Читать книгу Сердце ворона - Анастасия Александровна Логинова - Страница 1

Каменный Ворон встрепенулся. Облаком взмыла вверх черная с серебряной искрой пыль, что прежде крепким панцирем укрывала иссиня-черные перья, голову и мощные когтистые лапы. Ворон медленно, не торопясь переступил с одной ноги на другую. Наклонил в бок маленькую голову, ничем уже не отличаясь от живой птицы.

Тысячу раз Лара слышала эту историю от няньки-Акулины, и ведь верила – всем сердцем верила каждому ее слову! Но все равно не чаяла глядеть на то собственными глазами.

– Ты видишь это? Видишь, Конни? – не выдержав, зашептала девочка и судорожно вцепилась пальцами в холодную ладошку друга.

– Чшш! – прозвучало строгим ответом.

И то правда… Лара запоздало выругала себя: Ворон их заметил. Быстро повернул головенку, и его правый глаз поймал лунный свет. Замер, уставившись точно на детей.

Ей-богу, он изучал их в этот самый миг и о чем-то думал – Лара могла бы поклясться в этом собственной жизнью!

Но мальчик крепче сжал ее ладонь, и Лара подумала, что, не будь его рядом, она бы тотчас умерла от страха. Впрочем, если бы не Конни, то Лары и вовсе не было бы на Ордынцевском кладбище в такой час…

А потом Ворон взмахнул крыльями и плавно сорвался с насиженного места. Он двигался бесшумно и зловещим карканьем не собирался нарушать тишину. Словно до сих пор был неживым.

Полетел, конечно, к Замку. Замком на побережье называли Ордынцевскую усадьбу – за зубчатые стены и высокую круглую башню, сплошь увитую плющом. В той башне жил и скончался старый граф – последний из рода Ордынцевых. А еще колдун, как рассказывала о нем нянька-Акулина.

Акулина тоже старая. Прежде служила экономкой в усадьбе и видела графа еще живым – высоким, чернобровым красавцем с таким взглядом, что… в этом месте рассказа нянька всегда залихватски говорила: «Ух!». Улыбалась, и ее морщинистые, иссушенные морским ветром щеки покрывались легким румянцем.

«Это ж сколько было бы нынче старому графу лет?..» – задумалась вдруг Лара и, тихонько шевеля губами, принялась подсчитывать.

Да не досчитала: Конни с решительностью, перед которой девочка благоговела всей душой, скомандовал:

– Идем.

Бесшумно он спрыгнул с ветки могучего дуба, где дети устроили выжидательный пункт. Чуть пригнув голову и не разгибая колен, побежал прямиком к склепу – старинной графской усыпальнице, на верхушке которой прежде и восседал каменный Ворон, сделавшийся нынче живым.

Лара тоже прыгнула, почти не колеблясь. Раньше надо было раздумывать, когда Кон объявил ей, что поспорил с мальчишками с Болота, будто влезет в графскую усыпальницу. А теперь-то толку?

Правда, девочка запуталась в юбках и пребольно ударилась коленкой о выступающий корень дуба. Но не ойкнула даже – сцепив зубы, прихрамывая, засеменила следом.

– Учти, вздумаешь реветь – живо домой отправлю. К мамочкиной юбке! – строго-настрого предупредил Кон перед их вылазкой.

Девочке тогда стало страсть как обидно. Она и сама знала про себя, что плакса – но зачем лишний раз попрекать? И если уж приспичит, то, скорее, она побежала б к няньке-Акулине, чем к маме-Юле. Матушка-то ей реветь тоже запрещает, еще построже Кона.

Потому и решила девочка, что, как бы ни было страшно там, в склепе, как бы ни тряслись ее коленки, и чего б она ни увидела – не вскрикнет. И уж точно не расплачется. Ей-богу, лучше умрет на месте!

…Дверь старинной усыпальницы поддалась на удивление легко: всего трижды Кон ударил по навесному замку булыжником. Пахнуло могильным духом и сырой землей. Кон и тот замешкался. Но упрямо свел брови и опять скомандовал:

– Идем.

Внутри, не размыкая рук, помогая друг другу, дети долго спускались по щербатой каменной лестнице. Пока не осознали – пришли. Внизу было темно, хоть глаз выколи. В проем распахнутой двери усыпальницы немного проникал бледный свет луны, но он освещал только лестницу, а стоило сойти с нее, как детские фигуры погрузились во тьму.

– Эх, лампу бы сюда!..

– У меня спички есть, Конни! – Лара нащупала в кармане юбки коробок.

– Толку здесь от спичек… – проворчал тот. – Ладно, давай, управлюсь как-нибудь. А ты постой на лестнице, не мельтеши.

Лара восхитилась догадливостью друга, когда тот поджег сразу три спички, соорудив маленький факел – и тогда свет всполохами озарил часть каменной кладки стены, на которой даже можно было разглядеть паутину и то, ради чего дети явились сюда. Громоздкие каменные надгробия, числом не менее десяти.

– Как же мы найдем нужный, Конни?..

– Здесь таблички с датами. Старик ровно восемь лет назад помер, в тысяча восемьсот девяносто первом. Не боись, я сам искать буду – а ты на лестнице постой, сказано ж тебе!

Разумеется, мальчишки с Болота потребовали добыть доказательство, что Конни и впрямь побывал в усыпальнице. А точнее – он должен был сдвинуть крышку с гроба старого колдуна, а после сказать им, какого цвета сюртук на мертвеце. Федька, заводила и самый старший из них, хвастался, что бывал на похоронах колдуна да видел, в какого цвета сюртук его обрядили. Соврать не удастся. А значит Лара, как верный друг, обязана Кона поддержать…

Вот и сейчас, оставленная в безопасном месте подальше от гробниц, Лара взмолилась:

– Конни, но я помочь хочу, отчего ты мне запрещаешь?

– Трусишка, – по-своему растолковал ее порыв Конни. Но возражать более не стал.

Да и не слишком он грешил против истины: Ларе и впрямь страшно было стоять в одиночку. Со второй попытки она тоже подожгла три спички разом и, затаив дыхание, стараясь меньше думать о том, что делает и где находится, глазами отыскала строчки на ближайшем к ней надгробии.

И сперва отказалась себе верить.

«Николай Григорьевичъ Ордынцевъ. Родился въ 1860 г., скончался въ 1891 г.»

Неужто вот так? Сразу?

– Конни, я нашла, нашла… – горячо зашептала девочка.

Лара потянулась туда, где мгновение назад еще стоял ее друг, но – пальцы рассекли лишь холодную тьму подземелья. Рядом никого не было.

Сколько это продлилось – мгновение? Больше? Ларе показалось, что она вечность стоит одна возле гробницы.

А потом чей-то шумный выдох затушил ее спички.

У Лары дробно застучали зубы. Собственным обещанием не кричать она уж готова была поступиться – да только голос будто пропал. Девочка не могла вымолвить ни звука.

И слава богу. Поскольку ее глаза, начавшие привыкать к темноте, вдруг ясно угадали очертания лица Кона совсем рядом с нею. Он приложил палец к губам и прошипел:

– Чшш!

А потом указал кивком на лунную дорожку, бледно освещающую лестницу.

Бледно – но этого хватило, чтобы сперва углядеть две человеческие тени, а потом, подняв глаза на дверной проем, увидеть и парочку незнакомцев.

– …не бреши, ничего там не светится! – четко произнес один из них, заглядывая внутрь усыпальницы с лампою в руках. – А дверь, видать, сроду не запирают.

– Ежель не запирается, то и брать там нечего! – заметно волнуясь, ответил второй.

– А ты почем знаешь? – хмыкнул первый. И, подняв руку с лампою над головой, начал спускаться в усыпальницу. – Местное дурачье, что с них взять…

И второй, помедлив, все же присоединился к нему. Спускались они медленно, но неотвратимо, с каждой ступенькой приближаясь детям. Они уже были внизу и по-свойски оглядывались в темноте, когда девочка осознала, что Кон грубо дергает ее за локоть, приказывая нагнуться. Бежать куда-то не было смысла: дети присели на корточки здесь же, возле гроба колдуна – притаились в его тени и замерли.

«Увидят… как пить дать увидят…» – не сомневалась Лара.

Незнакомцы шумно и без трепета, не теряя времени на чтение надписей, сдвигали громоздкие крышки со всех подряд гробниц. Те падали, иногда раскалываясь. Искали ценности. Усыпальница графская, богатая – разумеется, здесь было чем поживиться, это даже Лара понимала. Дети мало что видели из своего укрытия, но слышали каждое слово. Слышали, как радовались вероломные незнакомцы, находя фамильные кольца или нитку жемчуга. Слышали, как скабрезно комментировали, снимая их с тел мертвецов…

И, рыская, кажется, в той самой гробнице последнего из графов, они нашли что-то невероятно ценное – ежели судить по радостным возгласам. Сундук, набитый золотом, не иначе – Ларе не было видно, но она воображала именно сундук…

– Гляди, что за чудная вещица! – Слышала она голос над самой головой. – Медальон, никак!

– А ну дай сюда…

– Я первый увидал, верни!

Воры загалдели: вот-вот начнется драка…

А Лара, сидя на каменном полу и обхватив собственные коленки, вдруг почувствовала дуновение легкого ветерка. Не сырого, могильного – а самого что ни на есть свежего. Будто с моря. Что-то изменилось, без сомнений. Набравшись храбрости, Лара ухватилась пальцами за холодный камень гробницы и чуть-чуть выглянула из-за укрытия.

И тогда девочка увидела Ворона. Того самого, бывшего некогда каменным. Важно вскинув голову, он стоял на верхней ступеньке освещенной луною лестницы и сердито глядел на воров. Те, на беду свою, его не замечали.

Ворон снова вспорхнул бесшумно, будто бабочка. И, иссиня-черный, тотчас потерялся во тьме подземелья. Ненадолго. Чтобы через миг рассыпаться серебряной пылью, собраться в угрожающую тучу аккурат над головами воров и – обрушиться на них, будто тяжелая морская волна.

Горе тому, кого застанет Ворон за недобрым делом…

Лара тысячу раз слышала легенду о Вороне, охраняющем свои владения, но нынче видела все воочию.

Одного швырнуло на стену с каменной кладкой – точно возле перепуганных детей. Умер ли он сразу? Лара видела кровь, струйкой вытекающую из уха и безжизненные глаза, которым уж ни до чего не было дела.

А что случилось со вторым? Этого Лара не знала. Мир ее – звуки, запахи, все устремления – сузились вдруг до круглого золоченого медальона с диковинным узором по ободу. Тот самый медальон, что покоился в расслабленной руке убитого вора.

Не помня себя, не зная, зачем ей это, девочка потянулась к украшению, мучимая одним желанием – завладеть им и никогда не выпускать из рук. Лишь на миг она подняла глаза на лицо мертвеца и успела заметить – мальчишка. Едва ли много старше их с Коном.

А после все-таки схватила украшение. Прижала к груди, как величайшую ценность.

– Пойдем же, пойдем! – тянул ее за локоть Кон.

Он уже не шептал, кричал – по-видимому, путь был свободен. Лара не сопротивлялась ему, но будто обессилела. Ноги не слушались, а глаза не видели ничего, кроме добытого украшения.

Только на лестнице девочка опомнилась. Снова почувствовала страх, снова ее коленки начали подгибаться.

– Вдруг он жив, надо вернуться… – оглянулась она на темное подземелье.

Тела мальчишки, скрытого графской гробницей, она теперь не видела – зато на крышке той самой гробницы сидел Ворон. Черные глаза отражали лунный свет, и он отвечал девочке прямым серьезным взглядом. Осмысленным взглядом.

«Ведь он именно что медальон не пожелал им отдавать… – осознала она, – только медальон. До прочего ему не было дела. А мне отдал…».

Еще минута – и дети выбрались наружу. Но Лара так и не поняла в тот день, отчего Ворон позволил ей унести медальон. Почему не наказал за кражу, как того вора?

Она поняла это только много лет спустя, став уже взрослой девушкой. Когда, резко очнувшись ото сна, все еще слышала голос, бывший ничем иным, как голосом последнего графа Ордынцева:

– Не отдавай. Не отдавай. Не отдавай…

Она часто за эти годы слышала сей голос. Во сне. Не всегда он говорил о медальоне, но сегодня именно о нем, Лара это знала.

Потому-то, резко откинув одеяло и, не обув даже туфель, она первым делом бросилась к зеркалу, в ящике возле которого хранились немногочисленные ее украшения. Там, завернутым в шелковый платок, она уже десять лет хранила тот самый медальон.

Лара осторожно погладила подушечкой пальца замысловатый узор, что шел по окружности. Завороженная тем узором, она не всегда могла разглядеть рисунок, выбитый на крышке – он становился виден лишь под определенным углом. Это была расправившая крылья вольная ласточка, что устремилась ввысь на золотом круге медальона.

А ежели повернуть украшение еще чуть-чуть, то ласточка волшебным образом обращалась в ворона, чинно сложившего крылья.

В детстве Лара могла часами играть, и так, и эдак, поворачивая медальон к свету и сама для себя решая – какой из рисунков ей нравится больше. Она и сейчас едва верила, что владеет этой красотой всецело: столько лет прошло, а желание обладать им ничуть не стало меньше.

Разумеется, она никому не собиралась отдавать медальон. Он ее, только ее! Ведь не случайно же она носит эту фамилию – Ласточкина.

Ей было суждено его найти, не иначе.