Читать книгу Лето, в котором снова ты - Анастасия Борисова - Страница 1

Встречая лобовым стеклом крупные капли, машина с диким ревом неслась по практически опустевшей ночной трассе, оставляя позади редких желающих прокатиться в такой час. Дворники плохо справлялись с потоком воды, но юную водительницу это совсем не беспокоило. Стоящие в глазах слезы дворниками не смахнешь.

Свернув с трассы на грунтовку, она проехала ещё метров пятьсот и остановилась. Заглушив двигатель, крепко стукнула ладонями по рулю и закричала. Долго, громко, навзрыд, не в силах справиться со своей болью. Крик сменился скулежом и всхлипами, постепенно затихая и уступая место шуму капель дождя по крыше машины.

Оля вышла из своего белого Nissan Murano, не оглядываясь щелкнула брелком сигнализации и отправилась по пояс в мокрой траве к реке, что была чуть ниже от дороги.

Потоки воды промочили её до нитки в считанные секунды.

Оля села на мокрую траву и стала смотреть на воду.

Вот на том уступке, где берег чуть повыше, они вместе смотрели, как плавают утки. Вспышкой нахлынуло воспоминание: Саша стоит позади неё, обняв за талию и спрятав лицо в её шее. Время для них будто остановилось. Слова были излишни. Они любили друг друга и были бесконечно счастливы.

Слезы снова потекли по щекам, создавая горячий контраст с холодными каплями дождя.

Пустота. Командировка, авария, два трупа. Неделя до свадьбы. Похороны с закрытым гробом. Поседевшие и потерянные родители, которые будто постарели на несколько лет в один день.

Какого хрена, жизнь?!

И рыдания вновь вырвались из её груди. Ничего не сделать, его не вернуть. Даже не сказать последнее "люблю".

Нужно это просто пережить, просто пережить, просто пережить… Оля повторяла в исступлении эти слова. Но как? Как это пережить? Когда все вокруг напоминает о нем… Оплётка на руль в машине – его подарок. Его рубашки в шкафу. Его запах на постели. Его фото на заставке телефона, где он нежно целует Олю в щёку.

Оля сняла с руки кольцо, подаренное Сашей в день помолвки. Золото и голубой топаз. Красиво подчеркивало её глаза, цвета ясного неба. У её Саши были такие же… Кольцо всегда было чуть великовато, но очень дорог был человек, который его подарил, и Оля носила. Вот и сейчас она вернула его на палец, коротко поцеловав камушек.

Возвращаться домой не хотелось и не было сил. Больше там никто не ждёт. Верить в произошедшее отчаянно не хотелось. Мозг протестует, а сердце рвётся на части… Она осталась одна. Точка.

Запаса слез хватило где–то минут на сорок. Больше не было сил. Не сегодня.

Дождь постепенно стихал, ветерок понемногу прогонял тучи, открывая светлое ночное небо.

Ночь Ивана Купалы входила в свои права. Прошлым летом здесь было много молодёжи, которые хотели приобщиться к славянским обрядам. Жгли костёр, прыгали через него, девушки плели венки и отправляли их по воде… Сегодня дождём смыло всех желающих попрыгать через костёр, да и мокрые дрова горели бы плохо. Берег реки был безлюдным. Кто–то сказал бы, что жутковато одной бродить вдоль речки, где то заросли травы, то кусты, то открытые широкие поляны… И не поймёшь, где страшнее: в тёмных кустах, где дрожат тени, или посреди поляны, где ты как на ладони, и негде укрыться ни от ветра, ни от взгляда.

Оля не боялась ни теней, ни взглядов. Все самое страшное с ней уже произошло.

Глубокий вдох – медленный выдох. Вдыхаем чистый воздух, голубой, выдыхаем – всю боль, горечь, отчаяние, все тяжёлое и чёрное, что скопилось в душе. Интуитивная медитация помогала взять себя в руки.

Прохладный ночной ветер, все сильнее намекал на необходимость просушиться и согреться. Оля отжала от дождевой воды свои длинные каштановые волосы, чуть встряхнула ими. Порыв ветра протянул до костей, и Оля застучала зубами. Захотелось в горячий душ. Развернувшись в сторону дороги, Оля собиралась идти к машине, но вдруг взгляд её остановился на полевых цветах. Луна, выглянув из-за рваного облачка, хитро подсветила кружок, где росли васильки, ромашки, Иван-да-Марья, цикорий… Решение пришло спонтанно: нужно сплести венок. Мысленно попрощаюсь с моим любимым Сашенькой… И пусть венок заберёт с собой хотя бы часть боли. Чтобы стало полегче.

Немного помогая себе ключом с особо стойкими стеблями, Оля собрала большой букет, а затем наскоро сплела веночек. Неказистый, пытающийся развалиться, как только Оля его отпускала.

– Что ж, не будем расстраиваться, это я в первый раз…, – пробормотала Оля, и на всякий случай скрепила венок резинкой для волос, найденной в кармане.

Закатав мокрые джинсы, Оля сняла кроссовки, и вошла в воду. Было на удивление мелко, и за метра 4 от берега вода всё ещё не поднималась выше колена. Закатанные джинсы тем не менее уже все равно были в воде – скинни высоко не поднять, а снимать и надевать потом мокрые штаны на мокрое тело совершенно не хотелось.

Медленное течение будто нехотя подхватило венок, но не спешило его уносить, будто спрашивая: ты уверена, что этого хочешь?

Оля нерешительно подтолкнула венок от себя и пробормотала, глотая поступающие слезы: "Прощай, мой хороший! Спасибо за все счастливые минуты, что ты мне подарил. Мне так тебя не хватает… Пусть тебе там будет хорошо… А я постараюсь держаться и жить дальше… Наверное… ".

Венок поплыл, и вскоре скрылся за поворотом русла реки. Луна снова скрылась за пролетающим ошметком тучи, и возвращалась к машине Оля уже в темноте.

***

В кроссовках озадаченно хлюпнуло. Машины на месте не было. Место было, а машины нет. И следов нет. Оля нажала кнопку на иммобилайзере – нет сигнала. Сердце нехорошо затрепетало. "Да как можно было вот так тихо угнать, чтобы я даже не услышала?! Тихо же было, машина почти в прямой видимости…", – испуганно подумала Оля.

Начинающаяся паника подгоняла. Оля побежала в сторону трассы, в надежде, что просто отошла от машины слишком далеко. Не найдя машины, побежала в другую сторону. Впустую. Ничего. Ни машины, ни сигнала, ни следов.

"Да ладно, неужели придётся вызывать МЧС? Хрен с ним с МЧС, хотя бы такси. Ключи от квартиры в кармане, телефон тоже. Надо домой, пока не заболела, а машину завтра найду, Эльку попрошу свозить меня снова сюда". Оля разблокировала экран смартфона.

Телефон показывал отсутствие сети. Ни интернета, ни звонков. Ничего.

Олю будто обдало холодом, только почему–то изнутри. Как отсюда выбираться? Надо, наверное, пешком дойти хотя бы туда, где ловит телефон.

Приняв решение, Оля поплотнее запахнула плащ и побежала. Разгоряченное тело так легко не переохладить.

В этом была вся она: надеяться на лучшее до последнего, сначала делать – потом паниковать, не ныть – а решать… Вот и сейчас, заткнув страх куда подальше, она включила режим выживания.

***

Сколько можно успеть пробежать за десять минут? А за двадцать?

На исходе получаса движения то рысцой, то шагом, Оля поняла, что ничего не поняла.

По её расчётам она должна была уже выйти на трассу. Но трассы не было. Не было шума машин и железной дороги, которая проходила по другую сторону от магистрали.

Можно было бы предположить, что она заблудилась, если бы она не знала это место, как свои пять пальцев. Она часто приезжала сюда – и с Сашей, и одна – и дорогу эту знала до последней кочки и до последнего кустика на обочине. Оля, наверное, могла бы по ней с закрытыми глазами проехать и не заблудиться, не въехать никуда – движения отработаны до автоматизма.

Но поверить в то, что дорога испарилась, вместе с машиной и железнодорожной веткой – это расписаться в собственном слабоумии. Ведь так?

Однако можно было сейчас признаваться хоть в слабоумии, хоть в недержании, хоть в убийстве Кеннеди. А трассы не было. И посёлка за трассой не было. Была длинная дорога посреди поля, плохо наезженная и почти заросшая травой. Поле простиралось вперёд, насколько хватало ночного зрения. Ни леса, ни населённых пунктов. Ни луны на небе. Ни рваных тёмных тучек, что расползались после дождя по небу, скрывая всю красоту и все ориентиры.

Но ведь была же луна, это совершенно точно. Вспоминая классику, Оля невольно подумала о гоголевском "чорте", который украл луну прямо с неба. Вместо яркого светила, под бледными лучами которого она собирала полевые цветы, на небе теперь мерцали мириады звёзд. Это было завораживающе прекрасно, будто на снимках с высокой выдержкой, которые умеют делать только фотографы с филигранным чувством прекрасного и с отменными дорогими линзами для ночной съемки. Да, такое Оля видела только на фото, и никогда вживую. В городе так или иначе всегда найдётся освещение, которое смажет небесную картину. Как минимум это подсветка трассы и железнодорожных станций.

И их совершенно точно по всем признакам здесь не было. Странно?

Эмоциональных сил не осталось ни удивляться, ни даже паниковать. Нужно было просто идти, пока или не упадёшь, или не дойдёшь куда нужно. И Оля шла и шла, отключив голову и просто механически переставляя ноги.

Электронный циферблат часов показывал 3 часа ночи. Телефон по–прежнему не ловил связь. Экстренные вызовы на номера спецслужб не осуществлялись.

К 4 часам утра забрезжили первые рассветные лучи, и Оля перестала спотыкаться.

Впереди показалась полоска леса. Дорога, по которой шла Оля, резко стала забирать вправо, вдоль леса. А прямо впереди мелькнул огонёк. То затихнет, то снова ярче загорится. Тёплый такой, не как от диодного фонарика. Может, дом лесника?

Оля сошла с дороги и направилась прямиком на огонёк, по пояс в полевой траве.

***

Огонёк действительно привёл Олю к маленькому домику. Невысокий, покосившийся, бревенчатый, с еловым лапником на крыше и одним окном. В том-то окне, за простенькой белой занавесочкой Оля и увидела огонёк. Значит, там кто-то был и не спал. Она постучала.

– Входи-входи, девица, давно уж тебя дожидаю, – до Оли донесся скрипучий голос старой женщины.

Бабулька сидела на длинной лавке у печи, а на столе стоял подсвечник с тремя свечами.

– Здравствуйте! – поздоровалась Оля, смутившись. Теперь, найдя жилье и живого человека, она не знала, о какой помощи попросить. Обогреть, накормить, дать позвонить?

– Здравствуй–здравствуй. Проходи к печи, погреешься. Сымай мокрое белье-то, а то застудишься ведь! Я вот и сухую одежду тебе подготовила!

С этими словами бабуля протянула стопку чистого белья и жестом пригласила располагаться рядом.

– Ааааа, – догадалась Оля, – вы наверное из этих… Реконструкторов-ролевиков? Сюжет какой-то отыгрываете? Вы не меня ждали, а кого-то другого…

Старушка пожевала губами и вздохнула.

– Эх, девонька, не поняла ты ещё, что случилось с тобой…

Многозначительно замолчав, бабуля проворно поднялась с лавки и достала из печи ухватом глиняный кувшин и чуть пошире глиняный горшок.

– Ты давай переодевайся да садись, каши поешь да отвару выпей. Не то как проснёшься, кашель будет лютый.

Оля послушалась и принялась переодеваться. В стопке нашлась длинная белая нательная льняная рубаха, вышитый сарафан и тёплые вязаные чулки, достававшие выше середины бедра, очень колючие.

"Очень натуралистичные у них костюмы и инвентарь. Рубахи, горшки, ухваты, русская печь… Вот это детализация…", – думала Оля, разглядывая себя и постепенно согреваясь в протопленном домике.

Старушка тем временем споро накрыла на стол, поставив на стол деревянную посуду: миску с кашей, ложку и кружку, от которой поднимался витиеватыми клубами пар…

– Садись, голубушка, ешь да согревайся, а уж потом, как поспишь, мы с тобой и потолкуем.

Оля не спорила. От женщины ощущалась власть и сила, и почему-то становилось спокойно.

Каша провалилась, не оставив послевкусия. Отвар же оказался горьким, терпким и в то же время чуть сладковатым от мёда. Поморщившись, она выпила его до дна.

Старушка отвела Олю и уложила спать на печи.

Последнее, что она запомнила из этого дня – прикосновение свежей наволочки к лицу и обволакивающее тепло, которое уносило в приятную дрему…