Читать книгу Последнее желание - Альвера Албул - Страница 4

Берег Ла-Манша для Менди обладал особой притягательностью, а всё потому, что мужчина, к которому она испытывала слабость служил на корабле. Он был помощником капитана, мечтал дослужиться до собственного корабля и вывести его в атлантический океан. И Менди поддерживала его идеи, пусть она и расстраивалась от мысли, что, если когда-нибудь они поженятся, она будет видеть его не чаще чем пару раз в год. При этом иногда она задумывалась, что это не так уж и плохо, когда слушала рассказы миссис Питерсон и её подруг о тяжести каждодневных встреч с мужем.

Берег Ла-Манша в Брайтоне был живым, волны набегали на берег и спешили унести с собой всё, что забыли на песке. Из камня и бетонных блоков были построены отбойники, на горизонте виднелись корабли рыбаков, а у пирса стоял большой пассажирский корабль, а всё потому, что в Брайтон любили приезжать люди насладиться воздухом и отдохнуть и душой, и телом. Менди шла по песку, пользуясь возможностью пройтись босиком. Свои туфельки она несла в левой руке, а правой – поддерживала шляпку, которую несмотря на завязанную под подбородком ленту, пытался сорвать порывистый сильный ветер. Юбка жёлтого платья раздувалась ветром, но сохраняла форму из-за кринолина.

На самом деле, пусть Менди и принадлежала самой себе, и из-за возраста её уже не пыталось подавить общество, словно она молодая, незамужняя, а соответственно она не смеет появиться где-либо без сопровождения. Прогуливаясь вдоль берега, она чувствовала лёгкую неловкость и очень надеялась, что она никого не встретит. Именно поэтому, когда вдали она увидела две серые фигуры, которые спешили к воде, она развернулась и направилась в другую сторону. А затем, когда нагревшийся под солнцем песок начал обжигать её ступни, она решила обуться и направиться в сторону дома.

Маленький город, который часто страдал от натиска природы, открыл очередной туристический сезон. В город пришло лето, и в Брайтон вновь хлынуло большое количество людей, среди которых было немало семей с маленькими и не очень детьми. Менди шла через город постоянно наталкиваясь на приезжих, и она обращала внимание, что большинство женщин совершенно не заинтересованы в своих детях. Стоило только ребёнку заплакать или же закапризничать, как его мать моментально от него отворачивалась, с недовольным лицом привлекая чернокожую няню, со злобой и отвращением называя её имя: Мария или Диана, или ещё как-то. Это были приезжие с юга, которые по какой-то причине решили навестить туристический город старушки Англии. Глядя на этих холодных и безразличных женщин, она заметила, что её знакомые, та же миссис Питерсон, по-настоящему любящая, заботливая мать.

Когда Менди добралась до дома, заказав на одной из улиц повозку кабриолет, она была поражена удивительной тишиной, которая была внутри, и быстро поняла, что в доме нет никого кроме прислуги. Они решили воспользоваться возможностью и взялись за генеральную уборку, все окна в доме были открыты, шторы и тюль раздувались парусами, солнечные свет проникал внутрь, подсвечивая чистые, блестящие поверхности. Проходя внутрь, девушка не смела бесцеремонно ступить на начищенный, натёртый паркет, поэтому громко крикнула, в надежде, что её всё же услышат:

– Будьте добры, принесите мне домашние туфли, я переобуюсь у порога! – крикнула она в тишину дома.

– Мисс, мисс Блумфилд, – она услышала голос одной из девушек, которая уже бежала к ней вниз по лестнице, держа в руках миниатюрные жёлтые туфельки на небольшом каблуке, – я уже бегу, простите, мисс.

Менди улыбнулась, ей польстила такая поспешность девушки, хотя она никогда не проявляла в адрес прислуги нетерпимость. Девушка остановилась напротив неё и наклонилась, поставив туфли перед дочерью хозяйки и была уже готова помочь Менди переобуться.

– Ничего страшного, Софи, – ответила девушка, переобуваясь самостоятельно, а не позволив девушке сделать всё за неё, – а где родители?

– Мистер и миссис Блумфилд в саду, мисс, – ответила Софи.

Менди благодарно кивнула за ответ и направилась к себе в комнату. Теперь после того, как она уже подарила племяннику пинетки, она не знала, чем ещё ей заниматься в течение дня. Вязать что-то новое она не хотела, по крайней мере она ещё не придумала, что именно она бы хотела сделать. Ко всему, если у неё всё же возникнет идея, было бы необходимо подобрать подходящую пряжу. Она знала, что у Джуди приближается день рождения, но что подарить младшей сестре она не представляла. Сев в кресло, она даже пожалела, что не зашла ни в один магазин и не подумала над этим. Что можно подарить девушке двадцати пяти лет?

Менди задумалась о шёлковых лентах, об отрезе ткани, из которого сестра могла бы сшить платье, о записной книжке или же наборе перьев в декоративной, подарочной упаковке, которыми она могла бы писать письма родителям, братьям, ей самой и огромному множеству друзей. Книгу как подарок Менди не рассматривала, так как понимала, что Джуди менее заинтересована в чтении нежели её сестра.

Через приоткрытое окно Менди услышала голоса своих родителей, они подходили к парадному входу, медленно, держась под руку, поэтому миссис Блумфилд оставила трость в передней. Они не знали, что их дочь вернулась домой, поэтому ничего не стесняясь обсуждали именно её.

– Вам стоит быть проще, Белинда, – говорил мужчина, – у нас ещё есть возможность выдать её замуж за какого-нибудь сердобольного православного священника, коим можно соединять себя узами брака. Или же есть этот моряк, которого мы видели на общественном балу.

– Вы совершенно выжили из ума, – возмущенно говорила женщина, – какой священник? Чтобы наша дочь жила на милостыню прихожан? Чтобы у неё было одно платье и то рваное? Вам стоит пересмотреть отношение к собственной дочери. В конце концов, наша Менди точно заслуживает лучшего. А этот морячок?! – она громко хмыкнула. – Он же наверняка с портовыми шл… девушками якшается!

Мужчина улыбнулся в ответ на слова женщины, но отвечать ничего не стал. Когда они подошли к парадной лестнице, которая была пусть и невысокой, но покорить её миссис Блумфилд было нелегко, мужчина всё же вновь обратился к жене:

– Не думаю, что нам стоит так жестоко поступать с Менди, и говорить такие вещи об этом мужчине, мы не может знать наверняка. Вдруг он мужчина добропорядочный?!

– Добропорядочные мужчины занимаются искусством, литературой, профессиональным переводом трактатов и помимо прочего при этом не бедны, а в силах обеспечить достойную жизнь своей семье, – уже мягче говорила женщина, и Менди улыбнулась, услышав это.

Её не особо трогало то, что говорили её родители о мистере Фултон, но то, что они говорили друг о друге, особенно находясь наедине, приятно грело её душу. Какой бы склочной не была миссис Блумфилд, она определённо любила своего мужа и не жалела ни о чём.

– Ох, моя ты дорогая, – ответил ей мужчина, и Менди могла поспорить, что в этот момент они неловко и коротко поцеловались, а затем, помогая друг другу, поднялись на веранду и вошли в дом при этом отказываясь от помощи выскочившей прислуги.

Менди больше не хотела думать о родителях и об их отношении к мистеру Фултон. Она перелезла со стула к себе на кровать и легла на неё, глядя, как ветер раздувает как парус лёгкую ткань кружевного тюля. Она погрузилась в воспоминания о вчерашнем балу. Она так долго ждала возвращения мистера Фултон, что бал в его компании показался ей самым настоящим волшебством.

Проходил он в особняке мера – он часто проводил общественные балы, если так можно было выразиться, так как попасть туда можно было только в том случае, если Ваш доход не ниже одной тысячи фунтов в год. Семья мистера Блумфилд, несмотря на недостаток в средствах, обладала очень хорошей репутацией, поэтому Менди могла спокойно присутствовать на таких мероприятиях. Как большинство людей из её окружения.

Бальный зал был богато украшен, и Менди была рада, что выбрала свой лучший туалет. Отдавая предпочтение ярким цветам и некоторой детскости в нарядах, Менди выбрала платье нежно-розового цвета, подол которого было украшено вышитыми красными розами и насыщенными зелёными лепестками. Волосы её были непривычным для неё образом собраны на затылке и скреплены золотой заколкой. Не только из-за этого, но и в общем, среди своих сверстниц Менди выглядела непростительно юной, настолько, что женщины проедали её завистливыми взглядами. Но Менди не замечала этого, она была слишком поглощена тем, что искала взглядом мистера Фултон. Она догадывалась, что он может несколько задержаться, и ей предпочтительнее завязать с кем-нибудь разговор, пока его нет, но она всё равно продолжала выглядывать его в толпе.

Как и предполагалось, сломленная потерей сына, миссис Питерсон на бал не пришла, но в особняк барона пришли её близкие подруги. Все хотели насладиться вечером, отведать вкусных блюд и качественного спиртного, несмотря на то, что не так давно присутствовали на похоронах маленького мальчика. Какой бы богобоязненной и совестливой ни была Менди, она не чувствовала вины ни перед Катрин, ни перед Богом. Она могла с полной уверенностью заявить, что в те дни отдала всю себя и поступила как истинный христианин. И сейчас она могла позволить себе думать лишь о мистере Фултон и долгожданной встрече с ним.

Родители Менди расположились на одной из скамей, и миссис Блумфилд тихо жаловалась мужу на современные нравы. Она находила платья молодых барышень слишком яркими и откровенными, осуждая и собственную дочь. А вскоре в зале заиграла музыка, все направились танцевать. Горели свечи, сверкали украшения и роскошные туалеты, но мистер Фултон всё не объявлялся. Желая отвлечься от переживаний, девушка разговорилась с другими женщинами, пришедшими на бал. Это был кто-то из окружения Катрин, кто, явившись на мероприятие не мог не сказать что-то о почившем ребёнке.

– Кто бы подумал, что Катрин всё же потеряет сына, мне так жаль её, никому бы такое не пожелала, – говорила первая, обливая себя потоками воздуха с помощью веера.

– Да, слышала, она сидит дома, её муж никак не может помочь ей отвлечься от потери, бедная, – согласилась вторая.

– Стоит её навестить, – появилось стойкое желание у Менди.

– А Вы не слышали, дорогая? – заговорила следующая. – Они сейчас никого не принимают. Я пыталась к ним наведаться, испекла пирог…

– Сами испекли, – перебила её одна из тех, кто уже говорила, – боюсь, если Вы отдали приказ, то это не одно и то же.

– Это не важно, – отмахнулась женщина, – главное другое. Я с этим пирогом пришла, а он не хоть бы какой, а с консервированным персиком; постучалась, думала, Катрин уважит меня тем, что сама откроет дверь, но вот только открыла мне их ключница. Забрала пирог, сказала, что они не принимают визиты, но пирог хозяйке передадут; и закрыла перед моим носом дверь.

– Надеюсь, бедная Катрин не тронулась умом от этой потери, – вздохнула другая женщина.

– Не знаю, но уходя, я услышала странный вой, похожий на волчий, думаю, это Катрин билась в рыданиях, – закончила свой рассказ женщина.

– Но, возможно, примут меня, – Менди пожала плечами, но потом пожалела о своих словах, так как все вопросительно на неё посмотрели: чем это она должно быть лучше них, – имею в виду, что я зайду на днях, и может Катрин к этому моменту станет лучше.

– Кто знает?! – женщины пожали плечами и переглянулись. – Может быть.

После этого тема была закрыта. Дамы пригубили вина, и разговор продолжился совершенно в другом ключе. Но поддерживать его Менди не хотела, она стояла чуть в стороне и слышала лишь обрывки фраз, а потом девушки ушли танцевать. Кто-то со своими мужьями, кто-то с джентльменами, выпросившими их. И только одна Менди осталась одна. Мистера Фултон всё ещё не было, и она решила проведать своих родителей.

Престарелая чета продолжала сидеть на скамье. Миссис Блумфилд обвила своей рукой руку мужа и выглядела по-настоящему счастливой. Подобная близость с мужем заставляла её выглядеть на много лет моложе, и судя по тому, как мужчина аккуратно наклонился к ней, говорили они о чем-то важном для них.

Но это что-то заставляло лицо миссис Блумфилд светиться изнутри. Она в этот момент казалась нежной, робкой и хрупкой, словно вновь стала юной девушкой. А он – уверенным в себе, пышущим здоровьем, молодым мужчиной.

Менди не стала нарушать их идиллию. Заметив, как им хорошо вдвоём, она развернулась и направилась в обратную сторону. Прошла под украшениями, которые свисали с канделябров, и поняла, что на неё смотрят.

В этот момент Менди не смогла сдержать улыбки – сквозь толпу к ней шёл объект её мечтаний.

Мистера Фултон сложно было назвать писаным красавцем, и среди молодых девушек мало кто смотрел в его сторону. У него были редкие светлые волосы, которые в летнюю жару мокли и липли к высокому лбу. Сам он был невысокого роста, худощав, некоторого болезненного сложения. Но глаза были приятного голубого цвета, глубокого как летнее небо, и редко, когда в них можно было бы увидеть след от горьких помыслов. Мистер Фултон производил впечатление легкого в общении и по нраву человека, с множеством, но поверхностных знаний. Но не будучи при этом дураком, он знал о несовершенности своего образования, и редко выказывал его, предпочитая отмалчиваться, если кто-то в разговоре начинал хвататься своими познаниями. Многие эту привычки воспринимали как пример светлой скромности, которой должен обладать каждый уважающий себя джентльмен. Менди же не цеплялась к его образованию, она редко, когда касалась темы литературы, географии или истории, так как понимала, что не только мистер Фултон, но и большая часть её окружения, не обладает теми же познаниями. Проблема была в принципе не только в том, что миссис Блумфилд ревностно относилась к воспитанию и образованию своих детей, но и её муж, являясь человеком гуманитарных наук, стремился дать своим детям качественные знания.

– Простите, мисс Менди, я заставил Вас ждать, – проговорил он, поклонившись, – но наконец-то я могу Вам это сказать: добрый вечер, я очень рад Вас увидеть.

– Добрый вечер, мистер Фултон, – Менди улыбалась, – я рада меньше Вашего! И не переживайте – я понимаю, что нашлось что-то, что задержало Вас.

Он взял руку девушки и положил её себе на локоть, после чего они вдвоём двинулись по залу.

Мистер Фултон был англичанином в каждом поколении своей семьи, поэтому рядом с ним и Менди чувствовала себя в меньшей степени ирландкой. И это было единственное, чем он мог гордиться – своим происхождением. Иногда он так выпячивал это, что Менди чувствовала, как заражает он её той же гордостью, хотя едва она была уместна. Говорил он мягко и тихо, голос его был обволакивающим, способным унести в даль от реальности, если его владелец начинал рассказывать какую-то историю. И помимо прочего был очень схож с миссис Блумфилд, так как осуждал всё, на что падал его взгляд. Осуждал он и женскую моду, и играющую музыку, и манеры джентльменов, и бессмысленные разговоры других гостей, и пустую трату времени на игры в карты (по большей части он протестовал против азартных игр, но сам любил сыграть в «Очко», ставя крупные суммы). При этом он хмурился, поджимал губы и брюзжал. Менди, которой хватало её матери, всегда отвечала примерно одно и то же:

– Ой, расчудесный мой мистер Фултон, ну что же Вы так? Найдите же хоть что-то радостное в сегодняшнем вечере! Посмотрите, как горят свечи, а та так изящно изогнулась под властью жара, что стала похожа на лебедя.

– Что эти лебеди, мисс Блумфилд? – говорил он. – Изящность их преувеличена. Изящной я могу найти Вашу нежную ручку с Вашей белой бархатной кожей, но подобны ей только недавно зажжённые, ещё не успевшие растаять свечи. И посмотрите, как их мало в зале. Совсем скоро от всех свечей останутся одни огарки, и зал погрузится во тьму. И где же местные слуги? Должно быть, в какой-нибудь каморке пьют украденный у господ виски. Им же всё равно на то, какая суматоха тут начнётся, когда нежные создания подобные Вам, испугавшись темноты, впадут в истерию.

– Я не боюсь темноты, мистер Фултон, – ответила Менди, стараясь не показывать, что слова его её несколько обидели, – должно быть, и никто из присутствующих не воспримет погасшие свечи как главный страх своей жизни.

– Вы храбрая леди, – заметил мужчина, глядя девушке в лицо, – но не спешите судить о других. Я знаю, что многие женщины боятся темноты.

Менди тянуло ответить какой-нибудь гадостью, из разряда, а откуда у него такие суждения? Не оттуда ли, что он опросил всех женщин мира и высчитал среднее арифметическое? Но Менди в ответ лишь улыбнулась, так как очень не хотела тревожить самолюбие мистера Фултон. Он слишком сильно ей нравился, чтобы она стала развивать с ним конфликт. Ко всему сама Менди никаких исследований не проводила и не могла быть уверена, что он не прав.

Вдвоём они шли дальше вдоль зала, присоединиться к танцующим они не спешили, совершая подобие променада. Мистер Фултон выглядел крайне довольным собой, держа Менди под руку. Её он считал одной из главных красавиц Брайтона, и ему льстило, что она выбрала именно его из огромного количества холостых мужчин города. Его несколько раздражали её детские наряды ярких цветов, что совершенно не соответствовало её возрасту, но он закрывал на это глаза, считая, что скорректирует её туалет после женитьбы.

Когда они прошли ещё круг, Менди всё же попыталась привлечь интерес мужчины к танцам, но он лишь с недовольством посмотрел в сторону танцующих. Это огорчило девушку, но она старалась не допустить, чтобы скука и обида овладели ей. Они направились дальше по залу, дошли до украшенного стола, на котором стояла ваза с пуншем, и Менди едва сдержала вздох от облегчения, когда мужчина решил налить им этого напитка. Она надеялась, что с пуншем ей будет проще придерживаться хорошего настроения, но всё сложилось так, как Менди даже не ожидала. Опустошив стакан, мужчина широко улыбнулся – алкоголь заставил его раскраснеться, а в светлых глазах виднелось желание присоединиться к всеобщему плясу, и он, взяв Менди под руку, настоял, что они обязаны станцевать. И Менди без раздумий согласилась.

Один танец сменял другой. Мистер Фултон, пока он пил пунш, казался весёлым, улыбчивым и очень добрым. Весь мир вокруг него перестал вызывать в нём ненависть и презрение, теперь он отмечал, что бал удался на славу, и он рад оказаться в компании таких замечательных гостей. Такую перемену настроения Менди объясняла себе выпитым пуншем и врождённой любовью к миру, но скрытой под огромным количеством жизненных обид. И только спиртное позволяло ему отбросить прочь нехорошие мысли и предаться веселью. Менди отметила для себя, что это не лучшая черта, но в любом случае пусть так, чем если бы мистер Фултон в большей степени начинал ненавидеть этот мир.

– Вы, право, мисс Блумфилд, шикарно танцуете, – заметил после второго танца мужчина, – знал бы я раньше, что Вы способны так увлечь меня танцем, я пригласил бы Вас тот час, как мы с Вами встретились!

– Ваш комплимент мне очень приятен, спасибо большое, – ответила Менди, – я должна отметить, что и Вы двигаетесь потрясающе.

После третьего танца они отошли в сторону и стали смотреть, как танцуют другие. С большой радостью Менди переводила дыхание – казалось, мистер Фултон с лёгкостью может исполнить подряд несколько котильонов, а затем ещё и контрдансов, но Менди же после трёх танцев решила отдышаться у стены, ближе к скамьям, на которых сидели одинокие женщины, которых никто не спешил пригласить на танец. Рядом с ними Менди, казалось, попала в их тень и становилась такой же не желанной партнёршей для танцев. А мистер Фултон, дав возможность Менди прийти в чувства, налил себе ещё пунша, разместился рядом с ней и с видом знатока сей жизни смотрел на танцующие пары.

– Вот знаете, мисс Менди, – заговорил он, – вот что эти танцы? Кажется, какая радость кружиться по залу под музыку, держать за руку красивую женщину и наслаждаться этой компанией. М-да. Какая это отрада для мужчины, особенно для меня – холостяка. Хоть какая-то видимость счастья. Ведь я обречён остаться без денег, а соответственно и без жены. Встретить старость в нищете. Да, мисс Менди? Какая горечь на душе. Вот что мне эти танцы? Сверкающие платья, плавность движения женской руки, улыбки. Но это только здесь. А потом ожидание следующего бала, ожидание, что когда-нибудь произойдёт в моей чёртовой жизни хоть что-то хорошее.

Слушая монолог мужчины, Менди бросила косой взгляд на вазу с пуншем. Мистер Фултон был пьян, достаточно пьян, чтобы говорить то, что всё это время бороздило его мозг. Сколько страха, боли и обиды, должно быть, было в мужчине.

– Вы, наверное, считаете меня дураком? – спросил он, бросив взгляд на девушку.

– Вы заблуждаетесь, никогда Вас им не считала, – ответила Менди.

– Но я дурак. Я страшный дурак. Я тешу себя ложными надеждами. Идиотов полон мир, какая горечь – я один из них. Не останавливайте меня и не переубеждайте, я знаю, что Вы, как дама с чистым сердцем, поспешите успокоить мои терзания, но я прошу Вас, просто слушайте. Я редко бываю пьян, хотя уж ладно – часто, но что мне этот бал?

Менди смотрела на него и плохо понимала, как нужно разговаривать с пьяными мужчинами, она решила прислушаться к нему и выполнить его просьбу, поэтому стояла молча, ожидая, что он продолжит свою речь, хотя боялась, что её безмолвие способно как-либо его оскорбить.

– Вот Вы, мисс Менди, – заговорил он, глядя ей в лицо, – вот Вы прекрасны, умны, скромны, добры душой, но одиноки. Во что Вы верите, мисс Менди? Я, как истинный дурак, верю, что Бог позволит мне соединиться с кем-то по любви. А Вы? Хотя, Вы дама, я знаю Ваш ответ. Да и любой на свете человек хотел бы жить в любви. И вот я здесь, такой дурак, смотрю на эти танцы. Но что мне этот бал?

– Возможно, этот бал приблизит Ваше счастье, – ответила Менди вполне серьёзно.

– Вот я дурак – я верю в лучшее, и верю в милость Бога, а Вы – наивны и просты. Уж если что приблизит моё счастье, так это… Какая горечь, ну что мне?

– Я плохо понимаю, что по-настоящему тревожит Вас, – проговорила Менди, смотря мужчине в лицо, но он продолжил, словно не услышал её:

– Вот Вы, мисс Менди, Вы право так прекрасны! Вас лично Бог лепил, а ангелы на Землю опустили. Смотрю на Вас и понимаю, что Вы достойны лучшего, кого-то лучше меня. Но я дурак во что-то верю. Сейчас я с Вами здесь, мы танцевали, я наслаждался роскошью Ваших огненных волос. Боже! До чего же Вы прекрасны. Я убеждён, в Вас влюблён каждый в нашем захолустье, и каждый знает, что не достоин Вас.

– Захолустье? – Менди улыбнулась. – Не оскорбляйте Брайтон.

– И это всё, что Вы услышали? – несколько огорчённо проговорил мужчина. – Ох, мисс Менди, я такой дурак. Хочу сказать Вам, что я люблю Вас, и ничего не могу Вам дать.

И тут он замолчал, сел в рядом стоящее кресло, положил голову на кулак и полностью погрузился в свои мысли. Менди смотрела на него испытывая смесь чувств из жалости, понимания и даже лёгкой скорби. Она положила руку ему на плечо и тихо сказала:

– Мой дорогой, я наполнена тем же чувством. И если Вы дурак, но я самая настоящая дура.

Мистер Фултон поднял на неё взгляд, его губы искривились в усмешке, и он положил руку поверх её, а затем, закрыл глаза и откинулся назад.

Стоя рядом с мистером Фултон, Менди окинула взглядом зал. Она была совершенно не удивлена заметив миссис Кирк, стоящую по другую сторону в компании своей матери. Женщины были очень заинтересованы друг в друге и что-то воодушевлённо обсуждали. Менди было сложно понять, что именно, но она не поверила бы, если бы речь шла о возможной женитьбе Менди и мистера Фултон. Это же подтвердило то, что в какой-то момент миссис Блумфилд изменилась в лице, попыталась выпрямить спину, чтобы казаться более уверенной в себе, а потом, что-то заявив, развернулась и ушла. На секунду Менди отвлеклась на мистера Фултон – его дыхание выровнялось, стало поверхностным и шумным, а рука расслабилась. Мужчина, несмотря на громкую музыку и смех, погрузился в сон. Менди отняла руку от его плеча и перевела взгляд обратно на свою мать, та стояла со своим мужем и выглядела очень недовольной, а мужчина старался успокоить её чувства.

Менди продолжила наблюдать за танцующими парами. Она не знала, сколько времени она так простояла, но в какой-то момент мистер Фултон всё же открыл глаза и, переведя взгляд на Менди, проговорил:

– Я, должно быть, Вас утомил. Сначала излил Вам свои чувства, а затем Вы оказались вынуждены охранять мой сон.

Затем он поднялся из кресла и продолжил:

– Вот же мебель, кто её такую сделал?! Она столь удобна, что мне хватило доли секунды, чтобы уснуть. Право, с такими креслами, можно проспать весь бал. А мне ведь надо удивить Вас ещё тем, как мастерски я танцую польку. Да-да, именно, что мастерски. Вот её объявят, и я Вам покажу.

Пунш ещё не до конца выветрился из его крови, и Менди это понимала. Он всё ещё сохранял добрый нрав и жаждал танцев, поэтому, стоило только заиграть музыке, он тут же пригласил Менди. Ещё один танец, а за ним ещё два заставили Менди окончательно устать, и она, попросив у него прощения, вернулась к скамьям. Кого-то из дам всё же пригласили, и у Менди была возможность сесть.

Она устала, взмокла, её дыхание сбилось, а ноги ныли в тесных, но красивых туфлях. И она надеялась на то, что мистер Фултон больше не станет приглашать её на танец, а если вдруг он подойдёт к ней с подобным предложением, то она вежливо откажется и позволит ему станцевать с кем-то другим.

Но зачем ему кто-то другой? – мистер Фултон был настроен категорично. Танцевать он хотел только с ней, и у Менди получилось уговорить его устроить променад вокруг бального зала. Они могли бы поговорить и в полной мере насладиться компанией друг друга.

Менди взяла его под руку, и они медленно пошли по кругу, а мистер Фултон продолжил говорить:

– Люди ходят в церковь, они верят в Бога. Но на самом деле они верят в совершенно другое. Знаете, во что они верят, мисс Менди?

– Нет, мистер Фултон, – говорила Менди.

– Они верят в деньги. Ведь истинная сила человека в его деньгах. Вот посмотрите вокруг – горящие свечи, разлитое по бокалам вино, ваза с пуншем, закуски на столе: всё это чего-то стоило. А чего? Верно, денег. Большого количества денег. Мы на балу барона, между прочим. И откуда здесь столько денег? Скажите мне, мисс Менди?

– Я определённо не смогу ответить на этот вопрос, – Менди хмыкнула.

– Я скажу Вам, мисс Менди. Это всё деньги налогоплательщиков. Нищих налогоплательщиков. Тех, кто отдаёт последнее. У них даже нет средств на свечи, они жгут жир. А как же налоги богачей? Вот, например, близкое окружение мэра, например, наш барон? Ну вот я скажу Вам, они их не платят. Когда ты друг главного вора, то он позволяет воровать и тебе.

– Не стоит говорить такие вещи, иначе Вы станете здесь персоной нон грата, – шепнула мужчине Менди, но тот продолжил в полный голос:

– Настанет день, и моих любимых родственников не станет в живых, и я при любом раскладе стану персоной нон грата в этих кругах. Вы сами не заметите, как общество обеспеченных людей выдавит меня, признав человеком второго сорта. А почему? А потому что главное, во что верят люди, это деньги.

Менди смотрела на него, но отвечать не спешила. Она понимала, о чём он говорит, но поддержать разговор на эту тему едва ли могла. Мужчина цокнул языком, словно поставил точку, а потом спросил:

– Вам нравится бал, мисс Менди?

– Да, должно быть, я никогда не танцевала столько, как сегодня, – с улыбкой ответила девушка, и мужчина улыбнулся ей в ответ:

– Я с Вами соглашусь. Пусть танцую я неплохо, но редко позволяю себе такую праздность. Для танцев мне нужно особое настроение, а оно бывает крайне редко. Благо, сегодня на балу были неплохие увеселительные напитки.

В конце он бросил хитрый взгляд на почти пустую вазу с пуншем, от которой они не так давно ушли.

– Здесь нередко подают пунш, видимо, его любит лично мэр. Но помимо него разливают и вина, порой и шампанское. Для мужчин есть напитки и крепче.

– Крепкие напитки я не приемлю, – мужчина слегка качнул головой.

Они направились дальше. Мистер Фултон медленно вёл её по залу, и она заметила своих родителей, идущих им навстречу.

Настал момент, ей предстояло познакомить их, и Менди впервые за столько времени по-настоящему переживала.

– Милая моя, – нарочито нежно сказала миссис Блумфилд, – ты познакомишь нас?

– Конечно же, матушка, – с таким же притворством ответила Менди, – это мой добрый знакомый мистер Фултон. А это мои родители – мистер и миссис Блумфилд.

– Мне очень приятно познакомиться с Вами, – мужчина добродушно улыбнулся, пожал руку главе семейства, а потом поцеловал руку его жене.

– Какой приятный джентльмен, – заметил мистер Блумфилд, – а кем Вы служите?

– Я служу помощником капитана на пассажирском судне, мы обеспечиваем переправу граждан из Англии во Францию и наоборот, – ответил мистер Фултон.

– Должно быть, жалование у Вас небольшое, – заметила миссис Блумфилд, и Менди почувствовала себя неловко, но игнорировала нетактичное замечание своей матери.

– Пока что я не могу похвастаться своими доходами, – согласился мистер Фултон, – но я планирую хороший карьерный рост.

– Насколько я знаю, военные моряки на доходы не жалуются, – говорила миссис Блумфилд, – что ж Вы в армию не пошли?

– Пошёл бы, будь такова воля моя покойного отца, – ответил мужчина спокойно, – но он ещё при жизни определил меня матросом на пассажирское судно.

– Не подумал, право, Ваш отец, – с горечью в голосе произнесла женщина, но её муж бросил на неё неодобрительный взгляд.

– Думаю, мистер Фултон, ждёт Вас тот рост, о котором Вы говорите, – заговорил он, – вероятно, однажды настанет день, когда вопрос денег не будет Вас беспокоить.

– Благодарю Вас за доброе слово, – ответил мистер Фултон.

– Вы сегодня так ревностно охраняли Менди, мы заметили, что с ней сегодня танцевали только Вы, – пусть мистер Блумфилд улыбался, но говорил он это с укором.

– Действительно, – согласилась с ним его жена, – что совершенно неправильно. Стоит напомнить Вам, что девушка не может танцевать только с одним джентльменом.

– Да, здесь моя вина, – мистер Фултон опустил голову, – эгоистично с моей стороны, но мне хотелось как можно больше времени провести с Вашей дочерью.

– Менди девушка очаровательная, но нельзя забывать про этикет, мистер Фултон, – произнесла миссис Блумфилд.

– Не будем смущать плененного красотой Менди мистера Фултон, – мягко произнёс её муж, – порой, к чему бы ни призывали нас правила приличия, мы идём на поводу у сердца. А теперь, мистер Фултон, я очень прошу Вас извинить меня, но я вынужден попросить Вас распрощаться с Менди. Уже поздний час, мы отбываем.

– Я Вас понял, я провожу мисс Менди до экипажа, – ответил ему мужчина.

После взаимного обмена любезностями престарелые супруги двинулись к выходу из бального зала, а Менди и мистер Фултон остановились у стены. Прощаться им не хотелось, но и другого выбора у них не было.

Мистер Фултон пылко поделился с ней, как жаль ему, что она уезжает, а после тихо повторил слова любви. Менди смотрела на него улыбаясь, и также тихо призналась в своих чувствах. Ей было очень приятно знать, что они испытывают друг к другу что-то глубокое и взаимное, поэтому возвращалась домой она в приподнятом настроении. Настолько, что даже не слышала недовольных высказываний своей матери, которая сетовала на то, что она неприлично долго прощалась с мистером Фултон. Её отец же не видел ничего дурного в любовном интересе своей дочери и надеялся лишь на то, что он не обернётся для неё горьким разочарованием.