Читать книгу Живое знание - Алмагуль Исакова - Страница 3

Проснулась, почувствовав во сне сильную боль в руке. Прошептала: «Мама, прости мой страх». И тут же спрашиваю себя: кто просит прощения и за что? Я. Значит, я прошу прощения за боль сама у себя? Если все происходит во мне и со мной, значит, всё я? Тело среагировало на это сильной изжогой, выходят газы, внутри все горит. Вновь страх. Я продолжаю шептать: «Мама, прости мне мой страх». Кто просит прощения? Откуда появился страх? Из одной огромной мысли, что я есть только тело. От нового осознания почувствовала в теле легкий холод. Что, вместо меня живет жизнь эта огромная мысль «я только тело»? Говорю себе:

– Смотри в нее.

– Хорошо.

Лоб покрылся испариной.

– Кто боится?

– Я.

– Кого боится?

– Меня.

Эта огромная мысль «я есть только тело» боится себя. Ум не может ничего понять, кричит «я запутался!» Я не останавливаюсь:

– Кто живет жизнь вместо меня?

– Мысль «я есть тело». Мама, боль в теле появляется то там, то тут. Она появляется и исчезает.

– Что появляется и исчезает?

– Мысль «я есть только тело».

– Разве мысль может сокрушить открытость?

– Жар в груди.

– Что горит? Где горит?

– Мысль. Я не знаю.

Ум вновь вошел в ступор.

– Мама-Папа-Жизнь, я есть.

– Кто есть?

– Я не знаю, кто я есть, но я есть. Тело в страхе издает нецензурные слова; боится, тревожится за тела маленьких детей, которые вышли из него. Панический, доходящий до ужаса страх за детей. Именно эта большая мысль жила жизнь вместо меня.

– Вместо кого – меня?

– Открытости. Естьности. Абсолютного одного, что есть.

Ум замолк. Внутри на миг пронзила ясность.

…Утром из другого города позвонил старший брат, сказал, что его младшая дочь выходит замуж и они с женой приглашают меня на мероприятие. Собралась в маленькое путешествие. А приехав на место, испытала ощущение, что наблюдаю игру актеров на сцене. Понимаю, что жизнь это бесконечность того, что появляется и исчезает. Чем больше наблюдаю, тем больше понимаю, что ничего нет. Ум-тело не могут понять и принять это. Отсюда сильная головная боль, тошнота, отрыжка. Озноб в теле сменяется жаром в ладонях. Еле терпела, думала: скорей бы в аэропорт, сесть в самолет, вернуться домой!

И вот мы с сестрой в аэропорту. Позвонила мама, я сказала:

– Мама, я люблю тебя.

– Я тебя особенно люблю, ты у меня умница!

Потом ее слова вновь потекли в старое русло:

– А вот ты меня не любишь.

И тут же сама себя одернула и сказала:

– Что-то я не то говорю. Желаю вам хорошего полета!

Попрощавшись, пошли на регистрацию рейса. Голова все еще раскалывается, испытываю одно желание: поскорее оказаться дома, в своей постели.

И вот я дома. Попыталась вызвать рвоту – ничего не вышло, только пена и воздух. Перед глазами театр и безумие людей. То, что наблюдала, страшно и грустно. Лежу в постели, внутренним зрением вижу безумие, скорбь, грусть, тяжесть. И лишь один вопрос: зачем, для чего мы создаем сами себе этот ад, это безумие? Как при взрыве из горла с рыданием вырвалось:

– Зачем мы доводим Бога до такого?! Зачем мы доводим себя до такого безумия?!

Двое суток лежала в постели, на третий день встала, сварила бульон, боль начала потихоньку утихать. Если всплывала какая-то мысль, я сразу предупреждала себя:

– Рассмотри эту мысль. Рассмотри – откуда она появилась.

Лежу, читаю мудрости мира. От прочитанной цитаты «Все, что ты себе представляешь, – это уже психушка. Ты представляешь себе себя – это уже двое!» нечто стало понятнее. Все глубже и глубже открыто и искренне погружаюсь в себя.

…Постепенно открываются глаза. Ясно увидела привязанность матери и отца к ребенку, это естественный процесс. Но в этом также увидела растворение, абсолютную вовлеченность – все внимание на детях. Говоря простым языком – я потерялась в служении детям. Просто превратилась в рабу детей, во что-то, где нет меня. Сегодня, когда внук сильно плакал, капризничал и не хотел уходить от меня, я впервые воочию осознанно наблюдала со стороны свое новое осознание, и впервые не была целиком вовлечена в это. Как будто что-то открылось во мне, я ясно видела, что на протяжении десятилетий была рабой детей. Они ушли, а я воскликнула: «Ах! Вот в какой клетке я была!»