Читать книгу Проект «Город»: Гипера - Am Rine - Страница 6

Since I was born I started to decay

Now nothing ever ever goes my way

Placebo – Teenage angst.5

Гипера, за несколько лет до основных событий

Нэва в нерешительности мялся перед переходом на Третий Уровень, разглядывая пропуск, добытый всеми правдами и неправдами. Если быть до конца честным хотя бы с собой – исключительно неправдами. Острые края белого прямоугольника неприятно врезались в кожу, с такой силой он сжимал ладонь, пытаясь перебороть зародившийся внутри страх.

Идея, сама по себе, была не из лучших. Откровенно безумной. На Третий во время редких чисток-то в одиночку не ходят, только группами по десять человек, но разве это способно остановить не в меру любознательного и чрезмерно одаренного юношу, охваченного почти фанатическим интересом? «Я только посмотрю, далеко от перехода уходить не буду, просто получу представление, чтобы было понятно в каком направлении дальше работать», проговаривал он в который раз. Крайняя дверь перехода охранялась исключительно техникой, последние десятилетия бытовало мнения, что она справляется с этой работой лучше, что отсутствие человеческого фактора – залог отлаженной работы. До сих пор неприятностей не случалось. Во всяком случае, слышно о них не было.

Пропуск проверялся медленно, выполняй эту работу человек, Нэва бы сказал «с неохотой», но машина просто дотошно, согласно своей программе, сверяла данные. В какой-то момент ему показалось, что сейчас все сорвется, его поймают на обмане и попытке несанкционированного проникновения на Третий Уровень, отчисление и в лучшем случае карцер.

– Подтверждено. Будьте осторожны, в данном районе замечена подозрительная активность, не отходите от точки перехода дальше, чем на пятьсот метров. В случае опасности передайте сигнал на станцию, Вас найдут по встроенному в пропуск маячку. Всего доброго.

Беловолосый искренне понадеялся, что подобной необходимости не возникнет – в фальшивом пропуске не было маячка. Двери с шелестом открылись, и Нэва перешагнул порог, чтобы секунду спустя отшатнуться, натыкаясь спиной на равнодушную сталь.

Все было слишком «не так».

Реальность слишком ощутимо отличалась от представлений. Если небольшая площадка около точки перехода была расчищена шагов на десять вокруг, то дальше начинался хаос извилистых проходов между кучами спрессованного мусора, обломков строений и, Нэва был готов поклясться, человеческих останков, чей специфический запах четко определялся в царившем воздухе. Инстинкты и часть разумного требовали немедленно вернуться обратно, забыть про эту безумную затею. Исследовательский интерес же, напротив, рвался вглубь, даже после того, как с одной из мусорных стен ему «улыбнулся» пробитый человеческий череп с сохранившимися на нем остатками плоти. Последнее, судя по активно копошащимся крысам, было ненадолго. Грызуны смерили его взглядом, одна из них, самая смелая и крупная, угрожающе клацнула зубами. Пришелец лишь выдохнул и медленно пошел вглубь лабиринтов, стараясь как можно точнее запомнить путь обратно.

Все было слишком «не так».

Вопреки ожиданиям здесь было безлюдно. Даже немноголюдный и в чем-то степенный Первый Уровень, который Нэве довелось мельком увидеть во время учебной экскурсии в «головной» филиал ГИЦ, казался бы суетливым и мельтешащим. Здесь же ему пока не встретилось ни единой души, хотя следы человеческой жизнедеятельности были повсюду.

Тишина давила на нервы. Ее нельзя было бы назвать полной. Скорее мертвой. Ни звука человеческих шагов, ни вздоха. Лишь крысиный писк, треск мусора под ногами да где-то вдалеке однажды громыхнул, заставив вздрогнуть, обвал. Видимо, рухнуло что-то существенное, потому что облако поднятой пыли было заметно даже из-за куч мусора.

Через десять шагов Нэва услышал под ногами громкий писк. Прямо пред ним сидела крупная, но невероятно тощая крыса, рассматривавшая его удивительно умными глазами. Внезапно животное сорвалось с места, беловолосый невольно хмыкнул – если бы речь шла о разумном существе, он бы подумал, что оно словно что-то вспомнило или осознало. Впрочем, реальность показала, насколько он ошибался.

Крыса на четырех лапах привела крыс двуногих. Едва в конце прохода показались силуэты людей, инстинкт самосохранения, который не смогли вытравить столетия технического прогресса и тысячелетия существования человеческого общества, вырвался наружу, требуя немедленно развернуться и бежать. Нэва оглянулся через плечо и понял, что бежать уже поздно. Крысы двуногие перемещались короткими, несколько суетливыми, но на удивление беззвучными шагами, ухмылялись, показывая потемневшие, местами сколотые зубы.

Первого броска он уже не заметил, единственное, что смогло сделать неподготовленное к подобному тело – инстинктивно закрыть голову, поэтому острый кусок стекла попал не по открытой шее, а по руке. Грубые рукава ослабили удар, но оказались недостаточно прочными, распоротая рука вспыхнула болью. Почуяв запах крови, нападавшие словно обезумели. Шарахнувшийся в сторону подросток наткнулся спиной на еще одну крысу и в следующий миг почувствовал, как острые, с неровными, сколотыми краями зубы впиваются в его плоть у основания шеи.

Крысы-животные тут же попытались вцепиться в кровоточащую руку, чтобы урвать свою часть «добычи». Нэва невольно вспомнил древнюю, еще Дорубежную фразу о гибнущих от излишнего любопытства кошках, но в какой-то момент ощутил, что хватка ослабла. По кучам мусора прошло слабое колебание, а появившиеся следом чистильщики свидетельствовали о том, что запас свой удачи он еще не исчерпал. Короткого мгновения всеобщего замешательства хватило на то, чтобы вырваться, оставляя в зубах двуногой крысы кусок кожи, и побежать к точке перехода. Благо, тренированная память не дала запутаться в поворотах. Насколько он помнил, точку перехода с той стороны не охраняли даже во время чисток, поэтому проблем возникнуть не могло. Кровь тонкой струей сочилась за воротник.

*

Ранки на коже заживать никак не хотели. Шел третий день, но их состояние никак не улучшалось, хуже того, следу зубов начали гноиться, кожа вокруг опухла и покраснела. Даже не прикасаясь, Нэва мог бы сказать, что плечо горячее.

Было больно. Точнее, больно было бы, если бы помутневшее сознание было способно осознать боль. Но его сил едва хватало, чтобы поддерживать видимость нормального состояния. Получалось слабо. После того, как он в очередной раз допустил ошибку в элементарнейших расчетах, а на все вопросы отвечал невнятным бормотанием и расфокусированным взглядом, его отстранили от работы в лаборатории, а универститеский психолог, откровенно скучного и серого вида мужчина, сначала долго интересовался жизнью за стенами учебного заведения, какими-то незначительными деталями, а потом осторожно затронул тему употребления «нежелательных веществ», как он их назвал. Нэва, сознавший, в чем его подозревают, согнулся от смеха, что вызвало новую волну боли и неодобрительный взгляд со стороны собеседника.

Сейчас, сотрясаясь от лихорадки в небольшой учебной лаборатории, он пытался рассчитать дозу необходимых составляющих противоядия, время от времени сверяясь с данными анализа. И искренне надеясь, что все пройдет удачно, а пара следов станет неплохим напоминанием о том, что все же следует иногда думать прежде, чем делать. Трясущимися руками он закрутил крышку и попытался найти взглядом шкафчик со шприцами и растворами для инъекций. Сквозь пелену пробилась мысль, что он находится в соседнем помещении. На непослушных ногах Нэва преодолел проход и столкнулся в дверях нагруженным коробками однокурсником. Баночка с противоядием выпала из рук, смешиваясь с десятками таких же. Беловолосый подхватил ее с пола, рассеяно кивнул на «Представляешь, крыс больных развелось немерено, вот травить иду, пока других не заразили» и закрыл за собой дверь.

Он наполовину стянул лабораторный халат, одновременно закатывая рукав рубашки. Затянуть зубами жгут, ввести иглу, снять жгут, ввести лекарство. Казалось бы, все просто. Ошибка стала очевидна, едва игла покинула вену на локте правой руки. Боль не просто не отступила, казалось, она стала многократно сильнее. Нэву повело в сторону, пытаясь удержаться он сбил стеклянный шкафчик и все же упал на пол. Последнее, что он услышал – грохот открывающейся двери и звук спешащих к нему шагов. Потом наступила тьма.

*

Пробуждение было малоприятным. Даже думать и дышать было больно. Нэва попытался открыть глаза, но сил не хватало даже на такое простое действие. Попытался сцепить зубы, но они наткнулись на уходящую в горло трубку. Он постарался прислушаться к ощущениям, но из-за боли многое ускользало.

Вот что-то давит, распирает где-то глубоко за глоткой, тяжело дышать и глотать. Аппарат искусственной вентиляции легких. Какие-то датчики и, кажется, в левой руке катетер. Правая рука не болит абсолютно, являясь единственной не причиняющей неудобств частью тела. Он пытается хоть как-то пошевелить ей, но рука словно не отзывается, что вполне можно было бы списать на действие лекарств, но почему тогда все остальное тело ощущается так остро. Глаза открываются с большим трудом, еще больше усилий уходит на то, чтобы перевести взгляд с белеющего в полумраке потолка вниз, попытаться рассмотреть лежащие поверх одеяла руки. Левая, исколотая. Правая…

Правой руки на ожидаемом месте не оказалось. Мысль, отвратительная, но очевидная, начала оформляться яснее. И, оформившись, ударила по сознанию слепым ужасом, заставляя сердце разогнаться сверх нормы, заставляя дышать часто и рвано, отдаваясь напряжением и тупой болью в левой стороне груди. Рука отсутствовала полностью.

На сигнал аппаратуры пришел врач. Пациент смотрел на него потемневшими, пустыми глазами, всем своим видом показывая, что не различает ни единого слова из того, что ему говорят. Незначительный запас сил подошел к концу.