Читать книгу Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н.С. Лескова. 190 лет со дня рождения. Часть 2 - Альманах - Страница 5

С самого детства пословицы и поговорки помогают нам понять, что и как в этой жизни надо делать так, как надо. Но это понимание иногда приходит не сразу. То же происходит с легендами, поверьями, анекдотами и простыми медицинскими диагнозами. Лично я всегда испытываю определённую радость после познания какой-нибудь многовековой истины моими недоверчивыми мозгами. Порой из этого получается почти анекдот. Как-то давно я стоял на балконе третьего этажа обыкновенной панельной хрущёвки на Затулинке в состоянии лёгкого винного дурмана, курил и смотрел вниз. Друзья мои закрыли меня на ключ и пошли в магазин за вином (мы только отслужили в армии и отмечали демобу[1]). Внизу, возле дома, в белой панамке и жёлтеньком платьице каталась на трёхколёсном велосипеде маленькая девочка.

Я долго и пристально смотрел на неё, пытаясь определить её возраст. И вдруг их стало две. Да-да! Уже две девочки в жёлтеньких платьицах и белых панамках параллельно катились рядышком. У меня перехватило дыхание. Я смотрел и боялся моргнуть, чтобы не спугнуть чудесное видение, а они всё катились и катились… На душе стало так радостно, как после успешно сданного экзамена. Что хотел – то получил. Я наблюдал собственными глазами явление, о котором столько много слышал и которое втайне хотел увидеть. Поднявшийся ветер заставил меня заморгать, и видение исчезло: только одна девочка подъезжала к углу дома. Подошедшие вскоре друзья выслушали меня с интересом, потом стали что-то пересчитывать и приняли такое решение: «Этому больше не наливать!».

Некоторые пословицы и поговорки, а также известные афоризмы имеют не только буквальные значения, но и образные. Пример тому – романтическое и красивое выражение «увидеть Париж и умереть». Скольких я видел людей, вернувшихся оттуда живыми и здоровыми, да ещё с довольными рожами! А вот для меня эта фраза приняла буквальное значение после вот такого случая.

Два с лишним года назад с сердечком меня сильно прихватило. Попал в больницу. В палате на пять человек нас было двое. Три койки пока пустовали. Соседу вечером вкололи что-то серьёзное, дали несколько таблеток, и он уснул, равномерно похрюкивая и посапывая. Спал беспробудно. Со мной ещё не решили, что делать: врач должен был назначить лечение только утром, но какую-то гадость дали на ночь проглотить. Настроения вообще никакого не было, а была необычная безысходная тупость угасающего сознания, как будто придавили тебя громадным камнем, выдавливающим из твоего тела остатки жизненной силы и гасящим последние чувственные огоньки твоей искорёженной души. Мысль была одна: «Всё… готовься косточки свои погреть на раскалённой сковородке!» Сознаюсь, грешен был. Но была и «маленькая такая мыслишка», которую никто и слышать не хотел. Она бегала по мозгам и тихим шёпотом кричала: «Э! Нет-нет. Мы ещё сами на сковородке картошечки нажарим! Да под водочку! Да с девочками!» Последняя надежда, но шансов почти нет.

Той ночью было полнолуние, то есть полная власть луны: что она хотела, то и делала. Ровно в полночь эта самая луна тихонько закатилась в нашу палату и осветила своим загадочным и телесно-бесстыдным сиянием все углы и стены моего нового пристанища, особенно высветив дальний от меня угол, куда я смотрел уже долгое время, лёжа неподвижно. Тут угол зашевелился и начал раздваиваться, пока расстояние между углами не стало шириной с дверь. Вспомнил сразу, как у меня двоилось в глазах тогда, на балконе. Сейчас радости не было и в помине.

В проёме между углами появилось чёрное размытое пятно, которое постепенно приобретало чёткие очертания, пока не превратилось в зловещую и всем известную фигуру. Именно так рисуют на картинках старушку смерть. Длинный чёрный балахон с нависающим на лицо капюшоном. В правой руке коса. Моё бедное сердечко совсем перестало стучать, но видеть я стал лучше. Память за одно мгновение выдала мне всё, что у неё имелось на этот случай. А случай этот оказался особенный – он ломал все мои представления об образе костлявой безносой старухи.

Она вышла из угла, сделала несколько шагов в мою сторону и, не доходя до моей кровати, остановилась. Лёгким кивком головы отбросила капюшон на спину и резко отставила правую руку с косой вбок. Полы балахона мгновенно разверзлись, одеяние стало медленно сползать с округлых плеч вниз, пока не задержалось на сгибе локтей. Никакой безносости и костлявости, а тем более старости. Передо мной стояла почти обнажённая молодая женщина.

Необыкновенное совершенство земной красоты, с неземными глазами. Как будто две круглые, красно-чёрно-синего цвета, постоянно меняющиеся картинки из детского калейдоскопа смотрели на меня из-под больших изогнутых ресниц красного цвета. Симпатичный, чуть вздёрнутый носик. Классические маленькие губки были такого же красного цвета, как и ресницы. Всю эту красоту обрамляла любимая женская причёска моей далёкой юности – гаврош, которая не отличалась по цвету ни от губ, ни от ресниц. Гипсовая матовость тела и его строение почти как две капли воды похожи на скульптуру Афродиты из Эрмитажа, кроме двух странных различий. Это небольшие чёрные соски и небольшой красный треугольничек там, где он и должен быть по природе. Из нижнего угла сей притягательной фигуры, как сквозь густой красный туман, виднелась тёмная полоска, которая является самой загадочной чёрточкой женского тела для мужского созерцания.

Моё сердечко вновь тихонечко забилось, а один орган моего тела, самый шибко независимый, вдруг энергично зашевелился, покряхтел и восторженно выдавил из себя: «Ого!».

Коса страшно блеснула своим чуть изогнутым лезвием, на котором в лунном сиянии я заметил несколько зазубрин.

– Ну здравствуй, Сергуня! Я за тобой пришла!

«Ей бы в Большом петь, а не людей по ночам пугать, с таким-то божественным голосом», – подумал я, но на приветствие не ответил.

– Вижу, не рад ты мне. А я ради тебя даже с напарницей сменой поменялась, чтобы к тебе попасть. Сама хочу тебя туда забрать, – она стрельнула глазами в потолок.

– Куда туда?

– Ну не притворяйся только – всё ты хорошо понимаешь! А почему я? Нравишься ты мне чем-то. Вот и решила сделать тебе напоследок одолжение – самому выбрать место последнего твоего упокоения. Понял?

– Да.

– А я тебе разве не понравилась? – поинтересовалась красноволосая.

– Шикарнейшая дама, чего там говорить! Но ты больше приглянулась одному моему органу. Может, к нему тебя послать?

«Вот-вот! Прекрасная получится пара!» – обрадовалась этому предложению «маленькая такая мыслишка».

– Мне даже нравится, как ты хамишь. Я от мужиков в последние их мгновения такого наслушалась… Иногда даже краснею, когда вспоминаю. Ты обратил внимание на зазубрины на косе?

– Да, видел.

– Попадаются ещё железные людишки среди вас. Сейчас поправим.

Она переложила косу в левую руку, подняла правую и выпрямила пальцы. Тут я увидел необычную картину. Вместо ногтей у неё на красивых пальчиках были плоские накладные напильники с перекрёстной насечкой. Взмахнула ими и провела по лезвию несколько раз: туда-сюда. Вжик-вжик – и на нём не осталось ни одной зазубринки. Коса стала как новенькая.

– Эта заточка посвящается лично тебе, – сообщила она мне приятное известие.

«Ну всё! Не удастся моему одному шибко независимому органу повеселиться напоследок в хорошей компании. Хана!» – подумалось мне и всему моему бедному организму. Только одна «маленькая такая мыслишка» твердила одно и то же:

– Не сдавайся! Обмани красноволосую!

– А как?

– Сейчас сообразим! – крикнула она мне и помчалась будить и теребить засыпающие уже многочисленные извилины и извилинки.

Одна из них и шепнула мне интересный вариант.

Красавица с косой посмотрела на меня и ледяным голосом пропела:

– Выбирай, что тебе больше нравится. Клещиха[2]?

– Нет.

– Гусинка[3]?

– Нет.

– Тогда только Заельцовское[4]. Да?

– Нет.

– А что же тогда? – её «калейдоскопики» удивлённо уставились на меня и мгновенно замерли.

– Сент-Женевьев-де-Буа[5]! – с трудом выговорил я.

– Ну ты даёшь! Хитрый какой! Это ж не моя «земля»! Это ж сколько границ, сколько таможен?! Я не занимаюсь транспортировкой…

– Ты спросила – я ответил. Моё слово – последнее! Так ведь?

– Ох! Зря я с тобой связалась, чувствую…

Она достала из левого кармана мобильник розового цвета, нажала несколько кнопок, поздоровалась и что-то спросила по-французски. Потом включила громкую связь, и палата наполнилась весёлой музыкой и хриплым женским французским непрерывным щебетанием. Она внимательно слушала, но выводы делала по-нашему:

– О-го-го! Ну и цены у вас… Так не пойдёт… Так – тем более… А мне, может, скидки какие? Нет? Тогда не надо!..

Красноволосая выключила телефон и, обращаясь ко мне, недовольно произнесла:

– Одна обдираловка кругом. Даже со своих семь шкур дерут. Мне всей годовой зарплаты не хватит тебя туда доставить. – И так глянула на меня, что я сам по себе чуть «боты не завернул». – Я рада нашему знакомству. Ты мне ещё больше понравился. Не получилось в первый раз – буду ждать второго. Учти одно: появишься в Париже – чик, и всё! А пока здесь поживи…

Она так же и исчезла, как появилась. Работа не ждёт. За ней и луна выкатилась из палаты и спряталась за тучку.

Поэтому, ребятки, нельзя мне в Париж! Ни ногой!

Век Парижу не видать!

Здесь пока поживу…