусный беляш! Он бесится. Наскакивает на меня, пытается оцарапать. И я скачу вокруг этого дебила как младой олень. Мне смешно и весело.

Беляш рассказывал, что был домашним. Когда – то… Пока был котенком все его любили. Вырос, подрал мебель и со свистом полетел за порог. С недавнего времени мы скитаемся с ним вместе. Вообще, кошек я, конечно, не терплю. Как и всякая собака. Мне положено по природе. Но Беляш другой… Особенный что ли?.. Он сам как собака. Ха, умеет рычать, например. Да и мысли у нас, бывает, сходятся. Но повадки все равно у него кошачьи.

Познакомились мы с ним случайно. Знаете, как? На него свора псов, знакомых моих, кстати, напала. В угол его загнали. А он отбивался, как росомаха. И рычал. Они все офигели, конечно! Ну, и я поржал. А после отогнал их. Сказал, что котяра этот бешеный, не в своем уме к тому же. Сожрете – станете такими же.

Беляш потом выдумывал, что это он меня спас. Умора! Но хороший он, хоть и раздражает порой.

– Куда? – коротко, но ясно вопрошает кошак, закончив тереть свою усатую рожу.

– Туда, – отвечаю и направляюсь к заброшенному зданию завода.

Кот трусит следом, задрав хвост трубой. Мы идём к заброшенному заводу. Там все давно поросло бурьяном, но на бетонных плитах можно погреть бока на солнышке. Мы с Беляшом любим там отдыхать. Но чтобы хорошо отдохнуть, нужно потрудиться. Да! Не знали, что ли? Вот люди пашут на своих работах, чтобы в отпуск потом смотаться на юга. Называется: вывернись наизнанку, чтобы потом за пару чертовых недель привести себя в норму и продолжить пахать, как проклятый!

Может, будь я человеком, горбатился бы так же. Но и у меня работёнка имелась. Не, в полиции я не служил, несчастных под завалами не искал, наркоту не вынюхивал. Я был охранником. Меня в гаражный комплекс колбаской заманили как-то. Там и остался. Жил в будке всю зиму и лаял на непрошеных гостей. А почему нет? Кормили сытно, подстилку из старого одеяла стелили, по башке даже гладили. Иногда…

Однажды пнули в бок. Ощутимо так носком тяжёлого сапога получил я почти что под брюхо. Собутыльник сторожа постарался. Я не остался в долгу и тоже постарался. Порвал ему штанину вместе с ногой. Позже говорили о каких-то «швах», что ему наложили… Наложили! Он сам тогда наложил в штанишки, как дитё малое. Я после того случая свалил, оставив свою службу. Предпочел жизнь вольную жизни собачьей. Собачьей, в моем понимании, это прислуживание человеку, несение каких-то обязанностей с послушанием связанных.

Нет, знаете ли, мне больше нравиться лаять тогда, когда мне хочется, жрать то, что раздобыл, спать там, где удобно. Тем более, что выбор есть всегда.

Беляш еле плетется следом за мной. Ленивый он, нерасторопный. Я резко торможу, и котяра упирается в мой зад.

– Фу, Дарм! – отфыркивается он.

– Чего «фукаешь», чизбургер? – скалюсь в ответ. – Вон у мясной палатки баба с авоськой, видишь?

– Ну…

– А в авоське чё, узрел? – прищуриваюсь. – Верно, лошадка для блошек, это сардельки!

Беляш облизывается, в нетерпении переминается с лапы на лапу. У меня у самого шерсть на загривке задирается в предвкушении знатного обеда. Но дело не только в этом… А в необычном спектакле, который мы развернем. Мы, кстати, с Беляшом актеры хоть куда! Могли бы и в театре выступать. Или в цирке, к примеру.

Сардельки призывно выглядывают из сетчатой сумки. Втягиваю носом аромат. Он ни с чем не сравнится. Это не просто запах мяса, это запах победы! Очередной победы!

Беляш прекрасно знает свою роль. Он бухается бабе под ноги, переворачивается на спину и бьётся в конвульсиях. Наверное, ему бы позавидовал любой танцор на современной дискотеке, а электромонтер, знакомый с ударом тока, поставил бы высший балл.

– Ой, котику плохо… – причитает бабенция. – Что с тобой, милай?

Она нагибается к Беляшу, усердно трудящемуся над ролью «умирающего лебедя», пытается дотронуться до него. В это время я хватаю зубами за одну из сарделек и вытягиваю ее из авоськи. Вереница сарделек уже почти полностью на свободе. Баба все пытается понять, что происходит с котом, который елозит перед ней, не давая шагу ступить.

Посылаю коту условный сигнал (он у нас давно отработан). Беляш закатывает очи и дёргает только одной лапой, задней.

– Никак помер? – бабка прижимает свободную руку к груди.

В это время я «рву когти». Вереница сарделек тащиться по земле. Беляш резко вскакивает и бежит за мной. Бабка замечает пропажу и истошно вопит: