Читать книгу Все парки Парижа - Аллегра Геллер - Страница 3

На «скорой» ехали втроем: Дерош, Антуан и коробка.

Дерош лежал на носилках и казался ужасно маленьким и бледным на фоне дешевого флисового одеяла. Он так и не пришел в сознание, пока машина с дикими завываниями неслась к госпиталю, подпрыгивая на мостовой.

Антуан следовал за носилками как змея за дудочкой факира, пока у дверей в операционную его не остановил медбрат.

– Что у вас в руках? – спросил он.

– Обувная коробка, – признался Антуан. Это заключение он вынес, пока ехал в машине «скорой», осматривая мятые углы и остатки штрихкода на сером картоне.

Его самого тоже осмотрели, потом допросили, потом обвинили в отсутствии камер в кабинете Дероша.

– Стоило позаботиться о безопасности ваших клиентов! – сурово грозил пальцем полицейский.

В ответ Антуан выдал длинную цитату из рекламной статьи на тему конфиденциальности и защиты персональных данных клиентов во времена тяжелой утраты, а сам подумал о пустом сейфе в кабинете Дероша. Полицейские пообещали вернуться с вопросами завтра.

Антуан спустился в кафетерий, взял в автомате кофе и холодный сэндвич с бужениной. Хлеб, завернутый в прозрачную пленку, оказался влажным там, где к нему прижимались вялые салатные листы, и неприятно скрипел на зубах. Как резиновый. Дожевывая бутерброд, Антуан развернул экран вирт-браслета и написал еще одно сообщение деду. Предыдущее, отправленное из скорой, было помечено как прочитанное, но до ответа Жан-Пьер не снизошел. Или опять запутался в сенсорных кнопках.

Когда Антуан, выкурив сигарету, вернулся на пост к операционной, к нему подошла медсестра и хрипло спросила:

– Вы – родственник месье Дероша?

– У месье Дероша родственников не осталось. Я его друг.

Девушка нахмурилась, раздумывая.

– А еще старший сотрудник его агентства «Ля сите селест». – Антуан развернул визитку на экране вирт-браслета и постарался, чтобы его выражение лица соответствовало фотографии. – Это я его нашел.

Медсестра вздохнула:

– Уже отвезли в палату. Перелом носа, трещина в кости предплечья. И повышенное давление. В остальном он в порядке.

Антуан на секунду прикрыл глаза. Оказывается, это странное чувство в груди было вовсе не спазмом голодного желудка.

– Спасибо.

– Завтра с десяти до часу и с пяти до восьми.

– Что?.. – удивился Антуан.

Медсестра возвела очи горе, ответила:

– Часы посещения!

– А-а-а… спасибо! – повторил он и перехватил коробку поудобнее, чтобы вызвать такси.

Машина, конечно, приехала не к тому входу, и по парковке пришлось пробежаться дважды. Свою машину Антуан продал после аварии, чтобы оплатить счета. Чаще всего он пользовался общественным транспортом, иногда – каршерингом, и еще реже – такси. Как сегодня, например.

Домой он явился в четыре утра. Отряхнул с ботинок гравий садовой дорожки, переобулся в домашние туфли и плюхнулся на пуфик в прихожей, оставшийся со времен, когда здесь еще разговаривали по стационарному телефону. Шумно выдохнул, запустил пальцы в волосы и помассировал голову, а потом наконец откинулся спиной к стене.

Надо было написать Захиру, чтобы патологоанатом завтра не грохнулся в обморок от увешанного полицейскими лентами холла. И еще вызвать клининговую компанию. К счастью, месье Дельфино поедет к месту захоронения к десяти…

Со стороны комнаты приближалось жужжание.

– Что не спишь, дед? – громко спросил Антуан и приоткрыл один глаз.

В коридор выехала электрическая инвалидная коляска и дернулась, останавливаясь. Одно колесико продолжало неспешно крутиться вокруг своей оси.

– Что у тебя опять случилось? – сурово спросил дед.

Антуан еще по дороге решил, что скрывать ничего не будет.

– В «Ля сите селест» забрался вор, а я его спугнул. Дерошу досталось, пришлось отвезти его в больницу.

Дед нахмурился и оперся ладонью о подлокотник, как будто собирался встать:

– И что, жив наш модник?

– Ага. Перелом носа, но это не страшно.

– Что у вас там красть-то?!

Антуан обошел инвалидное кресло, сел на корточки и открыл заднюю панель. На пальцы упала пара капель – опять подтекала тормозная жидкость. Антуан проверил настройки, подтянул пару болтов.

– К нам сегодня заходила некая Элен, судя по акценту – она родом из Эльзаса. Она обещала эту реликвию у Дероша купить. Он уже размечтался, что уедет в кругосветное путешествие, вытащил из заначки бутылку…

Уложив деда, Антуан снова спустился вниз, разогрел чайник на кухне, бросил пакетик в чашку и залил кипятком, и вышел на веранду. Сквозь стеклянные стены и потолок сочился серый утренний свет. Стоило поспать хотя бы полчаса, но Антуан чувствовал себя на взводе. Мысли в голове суетились, как мошкара над болотом.

Он собрал разложенные на столе пластинки в аккуратную стопку – дед опять слушал записи диалектов начала двадцатого века.

Когда исчезает язык, исчезает целый мир, говорил дед. Для сохранения языка важна не только лексика, но и ритм, и он может быть ключом к ментальной картине мира, которая выстраивается у носителей языка. А ритм можно уловить, только слушая живую речь.

Антуан, балбес двенадцати лет от роду, слушал, открыв рот. Не то, чтобы он понимал в ментальных картинах мира – просто отец с ним не слишком-то разговаривал. Он вообще плохо говорил после того, как на заводе на него упала тяжелая металлическая дверь.

Прожив в доме деда, полном чужих голосов, два года, Антуан решил, что станет переводчиком.

И вот что из этого получилось.

Он записал голосовое сообщение для Захира, отправил заявку в клининговую компанию, от которой тут же получил подтверждение и требование оплатить аванс в два раза больше собственной зарплаты. Со вздохом списал средства со счета «Ля сите селест» на оперативные расходы. Сделал глоток, придерживая веревочку чайного пакетика большим пальцем. Потом подошел к аудиосистеме и ткнул пальцем на кнопку воспроизведения, не глядя на название. Под стеклянным корпусом игла поплыла к пластинке, и комнату заполнил голос женщины.

Баскский. Ни с чем не перепутаешь.

Антуан сходил в комнату и вернулся на веранду с обувной коробкой. Водрузил ее на стол и аккуратно открыл крышку. Внутри оказалась скомканная газетная бумага. Антуан убрал комочек. Потом еще один.

Женщина на пластинке говорила про Гернику. Сначала про город, потом – про картину Пикассо.

Между газетами лежала старинная деревянная коробка, расписанная черной, красной и золотой краской, которая местами облупилась. На когда-то гладкой отполированной поверхности были зазубрины. Сверху рисунок был совсем неразборчив, а на боковой поверхности отчетливо просматривалось что-то вроде длиннохвостой мыши.

Женщинский голос затих. Что-то щелкнуло, захрустело, потом заговорил мужчина. Сначала про Париж, потом снова про Гернику.

Антуан кончиками пальцев погладил крышку и нашел стык, а потом аккуратно поддел верхнюю панель. Она поддалась с легким скрипом. Внутри лежала полуистлевшая тряпка с вышивкой по краю – что-то вроде носового платка?.. Порыскав по столу, Антуан нашел ручку, аккуратно отогнул край тряпки – и отшатнулся.

Мужчина на записи своевременно зашелся кашлем.

Внутри лежала мумия крысы.