Читать книгу Альманах «Российский колокол» №3/1 2019 - Альманах - Страница 12

Желудок, как собака злая, гавкал,

Вгрызался в мои слабые бока.

И жалась гордость в угол шавкой жалкой,

Скуля о том, что я жива пока.

Ломалась воля в каменных застенках,

Ограниченья личностных свобод.

Могильный склеп в исчерченных пометках

И в трещинах холодный серый свод.

Очнусь ли я от изморози колкой?

Найду ли выход, коего здесь нет?

Зажму в ладонь кащееву иголку,

Позволю себе роскошь – пожалеть.

И, твари дав в последний насладиться

Своей беззубой властью и скупой

Бесплотной страстью, до костей раздеться,

И треснуть, как тростника под рукой.

Дыбится острый край

Корками снятых кож.

Будешь кем, выбирай.

Вырос? Или же врос?

Пенистой губки суть.

Давит страданий пот.

Млечных пиявок путь —

Детский беззубый рот.

Нравится или нет,

Каждый приложит труд.

Каждый найдёт ответ —

Щедр он или скуп.

Пьющий любовь из глаз

И материнских рук

Кто стал одним из нас,

Наполовину сух.

Кто стал одним из нас,

Будет испит до дна.

Истина чистых слёз.

Мама у всех одна.

Я и брат-близнец Егорка

Вновь наделали беды:

Пол залили едкой хлоркой

В миг безудержной игры.

Нам грозит сегодня порка,

Стрёмно щуримся в просвет,

И следит за нами зорко

Бабка Зина в линз дуплет.

Толстых окуляров дольки

Да с очками на очки,

Ей дано увидеть столько,

Что и малость не шали.

Смирно что-то не сидится

И не смотрится кино.

Нам бы незаметно смыться

На площадку за окном.

Мы опять набедокурим,

Даже если не хотим:

Втихаря сигарку скурим,

Выпуская едкий дым.

Мама долго кухню мыла.

Папа мял в руках ремень.

Пальцем бабушка грозила.

Солнце скрылось за плетень.

Кухня вымыта до блеска,

Но по запаху судя,

Нету в доме хуже места,

Между нами говоря.

Мы весь день боялись порки,

Будем знать наверняка,

В обещаньях нету толка:

Верить можно в запах хлорки,

В бэчик в скрюченных руках.

Благочестие женское – признак гордыни.

И за праведность тела заплатит душа.

Непорочность несёт нам святая Мария.

Магдалена доступностью – слабость прощать.

Благочестие женское – слепок посмертный,

Маска из силикона на студне лица.

И натуры испорченной качеством верным,

Он зеркалит насквозь мутным взглядом слепца.

Благочестие женское – башня короны,

Что царапает небо порочностью чар.

Жаль, воспользоваться дважды ей невозможно.

Жрёт невинности мысли греховный пожар.

Так прекрасно невозвратно

моё юное сознанье.

И наивности пикантность

как подарок к назиданьям.

Миражи колючих будней,

обличающих контузий,

что, как было, уж не будет

страхов кончился подгузник.

Растеклись былые раны

гематомами признаний.

Наказания бараны —

вертикальных дней спирали.

Перочинные потребы

на потеху Мельпомене,

удовольствие на гребне

костяного самомненья.

И высокая причёска,

локоны чернее смоли,

и мантилья на пристёжке,

белой съеденная молью.

Всё прошло: и быль, и небыль.

И фантазий смелых рыбки

на волнах весны уплыли,

как любимых губ улыбки.

Укатились, как привычки,

что от вредности забыты.

Залетели, как синички

на балкон, в жару открытый.

Невосполненностью чувства

цедит ум воспоминанья.

Воплощается в искусстве

нашей чистоты признанье.

Потеряются сонеты

в книжке – свёрнутой закладкой.

Позабудутся советы,

заедаемые сладким.

Чай зовёт нас ароматом,

мягкостью вишнёвых кексов.

Мы любуемся закатом

и в реке внезапным плеском.

Так уходит безвозвратно

моё юное сознанье.

Я теряюсь многократно,

чтоб найти своё призванье.

Просочится из-под века

камнем соляным слезинка,

ведь прошло уже три века,

как я слушаю пластинки.

На шуршащий диск тихонько

опускается иголка,

и выводит звуки тонко

звонкий голосок ребёнка.

Это тонкость созиданья,

по которой время мчится,

и вплетает состраданье

в вечные людские мысли.