Читать книгу Меня убил Лель - Алёна Бессонова - Страница 2

За тридцать лет до описываемых событий. Районный городок Хвалынь.

– Эй, Берендеи, вы куда без меня! – кричала девчонка, нагоняя на велосипеде группу из четырёх ребят – двух подростков шестнадцати-семнадцати лет и двух пацанчиков лет шести-семи. – Так нечестно, остановитесь!

Девчонка энергично крутила педали, высоко поднимая костистые коленки, отчего её и так слишком коротенькое платьице сбилось, представляя на обозрение малиновые в мелкий цветочек трусики. Девчонка была худющей, но к своим пятнадцати годам уже оформилась по-женски, сосредоточив причитающийся ей природой вес на ягодицах и бёдрах, в то же время не обделив торчащие в виде фиг грудки. Они, не запеленованные в бюстгальтер, важно колыхались в такт прыгающих коленок. Только спина не участвовала в движении. Она была пряма, как стрела и демонстрировала миру, через слишком откровенный вырез на платье, каждый свой позвонок. Ребята оглянулись, ускорили шаг.

– Вот навязалась на нашу голову. Зачем она нам на острове? Где она спать будет? – скорчив кислую физиономию, пробубнил себе под нос парень в чёрной борцовской майке и красных с белой боковой полосой шортах. Его соломенного цвета волосы непослушно спадали прядями на лоб, и он сдувал их, выпячивая вперёд нижнюю губу.

– Лель, давай возьмём. Она нам уху сварит… – с мольбой в голосе прошептал рыжеватый, обсиженный веснушками паренёк в старенькой тельняшке и вытянутых на коленках трениках.

Тот, кого назвали Лелем, притормозил и с любопытством посмотрел на спутника:

– Ох, Мезгирь, ты, что втрескался в неё, что ли? Она этого не стоит. А про уху хорошо вспомнил. Ладно, пусть едет…

Они остановились, дожидаясь девчонку, из последних сил вращающую педали кривоколёсного велосипеда. Достигнув цели, она звонко заголосила скороговоркой:

– Ты нормальный, Лель? Сам придумал Берендеево царство. Назвал меня Купавой, а теперь стараешься от меня отделаться, нехорошо, Игнат! Не по-товарищески… У Берендеев Лель и Купава любят друг друга, – и понизив голос прошептала, – и я тебя люблю… очень…

Парень в чёрной борцовке, поднял руку, останавливая выплёскивающийся из девчонки поток слов:

– Не трынди! В ушах звенит… Если я Лель, то любить я должен не Купаву, а Снегурочку. До Снегурочки ты недотягиваешь. По большому счёту тебе, Сонька, надо с девчонками на поле венки из ромашек плести, а ты с парнями по речным заводям шляешься. Хочешь с нами на остров, веди себя, как Купава – невеста Мизгиря. Ты не против, Мизгирь?

Он подтолкнул друга ближе к девчонке, а та обеими руками, что было сил отправила парня обратно. Тот, кого называли Мизгирём, едва удержался на ногах.

– Не ври, дурак! – девчонка в отчаянии топнула ногой. – Лель любил Купаву. Любил! Ему Снегурочка отказала. Я тебе, Лель, никогда не откажу… Ты плохо знаешь пьесу, Игнат!

– Что будет потом, решу сам. Нашу пьесу сочиняю я! – паренёк намеренно усилил звук голоса, выделяя слово «нашу».

За перебранкой они подошли к реке, отыскали в камышах оставленную два дня назад лодку и, погрузившись, отплыли от берега, спрятав в тех же камышах велосипед.

– Слушай, Игнат, – прошептал Петр, энергично работая вёслами, – зачем ты так с ней? Сонька любит тебя с детского сада. Таскается за тобой всюду. Тебе что, для неё ласкового словечка жалко? Девчонка переживает…

Игнат приблизил злое лицо почти к самому уху друга, сказал, цедя сквозь зубы:

– Петька, ты голову потерял? Она ведь знает о твоих чувствах. Ты тоже таскаешься за ней всюду, но ласковых слов для тебя она не находит.

– Так то я, – Петр виновато опустил голову. – Я мужик, потерплю. Ты жениться на ней не собираешься? – он с мольбой взглянул в глаза друга.

В ответ Игнат хмыкнул:

– Ещё чего! Я её не люблю.

– Значит, дождусь! – выдохнул Мизгирь.

В это время девчонка, улеглась животом на носу лодки и блаженно улыбаясь, подставила солнцу, задрав юбку платья уже под грудь, шоколадную спину и ягодицы. Соня любовалось деревом на берегу острова. Его крона закрыла солнечный диск, но пучки света заселили каждую щёлочку в ветвях и листьях, превращая дерево в переливающийся новогодний шар. Слепыми от солнца глазами Соня иногда поглядывала на мальчишек. Они переговаривались между собой, бодро работали вёслами. Младшие, которых в компании берендеев звали Брусило и Малыш, копались на дне лодки, разбирали в коробке снасти к удочкам.

Брусило приходился братом Соне, а Слава-Малыш – братом Игнату. Мальчишки тихие, послушные, не были обузой. Утро субботы удалось, и Соня, мечтая, задремала. Разбудил её резкий толчок – лодка причалила к берегу.

Всё время до обеда ребята строили второй шалаш. Решено было ночевать так: Игнат, Петр и Малыш в большом шалаше, а Соня и Брусило в свежепостроенном поменьше. Соня хлопотала с обедом, варила в котелке на костре кашу из концентратов. Рыбы для ухи ребята ещё не наловили. Малышня таскала братьям сучья, резала у берега камыш. К обеду всё сладилось – и шалаш, и еда. Компания разместилась рядом с огнём.

– Куда, Купава, собираешься поступать после школы? – спросил Игнат, облизывая кашу с ложки, – в кулинарный не хочешь? Каша у тебя отменная!

– С её золотой медалью она может поступать куда хочет, – вставил фразу Петр.

Соня суетливо выхватила у Игната плошку и выложила из котелка всю оставшуюся кашу:

– Доедай, если понравилась, – откликнулась раскрасневшаяся от жара костра и похвалы повариха. – Мизгирь, посуду мыть тебе. А вы куда собираетесь?

Игнат живо доел добавку, повалился на спину и, поглаживая сытый живот, позёвывая, ответил:

– Я с Мизгирём в университет на химико-технологический.

– Я с вами! – тут же воскликнула Соня.

– Ты хотела на иностранные языки, – удивился Петр.

– А теперь хочу с вами, – зыркнув злым взглядом на Петра, сказала Соня и вопрошающе посмотрела на Игната. Игнат спал.

– Замучился наш Лель. Простудится на траве, от реки сыростью тянет. Надо разбудить его, пусть идёт в шалаш, – Соня осторожно тронула парня за плечо. – Лель переходи в шалаш.

Игнат перевернулся и, встав на четвереньки, не открывая глаз, пополз в направлении шалаша. Через минуту из убежища донеслось его сопение.

– Мы что будем делать? – спросил Петр, собирая грязную посуду.

– За грибами пойдём, – весело ответила Соня. – Где моя корзинка? Если наберём, я вам вечером такую солянку на костре сварганю – пальчики оближите…

Грибов Соня с Петром набрали немного, хотя облазили все закоулки, овраги и лесистые пригорки острова. Но и то, что собрали, было кстати. Мальчишки Брусило и Малыш наловили рыбы. Игнат, пока Берендеи ходили по грибы, прикрепил над костром котелок с водой, почистил рыбу и картошку. Соня сразу же принялась за дело.

Уха с грибами по специальному Сониному рецепту получилась действительно пальчики оближешь. Весь вечер парни наперегонки распевали песни под гитару. Каждый старался выкинуть музыкальные коленца, удивить. Игнат больше похрипывал песни Высоцкого, а Пётр Юрия Визбора:

– выводил он хорошим баритоном, поглядывал на Соню.

Ночь тихая и светлая укрыла реку, выбелила лунную дорожку. Прибрежные ивы опустили в воду косы, позволили волнам поиграть ими. Костёр потрескивал. Брусило и Малыш давно заснули. Пётр и Соня уморились, побрели по своим местам. Выспавшийся за день Игнат решил посидеть у костра.

Ночью Пётр проснулся. Рядом беспокойно спал Малыш. Во сне он, вероятно, ловил рыбу. «Подсекай! Тяни! Подсекай!», – выкрикивал мальчишка, ворочаясь с бока на бок. Игната в шалаше не было. Пётр решил сходить по нужде и заодно посмотреть, не заснул ли друг у костра – чего доброго, обожжётся.

Костёр догорал, а из шалаша Сони доносились необычные хлюпающие звуки и страстный шёпот Сони:

– Лель, любимый… Ты ведь любишь меня, правда? Никакая я не Купава, я твоя Снегурочка…

И недовольный ворчащий голос Игната:

– Молчи… молчи… брата разбудишь…

Петр не помнит, как добрался до своего места в шалаше. Помнит, что обмочился и от ужаса, стыда и страха, закусил мякоть большого пальца до крови – лишь бы не закричать… лишь бы не закричать…