Читать книгу Причудливость скользящих миражей. Два детектива под одной обложкой - Алена Бессонова, Алёна Бессонова, Василиса Бессонова - Страница 13

Выйдя из здания школы, Ольга упрекнула мужа:

– Мцыри, зачем ты сказал ей про второго сына? Мизгирёв поделился с тобой по секрету. Пётр не в курсе…

– Поделился? Я что с ним на завалинке семечки грызу? Пётр не младенец! – рубанул воздух ладонью Исайчев. – Надоело: здесь не говори, там не упоминай, этого не тревожь! Результат нужен, и я его добьюсь. Он, как ты говоришь, поделился со мной ещё и тем, что второй его сын раньше проживал с матерью в Хвалыне, но в данный момент там не живёт. Вот что он сказал! Ты лицо директора видела, когда она услышала вопрос? Опять враньё… Между прочим, всей недвижимостью Мизгирёвых, за исключением доли отца, владела госпожа Софья. Пётр гол как сокол, а то, что позволяла себе его супруга, могло и ему, и им порядком надоесть. Бензиновый бизнес тоже только её. А это ох какие приличные деньжата! Посему интересно знать, где эти дети по свету бродят и хотели ли они чтобы их родственница долго жила?

Ольга остановилась, перевела дыхание после быстрого шага.

– Кому им?

– Отцу, Петру, а ещё сыну-невидимке…

– Сыну-невидимке?! Каким образом? Наследники после Сони только Пётр и её мать, все остальные ни при чём…

– Копилка, – Михаил ускорил шаг, – смерть не придерживается очерёдности.

– Ты думаешь нужно искать недостающих детей? – Ольга уцепила Исайчева за рукав рубашки, – куда ты бежишь? Я не успеваю! Кстати, вот похожий забор. Мы, вероятно, пришли…

Михаил остановился, его взгляд был направлен куда-то поверх головы жены и выражал крайнюю степень тревожного удивления:

– Смотри, дерево горит! Пожар!

Исайчев метнулся вдоль забора. Добежал до калитки, мощно толкнул её обеими руками. Калитка оказалась незапертой и Михаил, не сумев преодолеть силу инерции, полетел, вперёд разгоняя гуляющих во дворе пыльных кур. До его вторжения, они равнодушно клевали разбросанные на земле семечки, а теперь кудахтая, разбегались волнами в разные стороны.

– Копилка, помоги! – Михаил, вытянувшись в полный рост, скользил по влажной глинистой хорошо утоптанной почве двора, прямо к корыту с дождевой водой. Уткнувшись в него ладонями, Исайчев вскочил и в три прыжка оказался рядом с человеком, возлегающим в позе Христа в двух метрах от горящего дерева.

Ольга, зацепив каблуками комки грязи, перепрыгивая грядки, бежала на подмогу. Позади загремело что-то железное, будто разматывалась цепь и нагоняя непрошенную гостью, из будки, хрипя, захлёбываясь слюной, выскочила плешивая собака с оскаленной пастью. Не ожидая нападения, Ольга оступилась, приподнялась и опять оступилась. Так подскоками она продвигалась вперёд, уходя от погони. Собака всхрапывала, захлёбывалась лаем, рвалась с цепи. Преодолев ужас, Ольга оглянулась: животина в ярости крутилась, пыталась сбросить ограничивающую её цепь.

Дерево, охваченное пламенем, накренилось и Михаил, не дожидаясь помощи жены, схватил распластанного мужика за ноги, поволок в сторону от опасного места. Через секунду чёрный с красными всполохами ствол с треском упал как раз туда, где только что лежал человек. Упал и рассыпался на мелкие злобствующие друг на друга угольки.

– Тьфу, дурак! – в сердцах выругался Исайчев, и бросил ноги мужика. Сел рядом на землю, устало поглядывая на приближающуюся жену. Она подбежала, обессилив от страха и бега, плюхнулась рядом с Михаилом. Исайчев обнял, прижал её к себе, повалился на спину, увлекая Ольгу за собой. Рядом мирно посапывал спасённый им мужчина. Михаил повернул голову в его сторону и с интересом рассматривал улыбающееся во сне лицо.

– Живой?! – восстанавливая дыхание и, глядя на плывущие в небе облака, спросила Ольга.

– Не слышишь? Живой! По всему видно, мы с тобой, Копилка, влипли в грязь прямом смысле слова. Ты б себя видела! Рваные колготки! А белый плащ?

Ольга тоже повернула голову, но рассматривала не спящего мужика, а затылок мужа:

– Достаточно, что я вижу тебя, мой дорогой! Рубашечка и штаники, как будто ты по сырой глине на пузе до самого свиного корыта ехал, господин майор. – рассмеялась Ольга и завертела головой, принюхиваясь к воздуху, напоённому запахами горелого дерева, воскликнула:

– Шашлыком пахнет… есть хочу…

– Не шашлыком, а головешками. Наш шашлык вон лежит, в две ноздри сопит, – Исайчев, опять взглянул на спящего мужика. Мужик зашевелился, почмокал губами, отчего в воздухе появился запах вчерашнего спиртного.

– Фу! – фыркнула Ольга, поднялась и пошла в направлении деревянного корыта с дождевой водой. – Иди умойся, брюки пусть сохнут, а рубашку снимай. У меня в сумке смена есть. Взяла, чтобы ты не ходил в дорожной в присутственные места.

– Запасливая ты моя, – плескаясь в корыте, радовался Михаил. – Не жена – золото!

Вытирая лицо носовым платком, Михаил заметил, как по кромке забора, отделяющего участок спящего мужика от соседского, побежала чья-то макушка. По всей видимости, мужская, так как среди седых взъерошенных волос поблескивало озерцо проплешины. Ольга увидела макушку раньше и теперь шла именно к ней.

– Стой! – резко приказала Ольга, – Поговорить надо…

– Чё-ё? – уныло послышалось по ту сторону забора и через секунду над его кромкой показалось не менее унылое лицо старика. – Чё-ё?

– Вы почему дерево не тушили? – строго спросила Ольга, – Человек мог сгореть!

– Ну, уж! – обиженно засопел мужик, – Борька живучий, отполз бы…

– А если бы не отполз? – этот вопрос задал Михаил, который поодаль очищал от грязи чуть подсохшие брюки, – Зачем он дерево поджёг? Белая горячка?

– Чёй-то белая горячка? Вы, вообще, кто? Чё делаете на Борькином участке?

Михаил подошёл к забору, развернул удостоверение, приблизил его к лицу старика:

– Идите сюда. Поговорить надо.

Старик, шевеля губами, прочитал удостоверение и, поняв, кто перед ним, исчез. Михаил с Олей в ожидании собеседника присели на лавочку. Ольга по дороге подняла щепку, и теперь принялась чистить каблуки. Михаил осматривал участок. Собаке, видимо, надоело попусту брехать, достать непрошеных гостей ей мешала цепь и она прилегла наблюдать из будки. Михаил уже несколько раз осмотрел все уголки сада, Ольга успела припрятанной в сумке иголкой с ниткой зашить рваные дыры на колготках, а старик так и не появлялся. Михаил решил поторопить соседа, крикнул:

– Эй, уважаемый! Мы вас ждём…

Но с той стороны никто не откликнулся. Исайчев ухватился за край забора, подтянулся. Старик сидел под яблоней, ел из алюминиевой миски что-то жидкое и, видимо, горячее, потому что поднося ко рту ложку дул на неё.

– Вы что, уважаемый, не слышали приглашения? – возмутился Михаил. – Может, наряд вызвать?

Старик не среагировал, продолжал есть, что-то бурча под нос. Михаил прислушался.

– Напугал, еть! Вызывай! Тебе надо ты и иди…

Исайчев спрыгнул с забора, отряхнул ладони и миролюбиво сказал:

– Хорошо. Мы не гордыне, сами придём. Калитку открой.

Старик недовольно покряхтел:

– Лаз потайной рядом с тобой, глаза разуй, может, увидишь…

Исайчев пригляделся и действительно обнаружил маленькую дверцу. Михаил с Ольгой согнулись в три погибели и почти на корячках, кое-как проникли на участок соседа. Старик молча наблюдал за действиями непрошенных гостей. А когда они подошли к столу, предложил:

– Щей похлебаете? Тока сварил с мясцом. На базаре по три сотни за кг отдал.

Михаил хотел отказаться, но подступившая к горлу голодная слюна сделала своё дело:

– Давай, отец, по тарелочке хлебанём. Мы тебе за обед заплатим…

– Ещё чё, – возмутился хозяин, – щей и так налью, а обеда у меня нет. Щи да картоха с огурцом, пойдёт? Барышне яблочного сока набуравлю. В этом году яблок видимо-невидимо уродилось. Так, чё вы сюда приехали граждане преследователи…

Щи у старика оказались знатными, на мясном бульоне со свежей капустой и морковкой, с порезанными большими кусками крутыми яйцами. Сметаны хозяин не пожалел. Ольга ела жадно и душа её добрела. Старик, казавшейся раньше угрюмым и дурным, на сытый желудок выглядел вполне симпатичным и далеко себе на уме. Михаил тоже ел с удовольствием, улыбался, похрустывал огурцом.

«Что человеку нужно? – подумала Ольга, – чтобы собака не тявкала, желудок не урчал, муж рядом был сытый и улыбчивый, – взглянув на старика, додумала, – и хозяин приветливый… вот и счастье… вот и покой, однако, дело надо делать…

– Как вас величать? – спросила Ольга, – Меня Оля, а этот с виду суровый преследователь Михаил Юрьевич…

– Меня уже лет семьдесят Серёжкой зовут по отчеству Сергеевич… вот так…

Хозяин сгрёб грязную посуду и метнул её в прилаженный к яблоне умывальник. Посуда шмякнулась, позвенела и успокоилась.

– Метко вы… – улыбнулся Михаил. – Вы Сергей Сергеевич давно здесь живёте?

На лице старика расплылась блаженная улыбка:

– Сер-р-ргей Сер-р-ргееви… как звучит, а? Песня… да и только. С детства Сергуней был, потом Серый, после дед Серёга, а живу-то давно… с портянок…

– С чего? – удивилась Ольга. – Вы здесь в армии служили?

– В армии не служил, пальцы в детстве отморозил. Пальцы отрезали. Зато обувь на два размера меньше ношу. В нашем магазине большие размеры вмиг уходят. Мужики стонут. Обувь, особливо в летнюю пору, как солома горит. А у меня стопка маленькая, на неё всегда обувка есть. А в батьковы портянки меня матушка в сиськину пору заворачивала, мягонькие, тёпленькие… Так что живу в Хвалыни, с самых портянок…

– Вы семью соседа хорошо знали?

– Я и сейчас её знаю. Повариху Ирку и алколева Бориску… хороший рукастый парень, девчонка ещё у них была, Сонька. Ту по малолетству знал, а сейчас вроде сгинула за границами, отсюда не видать. Так что Соньку не знаю, совсем забыл.

Ольга глянула в глаза хозяина, они чёрным омутом всколыхнулись, смешинкой подёрнулись.

«Э, нет, мил человек, и Соньку ты не забыл, только говорить чужакам с вишнёвыми удостоверениями не хочешь» подумала Ольга и выпалила:

– Убила она себя, девять дней как…

– Убила?! Мать твою! – крякнул дед, – она вроде на прошлой неделе здесь была… С Борькой скандалила… выходит, прощаться приезжала… ну, дела-а-а…

– Когда была? – всполошилась Ольга. – Вы Сергей Сергеевич ничего не путаете? Точно вспомните, когда здесь была Соня.

Дед опустил голову, помотал ею, как маятником, замычал:

– У-у-у фильм старый по телевизору показывали… там ещё Олег Стриженов лётчика играл… ну как его…

– На каком канале, дед, вспоминай, – с мольбой в голосе попросил Исайчев.

Ольга вытащила из кармана плаща телефон и, поглаживая дисплей, уверенно сказала:

– На пятом канале 11 числа в 14:30 фильм «Неподсуден» в главной роли Олег Стриженов. Значит, она была здесь за день до смерти… Сергей Сергеевич, вспомните хоть словечко из того, что она с братом говорила…

– Чё словечко?! Она ему кричала: «Я этой мрази ноги вырву… и ты, алкаш, скажешь где его найти…

– Конкретно какой мрази не уточняла? – полюбопытствовала Ольга. – Может, имя какое проскользнуло?

– Имя не называла. Но визжала сильно, аж захлёбывалась и Борьке досталась. Она его водой из ведра окатила, а он её пинками за калитку выпроводил.

– Та-ак! – задумался Исайчев, скрестил на груди руки, привалился на спинку лавочки, вытянул ноги, – скажите-ка словечко, Сергей Сергеевич, ещё об одном персонаже… меня интересует старший Мизгирёв, каков он человек?

Старик удивлённо вскинул пучкастые брови:

– Вот о ком ничего сказать не могу, так это о Удиле. Его в Хвалыне так прозвали. Он как из армии комиссовался и здесь с семьёй определился, так всё время на реке. У него бизнес был – рыбаков к себе заманивать со всей области. Сараюшку для них построил почище моих хором будет. Мы местные к нему допущены не были. Когда Удило усадьбу продал, я сбегал, подглядел чего у него в сараюшке. О-о-о! Обоины цветастые, говноприёмники белые, корыто тоже белое, а занавески парчовые, в общем, всё как у барчуков, не меньше. Я в таком жилище не живал… А общаться? Не-а! Ни с кем из наших не общался. Жена его дружбу водила с матерью Игната Островского. У той муж, как только она живот показала, в Астрахань на рыбалку уехал, там и остался. Семью новую завёл… Машутка Островская поначалу бедствовала, кака-така зарплата у сельской училки, а потом ничего, приспособилась… даже хозяйством обзавелась… ну там куры… утки… Жена Удилы ей помогала. Машутку девчонкой Стёпка Островский из города привёз. Привёз, свадьбу сыграл, полгода прожил и утёк… Думаю она ему как баба не по нраву пришлась. Не вышло у них друг к другу приноровиться. Машутка вроде ладная, учёная, на лицо красава, а вот не склеилось. Уехал, даже на сына глянуть не являлся… так-то. Девки с почты говорят, деньжат он ей подкидывал, пока Игнатка паспорт не получил.

– Извините, Сергей Сергеевич, меня больше интересует Мизгирёв… – тихим голосом, боясь спугнуть старика, сказал Михаил и неожиданно получил от жены торчок пальцем вбок.

– Не перебивай… пусть говорит… – прошептала Ольга.

– Чё? – глянув на Михаила, спросил старик.

Михаил покивал:

– Ничего-ничего, продолжайте…

– А чё продолжать?! Я больше ничего не знаю… – Сергей Сергеевич всей пятернёй почесал шею, оставляя на коже красные полосы, – Удила хорошо зарабатывал. Говорят, он в Сартове дворец себе прикупил на нашей рыбке-то… Я было, попробовал так же как он деньжат подсобрать… так кто ж в мой сарай поедет?

– Может, вы что-то знаете про его второго сы… – договорить Исайчеву не дал более сильный, чем первый торчок вбок.

– Никто не уполномочивал… – прошипела сквозь зубы Ольга.

– Не-а, – живо откликнулся старик, – Удила только одного сынка завёл… хотя… может, где и второй есть… мужику бросить семя – два раза охнуть…

В ворота постучали требовательно и нетерпеливо. Над кромкой забора колыхались полицейские фуражки. Увидев их, дед мелкими торопливыми шажками побежал открывать. Открыл и попятился, раскланиваясь и причитая виноватым голосом:

– Батый донёс… врёт татарин… не ловил я сетями, что я нехристь, что ли?

– Погоди, Сергуня каяться, – по-хозяйски вошёл и загудел басом полицейский с одной большой звездой на погонах. За ним подтянулся второй со звёздочками помельче. Исайчеву первый показался знакомым.

– У тебя говорят, чин из Следственного Комитета гостит. – спросил тот, что с большой звездой. – Дай взглянуть, какой ветер его сюда занёс…

– Погляди… погляди… – усмехнулся Исайчев, – тебе, Тимоха, ещё на юрфаке за любопытство доставалась…

Майор остановился, сощурился, вгляделся в Исайчева, воскликнул:

– Мишка Исайчев. Ты, что ли?

Исайчев с радостью рассматривал старого знакомца и, обернувшись к жене, представил:

– Знакомься, Копилка, мой однокашник – Тимоха Конопушкин!

Полицейский приосанился, поддёрнул форменный пиджак, протёр обшлагом рукава звезду на погоне, протянул руку гостье:

– Тимофей Степанович Конопаткин. Начальник местного ГОВД9! – строго поправил Михаила майор. – Мне тут доложили будто начальство из областного центра по моей земле шарит и всем удостоверение в лицо тычет? – улыбнулся майор, добавил, – чего мимо проскакал? Дело какое?

Михаил крепко пожал протянутую ему Конопаткиным руку, и с нотками виноватости в голосе пояснил:

– Извини, Тимофей, зашёл бы обязательно позже. Дело у меня по самоубийству Софьи Мизгирёвой, поэтому сразу к родственникам и в школу. А ты-то как здесь оказался? Ты вроде Сартовский, какой ветер тебя в Хвалынь занёс?

– Ты, майор, мне имя твоей спутницы так и не назвал. Она тоже по оному делу или как? – спросил Конопаткин, с интересом разглядывая Ольгу, её зашитые на коленях белыми нитками колготки, испачканный в земле подол светлого плаща.

– В данный момент она консультант-психолог, а по жизни адвокат и моя жена Ольга. – Исайчев с гордостью взглянул на Ольгу, но оценив её вид, рассмеялся, – ты Конопушкин не думай, она у меня не всегда так ходит. Её собака чуть не покусала, она от погони уходила…

Теперь уже Ольга решительно протянула начальнику ГОВД руку и также решительно её встряхнула:

– Ольга Ленина, адвокат, жена…

Хозяин дома выглянул из-за плеча второго сопровождающего майора Конопаткина полицейского, суетливо, хрипато запричитал:

– Что же вы посередь двора стоите? Идите к столу… я вас молоком от моей козы попотчую… Идите, идите Тимофей Степанович, знаю вы козье молочко уважаете…

Майор растерянно глянул на Михаила, и отводя рукой подскочившего к нему старика, предложил:

– Действительно, чего стоим, может, ко мне в кабинеты пожалуем? Там нам любую справку вмиг дадут. А тут чего?

– Тимофей, – с досадой в голосе произнёс Исайчев, – Нам ещё в Сартов возвращаться, а за забором, – Михаил взглядом показал на соседский забор, – неопрошенный брат Софьи Мизгирёвой отдыхает… так что вот так… давай уж лучше здесь разговор козьим молочком запьём. Не возражай, пожалуйста! И справки мне твои не нужны, ты здесь с какого года служишь?

Майор обернулся на сопровождавшего его офицера полиции, приказал:

– Капитан, свободен, машину за мной, как доедешь до Отдела сразу шли обратно. Вникай! А ты, дед, иди дои козу. Нам с майором тет-а-тет поговорить нужно.

– Как, как? – засуетился дед.

– Иди в задницу, Сергеич, – прикрикнул майор. Дождался, когда старик скроется за дверью хлева, заговорил. – Здешний я, Мишка, только на учёбу в институт отлучался. Потом по собственному желанию вернулся. Пять лет как начальствую. Что ты про Софью хотел узнать? Давай! О её самоубийстве я в курсе. Что там не так? Почему ты этим делом занялся? Вроде дело для салаг. Там, что закавыка есть?

– Есть, есть, – покивал Исайчев, – Полковник Корячок лично просил разобраться… с чего она вдруг. Софья записку странную оставила: Меня убил Лель…

– Кто? – охнул Конопаткин, – он же погиб?!

– Вот то-то и оно, – Исайчев кратко рассказал бывшему однокурснику о событиях, предшествующих самоубийству Мизгирёвой.

– Да-а… – задумчиво, растягивая слово, произнёс майор, – девка-то она Соня Полушкина с вывертом, непростая девка была. Если что не по ней выкрутит шкуру наизнанку, а своего добьётся. Мы вместе росли, я на класс постарше был… Леля она себе в собственность, ещё с детского сада наметила. По пятам за ним ходила. Он какую-нибудь девчонку к берёзкам ведёт, целоваться, а она за ними по кустам на брюхе ползёт. На следующий день девчонка битая в школу приходит, за каждый поцелуй по синяку! Так, всех в Хвалыне от него и отвадила. В Сартов погналась, там упустила… Говорят, последняя его пассия, на которой он жениться собирался таких ей тумаков отвесила, что Сонька три дня из комнаты в общежитии не выходила, раны зализывала. Но умница была, школу с медалью закончила.

– Тимофей, что можешь сказать о брате Игната Островского? Кажется, он в этом деле засветился…

– После смерти матери Игнат забрал Славку. Жил мальчишка с ним до самой гибели, а потом, обретался у несостоявшейся невесты Леля. Она его не отпустила, пока он в школу ходил. Невеста Леля цирковая гимнастка, а Славка после школы в юридический институт поступил. Год проучился и бросил, ушёл на озеро Байкал к бурятам, потом говорят в Монголию перебрался, а уж потом в Тибет. Там прибился к монастырю, толкуют вроде веру поменял. Приехал первый раз в Хвалынь полгода назад, погостил недельку, могилки матери и брата поправил и опять сгинул. Куда? Никому не сказал. Планами на жизнь не делился. Бабки на лавочках говорят, что вроде недели две назад опять заезжал, но мои хлопцы данную информацию не подтверждают. У Островских здесь дом. Сонькин брат за ним приглядывает. Борька хороший парень, но пьющий. Мать ничего поделать не может, говорит, он как бездомная собака из любой плошки лакает. Кто тебе ещё интересен?

– Пётр Мизгирёв, – не дав мужу сказать, выпалила Ольга. Михаил согласно кивнул.

– Пё-ё-ётр?! – майор прикрыл глаза, постарался представить человека, о котором его спрашивали, – Пётр?! Знаешь, у детей сейчас в моде интересная игрушка «лизун». Она похожа на аморфную липкую массу, в любую щель вольётся, любую форму примет, и везде ему хорошо… Безвреден, но и помощи не жди… Так, Пётр «лизун» и есть.

– Он убить мог? – резко спросила Ольга.

– Убить любой может, надо только поставить человека в соответствующие условия. Иногда убийство единственный выход. Но Соньку Лизун убить не мог, – майор на секунду замер, обдумывая и, всполошившись, добавил, – не-а, не мог! За неё кого-нибудь, пожалуй, пришил бы, хотя тоже проблематично.

Исайчев встал, отошёл в сторону от стола, закурил. Сделал несколько затяжек, резко побежал и, с разбега повис на заборе, подтянулся. Мужик всё так же лежал на земле в позе Христа, только сейчас повернул голову и косил безумным глазом на половинку туловища Исайчева, торчавшую над кромкой забора.

– Ты как! – громко спросил Михаил, – очухался? Поговорить с тобой можно?

Собака услышала чужой голос, вылетела из будки и опять, как и тогда, оглушительно залаяла, скаля зубы.

– Чуча, брысь! – зашипел мужик, ошалело посмотрел по сторонам, повернул голову к Михаилу, предложил, – Перелезай раз подпрыгнул, чё висишь?

– Вставай! Сейчас придём, – сообщил Михаил, оттолкнулся от забора, спрыгнул, отряхнул ладонь о ладонь, пошёл обратно к Ольге и Конопаткину.

– Тимофей, последний вопрос: ты что-нибудь странного об отце Петра Мизгирёва знаешь? У него вторая семья была или мать Петра его первая и последняя жена?

– Владислав Мизгирёв местный и жена его тоже. Когда в армию призвали, пошёл служить на подлодку. После службы вернулся на родину. Женился. Занялся бизнес-рыбалкой. Деньги качал насосом. Жена на побегушках, он ублажал «бугров». К нему такие шишки приезжали, мы все прятались, не дай бог им дорогу перебежать. Потом заболел, нашли ревматоидный артрит, рыбалку пришлось забыть. Мизгирь немного ещё поскрёбся, а когда жена скоропостижно умерла от саркомы, всё продал и уехал к сыну в Сартов. Больше ничего сказать о нём не могу. Одна деталька в этой истории вызывает интерес: свадьбы два друга Степан Островский и Владислав Мизгирёв играли в один день и в одном месте. Такой вот коллективный праздник получился. Хвалынь гудела дня три.

– Эй! – раздалось из-за забора, – вы где? Чё я тут разлёгся-то?

– Надо идти, – дёрнула мужа за рукав Ольга, – На земле лежит, простудится…

– Не простудится! – усмехнулся Исайчев, – Там земля от костра так прогрелась, что не задымился бы, но идти надо… Тимоха, ты с нами или как?

Майор отрицательно покачал головой и Михаил протянул Конопаткину руку:

– Тогда пока, даст бог свидимся при лучших обстоятельствах.

– Извини, друг, мне пора в кресло, народ волнуется, – майор крепко пожал протянутую руку, обернулся к Ольге, добавил, – замечательная у тебя жена. Приезжайте, Оля, к нам летом. Здесь красота! В наших местах Волга, как море разливается ни конца, ни края не видно.

Конопаткин уже подошёл к калитке, как из сарая выскочил дед Сергей Сергеевич и, расплёскивая на бегу молоко из двухлитровой банки, припадая на одну ногу, помчался вдогонку:

– А молочко-то… молочко…

Конопаткин жестом остановил деда:

– Гостей потчуй, они такого молока отродясь не пили, городские…