Читать книгу Последний полёт птицы Додо. Детектив - Алена Бессонова, Алёна Бессонова, Василиса Бессонова - Страница 6

* * *

За час до прихода в агентство Александра Ивановича Дикого Ольга рассказала Михаилу и Роману о нём всё, что успела выудить в интернете и у знакомых театралов. Детективы взяли за правило беседовать по «делам» на территории фигурантов, но в этот раз Дикий наотрез отказался принимать в своём кабинете кого-либо из них, сославшись на нежелание будоражить и так слишком неспокойную обстановку в театре. Александр Иванович не вошёл в кабинет детективов, он ворвался, как сквозняк и прокричал насморочным голосом:

– Дураку понятно – Серёжу убили! Меня Венгерова, глубокоуважаемая дама и наш давний театральный спонсор, уведомила о вашем расследовании. Я одобрил! – Режиссёр покрутил головой, оглядел кабинет, и увидев в углу мягкое кресло, вытолкал его на середину комнаты, уселся, положив стопу правой ноги на левое колено. – Это срань господня! Просто срань господня! Актёра величины Жени Миронова убили! За что?! – Александр Иванович распалялся, выходя на истерические ноты. – Его на руках носить надо было… Пылинки сдувать… таланты редки… они эксклюзивны…

– Александр Иванович! – елейным голосом прервала гневную тираду Ольга, – ваши яркие работы всегда будоражили театральную общественность…

Дикий смолк, будто споткнулся и принялся в такт речи Ольги умиротворённо качать головой, постепенно успокаивался. Ему нравилось то, что говорила эта милая женщина с ясными серыми глазами и доброй улыбкой.

– Они заставляли критику говорить о Сартовском театре драмы, – несмотря на вопрошающие взгляды коллег, продолжала Ольга, – как о ярком самобытном явлении в театральной жизни России. Вы режиссёр с необычным взглядом на окружающий мир. Вы замечаете много из того, что совершенно закрыто другим. Не могли бы вы применить свой дар и помочь нам посмотреть на случившееся с другого угла зрения?

Александр Иванович порывисто вскочил и, подбежав к Ольге, в глубоком поклоне поцеловал ей руку:

– Кому-то наверняка отказал бы. Но не вам! Вам, сударыня, помогу с большим чувством. Что я должен делать? Готов рвать на груди тельняшку…

Васенко быстро поднялся с места и услужливо поставил перед Ольгой ноутбук и рядом ещё одно кресло. Жестом руки пригласил Александра Ивановича присесть. Ольга дождалась, когда режиссёр угнездился, включила запись:

– Смотрите внимательно – это суточная видеозапись, сделанная перед гибелью Сергея Ельника, и сам день гибели. Запись фиксирует поток людей, проходящих мимо тылового фасада здания театра. К сожалению, обзор камеры кем-то умышленно сбит, а ваша охрана не удосужилась поправить. Посему имеем только людей, проходящий вдоль стены театра от служебного входа. Понимаем, здесь много народу не имеющего отношения к театру, и всё же приглядитесь. Может быть, вам что-то или кто-то покажется странным? Узнаёте кого-то? Что-то вызовет опасения и вопросы?

Режиссёр, водрузив на нос очки, приблизил лицо к экрану. Первые сутки видеозаписи прошли без реплик и замечаний Дикого. Людей проходило много, среди них были артисты и технические работники, но их присутствие в театре в этот день не вызвало вопросов у режиссёра, все они были задействованы в утренних и вечерних спектаклях. На начальных кадрах последнего дня – дня гибели Ельника, Александр Иванович подскочил на стуле и взвизгнул:

– Стоп! Эта грымза, что здесь делала? Вот… вот… – Дикий тыкал указательным пальцем в экран дисплея прямо в голову высокой и слишком худощавой женщине в сиреневом платье. Она после команды «стоп», застыла на экране с высоко вскинутым подбородком. Её глаза прикрывали огромные солнцезащитные очки жёлтого цвета, не слишком тёмные, чтобы не видеть злых прищуренных глаз.

– Кто это? – спросил Исайчев и открыл записную книжку на чистой странице.

– Это? Вот именно! Вы правильно выразились: «это»! Народная артистка Екатерина Кром – вдова главного режиссёра ТЮЗа Юрия Петровича Пивоварова. Эта дура разменяла седьмой десяток, а всё ещё таскается к бывшему молодому любовнику, вымаливает комплименты…

– Под любовником вы подразумеваете Сергея Ельника?

– К сожалению, его! Он начинал со сцены ТЮЗа и эта грымза, будучи женой метра и учителя Серёжи, заставила старого дурака, позволю себе ремарку: Пивоваров на двадцать пять лет был старше её, ввести молодого актёра к ней в бенефисный спектакль «Скамейка» по Гельману. Серёжа играл гениально! Она?! – Дикий с силой откинулся на спинку кресла. – Посмотрите! Она же старая жердь! Как может играть жердь? Как жердь! Так и играла. Ельник был молод, на пятнадцать лет моложе грымзы, и чтобы удержаться в спектакле ему пришлось целый сезон с ней спать… – режиссёр прикрыл глаза, замолчал, казалось, заснул. Роман с Михаилом переглянулись, Ольга тихонько спросила:

– Александр Иванович кофе желаете?

– Виски желаю! – встрепенулся Дикий, – сейчас представил весь ужас Сергея в её постели. Как он это вынес?

– Как-то всё же вынес… – хмыкнул Роман. – Скажите она могла отвернуть гайку? Она могла захотеть…

– О чём ты говоришь? – перебил коллегу Исайчев, – все, кто в этот, делаю акцент, конкретно в этот день, вмешивался в работу сценических механизмов обязательно оставили следы. Злодей уничтожил бы следы своего пребывания А что имеем мы? Коробочка со стопорящим механизмом была покрыта ровным слоем пыли. Выделяю для забывчивых – покрыта ровным слоем пыли. Вывод ясен: в день гибели к ней никто не прикасался. Мы зря играем в «узнавалки». Нам как раз интересны люди, засветившиеся вечером первого дня из записанных двух, но, к сожалению, из них Александр Иванович никого не узнал. Давайте поговорим о тех, кто сразу после предпоследнего спектакля «Додо», мог отвернуть гайку? Это могли быть только люди, работающие в этот вечер в театре. Опять повторяю, как назойливый попугай: работали уже после предпоследнего спектакля вечером.

Дикий, выкинув ленинским жестом руку вперёд и выставив указательный палец, с мученическим выражением сожаления на лице, произнёс:

– Боже мой, как вы неправы! Вы не знаете работы театра. Вы не представляете себе, что такое пыль кулис. Она пронизывает тебя всего, она покрывает всё толстым слоем ровно через два часа. Если механизм сломали во время утренней репетиции, то к спектаклю всё будет скрыто пылью…

– Да вы что-о-о? – не смог скрыть удивления Исайчев, – виски у меня нет, но могу предложить хороший коньяк, будите?

– А то? – обрадовался Дикий.

Пока Роман, поспешая, выставлял на журнальный столик витиеватую бутылку коньяка и четыре серебряные двадцати пятиграммовые рюмочки, Дикий резко приблизил лицо к экрану дисплея:

– И эта персона мне знакома! Поглядите! Вот эта девочка с хвостиками в бейсболке, надвинутой на пол-лица и в коротком сарафанчике, получается тоже отметилась в театре в день гибели Серёжи…

Роман замер у столика в полупоклоне с ножом в одной руке и лимоном в другой:

– Да. Я помню эту девочку на записи. Когда увидел, подумал: «Надо же девчонке дет двенадцать, а сумку таскает бабскую, какую-то рыночную». Чем она вам не понравилась?»

Дикий неожиданно резким движением согнулся в кресле, приняв позу буквы «С», поднял на уровень плеч худые коленки, и как маленький ребёнок засучил ими над столешницей, издав звук похожий на скрип разболтанной двери:

– Хи-хи-хи! Примечательно, что девочке сорок пять лет. Это бывшая жена Сергея Мироновича Ельника – Любка Уварова, актриса ТЮЗа в амплуа «инженю». Она только девочек играет. Для чего сея особа в театр припиралась? Он же с ней развёлся и всё оставил… Чего ещё нужно?

Увидев, как Михаил разливает коньяк, Дикий, вскинув вверх ноги, рывком встал и поспешил к столику. Схватив ближайшую к нему рюмку, чуть пригубил:

– Ну-ка, ну-ка попробую какой коньячок пьют работники силовых структур?

– Мы бывшие работники, сейчас вольные казаки, – заметил Роман.

– Ну, ну, – причмокнул губами режиссёр, – привычки—то небось остались… коньячок отменный! Я в этих напитках толк знаю, уж поверьте старому алкоголику.

Чокнувшись рюмками, с подоспевшим к столу Михаилу, Дикий подмигнул Ольге и, смакуя напиток, опустошил свою:

– Ставить не буду, в ожидании следующей порции, погрею в ладонях. Коньяк любит тёплую посуду. Он, мерзляк, растёт на солнечных склонах Франции. Конечно, я имею в виду настоящий напиток, не тот, что у нас из бочек разливают: один и тот же подкрашенный суррогат в бутылки с разными этикетками. У вас, чувствую настоящий, нас-то-ящий!

Получив вторую порцию, Дикий выпил её уже не смакуя:

– Хорош! Хорош! – режиссёр схватил бутылку, повернулся к окну и вскинув её, подставил под лучи солнца, вгляделся в темноту стекла. Остался доволен:

– Будем считать – это мой гонорар за интервью! Продолжим, однако… – сказал он, возвращаясь к рабочему столу.

Васенко нахмурился, такой поворот дела ему не нравился, но Исайчев отвернулся от гостя и, так чтобы видел Роман, приложил указательный палец к губам.

Дикий внезапно напрягся. Опустив, как молодой бычок голову, приблизился всем телом к экрану. Судя по горящим яростью глазам режиссёра, детективы ожидали взрыва, но его не было.

Он как-то сразу посерел лицом, смял его, но не проронил ни слова и не попросил остановить запись. Ольга сделала это по собственной инициативе:

– Александр Иванович, так не пойдёт, – мягко улыбаясь, заметила она, – вы явно шокированы? Говорите, чем! Не понравился молодой человек, который докурил сигарету и бросил окурок в театральный цветник? Вы его знаете?

– При чём здесь он! Мне не понравился молодой человек, который шёл за этим с сигаретой. Смотрите, он о чём-то его спросил, и «куряка» махнул на него рукой с явным пренебрежением. Я не догадывался, что Гера знакомится на улице… Фу-фу-фу! Гадость!

Дикий отпил несколько глотков коньяка прямо из бутылки:

– Извините, этот фрукт не имеет к произошедшему никакого отношения. Он мой личный знакомый – Гера Сивков. Мы тесно приятельствуем уже больше года.

– Что вы так разволновались? – попытался успокоить режиссёра Исаичев, – может, он просто попросил закурить…

– Ещё чево! – рявкнул Дикий, – я терпеть не могу курящих мужчин!

Режиссёр резко встал и быстрым шагом направился к двери:

– Довольно, господа, устал и к спектаклю готовиться надо… – шваркнув дверью, Александр Иванович вышел.

– Блин! – стукнул ладонями по коленям, взревел Васенко, – паршивец! Запись недосмотрел, и коньяк упёр, гад!