Читать книгу Альманах «Российский колокол» №3 2018 - Альманах - Страница 13

Много всякой живности перебывало в хозяйстве Иосифа Павловича, и каждая животина, по мнению родителя, была нужная, необходимая. Но иногда и ненужная заводилась. Кот, например. Кошка приносит пользу, да ещё какую – мышей ловит, крыс, а вот кот?! Коты, как известно, особо не утруждают себя. Он и коготком не пошевелит при виде мыши. Так что держать кота в хозяйстве, по отцовским понятиям, прямо скажем, невыгодно. Неслучайно ведь существует поговорка: «Коли кот мышей не ловит, так на что тогда и кот!» Но, вопреки его же установкам, жил у отца такой. Васькой его звали. Серый, полосатый. Точь-в-точь у нас такой был в квартире в Подмосковье. И его тоже звали Васькой. Своего Ваську я подобрал на работе, в котельной. Взял котёнком. На улицу он не выходил, вырос и в еде стал такой привередливый, ужас! Может от «Вискаса»? «Вискасом» мы кормили его. А ночью он спал у дочки Леры на руке. И никак иначе. Однажды летом перед отпуском всей нашей семьи попросили соседей присматривать за котом, «Вискаса» того же ему прикупили. И так вышло, что в день выезда еда осталась у нас. Щука! Ну, думал, сами не съели, так кот с удовольствием доест. Всё же рыба! Но кот наш не стал есть щуку. Уж как я его ни упрашивал! Как говорится, и так и этак. На коленях стоял! Мол, съешь, подлец, хоть кусочек щучки! Не уговорил! Приехали домой, и рассказал об этом отцу. Вот он, мол, кот наш какой! Сидит в квартире – совсем домашний, питается тем-то и тем-то, спит только на руке твоей внучки, а щуку не ест. Отец, как обычно, сидел в своём кабинете за сапожным верстаком. Выслушав мою историю, он замер. Бросил на верстак тапочек, шило бросил и повернулся ко мне:

– Спить на руке? – вкрадчиво спросил.

– На руке, у Леры…

– И щуку ни исть?

– Не-а, пап…

– Да не могёть быть такого!

– «Могёть»!

– Как он так? На руке спить и щуку ни исть?! – Отец не верил. Всматривался в мои глаза – не разыгрываю ли я его?

– Да, – говорю, – не ест!

– Щуку?! – Отец снял очки и непонятно для чего нащупал молоток.

– Щуку…

– Убей его! – Родитель тряхнул молотком.

– Кота?!

– Да какой жа эта кот?! Гад какой-то! Подколодный! На руке спить, а щуку он ни исть! Щу-у-у-ку он ни исть! – вовсю разошелся отец. И весь отпуск он неожиданно вспоминал моего кота. На косьбе, в огороде, за столом. Всем приходящим в наш двор людям отец, указывая на меня, докладывал:

– А у Пашки нашего кот в Москве…

– В Подмосковье, пап, – поправлял я отца, – в Подмосковье я живу…

– Ага! – охотно соглашался отец. – Так у него… на каком этаже ты живёшь?

– На третьем…

– Так у него кот в Москве, на третьем этаже, на руке спить, а щуку ни исть!

– На третьем этаже на руке спить, а щуку ни исть?! – примерно так ответствовал гость отца. И тут поднималась волна возмущения, негодования по поводу поведения моего кота.

Своим же молодым котом Васькой, который у него появился, отец восторгался:

– До чего же скотина ушлая! Не то что твоя!

И вот в один из летних приездов на родной хуторок и в первое утро моего пребывания, когда мы собрались выйти на баз, отец кивнул на своего серого и полосатого, который тёрся о его ногу, и заговорщицки подмигнул мне:

– Твой-то до сих пор живой?

– Живой. До сих пор.

– И щуку ни исть?

– И щуку «ни исть», ага!

– А смотри, чего моя скотинка сейчас вытворять начнёт! Васькя! – скомандовал.

«Васькя», как ленивый солдат, зевнул и двинулся к двери. Отец открыл дверь чуланную, дверь на баз – и мы на крыльце. Впереди выступал «Васькя».

– Гляди, гляди! – шепчет мне родитель.

Был у нас пес, Рябчик. Дворняга! Удивительно добрая собака! Только что вылупившиеся цыплята могли копошиться в его морде, лапах. Курицы нахальные постоянно объедали его. Вот вынесут ему, Рябчику, еду, нальют в миску – куры тут как тут! Нагло лезут в его миску и нагло выпивают и выклёвывают до последней крошки. Родители – ну ругать Рябчика:

– Что ж ты, дурак такой! Кыш, пошли! Кыш, собаки! Разгони ты их! Или кусни какую, но не насмерть! Чтоб боялись! Кыш!.. Чаво жа, мне тут стоять и ждать, када ты наисси?! Кыш, пошли!.. Это что жа за кобели такие пошли? Курицу он не могёть от себя отогнать?

Вот такой был Рябчик. И сидел Рябчик на цепи. Но сегодня, как только Васька вышел на всеобщее обозрение, миролюбивый пёс превратился в яростного зверя. Он так рвался на свободу, так зло гавкал на вальяжного, никакими путами не сдержанного кота, что казалось, цепь не выдержит. Я даже засомневался: а Рябчик ли это? Куры и цыплята с писком и клёкотом в страхе разбежались по двору.

Васька вытянул лапки, изогнул спинку, широко зевнул и принялся точить коготки о деревянное крыльцо. Подточив, он прыгнул на перильце. И на перильце изогнулся и вытянулся на крылечном стояке. Поцарапал и его…

Бедный Рябчик! Гремел цепью о пустую свою миску и задыхался в гневе.

Васька легко прыгнул на открытую калитку палисадника, прошелся по остроконечным штакетинам и далее, вышел на забор, который выводил прямо к Рябчику. Кот не спешил. Грациозно, не пропуская ни одной штакетины, балансируя приподнятым хвостом, Васька медленно приближался к своему сожителю по двору. Рябчик от такого сожителя уже сходил с ума – грыз забор, до которого доставала цепь, грыз и распалялся ещё более.

– Что творит, что творит?! – не переставал удивляться отец. – Ты смотри, что дальше будет!

Кот сократил расстояние между ним и собакой до размера собственного хвоста и спрыгнул на землю. Я даже ахнул: а вдруг Рябчик дотянется?

– Во, гадысть, в сантиметрах работаить! – уважительно качал головой отец.

Васька, точно стоматолог, вгляделся в злобный собачий оскал, посидел «трошки», зевнул и показал сожителю своему спину: лег, свернувшись калачиком. Рябчик тянул лапы, скрёб землю всего в двадцати – тридцати сантиметрах от серой «гадской» полосатой шкурки. Увы! Шкурка была недосягаема! А закончилось эта встреча тем, что Рябчик коротко гавкнул, будто плюнул, мол, и пропади ты пропадом! Сволочь такая! Гавкнул и залез к себе в будку, отвернувшись от всего мира. На отцовском базу воцарились тишина и покой, куры с цыплятами смело двинулись на собачью территорию.

– Чего вы его дразните? – пожалел я собаку. – Тебе Рябчика не жалко, пап?

– Да жалковато трошки, – хохотнул родитель и тут же стал оправдываться: – А я чего? Это вот он дражнить! Но ты понимаешь, Паша, кажный день, кажный Божий день проходить такая свистопляска!

Минуты через две-три, насладившись тишиной, Васька встал, произвёл любимое свое упражнение – выгибание спинки и коротко глянул на отца. Глянул, и мне показалось, что он улыбнулся ему. Доверительно! Тьфу ты! Прямо какая-то булгаковщина! Улыбнулся и пошел своей дорогой.

Весь отпуск я наблюдал за этим котом. Действительно, «свистопляска» с Рябчиком у них повторялась каждый день. А однажды – хоть верь, дорогой ты мой читатель, хоть не верь – Васька мне тоже улыбнулся.

Как-то утром прошел короткий сильный дождь. Я вышел за ворота нашего двора и оказался перед непроходимой стеной ещё не скошенного мокрого разнотравья. Разнотравье высилось сразу за редко езженной мимо нашего двора дорогой. Солнце только что выглянуло из-за тучек и осеребрило густой, едва колеблемый травостой. Мириады капелек воды, утяжеляя кончики травинок, сверкали, переливались на солнышке, готовые вот-вот сорваться на землю. Иные срывались. Тогда травинки еле заметно подрагивали и распрямлялись. Происходило такое лёгкое общее колыхание всего серебряного пространства. Красота! Но вот набежала тучка, светило скрылось, и с ним исчез блеск серебряный.

«Попробуй, – подумалось, – попробуй шагнуть в эту красоту. До бровей после пяти шагов будешь мокрый!»

И тут появился Васька. Он, как и я, вышел со двора. Перешел дорогу, вплотную приблизился к мокрой траве, вильнул хвостом и застыл с вопросом: «Итить или не итить?»

– Куда ты прёшься? – проворчал я. – Шкурку пожалей.

Васька поставил хвост свой буквой «гэ» и, прежде чем шагнуть ТУДА, повернулся ко мне. Я же видел, как он растянул рот и сузил глаза – улыбнулся! Натурально! хоть что ты тут делай! Улыбнулся со значением: мол, да что ты?! «Можа» пройдёмся трошки? «Прошвырнёмси?!» Вышла натуральная улыбка! Улыбнулся и скрылся в траве.

А потом он пропал. Кот. Это случилось в конце зимы. Получил я в своём Подмосковье письмо от мамы, в котором она, наряду с разными новостями, сообщила и о том, что Васька у них пропал. Ушел куда-то и пропал. «Отец, – писала мама, – за кота энтого, Васькю, сильно переживаить, как будто овца у него здохла». Месяца через два или три получаю я радостное известие, что кот жив и здоров и никуда он не пропал, а «объявилси!» «Прияжжяй, – писала мама, – и мы табе расскажем про энту шкурку».

И вот оно – лето, время отпусков, и я дома! Разговор про «шкурку» вышел как-то сразу. Увидел я Ваську и Рябчика на базу. Одновременно. И Рябчик никак не реагировал на своего обидчика.

– Пап! – воскликнул я. – Что такое?! Где свистопляска?

– О-о! – откликнулась мать вместо отца. – Весной тут такая свистопляска вышла! Всем свистопляскам свистопляска! Пойдем на огород!

– Ага! – охотно поддержал её отец. – Пошли и покажем!

– А зачем идти на огород?

– Пошли, пошли!

– Его же нет и нет, – начала рассказывать мать на огороде, – пропал, и всё! Кто рад был этой пропаже, так это Рябчик! Он даже брехать стал как-то по-другому.

– Ага-ага! – подтвердил отец. – С радыстей!

– Ну! – согласилась мать. – Прям, можно сказать, с радыстей.

– Ну вы и фантазёры! – посмеялся я. – Собака брешет с «радыстей»!

– О! Не верит! Но его жа перестали мучить! – воскликнул отец. – Тут и со смехом забрешешь!

– Ты слухай и не перебивай нас, – потребовала мать. – Ты думаешь, что они все глупые и ничего у них в нутрях нету?! А-а-а… Да, а пропал кот ещё по снегу. А тут и весна пошла, балка Рассыпная разлилась, а как половодье схлынуло, мы про Ваську и забыли. Не до него. Огород посадили. Лопухи вон в кучерях уж полезли…

– Ага, вон там вон, – отец указал на кучери – заросли за огородом, – зачем мы тебя и позвали на огород, чтоб рассказать, как дело это было!

– Да! – продолжила мать. – И мы как-то с отцом, мы как-то вышли на огород, вместе вышли, посмотреть, картошка взошла али как. Ага, вышли, глядим: взошла картошка, хорошая картошка – и слышим, кот какой-то мяучить. В кучерях. Ну, мяучить и мяучить. Наш-то пропал. А энтот – чей, какой орёть, мы и байдюже! Чужой! Мало ли котов? Ори, шут с тобой! У нас главна – картошка взошла! Да такая хорошая пошла! Ты жа помнишь, отец?

– Да, а то как же! Помню!

– Картошка картошкой, а кот мяучить. Не показывается нам, а мяучить, и всё тут! И на другой день, а на третий! Прям орать стал.

– Дуриком, Паш! – уточняет отец.

– Ага! – перехватывает мать. – Дуриком, точно. И отец тут говорить: а не Васькя ли это наш, шкурка серая? А?! «Васькя! – кричим ему! – Иди домой! И мы табе всё простили!» Умолк наш Васькя. Молчит и молчит, видать, соображает. «Ну иди, – кричим ему снова, – чаво сидишь там как глупой!» И что ты думаешь? Из лопухов – во-он, вон оттуда, из лопухов выглядывает.

– Васькя! – Мы с отцом радуимси! – Иди домой!

А он не идет. Орёт, а не идёт. Ни в какую! Уж мы ему и так и этак! Иди, мол, ты нам и так нервы все потрепал! И что ты думаешь?! Выскакываить наш Васькя на огород, а за ним пять полосатых котят! Точь-в-точь как сам Васькя! Он пулей перелетел огород вместе со своим семейством – и в сенник!

– Что же это такое? – удивляюсь я. – Кот привел котят? А кошка?

– Вот, Паша, – вступил отец, – мы с матерью поняли так, что кошка пропала. Издохла или загрыз её кто, мы не знаем, а отец, кот наш Васькя, детей своих не бросил! Ты понимаешь, что это за скотинка?! – изумляется отец. – Ты понимаешь, что это за кот?! И как он стал потом работать?

– Отрабатывать! – поправила мать.

– Ага! Отрабатывать! Мышей, крыс стал ловить! Утром выхожу на баз, а перед крыльцом мыши или крысы ляжать. Он их в рядок уложить и ждёть меня, када я ему оценку дам! Похвалю его, тогда он их уносить. Да куда несёт?! Рябчику! Понимаешь, подлец какой! Он Рябчика задабривать стал! Рябчик-то такую гадость ни исть, а, видать, понимает, что задабривают его. Я ему кричу, Ваське, ты чё же, дескать, дражнишь его? Рябчика! Он жа их ни исть! Не стал подкладывать Рябчику, а тот на него гавкать перестал. И глядеть на него, и гавкать на него перестал. Вообще не замечает! А один раз выхожу, тоже утром, а перед крыльцом змея, придушенная, но ещё живая. И Васькя рядом с ней. Я прям растерялси! И где он её нашел? Ужаки у нас водятся, а вот змеи… давно я не видал. Я ему:

– Ты чего? С ума сошел, змеюку мне притащил! Неси её отсель!