Читать книгу Тюремный доктор. Истории о любви, вере и сострадании - Аманда Браун - Страница 4

Я не ожидала, что стану героиней новостей.

Сидя в своем рабочем кабинете, я с изумлением читала собственные слова, напечатанные на страницах «Пульса» – национального печатного органа врачей общей практики.

«Я просто уезжаю в закат, и никому нет до этого дела». Да, я так и написала, но мне и в голову не приходило, что это процитируют дословно! Я проклинала свою несдержанность и эмоциональность. Под этими словами я подразумевала, что почти двадцать лет старалась работать как можно лучше, но теперь получалось, что это не имело никакого значения, потому что меня списывали со счетов. Системе требовалось, чтобы я ставила галочки в бланках – не более того.

Я пожалела, что не захватила с собой темных очков, чтобы спрятаться за ними. Однако теперь поздно было жалеть. Мое письмо черным по белому красовалось на всеобщем обозрении. Лучшее, что я могла сделать – это достойно продержаться 3 недели до увольнения.

Я разрывалась между злостью и раскаянием. К счастью, в расписании оставалось получасовое окно. Схватив сумку, выбежала на улицу, подышать свежим воздухом. Все вокруг напоминало о том, как много я теряю. В комнате ожидания на меня уставилась дюжина пар потрясенных глаз – письмо о моем уходе, обращенное к пациентам, было приколото на доску объявлений.

Я перешла через улицу к кофейне на противоположной стороне, но и там не стало легче. В очереди передо мной оказалась Сандра, провизор из соседней аптеки. Она работала там все время, что я пробыла местным врачом общей практики. Я подумала, что она сейчас заговорит о статье, но у Сандры имелись для меня другие новости.

– Такое впечатление, что в деревне траур, – без обиняков начала она.

За прошедшие годы мы тесно сдружились. Доброе лицо Сандры обрамляла копна каштановых кудрей; ростом она была не выше полутора метров и сейчас смотрела на меня снизу вверх своими темными глазами.

Мне нечего было ответить. Я понятия не имела, что сказать. Сандра заговорила снова, и каждое слово вонзалось мне прямо в сердце.

– Твои пациенты страшно опечалены. Не представляют, как смогут обходиться без тебя. Аманда, неужели тебе действительно необходимо уйти?

Я с признательностью сжала Сандре руку. Честно говоря, мне хотелось схватить ее в объятия.

– Решение принято, ничего уже не изменишь. Но, признаться, чувствую себя ужасно, – вздохнула я.

Слезы так и подступали к глазам. Однако я не могла себе позволить разрыдаться, стоя в очереди за кофе.

Далее последовал главный вопрос:

– И чем ты теперь собираешься заняться?

Действительно, чем?

– Наверное, с твоим опытом ты легко найдешь место врача общей практики в другом месте, – продолжила она.

Однако этого мне хотелось меньше всего. Я столкнулась бы с теми же проблемами, просто в новом учреждении. Но чем же действительно заняться? Было такое чувство, будто я похоронила кого-то из близких. Я испытывала грусть, одиночество, потерю и не могла заглянуть в будущее, которое словно подернулось густым черным туманом, сплетенным из сомнений и груза вины.

Внезапно аромат жареных кофейных зерен показался мне горьким до тошноты, почти невыносимым. Звуки кафе, болтовня посетителей, шипение кофемашины… Нет, это выше моих сил! По шее побежала горячая волна, захотелось как можно скорей выбраться на морозный воздух.

Настоящая пытка. Боже, что я натворила!

– Мне надо возвращаться на работу, – сказала я Сандре.

– Но ведь ты еще не выпила кофе! Я думала, надо нам посидеть вместе последний разок, до твоего ухода… – Она замолчала, увидев как я, показав два больших пальца, спешно бросилась к дверям.

На улице я сделала несколько глубоких вдохов, наслаждаясь вместо кофе свежим холодным воздухом. Хотелось разрыдаться. Честное слово, это уж чересчур. Сначала мое письмо в журнале, потом рассказ о расстроенных пациентах и, наконец, последний удар: осознание того, что я понятия не имею, чем буду заниматься остаток жизни.

Ситуация стала еще хуже, когда я вернулась в кабинет и в двери постучал мистер Коллинз. Больше всего в тот момент мне хотелось спрятаться под стол до конца приемных часов, но деваться было некуда.

– Входите, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал радостно.

Брайан Коллинз являлся одним из моих давнишних пациентов. В свои пятьдесят шесть он был высок ростом, седоват и всегда чисто выбрит. Глядя на его длинные гибкие пальцы, я всегда думала, что ему надо бы играть на фортепиано.

Брайан заглянул в дверь и робко двинулся по пестрому ковру к моему рабочему столу. Неуверенная походка выдавала человека, самооценка которого неоднократно попадала под удар. Сколько я его помнила, он регулярно принимал антидепрессанты: лекарства облегчали симптомы, но тут он пытался прекратить терапию, убежденный, что все прошло, и депрессия возвращалась снова.

За 20 лет работы я повидала немало таких пациентов. Богатый, успешный представитель среднего класса с хорошо поставленной речью; из тех бизнесменов в костюмах в полоску, что каждое утро едут в центр города на работу. В самом начале карьеры такой тип мужчин, должна признаться, меня сильно смущал – казалось, они не станут доверять молоденькой женщине-врачу. Однако, к удивлению, мне удалось расположить к себе и его, и многих других таких же. Наверное, в первую очередь это объяснялось моим искренним неравнодушием по отношению к ним. Я всегда считала, что основные причины болезней кроются в эмоциональных неурядицах. Однако со временем это вылилось в проблему: большинство пациентов теперь видели во мне не только врача, но еще и советчика. И мистер Коллинз не был исключением.

– Чем могу помочь, Брайан? – спросила я как можно мягче, чтобы не смущать его.

С опущенными глазами он присел на стул напротив.

– Вы действительно уходите? – спросил Брайан, тревожно глядя на меня.

Впервые мне пришлось столкнуться лицом к лицу с эффектом, который производило мое увольнение, и это было просто невыносимо. Я кожей ощущала напряжение, повисшее между нами.

– Да, боюсь, что так.

Мгновение он молчал, пристально глядя в одну точку на ковре, прежде чем поднять на меня глаза. Я увидела в них слезы. Сердце мое разрывалось в груди.

Из упаковки на столе он вытащил бумажный платок и промокнул уголки глаз. Его голос дрожал.

– Но что же я буду без вас делать? Вы – единственная, кто понимает, через что я прохожу, а ведь мне так тяжело открываться людям!

Его страхи были вполне естественными, их испытывает множество людей, вынужденных сменить лечащего врача.

– Вы переводитесь куда-то неподалеку?

Я открыла рот, но не смогла произнести ни слова. Собиралась ответить отрицательно, но сам вопрос, который он задал, снова отбросил меня в сферу неизвестности. Я тяжело сглотнула и сделала вдох.

– Нет, вряд ли.

Брайан снова огорченно опустил глаза, а потом внезапно встал со стула.

Он протянул мне руку, как делал, наверное, сотни раз на рабочих совещаниях, скрывая за такой формальностью свое разочарование.

– Ну что ж, желаю всего наилучшего, доктор Браун.

Пожимая ему руку, я чувствовала, что в горле встал ком.

– Вы прекрасно себя зарекомендовали, и я высоко ценю все, что вы сделали для меня за эти годы, – продолжал он своим официальным, отрывистым тоном.

– Вашим будущим пациентам можно только позавидовать.

Я закусила губу, изо всех сил стараясь не заплакать. Призвав на помощь медицину, я велела мистеру Коллинзу придерживаться прежней дозы антидепрессантов, а через 3 месяца заново оценить свое состояние.

Я проводила его до двери, мы мгновение помолчали, сознавая, насколько оба расстроены.

– Все будет хорошо, – подбодрила я его.

Но стоило ему выйти за дверь, и я разрыдалась, не в силах больше сопротивляться переживаниям этого дня. Я понимала, что должна держаться, что жизнь врача – это непрерывный поток сложных ситуаций, эмоциональных пациентов, боли, страданий и смерти. Следовало быть сильной – я и была сильной, всегда, но сейчас просто не представляла, как проживу следующие несколько недель.

Зазвонил телефон. Я не хотела брать трубку, и уже решила не отвечать, но мне требовалось что-то – что угодно, – чтобы не провалиться в пропасть отчаяния.

– Это доктор Браун? – спросил голос на другом конце.

– А кто говорит?

– Это доктор Фил Берн. Я прочитал ваше письмо в «Пульсе».

В груди екнуло.

– Я ищу врачей для работы в тюрьмах на юго-востоке Англии.

– Прошу прощения?

Мне показалось, я неправильно расслышала.

– Я ищу врача для работы в тюрьме, – повторил он.

Мысль эта меня потрясла. Я настолько завязла в своей деревенской практике, что о других местах работы, вроде того, о котором шла речь, даже не подумала.

Доктор Берн рассказал о должности: с частичной занятостью, в тюрьме для несовершеннолетних 15–18 лет, Хантеркомб в Оксфордшире, недалеко от Хенли-на-Темзе.

– Вам это может быть интересно? – спросил он.

С тюрьмой у меня ассоциировались исключительно драки, ножевые ранения и повешенные – всякие ужасы, которые показывают в кино. Смогу ли я работать в подобной обстановке?

Однако в глубине души я понимала, что эти представления о тюрьмах вряд ли соответствуют действительности. И мне все равно надо чем-то заниматься… Чем-то новым, чем-то, что меня увлечет, заставит снова почувствовать себя нужной. Работой, на которой я смогу помогать людям.

– Да! – ответила я неожиданно для себя самой.

Не дав себе времени на размышление, я просто положилась на инстинкт; не спросила о зарплате, вообще не задала никаких вопросов…

Насколько испорченными могут быть подростки 15–18 лет? Мои сыновья, Роб и Чарли, были того же возраста, так что я, возможно, смогу стать для заключенных доверенным лицом, так как они будут меня воспринимать как мать, а не как угрозу.

Неужели я действительно была такой наивной? О да. Но время это исправило.

Мой собеседник объяснил, что немногие доктора соглашаются работать в тюрьмах, считая тамошнюю среду слишком страшной и неприятной, а потенциальных пациентов сложными, не склонными к сотрудничеству, непредсказуемыми и к тому же жестокими.

– Однако, – и при этих словах он сам рассмеялся, – человек, так открыто выражающий свое мнение, как вы, наверняка справится!

Я не могла поверить, что излишняя откровенность в журнале внезапно открыла для меня целый спектр новых возможностей. Доктор Берн увидел во мне настоящего бойца. Да, мне уже почти 50, но почему не попробовать что-то новое? Никогда не поздно начать сначала. Это может касаться и карьеры, и отношений, и образа жизни. Много лет я убеждала в этом своих пациентов, и вот настало время столкнуться с неизвестностью самой. Вполне возможно, я смогу изменить к лучшему жизнь этих ребят.