Читать книгу Пути Волхвов - Анастасия Андрианова - Страница 10

– Подумать только, сжирают глаза… как им это удаётся? – в который раз проворчал Энгле. Ним шикнул на него. От разговоров о мертвецах и таинственных убийцах в шутовских масках начинала болеть голова. Велемир и тихий парнишка хоть и молчали, но, видно, придерживались того же мнения.

Ещё недавно Ниму и в страшном сне не могло присниться, что когда-нибудь он станет ночевать в лесу. А мысль о ночёвке в лесах Княжеств если бы и возникла в его голове, то тут же отмелась как нелепая, невозможная и откровенно пугающая. Тем не менее прошедшую ночь Ним провёл именно в чаще Средимирного княжества, а постелью ему служили сырой мох да сплетённые клубком стебли звездчатки.

Велемир выбрал им для ночлега поляну, прорезанную тонкой лентой ручья – наверное, того же самого, вдоль которого они шли, свернув с Тракта. Свечник выкинул в ручей краюху хлеба, чем вызвал жаркое негодование Энгле. «Дар, – пояснил Велемир. – Ночью постережёт».

Поверив наконец, что за ними нет погони и в лесу не шумит ничего крупнее дроздов и лис, путники отважились развести небольшой костерок. Велемир продолжал уверять, что водяной посторожит их сон, да так, что не придётся даже бодрствовать по часам. Ниму с трудом верилось, но он так устал, что не смог ничего возразить, а просто заснул, едва опустился на землю.

Они проснулись рано. Лес зашумел с наступлением бледных утренних сумерек, да так звонко, как не шумел даже солнечным днём. Дробно стучали по стволам дятлы, переговаривались дрозды и сойки, в листве шуршали какие-то мелкие зверьки, умело маскирующиеся так, что никак не удавалось их разглядеть.

Путники позавтракали недозрелыми лесными орехами и дикими яблоками, такими кислыми, что немел язык, и двинулись дальше, не дожидаясь, когда солнце поднимется.

Снова повёл Велемир – быстро и уверенно, без лишних слов, ловко отыскивая в лесу тропы и обходя буреломы. Его молчаливость изрядно угнетала Нима: всё-таки приятнее знать, куда идёшь и зачем. Свечник же только отделывался односложными ответами или вовсе кивками, и такая таинственность вовсе не придавала ему значимости, а только раздражала.

– Так может, расскажешь, куда идём? – спросил Энгле так громко и требовательно, что на месте Велемира Ним бы растерялся и точно выложил всё, что было на уме. Велемир только стрельнул прищуренными тёмными глазами и хмыкнул:

– А тебе недостаточно, что два раза от смерти увёл? И в лесу не кричи, не чужеземец, чтоб такого не знать.

Энгле смущённо опустил голову, но продолжил спорить, только гораздо тише:

– Это, конечно, прекрасно. Спасибо тебе. Но недурно было бы понять, что нас ждёт теперь. Где мы? Далеко ли от Коростельца или Иврога? И что ты будешь делать, если твари, сжирающие лица, в третий раз объявятся? Снова спасёшь всех нас и совсем ничего не попросишь взамен?

– Может, спасу. А может, посмотрю, как они выдирают твой язык и откусывают по маленьким кусочкам, – не выдержав, огрызнулся Велемир. Ниму это понравилось, так хотя бы становилось ясно, что свечник – обычный парнишка, где-то резкий и раздражающийся, а не притворяющийся человеком лесной нечистец.

Энгле смолк, сделал вид, что слишком сосредоточен на том, чтобы не спотыкаться о корни и не попасть лицом в паутину, серебряными нитями тут и там растянутую между стволами.

Испытания закаляют – эта избитая истина всегда воспринималась Нимом как что-то настолько обыденное и само собой разумеющееся, что и внимания недостойно. Однако с изумлением он обнаружил, что это действительно так. Кораблекрушение, убийство возницы, нападение на деревню и две ночи в лесу он уже вспоминал не с леденящим кровь ужасом, а с обречённым печальным спокойствием. Два дня его окружала смерть, ступала за ним по пятам. Всего два дня, а казалось, будто они путешествуют бок о бок уже не первый месяц. Ужин, крепкий сон и нехитрый завтрак возымели прямо-таки чудесное действие, и теперь, уже почти привычно шагая по лесу, Ним чувствовал, что начинает оживать. Становится пусть не тем беспечным мальчишкой, который отплывал из Зольмарской гавани, мечтая поступить в ученичество к художнику, но кем-то очень на него похожим. Чуть лучше. Сильнее, осведомлённее, осторожнее.

Напряжённое молчание между путниками затягивалось: гнетущее и неловкое, какое бывает после ссоры малознакомых людей. Ниму казалось, что без звуков человеческой речи громче слышатся пугающие лесные трески и шорохи, и он мучительно пытался придумать, как вновь завязать разговор. Камень, подаренный девушкой, пылал на груди холодным огоньком, и Ниму хотелось верить, что именно сила камня помогла ему остаться целым.

– Как ты сказал? Соколий камень? – спросил он, обращаясь к Энгле.

Энгле время от времени жадно косился на камень, и по этому алчущему взгляду чувствовалось, как сильно ему хочется рассмотреть и потрогать диковинку.

– Ага. Соколий, конечно, какой же ещё. Откуда ты его взял, если сам не сокол? Украл у кого? Их так просто не раздобудешь.

– Подарили, – расплывчато ответил Ним. Его ноги и рёбра снова начали ныть, но уже не так мерзко, как вчера. На стопах вздувались волдыри и мозоли, спасало только, что под ногами стелился мягкий мох, а не расползался жёсткий брусничник.

– Мне бы кто подарил. – Энгле цокнул языком. – Бывает, коробейники пытаются втюхать похожие камешки. Подкрашенные, сразу видно. Выдают за настоящие, и, знаешь, находятся олухи, которые им верят и монет отсыпают. Только настоящий камень за версту видно. Он будто подсвечивается изнутри, словно искорку в него поймали. Или капельку крови. Красиво.

Ним потянул за шнурок, показывая камень Энгле, но не снимая с шеи. Энгле осторожно взял оберег пальцами и бережно поднёс к глазам, поворачивая на свет полупрозрачными гранями.

– Точно настоящий. Береги его. А если продавать надумаешь – то только за полный кошель золота, не меньше!

По голосу Ним понял, как жутко Энгле завидует. И не просит подарить – знает, что вещь слишком ценная. Отчего же тогда девушка так легко рассталась с этим сокровищем?

– А почему их сокольими зовут? – спросил он.

– Так всё просто, – хмыкнул Энгле. – Такие каменья соколам выдают после того, как они все испытания пройдут и докажут свою верность князю. Чем ярче искорка внутри, тем сильнее камень. Но самые сильные те камни, которые сплошь цветом окрашены, будто кровью залиты. Бывают розовые, как кипреев цвет, а иные – багряные, как спелая вишня. Говорят, их верховный водяной достаёт со дна Русальего озера, у него их там целые россыпи. А каждый камешек когда-то давным-давно был сердцем отважного воина, утопленного мавками и русалками в озере. Чем ярче камешек, тем храбрее было сердце воинское.

– А водяные считают, будто Великолесские лесовые их растят, как грибы, окропив своей зелёной кровью чёрную землю, – вмешался в разговор Велемир. – Про сердца – сказка для вздыхающих девиц.

– Да не суть, – отмахнулся Энгле. – Нечистецкая вещь это, в общем. Быть может, даже сам Господин Дорог их на перекрёстках выискивает.

Про Господина Дорог он добавил с таким восторгом, что Ним понял: уж кто-кто, а Энгле точно верит в него самой искренней верой.

– И что, защищают эти камни? – спросил он.

– Ещё бы! – горячо заверил Энгле. – Соколов потому и не трогают нечистецы, позволяют свернуть с любой дороги прямо в лес, вот как мы сейчас, и даже никакие свечи и ручьи соколам не нужны, нечистецы нюхом чуют искорки в камнях и оттого пропускают княжьих гонцов, не утаскивают в чащобы и на дно рек. Если есть такой камешек – считай, есть подписанный пропуск во все потайные уголки Княжеств.

Ним задумался ещё крепче. Может, девушка просто не понимала, насколько ценную вещь отдаёт? Неужели ей самой больше не нужен соколий камень?

– Нам и свечи твои не нужны, пока у Нима есть камень, – заявил Энгле, глядя на Велемира. – Не тронет никто.

Велемир поджал губы, между бровей у него залегла угрюмая складка.

– Его не тронут. А тебя? Думаешь, камень сразу всех защищает? Нет уж, только того, кто камнем владеет. Камни все наперечёт, а свечей мы много делаем, всем желающим хватит, и заступится водяной, если к воде поближе держаться. Не нравится – отдавай свечу, иди, надейся на камень, который даже не на твоей шее висит. Или помолись Господину Дорог – ты крепко веришь в него, вижу.

– А ты будто не веришь? – огрызнулся Энгле.

Велемир повёл плечами и поднырнул под низко свисающую ветку, перекрывшую путь.

– Может, верю, а может, и нет. Нечистецей я видел своими глазами, когда они решали мне показаться. А Господина Дорог – нет.

– Зато я видел его своими глазами. Вот как тебя сейчас. А нечистецей, считай, не встречал. Только слышал, как плещется что-то в пруду за деревней, и пару раз казалось, будто в лесу кто-то большой шевелится, а присматривался пристальнее и понимал, что это сухая коряга из земли торчит, – упрямился Энгле.

Велемир обернулся на него, споткнулся и чуть не выронил свечу.

– Брешешь. Не мог ты его видеть.

– Видел! И говорил с ним, как с тобой сейчас! Не хочешь – не верь, доказывать ничего не буду.

Энгле утверждал с таким жаром, что даже Ним почти поверил в его встречу с Господином Дорог, однако Велемира эти речи не убедили.

– И каков же он? Сможешь рассказать?

Энгле надулся. Ним давно отметил, что у парнишки на редкость живое и подвижное лицо, по которому можно сразу прочесть любые смены настроения и мыслей. За такими лицами интересно наблюдать, а ещё интереснее было бы попробовать зарисовать его, поймать на бумагу движения бровей, прищур серых глаз, запечатлеть задумчивость или, как сейчас, желание убедить в чём-то важном почти незнакомых спутников.

– Он ростом невысок, ниже меня на полголовы, – произнёс Энгле и покусал сухие губы. Голос его сделался тих, но остался так же горяч, и чувствовалось в его словах какое-то смущение, будто Энгле раскрывал чью-то страшную тайну, хранить которую было выше его сил. – А обликом переменчив. У него волосы длиной до плеч, то делаются тёмные, как у мальчишки, то седые, как у дряхлого старика. И лицо такое же. Миг – молодое, миг – взрослое, миг – всё переморщенное, стариковское. Зато глаза всегда ясные и так смотрят, будто прямо самое нутро твоё разглядывают.

Энгле передёрнул плечами, и Ним не смог понять, от неприятных воспоминаний или от затаённого восторга.

– Про Господина Дорог что угодно можно наплести, потому что никто его не видел и никто не подтвердит, врёшь ты или правду говоришь, – буркнул Велемир.

Ним чувствовал себя на редкость чудно́, слушая этот разговор. Парни в Царстве обсуждали модные костюмы, цены на благовония из Мостков и поединки фехтовальщиков – обыденные, приземлённые вещи, с которыми каждый день имеешь дело. Тут же двое юношей спорят не о людях даже – о неведомых сущностях, нечеловеческих силах, чьё существование в Царстве кажется не более чем выдумкой, страшилкой для детей.

– Постойте-ка, – перебил Ним. – А как же те, у кого ни камней, ни свечей нет? Они не могут свернуть с дороги и пойти напрямик?

Велемир недовольно поджал губы, а Энгле ещё больше оживился, чуть не подпрыгнул на месте. Он постучал себя согнутым пальцем по виску и усмехнулся.

– Ну и дурень же ты, а ещё из Царства, говоришь. Ну да, ну да, вы же там живёте припеваючи, веселитесь всё, а леса у вас мёртвые, всё равно что высохшие русла. Значит, слушай и запоминай, потом у себя в Царстве расскажешь, все девчонки рты пооткрывают и сами тебе на шею бросятся, когда поймут, какой ты умный и сколько всего повидал. – Энгле взял Нима под руку и стал чётко, повысив голос, рассказывать, будто считал Нима не только тугодумом, но ещё и полуглухим. – Все деревни и города, вот прямо все-все, которые близко к лесам стоят, раз в год платят дань лесовому. И не просто дань, а живыми душами. Один год – одна душа. Так честно, так всегда было, а лесовой взамен остальных жителей не трогает, скотину не обижает и гонит дичь на охотников. На Трактах безопасно, Трактами заведует Господин Дорог, нечистецы не станут пугать путников, только вот сейчас, как видишь, какая-то ерунда приключилась и на Тракте на нас всё-таки напали. Свечи помогают только тогда, когда идёшь вдоль реки или ручья какого, вот как мы сейчас. Оберегают пришлых, кто в чужие места забрёл. Но такой договор только у свечников с водяными, это ты уже слышал. Благословение свечи в обмен на дары, а дальше другие нечистецы сами разбираются, когда горит такая свеча, они всё понимают и между собой договариваются. Иначе беда будет с верховным, но это у водяных свои разговоры, я подробностей не знаю. Понял теперь? Местных не трогают, а чужие покупают свечи, если хотят. Но свеча только у воды работает.

Ним неуверенно кивнул. Энгле так озабоченно заглядывал ему в лицо, словно всерьёз боялся, что Ним так ни слова и не поймёт и снова спросит что-то само собой разумеющееся для жителя Княжеств, но совершенно новое для выходца из Царства.

– Ну и славно. Ты неплохой парень, глуповат, правда, но пообвыкнешься, уму-разуму наберёшься и станешь не хуже любого из нас.

Ним вымученно улыбнулся.

Ручей разлился шире, побежал быстрее, каменистое дно сменилось песчано-илистым, и Ним наконец понял, куда вёл их Велемир. Вскоре впереди показалась мельница, её могучее колесо зачерпывало воду из ручья, а чуть поодаль приютились ульи. Рядом с ульями из земли торчали колья с лошадиными черепами-оберегами. Двор мельника стоял на отшибе, в стороне от деревни, а пологие крыши остальных домов, утопающие в яблоневых и сливовых садах, виднелись чуть дальше.

– Во как! – восхитился Энгле. – А чего со стороны леса завёл? По Тракту же быстрее вышло бы, вон, просвет виден.

– Ты только что рассказывал чужеземцу о наших порядках, а сам такой вопрос задаёшь, – фыркнул Велемир и загасил свечу. – На Тракте теперь неизвестно что, а мой водяной всегда меня защитит.

У мельницы паслись куры – сплошь чёрные, как угольки. В загоне дёргали хвостами козы, тоже чёрные, только опущенные вниз уши окаймляли серебристые волоски. Откуда-то издалека едва различимо тянуло скверной гарью, не тем дымком, каким пахнет от костра или из печной трубы, а смрадом успокоенного пожарища.

Навстречу путникам выбежала женщина – высокая, моложавая, её чёрные волосы были сплетены в косы и уложены вокруг головы. Ним вздрогнул, когда заметил блеск и понял, что в правой руке женщина сжимает нож.

Велемир схватил за плечо обкромсанного парнишку – тот в последнее время вёл себя так тихо, что Ним даже забыл о нём. Парнишка всхлипнул и дёрнулся, но Велемир держал мёртвой хваткой.

– Матушка, что случилось? – ровным голосом спросил свечник.

Ним быстро посмотрел на Энгле, не зная, что ему делать. Энгле кивнул и прошептал:

– Порядок. Так бывает. Не беги и не противься, а то хуже станет.

Ниму пришлось призвать на помощь всё своё самообладание, чтобы не броситься бежать. Раз Энгле стоит прямо и смотрит без страха – значит, так надо. Кто знает, какие на самом деле в Княжествах обычаи? Как встречают незнакомцев в глухих деревнях? В прошлый раз девушка честно предупредила, что чужака могут убить. И вспышкой пронеслась перед глазами увиденная, но почти забытая картина: нагие женщины пляшут в свете месяца, взявшись за руки…

Женщина, не отвечая на вопрос Велемира, подбежала к обкромсанному парнишке, задрала ему рукав рубахи и полоснула ножом по белой коже предплечья. Парнишка вскрикнул, тут же выступила бордовая дорожка крови, а Велемир наклонил его руку над ручьём, стряхивая в воду горячие капли. Женщина повернулась к Энгле, и тот сам засучил рукав, глядя на мать Велемира с покорностью. Ним заметил, что пальцы Энгле всё же подрагивали. Женщина взрезала и его руку, а Энгле молча окропил кровью ручей. Очередь дошла и до Нима. На удивление, нож не принёс особой боли – наверное, Ним за последние дни слишком привык к потрясениям и неприятностям. Следуя примеру Энгле, он тоже покапал своей кровью в воду, и только тогда Велемир расслабился, выпустил мальчишку и подошёл к матери. Женщина тоже перевела дух и виновато улыбнулась.

– Простите, путники, времена нынче такие…

– Случилось что? – повторил вопрос Велемир. Его голос ожесточился от нетерпения.

Женщина обняла его и поцеловала в лоб. Свечник и его мать были одного роста и со стороны могли бы сойти за брата с сестрой или даже за возлюбленных.

– Слышала, в Лужовники беда пришла, немногие выжили, а кто выжил, те страшное рассказывают. От отца нет вестей, ты возвращаешься не со стороны Тракта, а из леса выходишь… Ох, передумала я всякого!

Она сильнее прижалась к сыну, и Ним заметил, что у невозмутимого Велемира покраснели уши. Кровь из порезов почти перестала идти, всё-таки нож прорезал кожу неглубоко, только чтобы пустить несколько капель. Беспокойство понемногу отпускало Нима, он ободряюще похлопал обкромсанного парнишку по спине и кивнул в сторону дома. Кажется, жизнь потихоньку налаживалась.

– Не вините меня, – попросила мать Велемира.

– Ерунда, – отмахнулся Энгле. – Неспокойно сейчас, это вы точно подметили. Надо быть осторожнее.

– А для чего это? – спросил Ним, задумчиво трогая пальцем свой порез.

– Нимус нездешний, – поспешил пояснить Велемир. – Он из Царства.

Мать Велемира ахнула и прижала ладони к груди. Ним испугался, что она сейчас рассыплется в извинениях, но ничего подобного не произошло.

– Что же, с ним чары не подействуют?

– Подействуют, как видишь, у них тоже красная кровь, – хмыкнул Велемир. – Не волнуйся, мам. Нимус хороший парень. Энгле тоже. И…

– В дом, в дом, – решила мать. – Там поговорим. Нечего трепаться у всех на виду, ещё и у воды.

Ни разу в жизни Ним не бывал в домах, построенных по обычаям Княжеств. В Царстве дерево ценилось высоко, потому как густые леса считались редкостью, и дома возводили из более доступных материалов: камня или кирпича. Дом же мельника, как и все дома в той деревне, которую атаковали скоморохи, был сложен из толстенных брёвен. Чтобы поднять одно такое бревно, потребовалась бы, наверное, сила дюжины мужчин. Квадратные оконца обнимали наличники с изображениями рыб, хвостатых дев и рогатых водяных. Над дверью висела поржавевшая подкова, на лавке у крыльца дремала кошка, такая же чёрная, как куры и козы.

В просторной комнате стоял дощатый стол с двумя скамьями, за столом маленькая девочка играла с глиняной лошадкой, а в свежевыбеленной печи томился горшок со съестным. Девочка, увидев незнакомцев, сдвинула чёрные брови и серьёзно сжала рот в ниточку, но, когда заметила Велемира, бросила игрушку и побежала встречать.

– Велёмушка вернулся! – воскликнула она и прижалась к Велемиру.

– Здравствуй, Мава, – улыбнулся свечник и погладил девочку по волосам.

– Сколько свечей, – вдруг выдохнул Энгле, изумлённо озираясь по сторонам. И правда, свечи здесь были повсюду, но сейчас не горели, хватало дневного света. Подсвечники и фонари стояли на всех поверхностях, а в углах и по стенам занимали отведённые им полки. Некоторые свечи выгорели до крошечных огарков, некоторые выглядели совсем новыми, даже фитили не обуглились. Дом полнился их медово-травяными ароматами.

– Мы с матушкой только три могли себе позволить, – добавил Энгле с явственной завистью в голосе.

– А мы их сами делаем, – сообщила маленькая Мава, с любопытством разглядывая чужаков. – и ты тоже сделай. Не умеешь, что ли?

Мать Велемира отправила Маву обратно на скамью, пригласила гостей садиться, а сама засуетилась у печи. Скоро на столе оказались пироги с щавелем, козий сыр, сбитень и большой горшок каши с грибами и сливками. Следом за горшком по столу рассыпались деревянные ложки – по одному на едока, но никаких тарелок не было. Ним взял ложку и с интересом стал ждать, что будет дальше.

– Каждый, кто будет есть, должен сказать о себе правду, – пояснил Энгле. – Так всегда делается, когда впервые принимаешь гостя у себя дома. Я начну, раз тебе неловко.

Он провёл рукой по льняным волосам, облизал губы и проговорил:

– Я – Энгле Тальн из Прудёмуха. Сын рыбака. Еду в… – Он осёкся, подбирая слова. – Ищу сокола в уплату долга.

Велемир поднял бровь. Его мать тоже, видимо, удивилась, но не стала ничего спрашивать.

Энгле с облегчением вздохнул, когда понял, что никто не собирается выпытывать у него подробности, зачерпнул полную ложку каши и сунул в рот. Ним понял, что теперь настала его очередь.

– Нимус Штиль из Стезеля. Еду в Коростелец, чтобы отправить весть родителям. Оттуда должен отбыть в Солоград, чтобы поступить в ученичество.

Хозяйка кивнула, и Ним тоже зачерпнул ложку каши. Она оказалась на удивление вкусной: золотистое рассыпчатое пшено пропиталось ароматом душистых лесных грибов, тёмных и сочных, вовсе не похожих на те, которые Ним ел до этого. Ним поспешил скорее проглотить угощение, потому что понял, что сейчас что-то скажет их молчаливый спутник с неаккуратно подстриженными волосами.

Парнишка неуверенно взял в руки ложку и закусил губу. Тёмные ресницы подрагивали – видно, не хотелось говорить, но иначе нельзя было. Он открыл рот и промолвил:

– Мейя Вешер из Чернёнков. Бегу хоть куда-нибудь.

Ним, Энгле и Велемир вытаращили глаза. Так это девчонка! Мешковатая одежда и короткие волосы сбили с толку сразу троих. И как по голосу не поняли? Она ведь не всегда молчала, всхлипывала несколько раз.

– Девка! – выдавил Велемир, не справившись с изумлением.

– Не нужно так, – оборвала его мать. – А то раньше понять не мог? Я сразу разобрала, дала водяному девичьей крови первой попить.

Велемир надулся и приготовился спорить с матерью, но тут детский голос разрядил обстановку.

– Мава-красава, – объявила Мава. – Играю с лошадочкой, папу жду, Велёму уж дождалась.

Мава деловито черпнула каши и стала потешно есть, держа ложку перед собой и откусывая от пшённой горки маленькие кусочки с боков. Энгле хохотнул.

Некоторое время они молча ели кашу, радуясь гостеприимству мельничного дома. Однако кое-что не давало Ниму покоя, мешая полностью расслабиться и почувствовать себя в безопасности.

– Зачем вы взяли нашу кровь? – прямо спросил Ним.

– Он, наверное, хочет написать книжку об обычаях Княжеств, – всплеснул руками Энгле, чуть не пролив свой сбитень. – Уж простите его, такого тёмного. Не местный, сами видите.

Мать Велемира снисходительно улыбнулась, глядя на Нима не то с любопытством, не то с жалостью.

– Водяной должен попробовать кровь чужаков. Если посчитает, что вы способны навредить его подопечным, даст знак. Воду окрасит, бурю нагонит или пришлёт горластых сорок-вещниц. Да и любит он крови людской попить, особенно девичьей. Я-то проницательней вас буду, сразу смекнула, что Мейя девица, а не парень, каким хочет прикинуться, меня не проведут стриженые волосы. Извините, если напугала, но откуда я могла знать, что к нам забредёт чужестранец? За всю жизнь только на торгах в Коростельце их видала: шелками да пахучими травами они торгуют, иной раз привозят чудные безделицы для богатых боярских дочерей и жён.

Мейя никак не показала, что её задели слова хозяйки или что она их хотя бы услышала.

Ним облегчённо кивнул и потянулся за румяным щавелевым пирожком.

– За второе блюдо – вторая правда, – предупредила мать Велемира.

Ним подумал, что мог бы рассказать о себе столько всего, что хватило бы на царский пир с полусотней блюд. Легко говорить о себе людям, которые видят тебя впервые.

– Я неплохо рисую. Надеюсь, в Солограде отточат моё мастерство.

Мава открыла рот, чтобы что-то спросить, но мать одёрнула её и кивнула Энгле. Энгле вздохнул и повёл плечами.

– Моя мать не знает, где я. Думает, поехал в Коростелец плести неводы на продажу.

Велемир кивнул. Все взгляды устремились на Мейю, но она демонстративно сложила руки на коленях и опустила голову. «Ничего не скажу, второе блюдо мне не нужно», – говорил весь её вид.

– Что ж, – произнесла мать Велемира и Мавы. – Третье угощение за ответ на вопрос. – Она разлила горячий сбитень по кружкам и внимательно посмотрела на гостей, будто решала, что ей лучше спросить. – Нимус Штиль.

Ним встрепенулся и невольно выпрямил спину.

– Ты сказал, что хочешь учиться в Солограде. Солоград – стольный град Солоноводного княжества, так как же тебя занесло к нам в Средимирное?

Ним выдохнул. Вроде бы ему было нечего скрывать, да и любой ответ можно преподнести так, как нужно тебе самому, а если что – вовсе отказаться, сложить руки, как Мейя, но ожидание вопроса всегда неприятно.

– Мой корабль потерпел крушение, – глухо ответил Ним. – Мне повезло. Я выжил. Сам не знал, куда волны вынесли. Оказалось, в Средимирное.

– Владычица Яви ещё не готова обрезать твою нить, – заключила хозяйка. – Спасибо, Нимус. Я рада, что ты посетил мой дом. Энгле, – она повернулась к следующему гостю. – Ответишь мне?

Энгле покосился на сбитень и сглотнул.

– Да.

– Кому ты задолжал?

Уголок рта Энгле дёрнулся, он часто заморгал, хмыкнул, почесал в затылке и положил руки на стол перед собой, рассматривая свои пальцы в заусенцах и цыпках. Ниму стало его жалко и одновременно жгуче любопытно: почему он так разнервничался? Неужели мать Велемира, сама не желая, спросила что-то потаённое?

– Я должен Господину Дорог, – признался Энгле, не отрывая упрямого взгляда от своих рук.

Мать Велемира ахнула.

– Мы говорим правду, – укорила она. – Даже когда отвечаешь на вопрос, нужно отвечать правдиво.

– Я и говорю правду, – вспыхнул Энгле. Его бледное лицо покрылось неровным румянцем. – Вы спросили – я ответил.

– И какую услугу он тебе оказал? Как вы встретились? Ты сам его призвал?

Мать Велемира тоже заметно заволновалась, и неясно было, поверила она Энгле или нет. Ним наблюдал за их разговором с любопытством.

– Это уже четвёртый, пятый и шестой вопросы. Так что…

Энгле бесцеремонно придвинул к себе кружку сбитня и сделал шумный глоток. Там, где он протащил кружку, на столе заблестел влажный след.

Велемир теперь смотрел на Энгле по-новому, с возросшим недоверием и, как показалось Ниму, с уважением. Ним даже немного завидовал им: во всём этом разговоре они понимали гораздо лучше, прочитывали в словах куда больше смысла, чем мог понять Ним. Сколько, интересно, ему придётся прожить в Княжествах, чтобы собрать все суеверия и запомнить все обычаи? Наверное, для того, чтобы понять Княжества, нужно здесь родиться.

Мать Велемира решила пока не докучать Энгле, переключив своё внимание на Мейю. Признаться, Ниму тоже хотелось послушать её ответ.

– Твои волосы, – хозяйка указала на клочковато остриженную голову девушки. – Почему они так обрезаны?

Мейя затравленно посмотрела на Нима, и от взгляда её больших покрасневших глаз ему стало неуютно. Ним понял: если можно отказаться говорить правду, то от вопроса не уклонишься.

– Мама… – шепнул Велемир.

– Ничего. Пусть говорит. Я должна знать, кто гостит в моём доме.

С Мейей начало твориться что-то странное. Она закусила побледневшие губы, её заколотило, руки мелко затряслись, она зажала уши, громко зарыдала, вскочила с места и выбежала во двор. Ним и Энгле переглянулись.

– Я же говорил! – шикнул Велемир и выбежал за Мейей. Дверь гулко хлопнула, потом снова по инерции приоткрылась и скрипнула петлями.

– А я тоже рисую, – вдруг сообщила Мава и постучала Нима ложкой по руке. – Ты умеешь рисовать человечков? У меня они никак не получаются.

Мысли Нима были заняты Мейей и её реакцией на обычный, в общем-то, вопрос, поэтому обращение Мавы застало его врасплох. Он мигнул, с трудом отвернулся от двери и рассеянно улыбнулся девочке. Мава смотрела на него требовательно и сурово, сдвинув брови и поджав тонкие губы.

– Умею. Хочешь, покажу?

– Хочу!

Лицо Мавы переменилось как по волшебству, из капризно-недоверчивого сделавшись воодушевлённым и любопытным.

– Мам, бумажку дай!

– И уголь, – добавил Ним.

Энгле кашлянул и помотал головой.

– Ну даёте. Что, просто так ему бумаги дадите? Чтоб марать?

Мать Велемира внимательно посмотрела на Нима, будто пытаясь понять, стоит ли он того, чтобы тратить на него бумагу, но всё же встала со скамьи и подошла к сундуку.

– И не марать вовсе, – буркнул Ним, чувствуя, как это пренебрежительное слово, брошенное Энгле, оседает в груди неприятным осадком.

Женщина положила на стол квадратный лист бумаги и кусочек уголька, обмотанный с одного конца бечёвкой, а сама забрала у едоков не нужные больше ложки и отнесла их куда-то к печи.

Ним сжал пальцами уголь и подтянул к себе бумагу. Руки возбуждённо дрогнули, ощутив знакомое шершавое тепло, будто встретили давнего друга.

Едва очутившись в пальцах, уголь заплясал по бумаге, размечая очертания головы и разворот плеч, закружил, выписывая черты лица, завитки чёрных волос и складки длинной рубашки Мавы.

Портрет получился не таким, чтобы Ним мог им гордиться, всего лишь сносным, но переделывать он не рискнул: придётся просить ещё бумагу, этот же самый лист не получится использовать с обратной стороны, там уже было что-то нацарапано пером, а судя по изумлению Энгле, бумага в Княжествах стоила дороже, чем в Царстве. Ним потыкал подушечкой пальца в угольный грифель и помусолил бумагу, добавляя размытый дымчатый фон, а потом перевернул лист и продемонстрировал Маве.

Девочка на миг настороженно замерла, так же недоверчиво хмурясь, как раньше, но тут же расцвела улыбкой и восторженно схватилась за собственные зардевшие щёки.

– Ой, живая будто! Ты что, волхв, что ли? А научи меня!

Она сграбастала рисунок и захихикала, румянясь от удовольствия. Ним тоже улыбнулся. Впервые за всё время, проведённое в Княжествах, он почувствовал себя по-настоящему уверенно.