Читать книгу Тайны и ложь - Аля Кьют - Страница 2

С Катей мы дружили сто лет, еще со школы. Мою творческую натуру она всегда уравновешивала железобетонной логикой. Мы с ней были как Инь и Ян. Степа даже шутил, что я зря вышла за него. Надо было стать женой Кати.

Эта мысль показалась извращенно привлекательной в сегодняшнем контексте. Катя не стала бы спать с Наташей и физически не смогла бы иметь от нее детей. А еще Катя юрист и обязана меня спасти от лишних наследников.

– Ну как ты, Крис? – спросила Катя, присаживаясь за стол.

Она сняла берет и растрепала дикие кудри. У меня всегда были прямые волосы, и я отчаянно завидовала Катькиным пружинкам. Она те же эмоции испытывала к моим волосам.

– Все так же я, но с новостями.

– И новости, кажется, паршивые, раз срочные, – догадалась Катя.

– Из разряда мифологии, – согласилась я. – Пожалуйста, посмотри и скажи, что я сошла с ума.

Я показала ей фото Степы с мальчиками, которое заново нашла, пока ждала подругу.

– Ой, – Катя подпрыгнула на стуле, задела коленкой стол.

Мой кофе выпрыгнул из чашки и наплевал на стол каплями.

– Черт, извини. Я не ожидала.

Я взяла пару салфеток и сказала:

– Да бог с ним. Скажи про детей мне…

– Что сказать, Крис? Это племянники какие-то? Так похожи на Степку пацаны.

Нет, я не сошла с ума, к сожалению.

– Кажется, это его дети.

Я показала ей фото с Наташей.

– Его секретарша? Серьезно? – Катя качала головой и морщила нос, как будто здесь плохо пахло. – Откуда ты все это взяла?

– Наташа пришла ко мне сегодня с заявлением на увольнение. Наговорила всякого про меня, про него, про детей. И…

– Мало ли что она наговорила, – выступила в роли адвоката Катя.

– Да, я тоже так подумала, но потом ко мне пришла бухгалтер и сказала, что Наташе положено шесть окладов при увольнении.

– При увольнении по собственному? – переспросила подруга. Кажется, в это ей верилось даже меньше, чем в измены Степы. – Что это за бред?

– Распоряжение Степы.

– Твою ж…

Катя прикусила губу.

– Шесть месяцев, Кать. До вступления в наследство, понимаешь? – продолжила я набрасывать дерьмовые новости на вентилятор.

– Необязательно, – опять обнадежила меня Катерина.

– Наташа сказала, что он оставит все ей и детям.

– Так и сказала?

– Дословно. Это цитата. Дом, галерея, деньги и картины. А еще она не будет меня терпеть и выгонит на улицу.

Катины глаза вращались, как у хамелеона. Она схватила бутыль с водой, налила себе и выпила залпом.

– Слушай, это бред какой-то, Крис. Степка не мог. Ты бы знала! Он ведь – рубаха парень… был. Душа на улице, вода в жопе не держится. Худший шпион на свете.

– Знаю, но куда пришить детей, Наташу и распоряжения Степана?

Катя пожала плечами. Впервые в жизни я озадачила подругу настолько сильно. Обычно на все мои самые сложные вопросы она умела накидать несколько смелых вариантов. А теперь Катя не знает.

Что, нахрен, происходит? Куда катится мир?

И тут меня осенило!

– Каширка, Кать, – вскрикнула я.

На меня обернулись люди за соседним столом. Я робко им улыбнулась, извиняясь.

– Каширка, понимаешь? – повторила я тише.

– Не очень, – тоже тоном заговорщика откликнулась Катя.

– Ему нечего было там делать. Степа должен был улететь из Шереметьево.

– Да, Каширское шоссе совсем в другой стороне, – согласилась подруга.

– А если он никуда и не собирался ехать? В смысле в аэропорт… Если он поехал к ней?

Я снова полезла в телефон, и Катя спросила:

– Что ты ищешь?

– Ее адрес. Пална не должна была удалить файл сотрудника. У меня есть доступ.

Я быстро нашла информацию о Наташе, скопировала ее адрес и вбила в поиск, открыла карту.

Сомнений не осталось.

– Он ехал к ней, – поняла и Катя, глядя вместе со мной на экран. – Ну и пистон.

Она взяла меня за руку и крепко сжала.

Я качала головой, не веря в реальность происходящего. Как будто кто-то вернулся в прошлое и поломал принципиально важный момент.

Но еще больше меня пугало будущее, которое вытекало из моей сломанной реальности.

– Катя, а если она угрожала не впустую? Что я могу сейчас сделать? Я все-таки жена. Мне покажут завещание?

Катя покачала головой.

– Боюсь, что нет, дорогая. Его огласят в стандартном порядке. Ты сможешь оспорить. Будем упираться, а что если дети не его.

Я рассмеялась.

– Ты же видела их. Как под копирку маленькие Степки.

– Ну и что. Запретишь эксгумацию, и никакая экспертиза не установит.

– Боюсь, у Наташи есть и другие аргументы.

Катя вынуждена была согласиться.

– Учитывая, что на ее странице в открытом доступе фотки Стёпы с детьми… Да что б ее! Как она могла их выставлять? Откуда такая наглость?

Я не стала рассказывать ей о Наташе больше.

– Видимо, она долго терпела мое существование, – проговорила я нейтрально.

– Непонятно, почему Степан тебя терпел? Кто его держал? Ушел бы и жил с детьми. Козел. Ох, про покойников хорошо или ничего… – осеклась Катя.

Я промолчала снова. Про Степана мне тоже было что сказать и про свою роль в его жизни и нашем бизнесе. Я очень надеялась, что брак будет хорошим аргументом, если Наташины угрозы сбудутся на оглашении завещания.

– Что ты мне посоветуешь? – спросила я Катю, стараясь не терять надежды.

– Ждать. Если все дерьмово, то будем судиться. Я не верю, что Степка мог оставить тебя без содержания.

Я сжала свободную руку в кулак. Катя ничего не знала о галерее и моей ключевой роли в ее создании. Не знала о коллекции картин на миллионы. Она не очень интересовалась искусством и моей работой. Даже лучшая подруга видела во мне просто жену арт-дилера.

Меня это устраивало. Степу – очень устраивало. Я не претендовала на лавры, просто делала любимое дело. Кто бы мог подумать, что скромность сыграет такую жестокую шутку.

Мне снова стало душно. Я допила кофе и попросила:

– Давай пройдемся? Или лучше поехали ко мне? Выпьем вина, поговорим. Не хочу сидеть дома одна.

– Конечно.

Катя вывела меня из кофейни за руку, как маленькую. Ветер снова немного отрезвил. Я, как взрослая, вызвала такси и жадно дышала, пока машина подъезжала.

Мы доехали быстро, минуя пробки. Дом встретил холодной темнотой, но это было знакомо. Мы со Стёпой немало времени проводили отдельно друг от друга. Я отлично себя чувствовала одна, но сегодня нужна была компания Кати.

Я включила свет и сразу прошла в подвал за вином. Коллекционные бутылки лежали отдельно. Степа брал некоторые, чтобы открыть лет через пять, некоторые – через десять. Он разбирался в вине, а я просто знала, какие люблю, а какие нет.

Возвращаясь, я увидела, что Катя так и стоит в гостиной около моего портрета над камином. Я встала рядом и улыбнулась.

– Невероятный портрет, – сказала Катя. – Сто миллионов раз у вас была и каждый раз, как в первый, смотрю на эту картину.

Я с удовольствием согласилась.

– Да, я тоже, Кать. Моя любимая работа Степы. Он тут гений.

– Влюбленный в тебя гений, Крис, – добавила она. – Это не просто портрет, а признание в любви. В голове не укладывается, что у него был кто-то еще. Степка боготворил тебя.

– Нет смысла сейчас это обсуждать, – сникла я. – Давай выпьем.

Катя прошла на кухню и достала бокалы. Мы с ней чаще всего сидели именно здесь, а не в гостиной.

– Оу, какое старенькое, – оценила подруга пыльную бутылку. – Думаешь, он был бы не против?

– Думаю, ему все равно, – ответила я, вынимая пробку.

Я разлила вино и достала из холодильника сыры.

Чокаться не было настроения. Катя пригубила, причмокнула одобрительно и сказала:

– Терпкое какое.

– Да, долго зрело в бочке. Танины яркие. Степа хотел открыть его на новый год.

– Значит, просто время пришло? Ты не делаешь это из-за злости? Из мести?

Я рассмеялась.

– Конечно, нет, Кать. Если честно, я и не злюсь. Больше удивляюсь всему этому безобразию.

– Ну уж… – фыркнула Катя. – Конечно, ты злишься. Он изменял тебе, родил двоих детей. Сплошная ложь, Крис. Злиться – это нормально. Даже я на него злюсь сейчас.

Я сделала большой глоток и оценила букет вкуса. Очень солнечное, фруктовое вино, но при этом с ярким послевкусием дубовой бочки.

Никакой злости во мне не плескалось. Только потрясающее красное из Тосканы. Я решила признаться Кате в своих ужасных подозрениях.

– Мне кажется, я сошла с ума.

Кусочек сыра выпал у Кати изо рта. Она подавилась воздухом, кашлянула и хохотнула.

– Скажешь тоже, Крис. Не пугай меня.

– Я сама себя боюсь, Кать. Это ненормально все. Я действительно сумасшедшая.

– Почемуууу? – протянула подруга, продолжая игнорировать мою серьезность. – Ты нормальная, как всегда..

– Вот именно. Я не плачу, не чувствую боли утраты, скорби. В первые дни не до рыданий было. Оказывается, похороны организовать – это адский геморрой. С любой выставкой меньше хлопот. Думала, после кладбища спокойно поплачу, но ни капли не выдавила из себя. А Наташа…

– Что Наташа? – переспросила Катя.

– Я должна была рассвирепеть, услышав ее потрясающие новости. Но единственное, что меня злит, – это ее угрозы забрать у меня галерею. Я расстроилась, да. Из-за денег, Кать. Из-за сраных денег и бизнеса, а не потому что мой муж умер. Не потому что он жил несколько лет в другой семье. Со мной что-то не так. Определённо. Я должна истерить, рыдать, рвать и метать. А вместо этого сижу с тобой и спокойно дегустирую прекрасную резерву Монтепульчано*.

Я уронила голову на руки и запустила пальцы в волосы. Очень хотелось заплакать, но глаза продолжали оставаться сухими.

– Все с тобой нормально, – попыталась утешить меня Катя, пересев на стул поближе. – Просто твой мозг включил защитную реакцию на горе. Называется диссоциация. Это неосознанный процесс, когда мышление отделяется от сознания и позволяет тебе продолжать существовать в обычном режиме. Всего лишь эволюция, а не сумасшествие, Крис.

Я всхлипнула сухим носом, отпустила голову и взглянула на Катю с надеждой.

– Точно?

– Конечно. У тебя столько потрясений за несколько дней. Разумеется, включилась защита. Иначе можно умереть от горя.

Умирать от горя я точно не собиралась. Но и мое существование было не очень похоже на жизнь. Я действительно просто продолжала трепыхаться в обычном режиме. Как будто Степа был не моим мужем, а, например, начальником. Наташины упреки оказались весьма точны.

Вот она горевала, как жена, а я…

Если я не сошла с ума, то со мной точно что-то не так.

Чтобы отвлечь меня, Катя принялась болтать обо всем и ни о чем.

Я не стала возвращать ее к моим баранам. Но все тот же рациональный мозг подсказал, что мое сумасшедшее спокойствие и равнодушие началось еще до Наташи.

Возможно, оно началось до смерти Степы.

А что если я сама умерла раньше, чем он.

Кате этого знать не стоило.

Мы пили вино, ели сыр, болтали, даже немного смеялись. Благодаря подруге я чувствовала себя живой. Мы застряли на кухне до ночи. Катя уговорилась остаться на ночь. Я пошла постелить ей в гостевой комнате.

– Кстати, Мирон не объявился? – спросила она, пока я доставала белье из шкафа.

Меня моментально прошила вспышка гнева.

– Нет! – рявкнула я.

– Ты ему звонила? – не унималась Катя.

– Конечно, звонила. Он все-таки его родной брат. Личный номер вне зоны. Агент сказал, что этот придурок ушел в горы и не отвечает на телефон. Диджитал-детокс у него для вдохновения. Сволочь.

Я швырнула наволочку в сторону, чтобы застелить Кате простыню.

– Воу, ты чего завелась, киса? – сразу заметила она мое раздражение.

Идея затащить Катерину к себе на ночь сразу перестала мне казаться удачной. Она слишком хорошо меня знала и моментально заметила вздернутые нервы.

– Я не завелась. Просто бесит его безответственность и эгоизм. Только Мирон Бероев так умеет. Его не волнует никто, кроме себя самого.

– Ты злишься на него?

Катя снова попала в яблочко, и меня это взбесило окончательно.

– Конечно, я злюсь. Он единственный близкий родственник Степы, Кать. А я не могу ему сказать лично. Он не был на похоронах и узнает о смерти брата от агента, скорее всего. Что за дерьмо, а?

– Я не об этом, – очень загадочно продолжила Катя. – Ты злишься на него за ту историю. Когда вы учились в универе.

Я почувствовала, как щеки вспыхнули. Воспоминания обожгли стыдом, болью и обидой. Я вдохнула глубоко, чтобы не всхлипнуть. Мне удалось сохранить невозмутимость с трудом.

– Глупости, – соврала я. – Сто лет прошло. Мне плевать.

– Точно? Тебя трясет прям как… тогда.

Катя забрала у меня вторую подушку, и сама засунула ее в наволочку. Я и не заметила, что руки дрожат. Пришлось спрятать их в карманы брюк.

– Глупости, – повторила я. – Я… Мне… Мне просто хотелось хоть какой-то поддержки от близких Степана. Нелегко быть сильной среди всего этого кошмара.

– Ох, конечно. Бедный ты мой человек.

Катя обняла меня, растёрла ладонью спину. Я тоже сжала ее покрепче, чтобы скрыть дрожь. Все мое тело вибрировало из-за разговора о Мироне. Из-за воспоминаний о самой ужасной ночи в жизни.

Я вздрогнула.

Самой ужасной ночью должна быть та, когда умер Степа. Но даже сейчас я так не считала. Первое место среди ужасных ночей занимал Мирон. Оттуда даже мёртвый брат его не скинет.

Если честно, я даже обрадовалась немного, что Мирон отшельничал в горах без телефона. Вряд ли я смогла бы достойно проводить мужа в последний путь при его брате. Мы бы обязательно поругались в морге, у гроба, на кладбище, на поминках.

Пусть Мирон ищет просветление в Тибете. Или где он там? Я пыталась его найти. Моя совесть чиста перед Степой.

Оставив Катю, я скорее пошла к себе. Приняла душ, нарядилась в уютную пижаму и запрыгнула под одеяло. Меня все еще трясло. Я закрыла глаза и заставила себя расслабиться, забыть о Мироне, очистить разум и уснуть.

Степа и так подкинул мне проблем. Я не имею права проваливаться в прошлые переживания. Хватит и настоящего вместе с туманным будущим.

Засыпая, я призналась себе, что короткий разговор о Мироне вызвал у меня слишком много негативных эмоций.

– Вот бы так из-за Наташи рассвирепеть, – прошептала я себе под нос. – Или чтобы мозг блокировал эмоции на Мирона. Хрена с два мне так повезет.

Я зажмурилась и почти сразу уснула.

* Резерва (Reserva) – выдержка вина в дубовой бочке минимум 1 год для красных и шесть месяцев для белых и розовых.

Монтепульчано д’Абруццо (итал. Montepulciano d'Abruzzo) – итальянское сухое красное вино, производимое в области Абруццо. Производится из одноимённого сорта винограда монтепульчано.