Читать книгу Ради тебя - Anastasia Avi Samaeli - Страница 11

Долго уговаривала меня невеста надеть рубаху бордового цвета, которую сама же и купила.

– Дим, все папины мальчики, – голос брюнетки вдруг стал слегка кокетливым. – Носят именно такие рубахи.

– Тем более не надену, – ворчал я, рассматривая безвкусную вещь. – Роба, что ли? Этот цвет как тряпка для быка.

– А должно бы мое платье так действовать, – Инга резко развернулась, покрутив ягодицами.

Волосы разметались по полуголой спине, а после красиво упали на красную ткань платья и смуглые плечи.

– Красивая ты у меня, а платье обычное, – тихо засмеялся, но лгал.

Платье было действительно шикарным, но кричаще сексуальным. Словно мы собрались на молодежную тусовку, а не к моим будущим родственникам.

– Ты б могла надеть что-то попроще? Вот это синее платье с кнопками.

– Фу! Это так, на улицу выходить. Оно мне даже не нравится, – фыркнула Инга и обеспокоенно взглянула на настенные часы. – Милый, да надень уже хоть что-нибудь! Опаздываем. Отец не очень любит это. Пунктуальность он оценит, Дим.

– Если быть откровенным, то мне вообще насрать на то, что он оценит, а что нет.

– Зря. Если собираешься встать прочно на ноги и крышевать рыбные местечки, тебе стоит прислушиваться к папе.

– А мне кажется, что это вообще не должно тебя касаться. Ты слишком сильно стараешься. Успокойся. Я иду к нему не о делах базарить.

Я давно перестал быть нежным. Все чаще замечал за собой некую жестокость. Даже сейчас я мог говорить с ней как-то помягче, но не получалось. Димка Поляков умер. Не знаю, в какой момент это произошло. Может, тогда, когда ударил Витька? А возможно, на рукомойнике, когда бил Тушкана. Но сердце больно сжалось, потому что я лгал сам себе. Я умер в тот момент, когда Леха сообщил об отце. Тогда и появился Поляк.

Я был намерен во что бы то ни стало стать авторитетом. И плевать на то, что из деревни. И начхать на тех, кто был более продуманным. Я знал, что у меня все получится. Я буду получать то, чего хочу, и неважно, какой ценой мне это будет доставаться.

– Все, готов, можем идти, – обнял красотку и резко дернул за платье, потянув на себя.

Та с готовностью приоткрыла рот, подставляя пухлые губы. Обхватив зубами нижнюю, слегка оттянул и языком провел по ее зубам.

– Ты издеваешься? – голос девчонки охрип. – Дим, ты с ума сводишь.

– Это моя реплика. Придумай свою.

Так же резко, как притянул, оттолкнул от себя и открыл дверь.

– Двигай, – грубо как-то, но мне все равно. – Пунктуальность, забыла?

Инга поежилась под моим тяжелым взглядом. Я взял ее за руку и краем глаза заметил, как нервно она сглатывает, губы кусает, а затем и щеки изнутри. Отца боится или меня? Или сразу обоих?

Нет. Хватит. Нужно как-то прийти в себя и перестать срываться. Она заслужила, конечно. Но если я хочу семью, то так быть не должно.

В доме Геворговича играла музыка. Поиграв бровями, взглянул на невесту. Та схватила тонкими пальцами кулон и, крепко сжав, пожала плечами.

– По идее, гостей не должно быть, но у отца случаются неожиданные визиты. Может, что серьезное?

– А музыка на кой хрен? Еще и кавказская какая-то.

– Армянская, – подмигнула Инга. – Делает вид, что почитает традиции.

Позвонив в дверь, облокотился о дверной косяк. Я еще не успел туда войти, но мне уже было скучно до зевоты.

Дверь открыла мать Инги, Ольга Аркадьевна. Миловидная брюнетка лет сорока пяти. Выглядела она гораздо лучше моей матери. И это было объяснимо. Салоны красоты, модная стрижка. Волосы явно крашенные плюс хороший макияж. Не броский, но довольно заметный.

– А вот и моя девочка, – женщина обняла дочь, и я заметил на ее руке свежий кровоподтек.

Интересно, откуда у нее это украшение? Самвел ручонки распускает? А что, это все объясняет. Жену колотит, а сам телок молодых потрахивает. Собака сутулая.

Мы вошли в гостиную, и я слегка замедлился. Нагло развалившись на стуле, возле Геворговича сидел Игорек и гаденько мне улыбался.

– А ты что тут забыл? – я даже не поздоровался с остальными. – Ты не в курсе был, что я приеду?

– Как же не был. Я в курсе всего, что происходит. Я работаю с Геворговичем.

– Да ладно! А что делал у Рустама?

– Почву пробивал. Послали убедиться, что вы для нас не конкуренты.

– Рот заткни и не вякай, – тихо, но довольно доходчиво попросил Игоря седой мужчина.

Я видел его в день нашего дембеля. На своей первой и пока единственной сходке.

– Вечер добрый, Поляк. Я Гена Большой. Не так давно встречались. Ты присаживайся, не стесняйся.

Геворгович как-то взгляд потупил, хотя находился в собственном доме.

– Самвел, объяснить не хочешь? – Гена обратился к родственнику. – Ты сявок к пацанам посылаешь? А основания? И главное – никакого страха.

– За дочь волнуюсь, – Самвел вдруг осмелел. – Она с ума по этому парню сходит. Для того и послал Игоря, чтобы убедиться, что девчонка не попадет в переделку.

Но я знал, что армянин лжет. Врет, сука, и не краснеет.

– Ты так больше не делай, – улыбнулся Большой, который отлично понимал, что забота о дочери – лишь предлог. – Тут только я решаю, кому и с кем работать.

– Па, ты перегибаешь, – вдруг влезла в разговор Инга. – Я давно не маленькая девочка. Не нужно этой гиперопеки. Я в хороших руках. Правда, Дим?

– Не девочка во всех смыслах! – заржал Игорь, уже изрядно набравшись и вдруг осмелев.

Тот, что буквально вчера выплюнул собственные зубы прямо на грязный асфальт у моего дома.

– Скажи, красивая, чем я тебе не угодил? Шмотье? Да не вопрос! Рыжье? Охапками вместо цветов!

Он взглянул на кулон на ее шее и брезгливо хмыкнул.

– Два года он тебе нужен не был, этот комбайнер. Я тебя плохо трахал? Казалось, хорошо. Ты как свинья визжала. Текла подо мной, как шалава, а теперь целку из себя строишь?

Я понял, что Игорек многое знает о Самвеле, потому тот и молчит. Другой бы отец встал и хорошенько втащил этой гниде, но Геворгович спокойно позволял ему окунать собственную дочь лицом в грязь.

А я не мог этого допустить. Я сделал ей предложение. И какой бы шлюхой ее не выставили перед главным авторитетом города, я не мог молчать.

Ухватившись за столешницу, толкнул стол на Игорька. Тот резко вскочил и схватил со стола бутылку. Ударив ее об стол, дернулся в мою сторону.

Я ожидал, что сейчас кто-то вмешается, но, видимо, это был своего рода тест. Какая-то своеобразная проверка. Большой отодвинулся к стене и внимательно наблюдал за разгоревшейся бойней.

Игорек вертел перед моим лицом зеленой «розочкой» и скалился.

Самвел немного побледнел, но повторил за Геной и решил понаблюдать, как крушат его же квартиру.

Мать Инги всхлипнула и, схватив за руку дочь, потащила ее на кухню. Но та выдернула руку и рванула ко мне.

Я успел дважды врезать парню в челюсть, прежде чем услышал крик Инги.

– Димка, пойдем отсюда! Это какой-то хорошо продуманный спектакль!

Самвел поднялся со стула и схватил дочь за волосы.

– А ты в комнату, поняла? Потом побеседуем. Позорище.

Я развернулся, чтобы прикрыть ее собой, но вдруг почувствовал слабую боль в районе левой лопатки. Медленно развернулся и увидел в руке Игорька довольно хороший нож с ребристым лезвием. В голове немного гудело. Рубашка намокла, но я нормально держался на ногах и, сжав руку в кулак, ударил парня в нос. Послышался хруст. Игорек упал, и мне вдруг показалось, что он не дышит.

Перед глазами тут же появилось паскудное рыло Витька. Его оскал с гнилыми зубами. Нож бабочка. В глазах темнело. Я облокотился о стену и съехал на пол, но сознание не потерял.

– Скорую вызывай, гнида! – не помню, как Большой оказался рядом. – Самвел, я повторяю, скорую вызывай! Пацан крякнет, не приведи Боже, – мужчина осторожно приподнял меня. – Эй, боец. Сейчас в больничку поедешь. Ты только тут с нами оставайся.

Вот только сил почему-то не было. Я терял сознание, но боли не чувствовал. Лишь покалывание где-то в спине. И левая рука онемела, повиснув, словно ветка рябины.

– А ты, дрянь, меня слушай! – сквозь какой-то гул прорезался голос Геворговича. – Выбор за тобой, Инга. Либо ты заходишь в спальню и делаешь то, что я велю, и будешь как сыр в масле кататься, либо вали к своему сельскому и никогда не приходи к нам с матерью.

Очень хотелось услышать, что она ответит, но в этот момент комната перед глазами завертелась, и я окончательно отрубился.

Открыл глаза от запаха лекарств. На минуту показалось, что я все еще в армии, но кровать чуть выше, а простыни такие же жесткие, но белые. Какой-то писк. Во рту жутко пересохло. Попытался облизать губы, не вышло.

Слегка привстал и прищурился. Кто-то стоял у окна, но я не мог разглядеть, кто именно. За стеклом все та же луна, значит, ночь на улице. Протер глаза и понял, что у окна Инга.

– Эй, ты чего там стоишь? Мы где?

Девушка дернулась и рванула ко мне. Лицо припухшее. Глаза красные, значит, плакала.

– Ты не помнишь ничего?

Я скривился от боли в спине и понемногу начал понимать, что произошло. Игорек, сука, меня пырнул ножом. В спину. Низко так. Как крыса. Да он и был ею. Самвеловский личный крысеныш, что волею Геворговича затесался к Рустаму.

– Тебе операцию сделали. Сказали, это неопасно, важные органы не задеты, но если б на два сантиметра правее, то он бы тебя убил.

– Ну вот видишь, – я только сейчас понял, что лежу на боку, а не на спине. – А ты ревешь. Я жив, все хорошо.

– Ребята приходили. Полдня сидели тут, но доктора сказали ждать, пока сам не очнешься.

Я прокашлялся и широко открыл глаза.

– И как долго я здесь? – осмотрел Ингу.

На ней был обычный спортивный костюм и кеды. Красное платье исчезло.

– Чуть больше суток. Димка, ну и напугал же ты меня, – она горько заплакала, присев на край кровати, и я понял, что это искренне.

– Ну все, – прохрипел. – Не плачь. Ты домой вернулась?

– В смысле к отцу? С чего бы это? Я к нам домой съездила. Переоделась и к тебе.

– Люблю тебя, – протянул ей руку. – Жаль, поцеловать не могу. Во рту пожар.

Инга тут же рванула в угол палаты и открыла маленький холодильник.

– Вот, попей, но немного.

Отхлебнул полбутылки и, сделав виноватое лицо, пожал правым плечом.

– Поезжай домой, – нежно коснулся своими губами ее пухлых губ. – Я никуда отсюда не денусь.

– Я с тобой останусь, и это мое последнее слово.

Девушка подвинула к койке кресло отвратительного желтого цвета и устроила голову у моих коленей. Уложив ее на собственные руки, она облегченно вздохнула и зевнула.

– Спать хочу, но тебя страшно оставить.

Через минуту она уже тихо сопела, и я улыбнулся.

Попросить ее руки не удалось, но я сделаю ее счастливой. Она выбрала меня, а это чего-то да стоило.