Читать книгу Алмазная пыль - Анастасия Александровна Логинова - Страница 6

– Маргарита! – позвал мерзкий тонкий кукольный голос. – Ты ведь знаешь, что нужно делать, Маргарита!

Кукла сидела в кресле напротив окна, и, чтобы добраться до двери, мне нужно было пройти мимо.

– Даже не думай! – предупредила она мое желание. Фарфоровое лицо неведомым образом исказила злобная гримаса, отчего мне сделалось по-настоящему жутко. – Ты выйдешь отсюда только затем, чтобы пойти в Гостиную Маргариты. Поняла?!

– Чью гостиную?..

– Маргариты! Надиной бабушки. Зала в левом крыле первого этажа, ты почти дошла до нее в первый же день – но испугалась и как всегда предпочла сбежать. Потому что трусиха и дура!

– Не обзывайся… – хотела потребовать я, только голос предательски дрогнул.

– В Гостиной Маргариты ты найдешь то, что ищешь, – не слушала меня Доротея. – И ты отправишься туда сегодня же! Ты и так потеряла уйму времени!

Справившись с ужасом, я только теперь сообразила, что она от меня требует: наплевать на запреты и пойти туда, куда ходить нельзя. А мне даже думать не хотелось, что я найду в потайной комнате этого дворца Синей Бороды. В оригинальной сказке глупая принцесса, помнится, не нашла там ничего хорошего.

И я вдруг осмелела:

– Прекрати указывать, что мне делать! – я робко шагнула вперед. – Ты кукла всего лишь… А может, ты вообще плод моего воображения!

А потом я осмелела настолько, что, зажав уши, поскорее обогнула кресло и бросилась к двери. А там уже, захлопнув за собой, решила, что и впрямь глупо бояться куклы. Да без моей помощи она даже выбраться из этой комнаты не сможет!

Это немного приободрило. Я оправила платье, пригладила волосы и поторопилась в классную, где вот-вот должна были закончиться занятия у Нади. Двери классной и правда были уже приоткрыты – только учителя внутри я не увидела.

Надюша сидела на ковре возле письменного стола и, глядя в пространство, неслышно с кем-то переговаривалась.

– Не трогай ее! – долетела до меня единственная фраза. – Она не такая как все, она смешная и добрая!

Потом Надя надолго замолчала и склонила голову.

– Хорошо, – не услышала я, но прочитала по ее губам…

* * *

Конечно, дьявольская кукла и часа не просидела взаперти: маленькая хозяйка всполошилась из-за пропажи, сама разыскала Доротею и после, даже отправляясь в музыкальный салон для занятий музыкой, взяла ее с собой.

Слушать, как Надя играет, я любила. Обычно моя подопечная, прежде чем сесть к роялю, шла вдоль шкафа с пухлыми нотными тетрадями, касалась пальчиками каждого из корешков, будто здороваясь, и неизменно спрашивала у меня, что бы я хотела послушать.

– Ту песенку Шопена. Двадцатую.

– Двадцатый ноктюрн до-диез минор?

Подопечная всегда с такой забавной серьезностью поправляла меня, что я просто не могла лишить ее этого удовольствия. Надя никогда не брала ноты к двадцатому ноктюрну – она знала его наизусть. Долго и величественно устраивалась за роялем, упиралась туфелькой в педаль, а потом ждала терпеливо, пока я подниму тяжелую, пахнущую лаком крышку. Мягко, но уверенно клала руку на клавиши: сначала правую, затем левую.

Я ничего не понимаю в классической музыке. Но двадцатый ноктюрн полюбила – лишь потому, что его любила Надя. Пока она играла, я обычно, отвернувшись к окну, рисуя пальцем узоры на стекле, смотрела на черные воды Мойки и думала о всяком. И о Наде, и о ее несчастной матери, и об отце-эгоисте, и о своей дурацкой жизни. Я никогда столько не думала прежде – времени не было. У меня никогда ни на что не было времени.

Я хотела уж и в этот раз пристроиться к любимому окошку – но у окна Надя посадила Доротею, и кукла теперь с укором глядела на меня из-под ресниц. Я отпрыгнула оттуда, как ошпаренная. И от греха подальше встала у Надиного рояля, как будто ей требовалось переворачивать нотные страницы.

Я стояла так и смотрела на ряд портретов на противоположной стене.

Найти изображение Надиной матушки я уже отчаялась («папенька», похоже, все до последнего уничтожил), а здесь, кажется, висел портрет Нади. Так я думала до сего дня. Большие детские глаза, светлые кудряшки, вздернутый носик. Только минут через пять разглядывания я осознала, что девочка на портрете, хоть и безумно похожа на Надю, – гораздо старше.

– Солнышко, а это кто? – без затей спросила я.

– Это? – Надя перестала играть и обернулась. Пожала плечами: – ma douce tante Kiki⁴.

– Тетушка Кики?!

Еще не веря догадке, я подошла ближе, чтобы рассмотреть в упор. И осознала – да, это и правда Кики, девица, что сбила меня на авто в первый же день моего здесь пребывания.

– Папенька говорил, что Кики здесь пятнадцать лет. Я очень похожа на тетушку, правда?

– Правда, – не могла не согласиться я.

Значит, Кики – сестра барона фон Гирса. А раз журналист Драгомиров сам назвался братом Кики, выходит, он брат и барону? Ну да, у них даже отчества совпадают, оба Николаевичи. Интересное кино.

Надя уже давно отвлеклась от игры, а я живо прошлась вдоль портретной галереи – но никого похожего на Драгомирова не нашла. Был, правда, один седенький господин с очень похожими прозрачными глазами и такими же тяжелыми надбровными дугами – но тот уж совсем старенький.

– Mon arrière grand-père, – сообщила Надя, ходившая за мной хвостиком.

– Чего?

– Вы совсем не знаете французского, это непорядок, – с укором покачала головой Надя. – Это мой прадедушка. Карл фон Гирс, знаменитый ювелирных дел мастер. Весь Петербург его знает, Марго. Он построил этот дом.

Ах вот оно что. И монограмма «KG», что изображена и на дверных ручках, и на воротах – это его инициалы.

– Он немец, получается?

Надюша кивнула.

– И моя бабушка Маргарита, его дочка, тоже была немкой. Только она приняла православие и стала русской, а потом вышла замуж за дедушку и стала зваться Драгомировой. Только потом она с ним развелась – и снова стала фон Гирс. И она фон Гирс, и papa, и Кики. – Помолчала и добавила: – и дядюшка Гриша тоже фон Гирс – только об этом никому-никому нельзя говорить, Марго!

– Я никому не скажу… А papa и дядя Гриша в ссоре?

Надюша печально кивнула.

– Я видела его только однажды, очень давно. Но про дядюшку много рассказывает Кики. Говорит, он хороший, просто поссорился с папенькой, а я здесь не при чем.

Может, я и смогла бы расспросить Надюшу получше, но пришла ее учительница и велела девочке сесть к роялю. А я вернулась к излюбленному окошку: журналист Драгомиров, прислонившись к перилам набережной Мойки, задрал голову вверх и смотрел, кажется, прямо на меня.

* * *

– Доротея… – Надюша ахнула, сразу всполошилась и я. – Марго, она пропала… Ведь только что была здесь! Марго, где она?!

А я сама не знала, что сказать: кукла больше не сидела в кресле возле окна. А дверь из музыкальной гостиной чуть приоткрыта… Едва не наступив на подол платья, я бросилась в вестибюль. Тоже пусто. Зато в другом конце вестибюля, прямо напротив, имелась дверь, перекрывающая левое крыло первого этажа.

Именно за этой дверью находилась гостиная Маргариты, куда принуждала меня пойти Доротея…

– Солнышко, отправляйся к себе, – велела я сколь могла спокойно, – пообедай и приступай к урокам. А я найду Доротею, честное слово найду! Только не вздумай реветь!

Надюша, у которой и правда глаза уж были на мокром месте, закивала часто-часто и, оглядываясь, все-таки ушла.

Когда просторный вестибюль опустел, я прошлась по периметру, заглядывая во все углы, за кадки с пальмами и за плотные портьеры. Для отчистки совести. Потом несмело шагнула к дверям в левое запретное крыло и нажала на ручку. Заперто.

И все-таки я знала, что Доротея там.

Я сквозь зубы чертыхнулась от бессилия. А потом, осознав всю глубину своей проблемы, чертыхнулась уже и в голос.

Вот мерзавка! Решила не мытьем, так катаньем меня взять. Ведь теперь, когда Глаша или кто-то из ее горничных найдет куклу, то мигом решит, что я ослушалась запрета. А еще и девочку отвела куда не надо, раз там ее кукла. И мне не хотелось даже воображать, что будет, если куклу найдет сам барон, некстати вернувшийся!

Неужели мне придется туда идти, чтобы ее забрать?..

И как я это сделаю, даже если захочу?

Впрочем, если Доротея каким-то образом туда проникла, то, наверное, смогу и я. Еще через минуту я кое-что вспомнила и поторопилась обогнуть парадную лестницу: позади нее имелся выход на открытую галерею, выводящую прямиком в сад. Теперь я уж знала, что галерея эта тянется вдоль первого этажа, и по всей протяженности ее есть окна – высокие, до самой земли, которые горничные время от времени открывают для проветривания. Одно из таких окон я приняла за выход, когда спасалась бегством в первый день своего здесь пребывания.

Было окно открыто и теперь.

А на подоконнике лежала маленькая тряпичная роза из шляпки Доротеи. Вот чертовка, еще подсказки мне оставляет!

Но деваться некуда. Я подобрала юбку, чтоб удобнее было перелезть, шагнула – и оказалась в тесном коридорчике. Потом знакомые пальмы в кадках и вот оно, запретное левое крыло Дворца Синей бороды. Аукнется мне это еще, ох, аукнется…

– Доротея, мерзавка, немедленно выходи! – позвала я громким шепотом.

Тишина.

Зала эта, которой я так мало внимания уделила в прошлый раз, теперь поразила меня бьющей в глаза роскошью. Кричащей роскошью. Сперва я даже подумала, что все здесь из золота – стены, потолок, пол, изящная тонконогая мебель. Все искрилось и переливалось мягким желтым цветом. Позже пригляделась: нет, не золото – янтарь. Тонкими его пластинками кто-то с величайшим усердием выложил узоры на стенах: желто-коричневые розы. И узоры эти мастерством своим превосходили даже саму красоту поделочного камня.

«KG» было выложено тем же желтым янтарем по центру стены. Карл фон Гирс. Разглядывая обстановку, я ненадолго даже забыла, зачем пришла. Впрочем, я постаралась взять себя в руки и грозным шепотом позвала Доротею.

И снова негодяйка не отозвалась.

На трех стенах гостиной, меж тем, располагалось три двери. Одна, нужно думать, вывела бы меня обратно в вестибюль; вторая, куда я с перепугу ткнулась в первый раз, снова была наглухо заперта, а третья – огромная двустворчатая дверь, оказалась открыта.

Вторая зала поразила не меньше. Стены, пол, величественные колонны, огромный камин были здесь не янтарными, а пестрили всеми оттенками красного, прорезанного тончайшими белыми прожилками. Яшма? Для верности я приблизилась к стене и положила на нее ладонь – холодная, каменная, идеально гладкая. Вензель «KG» здесь располагался в центре выложенного мудреными узорами каменного пола.

Странно здесь было. Ни соринки, ни пылинки, свежо и чисто – но столь тяжелая и неприветливая атмосфера витала в воздухе, что хотелось бежать без оглядки. Все торжественно и печально. Как на кладбище. Если первая гостиная источала солнечный свет, то эта сеяла тревогу. Я скорее пересекла залу и распахнула следующие двери.

И не смогла решиться даже переступить порог.

Карл фон Гирс, сделавший первую гостиную янтарно-желтой, а вторую яшмово-красной, эту почти полностью отделал угольно-черным камнем. Обсидиан? Прожилки в черном камне кое-где отдавали голубым или красным – будто камень светился изнутри. Манил и обдавал могильным холодом. Если и была в этом красота – то дьявольская. Мне не хотелось даже звать Доротею, не хотелось задерживаться здесь ни на минуту; лишь потому, что приметила очередную двустворчатую дверь в конце залы, я шагнула на скользкий пол и преодолела комнату почти что бегом.

Словно вознаграждение за прошлое, эта зала была самой обычной. На первый взгляд… Узкая и длинная: глухая стена слева и частые высокие окна справа, плотно занавешенные портьерами. Полумрак, что здесь царил, оставлял даже некоторое ощущение заброшенности. Полумрак и пыль, которую я невольно собрала на палец, проведя им по столешнице.

Столик этот был со стеклянной крышкой, и под стеклом вдруг что-то сверкнуло в полумраке. Я пригляделась.

– Ох ты ж… – вырвалось у меня нечаянно.

Под стеклом на бархатной подушке лежало ювелирное украшение вроде колье. С белыми сверкающими камнями – я не сомневалась, что бриллиантами! И под стеклом соседнего столика еще одно, только другой формы. И еще, и еще…

Колье, ожерелья, тиары и прочие гарнитуры спокойно лежали на бархатных подушках – как в музее или ювелирном магазине.

Ну да, не зря же этот барон Георгий Николаевич назван ювелирных дел мастером – об этом факте я уже успела как-то подзабыть. Зато понятно, почему ходить в это крыло нельзя: не трупы похищенных девиц прячет здесь господин барон, а фамильные ценности.

Приглядываясь в темноте, я ходила от одной подушки к другой и разглядывала, не смея прикоснуться. Я не очень-то была падка на блестяшки, раньше носила только кольца из серебра и такие же «гвоздики» в ушах, а тут… у меня, наверное, голова закружилась от количества блеска. Только поэтому я и рискнула вдруг тронуть одно из украшений.

И тотчас услышала шум где-то позади себя…

И голоса. Женский переливчатый смех.

Я растерялась совершенно. Остановилась как вкопанная, вцепилась еще крепче в бриллиантовую сережку, что подняла с подушки. Потом с перепугу бросила ее назад – криво! Соскользнув с подушки, серьга со звоном свалилась на пол. Я бросилась ее поднимать – не подняла, но зато перевернула всю подушку целиком.

А шаги и женский смех приближались.

– Маргарита! – окликнул меня гневный кукольный голос – хотя сейчас он мне показался спасительной сладкой музыкой. – Живо сюда, неуклюжая глупая Маргарита!

– К-куда?

– За штору! Да не туда, а влево – у канделябра!

Покрутив головой, я и правда обнаружила столик с огромным бронзовым канделябром и бордовую бархатную портьеру за ним. У самого пола из-за портьеры выглядывала маленькая кукольная ручка.

К женскому смеху за дверью присоединился и мужской басистый голос – и я, не раздумывая уже, бросилась туда, куда манила меня Доротея.

Портьера оказалась плотной и невообразимо пыльной – укрывала собой маленькую нишу с дверью. Там-то я и спряталась: одернула юбку, чтобы не выглядывала наружу, схватила Доротею, чтобы не удрала больше, и – затихла.

Поздно, поздно, поздно! – билось в моей голове. – Заметили! Уж перевернутую подушку точно заметят!

Кто бы там ни были, во время последних моих манипуляций они давно уж вошли в залу. Робкая надежда лишь оставалась, что, занятые своим смехом и разговором, они меня не увидели. И полутьма опять же была на руку.

– Тебе нужно за эту дверь, Маргарита!

Кукла повозилась в моих руках и даже попробовала вырваться.

– Чш-ш! – уже не зная, чего мне бояться больше, шикнула я.

Одним пальцем отвела полу шторки и выглянула в полутьму залы.

Их и правда было двое – мужчина и женщина в алом платье с открытыми плечами – переходили от одной бархатной подушки к другой, и женщина с восторгом щебетала над каждой бриллиантовой безделушкой. Какие-то хватала и начинала примерять.

Мужчина глядел на это безобразие вполне благодушно, даже советовал не торопиться, а посмотреть все. И, кажется, он вполне имел право здесь распоряжаться, потому что это и был пресловутый «папенька» – Георгий фон Гирс.

А я влипла. Окончательно и бесповоротно.

– Дверь! Дверь! – снова завозилась Доротея.

– Чш-ш! – разозлилась я. – По твоей милости мы сейчас попадемся!

– Если сделаешь, как велено, не попадемся! Тебе нужно открыть дверь!

Боясь, что стукнет каблук на каменном полу, я шагнула назад и все-таки толкнула дверь. Потом даже на ручку нажала для верности.

– Заперто! Чего и следовало ожидать!

– Глупая, глупая, Маргарита! Конечно, заперто, но ты можешь достать ключ!

Кукольная ручка дернулась и тронула бархатную портьеру так, что она пошевелилась. Я ахнула, напряженная, как стрела. И лишь потом увидела, что отворот портьеры подшит странным образом – так, что получался маленький кармашек, куда можно спрятать монету или… ключ.

– Глупая Маргарита! Неужели думаешь, что ключ положат рядом с замком! – зашипела на меня Доротея, когда я радостно запустила пальцы в тот карман.

Он, конечно, оказался пуст.

– Ключ в другом тайнике! – шипела на меня кукла. – Таком же точно, но в портьере у окна! Третьего от стены!

– Откуда ты знаешь?

– Знаю! Пойди и забери!

Я, легонько отодвинув портьеру, глазами отсчитала третье окно. Как раз напротив нашего укрытия. Через всю комнату. И речи не может идти о том, чтобы туда пробраться сейчас. Это самоубийство! Тем более что хозяин дома с голоплечей девицей стояли в каких-то десяти шагах, у софы, и негромко ворковали меж собой.

– Я не пойду туда! – твердо заявила я кукле. – Отсижусь здесь. Если так хочется, сама можешь отправиться за этим чертовым ключом. А я как раз сбегу, когда те двое свалятся в обморок!

– Глупая, глупая Маргарита! – злобно сверкнула глазами кукла, и я, разозлившись, зажала ей рот, чтобы, наконец, замолчала.

Наступила тишина… Затянувшаяся тишина, в течение которой даже голоплечая девица больше не смеялась. Я предпочитала не фантазировать, что они там делают. Лишь спустя минуты полторы тишина взорвалась кокетливым женским возмущением:

– Ах, пусти, Георг, пусти… я вовсе не такая!

И женские каблучки по паркету, отбегающие от Георга на почтительное расстояние.

– И не проси, – властно заявил он в ответ, – сегодня я никуда не отпущу тебя, моя прелесть.

Или девица была все-таки «такая», или убеждать Георг умел: в гостиной снова повисла тишина. Правда, теперь к ней примешивался и торопливый шорох одежды…

– Иди теперь! – велела Доротея, благо я чуть ослабила хватку. – Они заняты и тебя не заметят! Иди!

– Ты с ума сошла?! И не подумаю! Молчи!

Снова я зажала ей рот. Хотя… Трепеща от страха, я все-таки чуть отодвинула портьеру, чтобы оценить обстановку. И никого не увидела. Невероятно, но гостиная была пуста! Впрочем, я быстро сообразила, что Георг с его дамой не ушли: их просто укрывала от меня высокая спинка софы. И, судя по всему, они на этой софе даже не сидели. Господи, ну почему такие истории приключаются именно со мной?!

– Иди! – возилась в моих руках Доротея. – Иди сейчас!

– Хорошо, иду! Замолчи только! – сдалась я неожиданно для самой себя.

Эти двое и правда были слишком заняты – а до окна всего ничего. Шага два или три. Я успею. Должна успеть.

Для верности я даже скинула туфли. Подобрала юбку и, набрав в легкие воздуха, как перед прыжком в воду, – невесомо выскочила из своего укрытия. Молнией бросилась через комнату к окну.

– Что это?! – громко ахнула дама на софе. – Ты слышишь, Георг?

Я, страшно запаниковав, спряталась за портьерой у окна. Затихла.

– Сквозняки, наверное. Дом старый, – отмахнулся тот.

И только тогда я выдохнула.

Опять дождалась, пока парочка займется своими делами, и только потом начала судорожно искать потайной кармашек на портьере. Ощупала по краю одну, вторую… невероятно, но в отворот шторы и правда было вложено что-то длинное. Ключ! Откуда кукла о нем узнала? И стоит ли мне и правда отпереть ту дверь? Впрочем, я смутно догадывалась, что хуже, чем сейчас уже не будет…

Снова я задержала дыхание, помолилась, как смогла и – бросилась через комнату обратно в нишу у двери.

– Георг! – вскрикнула дама, едва я укрылась за шторой. – Я говорю тебе, там что-то есть! И это не сквозняк!

Слух как у летучей мыши!

Снова затихнув у двери, я неделикатно сунула Доротею под мышку и ждала, что Георг, как и в прошлый раз, отмахнется. Не тут-то было: его дама трепетала голосом и едва не плакала.

– Поди посмотри, умоляю… вдруг там кто-то… кто-то подглядывает. Я боюсь, Георг…

И он к моему ужасу сдался. Замерев, я слышала, как грузно и недовольно он поднялся с софы. Слышала, как жалобно скрипнул паркет под его ногами, а потом – он остановился. И отчего-то повисшая тишина пугала меня теперь даже больше, чем приближающиеся шаги.

– Серьга на полу… – его голос теперь был озадаченным. – И подушка опрокинута. Это ты уронила, Роза?

– Что ты, Георг, нет! Я и не ходила туда… Георг, мне страшно…

Мне бы скорее сунуть ключ в замочную скважину да хоть попытаться скрыться… но так уж я устроена, что все мудрые мысли приходят ко мне сильно потом. А когда надо действовать, я ледяной статуей застываю на месте. И могу даже заорать совершенно по-идиотски.

Вот и теперь.

Нет, я не заорала – хотя и была близка к этому, пока глядела, как барон фон Гирс, мой работодатель и, возможно, маньяк, шаг за шагом приближается к моей нише. Остановившись в двух метрах, он упер руки в бока и осмотрелся.

Полумрак гостиной окутывал его лицо почти полностью – но клянусь, я видела, как дьявольски блеснули зеленые глаза под сурово сведенными бровями! И не могла отвести взгляд от этих глаз.

В реальности барон оказался старше, чем на портрете. Впрочем, (еще одно доказательство, что он продал душу чертям) возраст ему шел. Возраст высушил юношескую смазливость, огрубил кожу, заострил подбородок и скулы. А еще добавил резких складок у крыльев носа. Передо мной стоял высокий, широкоплечий мужчина, с тонкой, как у девушки, талией. А в разрезе белоснежной сорочки виднелась мощная смуглая шея.

Не знаю, что на меня нашло, но я вдруг закусила губу. А потом глубоко вздохнула… и сделала это совершенно напрасно, потому что хлопья пыли, густо летавшие за шторкой, вдруг угодили мне точно в нос. И я чихнула.

Громко. От души.

Тотчас зажала себе и рот, и нос, приросла спиной к стенке и поклясться была готова, что именно в тот момент на моей голове седеют волосы. Потому что Синяя Борода из полумрака комнаты резко обернулся на мой «чих».

И смотрел в разрез портьеры. На меня. Точно в мои глаза.

Он видел меня, честное слово, видел! Только его глаза в это время совсем не были дьявольскими. Они были напуганными. Расширенными от животного, нечеловеческого ужаса – я даже отметила, что его смуглая шея в белых кружевах сорочки чуть дрожит…

А потом он через силу сглотнул и попятился. Будто призрака видел. Так и пятился, пока не скрылся из моего поля зрения.

– Пойдем отсюда, Роза, – хрипло позвал он свою подружку – и та поддалась ему очень охотно.

Открылись и закрыли двери в глубине гостиной. Оглушающее громко щелкнул замок. Они ушли.

Я не знаю, что это было…

Чего он так испугался, этот лихой барон? Меня? Или кого-то пострашнее тощей рыжеволосой бывшей дизайнерши? И до чего же глупо, наверное, поступаю я, все еще прячась в комнате, из которой только что сбежал взрослый мужик, поджав от страха хвост…

Опомнившись, я выглянула из укрытия и поспешила, было, к дверям – но опять завозилась Доротея:

– Не туда! Иди обратно, глупая Маргарита, и открой дверь в Хранилище. Ты ведь добыла ключ?!

– Добыла… какое еще Хранилище? Что там, за этой дверью?

– Открой – и узнаешь, – гадко улыбнувшись, пообещала кукла.

Господи, мурашки по спине от ее улыбок… Неужели я и правда туда пойду? Впрочем, от страха или еще зачем-то барон фон Гирс запер Гостиную Маргариты снаружи. Мне теперь не выбраться прежним путем.

Я покрепче сжала найденный ключ в кулаке и снова шагнула в пыльную нишу. Вложила ключ в замочную скважину. Он подошел.