Читать книгу Дело «Элемент». Крещение-2020 - Анастасия Борзенко - Страница 2

«Днесь вот освящается естество…» – Епископ Павел Третьяков освящал прорубь перед благодатным купанием в Москва реке. Все было подготовлено должным образом: оборудованы палатки для желающих искупаться с нагретыми печами и титановыми бочками ароматного чая. Установлены помосты для спуска в реку, да и столица дала благословение крепким морозом.

Автобусы нескончаемыми вереницами подвозили людей, жаждущих окунуть тело в освященной воде. Епископ был бледен, его саккос пропотел насквозь, ладони были влажными, словно над головой нещадно палило тропическое солнце. Тонкие губы произносили знакомые слова, а сердце больно билось, не позволяя груди свободно дышать. Зрачки голубых глаз с редкими ресницами были расширены от ужаса, с которым мужчина был не в силах совладать.

Возле места, отведенного для проруби, толпились женщины, мужчины, дети радостно носились по берегу шумной вереницей. Атмосфера праздника приятно разливалась в воздухе радостным смехом и громкими разговорами. Но было в атмосфере веселья и беспечности одно невообразимое обстоятельство, которое вызвало такой ужас в глазах Епископа: при температуре тридцать пять градусов ниже нуля, река не замерзла!

Проруби не было, ясная гладь воды играла лучами солнца, разливаясь по реке радужными бликами, как-будто в столице был не мороз, а солнечный весенний день.

Священник почувствовал головокружение и едва не упал, рука дрогнула и выпустила в разводы темной воды большой серебряный крест. Павел судорожно вздохнул и отер со лба холодный пот. Он перекрестился, с усилием поднял руку и сделал полицейскому знак, что обряд завершен. Народ радостно заликовал в предвкушении священного ныряния.

Полицейские кутались в телогрейки и ежились от вида счастливых раздетых людей. Казалось, никого не заботит состояние воды в реке. Напротив, толпа, разгоряченная водкой и предстоящим купанием, находила в этом необъяснимом явлении нечто волшебное и Божественное.

«Чудо!» слышались возгласы и легкий звук разливаемого спиртного вперемешку с радостным причмокиванием.

– Глушко, Степанов! А ну, марш за мной! – круглый мужчина средних лет босиком ковылял по снегу, лицо и тело было красными от мороза, широкая улыбка приветливо светилась на таком же круглом лице. Мужчины в ответ громко рассмеялись.

– Нет, Василий Михалыч, мы не камикадзе! Лучше рюмку чаю Вам выходную подготовим, халатик подадим, а вы с Богом!

Мужчина похлопал Глушко по спине широкой ладонью и неодобрительно заметил:

– Вот ты, Глушко, радикулит свой во все углы на работе суешь, а сейчас бы окунулся, вода в проруби, она, знаешь ли, целебная.

Майор громко рассмеялся как конь. У него и кличка была в участке «Конь» за массивную челюсть и выпирающие верхние зубы.

– Вы, господин полковник, шутить изволите? Какая, нахер, прорубь!

Василий Михайлович осек его жестом:

– Не смей, Иван! Не смей, Богохульство грех сильный. Если вода не замерзла это благодать Божья, это самому Богу, значит, угодно! – он с кряхтениями взобрался на помост, смачно ударил себя по коленям и с криком «Пошел!» нырнул с головой в ледяную воду.

Недалеко от помоста пожилая женщина в белом шерстяном платке опустилась на колени и молилась, внимая о спасении. Ее колотила нервная дрожь, побелевшие губы исступленно шептали святые слова. Она увидела бледного, пробирающегося сквозь людей, Епископа.

– Владыко! Отец родной, – женщина вцепилась в полу его саккоса и принялась завывать. – Боже, спаси и сохрани, да что же это творится? – она пыталась подняться со скользкой земли и заглянуть ему в лицо, но не удавалось унять дрожь в коленях и она бессильно падала.

Павел был похож на покойника, настолько бледным было его лицо, он с трудом отнял от себя холодные сухие руки и перекрестил женщину.

Шатающейся походкой Епископ добрался до машины, ему надо было побыть наедине с собой и привести мысли в порядок. Рев двигателя приятно разрушил давящую тревожность морозного воздуха, и вроде бы скованное состояние паники начало отступать, как Епископ услышал крик. А потом еще и еще. Люди кричали во весь голос.

Детский визг и истошные вопли взрослых нарушили спокойствие морозного солнечного полдня. Женщина в белом платке обернулась к реке. То, что она увидела, остановило ей сердце, она упала на грязный снег, прижимая к груди затертую Библию.

Павел судорожно вздохнул и повернул ключ в замке зажигания.

«И дажа пиющим от нея, и приемлющим и кропящим ею рабом твоим, применение страстем, оставлением грехов, болезнем исцелением и освобождением от всякого зла, и утверждение же и освещение домом и очищение всякия скверны и навета диавольского отгнание…» вертелось в голове острым буравчиком.

Болело в висках и мутило в области желудка, нога сама нажала педаль газа. Священник не знал, куда едет, надо было подумать и избавиться от неприятного состояния оцепенения, за окном мелькали дома, машины, прохожие.

Словно кадры кинофильма на быстрой перемотке. Спустя четверть часа Павел припарковался и с усилием отнял от руля руку. «Вести Столицы» разлились по салону приятным женским голосом:

«По последним данным число жертв достигло двух десятков человек, следственные органы уже сделали первое заявление. По их версии, виной всему стал некачественный алкоголь, который люди принесли с собой, невзирая на запрет мера Москвы, что вызвало массовое токсикологическое отравление. По факту случившегося возбуждено уголовное дело. Мы будем держать вас в кур…»

Павел нервно отключил кнопку радио и остался в тишине с ноющей болью в голове. Мысли путались, ему так и не удалось привести их в порядок. Звонок мобильника заставил его вздрогнуть.

– Ты где? – сестра с облегчением вздохнула, услышав родной голос. – Приезжай немедленно! – коротко сказала она, и громкие гудки ненавистно зазвучали в ушах.

Сестра Павла Наталья Третьякова работала в окружном отделении московской полиции следователем. Друзей по виду службы и постоянных разъездов у нее не сложилось, а из родных остался лишь брат.

Павел закончил семинарию и принял постриг в Монастырь под Зеленоградом, после был удостоен сана викарного Епископа Православной Церкви столицы. Они не были сильно близки, но периодически встречались обсудить важные новости и события, когда находили для этого время. Последние годы это удавалось все реже. Наталья сразу набрала Павла, как услышала обеденные новости.

Она знала, что брат освещал прорубь перед купанием на том ужасном помосте Москвы реки. Территорию опечатали, и на место событий можно было не ехать, чтобы не терять время, все равно не пропустят без специального разрешения. А вот Павел мог многое прояснить.

Случившееся уже начало обрастать слухами, будто люди заживо замерзли в воде… Чего только народ не придумает! Но нехорошее предчувствие не отпускало, не зря же опечатали место события и выдвинули нелепую версию об отравлении алкоголем.

Епископ припарковался у дома сестры и вышел на морозный воздух. Ему полегчало. Казалось даже, что произошедшее всего лишь дурной сон, смутно отдающий в памяти страшными воспоминаниями.

Он глубоко вздохнул холодного воздуха и с облегчением отметил, что дышать удается без усилий и в области сердца больше не мучает ноющей болью. Павел положил на заднее сидение мирту, рядом аккуратно разложил омофор, саккос, рясу и подрясник, остался в светлых джинсах и сером джемпере из тонкой шерсти.

Сильный мороз не волновал священника, тело не чувствовало холода, кровь все еще прибывала и отливала к вискам с сильным давлением.

Сестра выскочила из подъезда в смешной шапке и наброшенном на плечи потертом пуховике, на босые ногу были надеты кроссовки. Девушку трясло от холода. Она обняла брата и внимательно посмотрела ему в глаза – синие круги и бледная кожа… Наталья достала из кармана фляжку и протянула Павлу. Он жадно сделал несколько глотков.

– Ты же не пьешь? – осторожно спросила Наталья, оттирая бумажной салфеткой плавленый сыр со свитера.

– А ты можешь есть? – Павел взглядом указал на желтые пятна, грязно облепившие мохеровые нитки.

– Да, я же циничная и бездушная сука. Забыл?

Епископ тяжело вздохнул. Вот такая она, его младшая сестра…

– Что за хрень произошла сегодня… Подожди, – Наталья прижала к уху мобильник, отодвинув шикарные черные волосы. Волосы у нее на самом деле шикарные, как у мамы когда-то.

– Третьяко… Да… Поняла, Петр. Еду!

Наталья тяжело вздохнула и непонимающе помотрела на свои ноги. Совсем из ума выжила, разве можно в таком виде появляться на улице?

– Я в морг, Петр звонит, мертвяков привезли. Дождись меня здесь.

– Ну, нет, поеду с тобой!

Оставаться в одиночестве Павлу не хотелось. Впервые за время службы Павел не мог собраться с мыслями и дать ответ самому себе о том, что произошло сегодняшним полднем, не говоря уже о добропорядочных прихожанах. С Натальей он узнает больше подробностей.

В коридоре морга их встретил Петр. Это был высокий угловатый парень с лохматой рыжей шевелюрой, не более двадцати лет на первый взгляд, на самом же деле возраст Петра давно перевалил за тридцатилетний рубеж.

Он отличался нервным темпераментом, и от того обмен веществ не позволял набрать достаточной массы. Данная мысль устраивала Петра и излишняя худоба его особо не беспокоила. Разве что, когда видел Третьякову, тогда он впадал в состояние неуютного дискомфорта.

Сегодняшней ситуацией он воспользовался, чтобы увидеть девушку, хотя официально получил запрет на разглашение любой информации, касающейся недавних событий. Час назад был звонок из ведомства, но если поторопится, она все успеет, и если повезет, ему за это сильно не влетит.

Девушка поприветствовала Петра хитрой «лисичкиной» улыбкой и успела отметить, что Павел и Петр сегодня бледнеют на глазах. «Не мужчины, а принцессы» – едко пронеслось в голове.

Она прекрасно понимала какое оказывает воздействие на Петра, кажется, пару раз они заканчивали рабочие дела на диване в комнате отдыха, она точно не помнила. Да и не хотела помнить. С ее образом жизни даже такие отношения были личной жизнью, сама же мысль о перспективе стать невестой патологоанатома так веселила, так что никаких серьезных разговоров на тему отношений Наталья Петру заводить не позволяла. Это расстраивало мужчину, но перечить он не решался, хватаясь за редкие знаки внимания с ее стороны.

– Здравствуй, Павел. – Петр вяло пожал Епископу руку. Он не был религиозным, но священник в родственниках женщины, глубоко запавшей к нему в сердце, выводил из состояния равновесия, наполняя душу непонятной трепетностью и позорным чувством лебезения.

Наталья была в коротком синем свитере и обтягивающих джинсах, затянутых на голени в черные кожаные ботфорты на плоской подошве. Ему представилось, как он стягивает с нее одежду и они предаются любви на песчаном пляже под звуки джаза и шум морского прибоя. Сильный толчок в плечо вернул Петра на Землю.

– Патолог, что за чертовщина в твоей голове, мать твою! Я сюда летела для чего? Думаешь, у меня времени полно смотреть на твой дебильно мечтающий вид?

Боже, как она выражалась! У Петра все переворачивалось внутри от ее речи.

– Так я просто… Просто я впервые…

– Впервые у тебя было на Помелу Андерсен в туалете! Что с мертвяками?

«Сумасшедшая баба» грустно подумал Павел, и устало опустился на деревянную скамью. Он не переставал удивляться каким образом в такой хрупкой маленькой женщине умещается столько нелицеприятных слов. Словно она сапожник или доморощенная пьяница.

Петр тяжело вздохнул:

– Я даже не знаю с чего начать…

Наталья усмехнулась.

– Не надо, принцесса, не напрягай свой нежный мозг, просто показывай тела, которые потравились от водки.

Петр протянул Наталье грубый пропахший хлором халат и грустно пропустил ее пройти перед собой. Он не переставал удивляться как в такой хрупкой маленькой женщине умещается столько силы и храбрости. Словно она рыцарь или ангел, посланный с небес.

Мужчина выдвигал холодные металлические ящики с телами, один за другим, Третьякова молчала и смотрела на то, что осталось от бедных людей. Термин «кожа и кости» вспомнился, как только увидела первый труп. Было ощущение, что люди высохли от дистрофии.

Ей многого стоило держать себя в руках, в версию, принятую как официальную могут верить все, кто хочет, только не она. Произошло что то ужасное, и она в этом разберется. Это точно не токсикологическое отравление…

– Такое впечатление, что они обезвожены?

Петр испуганно кивнул.

– Они заживо замерзли в воде, Наташ… Понимаешь, когда они ныряли, вода стала превращаться в лед, и…

Третьякова не могла поверить в то, что сказал Петр, выходит, все это не глупые россказни, только в голове не укладывалось как такое возможно. Она тихонько положила руку Петру на плечо, зрелище на самом деле было настолько фантастическим, что даже привыкший к более тяжелым для психики вещам патологоанатом походил на беззащитного кутенка.

– Я поняла, что они замерзли в воде, но как это вообще возможно?

Наталья внутренне сжалась, представляя мужчин, женщин, детей в ту роковую секунду, вот тебе и Благословение свыше!

Мужчина тяжело вздохнул. Он сам еще не оправился от шока, только в отличии от Натальи не хотел раскручивать в голове разные версии. Ничего, кроме инопланетного вторжения в голову не приходило. Но он решил оставить свои мысли при себе.

– Все двадцать девять тел, которые мне привезли на экспертизу, потеряли в весе более половины своей предполагаемой массы! Народ влез в воду, и она стала замерзать, отсюда многочисленные трещины на коже, люди заживо замерзли в воде, получается, в несколько минут! Когда полиция извлекла тела, используя буры, они были уже в таком виде… – Петр шумно глотнул воздух и шепотом закончил. – Я думаю, что вся кровь вытекла из них полностью, от того их трупы такие худые…

– Не пори чушь!

Наталья злилась, потому что ей было страшно и никаких логичных объяснений произошедшему пока не находилось. Как может кровь полностью вытечь из тела, даже если оно все в порезах?

Павел подошел к сестре, схватил за запястье и прошептал:

– Мне надо в Храм.

Его пальцы были ледяными, лицо еще больше побледнело, как только увидел труп. Наталья кивнула, сняла на ходу халат, бросила Петру и махнула на прощанье рукой.

– Как будут результаты вскрытия, дай знать.

– Рад был увидеться, Третьякова…

Патологоанатом грустно проводил девушку взглядом и тяжело вздохнул. И зачем с ней сегодня Павел…

У выхода из морга судебной экспертизы Наталью и Павла остановили двое мужчин в черных шерстяных пальто, их глаза были закрыты темными очками.

– Наталья Третьякова?

– Я.

Один их мужчин говорил приятным низким голосом, за очками она сумела рассмотреть нос с большой горбинкой. Видимо, в прошлом ему не раз ломали нос.

– Вы не были здесь сегодня.

Павлу все это очень не нравилось, взвинченная сестра совсем не следила за словами. Третьякова дернулась всем телом и едва сдержалась, чтобы не вывалить на мужчин словарный запас «сапожника и доморощенной пьяницы».

– Ух, ты! Джентльмены, а такая волшебная штука у вас есть, чтобы посветить мне в глаза, мать вашу, и я сразу все забыла?

Мужчина в недоумении посмотрел на девушку, Павел в ответ лишь пожал плечами.

– Ну, вы же типа хреновы «Люди икс», смотрю одежда точно как у них?

Человек в пальто устало потянулся во внутренний карман пальто, достал удостоверениее, медленно прислонил его к переносице девушки и также медленно вернул на место.

– О последствиях я говорить не буду. Третьякова.

Он сделала своему спутнику знак рукой и мужчины прошли по коридору в сторону морга судебной экспертизы. Следующая фраза сестры вызвала у Павла глубокий вздох.

– Вот ведь мудаки правительственные, конечно, сразу взяла и забыла! Завезу тебя в Храм, а потом поеду в суши, я есть хочу.

Суши-кафе на Тверской было пустое, официанты вяло ходили по залу, поправляя накрахмаленные скатерти, переставляли стулья и изредка позвякивали бокалами. Наталья решила предаться чревоугодию и основательно подумать, еда всегда помогала ей сосредоточиться. Она заказала порцию лапши и дюжину суши, что поделаешь, если голод не тетка. Дома шаром покати, а здесь безлюдно и никто не помешает вкусно поесть и подумать.

От трапезы водорослями с морепродуктами Третьякову отвлек высокий мужчина. Мужчина был очень приятен внешне, но лицо не выражало эмоций. Разве что глаза, глубокого серого цвета с множеством морщинок, которые лучиками окружали веки.

На нем были надеты джинсы и короткая дубленка приятного цвета кофе с молоком, шею повязывал шерстяной шарф со скандинавским орнаментом. Он уверенным шагом направлялся к ней. В какой-то момент Третьякова почувствовала, что заливается румянцем, настолько он было хорош собой.

Мужчина подошел и положил руку на спинку стула, на запястье блестели массивные дорогие часы. Наталья почувствовала едва уловимый аромат парфюма. «Черт возьми, так пахнет Джеймс Бонд…» пронеслось в голове.

Она улыбнулась своим шальным мыслям. Если мозг начал шутить, значит, дело налаживается, трапеза всегда влияет благотворно на ее взвинченные нервы.

Мужчина приятно улыбнулся и спросил теплым голосом:

– Вы не возражаете?

Девушка окунула палочку в вязкую васаби и с удовольствием засунула зеленую массу под язык, ей нравился жгучее ощущение наслаждения и боли одновременно.

Она удивленно приподняла брови и слегка надула губы, словно обдумывала важную информацию. Мужчина с удовольствием наблюдал за Натальей, и ее дальнейший ответ его нисколько не удивил:

– Возражаю.

Он громко рассмеялся и отодвинул стул, чтобы сесть.

– И без Вашего позволения, все же, присяду.

Он подозвал официанта и заказал зеленый чай. Наталья разглядывала мужчину, не понимая каким эмоциям отдается больше – искреннему восхищению, либо злости от того, что интуитивно понимала кто перед ней и для чего. Предчувствие ее не обмануло. Оно никогда не обманывало.

– Меня зовут Сергей Адовцев, специальный агент. Будем знакомы.

– Ну конечно, – вздохнула Наталья. – Кто бы сомневался. Будете мне мозг выносить?

Сергей улыбнулся, и лучики разбежались вокруг его красивых серых глаз.

– Нет, я в этом не профессионал. Наталья, ваш друг из морга несколько поторопился с выводами и зря позвонил вам без согласования с нашим ведомством. Я здесь, чтобы просто попросить вас по-хорошему… – он запнулся. – Оставить это и заняться своей работой. Я думаю, масса интересных дел с нетерпением вас ждет.

Наталья почувствовала, что волна злости захватывает все тело, ее внутренний дракон проснулся еще утром и все рвался наружу, она эмоционально отшвырнула от себя палочки.

– Вот ведь хрень какая, я не сую нос в секретные материалы правительства, просто делаю свою работу, тут появляетесь вы и начинаете мне угрожать!

Сергей открыл поднесенный глиняный чайник, налил дымящуюся светлую жидкость в пиалу, покрутил пиалу несколько секунд и вернул жидкость обратно.

– Это называется «вертушка», быстрее заваривает чай, я Вам не угрожаю, лишь вежливо прошу. К тому же, ваш начальник Котов, а от него, как нам известно, вы никаких заданий по этому делу не получали.

Он наполнил пиалу ароматной жидкостью и с удовольствием сделал несколько маленьких глотков.

– Ваш брат, Павел, был с вами в морге, куда он поехал?

Наталья никак не могла заставить себя успокоится и быть более сдержанной в словах и поведении. Котов на самом деле ей никаких заданий по этому делу не давал, более того, если узнает, что была в морге без согласования с ним, как следует отчитает.

Только вот завеса стремительной секретности, которым обрастало дело, не давала ей покоя. Конечно, этого и следовало ожидать, аномальное состояние воды в реке привело к массовым жертвам, а это уже похоже на теракт, или…

Мысли об инопланетном вторжении Наталья от себя отгоняла. Зеленые человечки хороши для запугивания детей, нет, здесь все гораздо сложнее…

Она наморщила лоб и посмотрела Сергею в глаза. Наталья была очень хорошенькой, миловидное личико украшали пухлые губы и большие глаза с пушистыми ресницами. Макияжем она не пользовалась, это и не было ей крайне необходимо, разве что не мешало бы привести в порядок брови и больше внимания уделять прическе.

Отчего-то задумалась над тем как давно была в салоне красоты. Ответ нашелся быстро – «никогда». Мужчина, который сидел напротив и пил чай, заставлял Наталью чувствовать себя неуютно.

Он старался быть дружелюбным, но было в образе мужчины что то, что отталкивало, и внутренний голос шептал, что надо срочно уходить. Третьякова никак не могла разобрать, то ли ее голос испугался красивого мужчину, то ли профессиональная интуиция давала ценный совет. От путаницы в голове Третьякова начала злиться еще сильнее.

– При каком лешем здесь мой брат? В Храм он свой поехал!

Сергей улыбнулся.

– Наталья. Все гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд, вам все это совсем не нужно, поверьте мне.

Он вытащил из кармана гелиевую черную ручку и написал на салфетке телефон.

– Мне сдается, правда, что не примете всерьез просьбу, поэтому, если что найдете, звоните, – Сергей поднялся и наклонился к ее уху, парфюм приятно защекотал нос корицей и мускусом.

– Только никаких официальных отчетов и никаких резких движений. Я вас прошу.

Сергей прошел несколько шагов и обернулся:

– А еще за чай платите вы!

Третьякова смотрела на его спину, и думала, что все это плод ее больного воображения. Или какой-то странный сон. Надо бы поесть еще, плохое предчувствие становилось все сильнее и разливалось по телу неприятной волной.

Павел приехал к сестре из храма далеко за полночь, Наталья открыла дверь в шерстяной мужской рубашке и вязаных розовых гетрах, натянутых по колено. В ответ на улыбку брата, обронила:

– Когда я думаю, мне холодно. Кофе будешь?

Павел утвердительно кивнул.

Девушка пригласила Павла на маленькую кухоньку, заваленную грязной посудой и обертками от шоколадных конфет. За чистотой она особо не следила, собственно, как и за своей внешностью. Она налила две чашки дымящегося тягучего напитка и протянула одну Павлу. Павел с удовольствием проглотил обжигающий свежесваренный кофе. Сестре не терпелось получить объяснения.

– Что ты делал в Храме?

Павел знал, что расспросов не избежать, но и не появиться у сестры он не мог, ему самому надо было во всем разобраться, а пытливый ум сестры станет в этом хорошим помощником.

– Как думаешь, что я мог делать в Храме? Столько людей, столько горя…

– Но, должны же быть какие-то долбанные объяснения! Что ты там вообще освящал, мать твою, и крест утопил, руки дрожали?

Павел вздрогнул и едва не выронил чашку.

– Крест достали из реки?

– Ни хрена его не достали, мне Петр сказал, какой там, достали, замерзло все! Это же бред, бред! Вообще странно, что вода никого не испугала и эти… Покойники, – она шумно хлебнула из большой кружки.

– Семьи же у всех, сколько детей погибло, в жизни бы не поперлась в воду, которая, мать ее, не замерзла при такой температуре! Что ты молчишь?

Девушка поставила на стол вазочку с ржаными сухариками, взять еду на вынос она забыла. Точнее, ее новый знакомый оказался настолько хорош собой, что ни о какой еде она и не думала, пока не наступила полночь и желудок не начал издавать требовательные звуки.

Естественно, эти мысли не давали ей покоя, Третьякова уже и не помнила, когда испытывала подобный трепет перед мужчиной.

Павел не знал с чего начать.

– Я размышлял о том, что случилось, сестра. Обряд крещения существует для того, чтобы все окрещенные после смерти попали в Царствие Божие. «Начало мира – вода, и начало Евангелия – Иордан. От воды воссиял свет чувственный, ибо Дух Божий носился верхý воды и повелел из тьмы воссиять свету. От Иордана воссиял свет Святого Евангелия, как раз со времени Крещения, Иисус после омовения водами Иордана начал проповедовать и говорить: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное».

Наталья подавилась сухариком и громко закашлялась, Павел устало улыбнулся.

– Хорошо. Объясню все доступно. При окунании во время крещения в воду, с людей смывается так называемый первородный грех. Святая вода это вода, которую святит Церковь два раза в год. Один из них как раз под Крещение. «Кто не примет водного омовения в день Крещения Господня, да будет отлучен от святых таин на сорок дней. Если же кто будет увлекать за собой других, да будет извержен из Церкви, пока не принесет покаяние. Ибо отказывающиеся воспоминать благодатное Крещение Господа, обновиться в святых и честных водах, в которых пребывал сам Господь, освятив их Своим естеством, суть еретики, отрицающие и Церковь, и Крещение»…

– Обещал же, доступно!

– Извини, я продолжу, с твоего позволения. Воду освещают с целью возвращения чистоты и святости, которая ушла после первородного грехопадения человечества, именно молитва возвращает свойства, способные исцелять и очищать грехи у людей, кто верует. Тебе же не надо объяснять, что есть первородный грех?

– Я в курсе, Ева сожрала яблоко, которое ей впарил змей и попал Адам, с тех пор все бабы типа дуры, а мужики жертвы. Только ни хрена никто не вспоминает, что первая женщина была создана из ребра этого драного Адама, и именно долбанная, продажная мужская натура виной всей истории!

– Зачем ты так!

– Ой, да ладно тебе, неженка. Все равно не понимаю, к чему ведешь. Вода это смерть, как ты говоришь. Люди, входя в прорубь, якобы умирают духовно, и, окунаясь трижды с твоими молитвами, после чего ты их поливаешь святой водой…

– Окропляю, сестра. И ты все перепутала.

– Перестань так меня называть, я тебе не монахиня, черт возьми!

– Но сестра?

Наталья чувствовала нарастающее между ними раздражение. Конечно, Павла коробила ее манера разговора, но он никогда не читал проповедей и не пытался наставить на путь истинный, присущее брату спокойствие и холодность оттаяли в свете произошедшей трагедии. Павлу, наверное, было нелегко сейчас.

Третьякова прекрасно представляла, какая паника творится в высших кругах Церкви и среди православных прихожан, на Епископе большая ответственность и последствия будут явно не радужными.

– Не закипай, объясни, в чем суть? Почему вода не замерзла при таком морозе, раз, и почему она стала замерзать после твоего освящения, два!

Павел устало протер глаза:

– Крест, как тебе известно, я уронил и не закончил. Не закончил обряд…

Девушка на секунду замолчала, широко раскрыв рот, а потом громко воскликнула:

– Охренеть!!! Это же надо, так вот почему столько мертвяков в итоге, и ведь мысль на поверхности просто!

Возмущение Павла достигло своего апогея, он поднялся на ноги и серьезно сказал:

– Сестра, прошу тебя следить за своим языком, если есть хоть капля уважения ко мне.

– Ладно, извини…

Наталья виновато улыбнулась и подошла к старому серванту, который достался от бабушки. За стеклянной дверцей стояла батарея бутылок, она выбрала одну с коньяком и зубами вытащила пробку, сделала большой глоток. Тепло стремительной волной пробежало по горлу и приятно опустилось в районе живота.

– Мир? – она протянула коньяк брату. Павел тяжело вздохнул и отрицательно покачал головой.

– Здесь надо думать о воде в целом, ее свойствах. Пока мысль у меня такая, что вода просто проявила одно из своих аномальных свойств, из школы ты должна помнить об аномальных свойствах воды.

В свете одинокой лампочки Третьякова разглядела на лице брата множество глубоких морщинок и большие синяки под глазами, будто Епископ не спал несколько ночей подряд.

– Ничего я не помню, Павел, и не понимаю, причем тут обряд крещения?

– Притом, что Церковь играет большую, я бы даже сказал великую роль…

– Ты хочешь мне сейчас объяснить, мать твою, что эти обряды освящения и заговоры воды, и вся церковная история это не тупая лапша на уши людей, как я всегда думала, а секретная миссия по спасению Человечества?

Павел усмехнулся. Ей бесполезно что то объяснять, только больше все запутает. Зря он сюда приехать, надо вернуться в Храм. Судя по всему, с Котовым Наталья эту тему не обсуждала, а значит, в этой непонятной истории она ему не помощник

Наталья выплеснула остатки коньяка в чашку с недопитым кофе.

– Ко мне сегодня опять эти в темных очках приставали, Павел.

Епископ осторожно посмотрел на сестру:

– И о чем был разговор?

– Сказали, чтобы я не лезла в это дело. Не нравится мне это все, пытаются прикрыть какую то жуткую хрень, как пить дать!

Павел понимающе кивнул, поднялся и обнял сестру за шею. Проявления нежности между случались редко.

– Наташа, я думаю, что тебе стоит прислушаться к совету оставить все это.

Наталья с удовольствием обняла брата за локоть, ей захотелось снова стать маленькой.

– Расскажи мне.

– Рассказать что? – Павел искал глазами ключи от машины.

– Что начал рассказывать, про Церковь и ее Великую роль.

Павел удовлетворенно вздохнул, ключи нашлись на подоконнике.

– Уже поздно. Ложись спать, я поеду к себе.

– Ни хрена ты никуда не поедешь, ненавижу, когда говорят «А» и не говорят «Б»!

– Завтра, – Третьяков нежно поцеловал сестру в щеку.

Наталья поняла, что спорить бесполезно и грустно посмотрела на пустую бутылку, сейчас спать уж точно не будет. Девушка достала из серванта пачку «Мальборо Лайтс», она курила иногда в одиночестве, когда голову разрывало дурное состояние беспомощности, усугубляемое бессонницей. Под пачкой лежала старая записная книжка.

Третьякова пролистала желтые листы и остановила палец на одной из страниц, раз уж надо вспоминать аномальные свойства воды, она знает, кто поможет все быстро вспомнить. И как бы брат не надеялся на то, что она прислушается к совету специальных агентов, это дело она уже не оставит.

Рука потянулась к телефону, как взгляд упал на циферблат экрана. Да уж, уже поздно даже для неприлично позднего звонка, а рано еще не наступило.

Наталья закурила, злясь на Павла за то, что оставил ее с кучей вопросов.