Читать книгу По дороге сна - Анастасия Елагина - Страница 2

1

Роммин Дэйн очнулся, когда море швырнуло ему в лицо холодные соленые брызги. Жадные, вечно голодные чайки кричали и кружили на фоне неприветливого серого неба. Они без тени страха бросались за добычей в темную воду, а затем уносили бьющуюся рыбешку в своих цепких лапах к скалам, затейливо разбросанным по берегу моря. Мужчина попытался пошевелиться, но понял, что крепко привязан к камню, одиноким зубцом торчащему у побережья. Очень хотелось пить, и он почти уже не чувствовал связанных рук, поднятых кверху так, чтобы чудовище могло беспрепятственно схватить его поперек тела, порвать веревку и утащить прямо в воду. Ноги его тоже были связаны, но, в отличие от рук, хотя бы не были прикручены к камню. Роммин мог стоять, опираясь на них, двигать пальцами и ступнями, хотя это никак не поможет ему, когда начнется прилив, и та жуткая тварь сможет подплыть поближе и сожрать его.

Паника начала накатывать на Роммина. От осознания собственной беспомощности дышать становилось тяжело, горло сдавил жуткий спазм. Богиня не была милостива к нему, раз он очнулся, и ему придется встретить свою смерть, находясь в сознании. Она не была милостива и тогда, когда корабль, на котором он плыл, налетел на рифы возле этих диких берегов. Насколько он мог судить, все остальные пассажиры корабля погибли, в том числе и его спутники-жрецы. Здешние земли были заселены лишь отсталым племенем вормтов, с которыми даже самые отчаянные купцы отказывались вести дела. Все знали, что эти дикари поклонялись морскому червю – жуткой длиннющей твари, которая издревле по какой-то причине выбрала себе местом обитания именно эту часть моря. «Быть может чудовище живет здесь как раз из-за того, что они столетиями скармливают ему людей?» – подумал мужчина, пытаясь как-то отвлечься от охватившего его ужаса.

Нет, Роммин Дэйн никогда не был трусом, но сейчас он был напуган. Богиня воистину решила жестоко подшутить над ним, когда во время шторма он молил ее сохранить ему жизнь. Ведь страшная смерть от зубов мерзкой морской твари после того, как ему удалось пережить кораблекрушение, не могла быть ничем иным, кроме как насмешкой судьбы. Судьба. Это слово напомнило Роммину о цели его путешествия на юго-восточный континент. Всего шесть недель назад он отплыл из родного города, ведомый, как ему тогда казалось, перстом самой Богини. Теперь мужчина задумался, не поспешил ли он, верно ли истолковал ее волю? Однако же мнение знающих (так называли жрецов при храме Богини) было вполне однозначным, когда он поведал им свой сон, явно посланный откуда-то свыше.

«Богиня вручила тебе путеводную нить, Роммин Дэйн. Это большая честь – получить от нее послание через сновидение. Все знаки из твоего сна указывают на Эгасс. Плыви на юго-восток, найди ту девушку. Богиня выбрала ее, скорее всего она хочет, чтобы девушка присоединилась к нам, знающим» – ответили ему жрецы. Знающие благословили Роммина, отправили с ним двоих своих жрецов, и он поплыл, ибо чтил Богиню, дорожил оказанной ему честью исполнить ее волю и надеялся, что сможет прославить свой скромный дом этим деянием. Только сейчас Роммин осознал, каким скоропалительным был его отъезд. Во время самого плавания он либо спал, либо пребывал в таком состоянии, что не мог мыслить ясно. Большую часть пути его сильно тошнило, он почти ничего не ел и сильно похудел.

Сейчас Роммин не отказался бы даже от кусочка черствого хлеба, он не знал, сколько находился без сознания и не мог припомнить, когда ел в последний раз. Вдобавок ко всему, с каждой минутой его все сильнее мучила жажда. «Быть может я все-таки потеряю сознание к тому времени, когда тварь выберется из моря, чтобы сожрать меня. Тогда по крайней мере я не почувствую боли» – подумал мужчина, обуреваемый гнетущими мыслями. Только недавно он был дома, бродил по улицам любимого города, переписывал под руководством своего дяди грузы в трюмах прибывших кораблей, помогал оформлять разрешения для разгрузки и находить пустые склады. Работа ему нравилась и не была в тягость. Каждый день в порту сулил новые впечатления, встречи с болтливыми матросами, любившими покрасоваться и потравить байки о своих приключениях в далеких землях. Роммину все это нравилось, но он без колебаний оставил свою жизнь и привычные обязанности, отправившись в неизвестный далекий Эгасс, следуя словам знающих и тому странному сну.

Мужчина поморщился, пытаясь пошевелить руками и восстановить движение крови. Он понимал, что если веревка высохнет и сожмется на его запястьях мертвой хваткой, то пальцы его вряд ли можно будет спасти. Роммин понимал также, что его попытки лишены смысла, ведь морской червь явится уже к ночи, и жить ему осталось очень недолго. Но он не мог вот так просто стоять, ничего не делая. Некоторое время мужчина упрямо продолжал шевелить конечностями, насколько позволяли веревки, и вскоре почувствовал волну покалывания в затекших руках и ногах. Когда они хотя бы частично вернулись к жизни, мысли снова одолели его усталый ум. Он прикрыл глаза, которые уже болели от ветра и соленых брызг, и сам не заметил, как задремал, погрузившись в спасительный сон. Мужчина тяжело обвис на веревках, которые неприятно впивались в кожу, но усталость тела оказалась сильнее причиняемых путами неудобств.

Роммин снова увидел, ставший уже привычным, вид города с большой высоты. Он стоял у окна белокаменной башни, глядя на нежно-розовое закатное небо. Солнце лениво заползало за горизонт, упрямо продолжая нагревать и без того раскаленные крыши далеких домов. С такой высоты они казались не больше горошины. Горячий воздух неровно, зыбко колыхался, делая открывающийся сверху вид похожим на непрочную иллюзию. Крепостная стена далеко внизу, такая ослепительно белая днем, что на нее было больно смотреть, теперь окрасилась в мягкие цвета закатного неба. Там же внизу, на левой башне у ворот, вяло и неподвижно висел флаг Эгасса – крылатый лев с круглым изумрудом во лбу. Именно по флагу стало ясно, куда Богиня хочет направить Роммина.

Сон был, как и всегда, на редкость реалистичным. Роммин ощущал тяжелый жар воздуха всей своей кожей, несмотря на легкие одежды и едва уловимый здесь, на высоте, ветерок. Он посмотрел на свои руки, и сразу узнал их, именно эти руки он видел в каждом своем сне о далеком Эгассе. Крупные, но изящные и ухоженные кисти приятного шоколадного цвета покоились на рельефном рисунке, украшавшем белокаменное башенное окно. Руки эти явно принадлежали женщине и были унизаны дюжиной золотых колец, в одно из которых, имевшее форму глаза, был вставлен крупный камень бирюзы. Черные прожилки на нем были так причудливо расположены, что при первом взгляде на кольцо, казалось, будто на тебя смотрит узкий вертикальный зрачок. Камень тускло вспыхнул и погас, будто бы подмигивая Роммину, а затем случилось то, чего еще ни разу не было в этом сне-посланнике, – он ощутил легкий глухой толчок, за которым последовал сокрушительный грохот. Все вокруг – далекий розовый город, высокая башня, нежные руки в кольцах и закатное марево – вдруг исчезло. Роммин вздрогнул и проснулся.

Он тяжело дышал и не сразу осознал, что произошло. С трудом поднеся руки к голове, все еще кружащейся после кораблекрушения, мужчина вдруг понял, что он больше не является пленником скалы. Камень, к которому был привязан Роммин, пересекала вертикальная трещина толщиной с ладонь, по всей вероятности веревка не выдержала давления расходящихся частей камня и порвалась. Мужчина тут же быстро огляделся вокруг, но никого из племени дикарей рядом не было. Он принялся лихорадочно искать какой-нибудь острый обломок, чтобы перерезать остатки веревки на руках и ногах. Если ему представился шанс на спасение, то нельзя его упускать. Как назло все камни были гладкими и скользкими, трудолюбивые морские волны давно обточили их, превратив в бесполезные кругляши. Роммин выругался и принялся тереть веревки на запястьях о трещину в длинном камне. Наконец она поддалась, и он начал распутывать ноги. Пальцы еще плохо слушались, онемение проходило медленно, но мужчина понимал, что нельзя терять ни минуты, и продолжал нетерпеливо дергать просоленную, осклизлую от воды веревку.

Что ждет его дальше? Куда ему идти? Где добыть еду и воду? Сейчас это не имело значения. Роммин знал одно – нужно уходить и как можно скорее. Возможно, грохот, который он слышал во сне, спугнул стражей-вормтов, если они были где-то поблизости, но надолго ли? Богиня все-таки пощадила его, но от дикарей этого ждать не стоит.

Роммин с большим трудом смог распутать веревку на своих ногах и наконец огляделся вокруг. Теперь он был свободен, однако что-то было не так. Неясная, легкая тревога заполняла сознание мужчины. Он снова осмотрелся и прислушался. Вот оно – все птицы исчезли, остров словно бы замер в настороженном ожидании чего-то. Но чего? Ум его лихорадочно заработал. Роммин не раз слышал от моряков истории о том, что птицы и животные могут предсказывать землетрясения или бури. На некоторых кораблях жили неры – грызуны, покрытые чешуей, очень похожей на рыбью. По их поведению часто предсказывали морские шторма. Если зверюшка начинала бегать по кругу в своей клетке, а потом застывала столбиком, значит жди непогоды на море. Неры были редкими зверями, мало кто мог позволить себе подобные траты, но Роммину посчастливилось один раз увидеть их. Капитаны обычно бывали суеверны и предпочитали не показывать неров никому, кроме членов экипажа, тем не менее, однажды Роммин, после описания груза, был приглашен вместе с дядей на «Кассиону» – одно из богатейших судов. Его дядя, Мэлон Дэйн, и капитан Корц были старыми приятелями. Корц предложил выпить за завершение удачного рейса, а заодно решил похвалиться перед Мэлоном и Роммином своей удачей – ему удалось раздобыть трех детенышей неров. Тогда-то Роммин и увидел впервые этих чудных созданий. Детеныши были размером с маленькую крысу, их тельца покрывали мягкие переливающиеся чешуйки, отливавшие бледно-зеленым цветом. У Роммина они вызвали одновременно смутную неприязнь и какой-то странный интерес.

Однако сейчас и без нера было понятно, что дело неладно. Роммин все еще не решил, в каком направлении ему идти, чтобы избежать новой встречи с вормтами, но одно он знал точно – нужно двигаться как можно быстрее, пока есть возможность. Мужчина осторожно, опасаясь возвращения головокружения, слез со скалы. Его босые ноги оказались по щиколотку в прохладной морской воде, и Роммин побрел вдоль берега, решив, сам не зная почему, выбрать направление по левую сторону от камня.

Он прошел уже приличное расстояние, подгоняемый страхом снова оказаться плененным, но так и не встретил ни единой живой души. Птиц по-прежнему не было слышно, и это заставляло мужчину нервничать. Першение в горле становилось невыносимым, и желудок начал громко урчать, требуя пищи. Роммин понимал, что ему не уйти далеко в таком состоянии, и нужно где-то раздобыть пресную воду и еду, иначе он просто лишится чувств прямо на берегу. От отчаяния он уже собрался было направиться вглубь острова, но там, насколько хватало взгляда, везде лежал песок, лишь где-то далеко виднелись редкие деревья. Спрятаться здесь было практически негде.

В том направлении, куда он шел, побережье было усеяно невысокими скалами, едва ли выше его собственного роста, и редкими группками странных хвойных деревьев, чьи корни переплетались и поднимались над песком на порой на три фута. Глядя на них, казалось, что корни вот-вот оживут, и деревья пойдут, перебирая ими, словно длинными непослушными ногами, и перемалывая под собой белый шуршащий песок. Роммин представил, как жутко они будут выглядеть ночью, при свете луны – черные силуэты на кривых ветвистых ногах, бросающие на пустой берег уродливые тени. Он поежился и поспешил вперед, раздумывая, подойдут ли для еды выброшенные на мокрый песок морские водоросли, но те источали такой отвратительный запах, что попробовать их мужчина так и не решился.

Время от времени Роммин оборачивался назад, каждый раз опасаясь увидеть погоню, но за ним никто не гнался. Это внушало надежду, хотя подозрительная тишина вокруг все еще тревожила его. Птицы по-прежнему молчали, и за все время, что он шел, мужчина не увидел в небе ни одного крылатого силуэта. Если они действительно скрылись в преддверии бури, то и ему нужно искать убежище. «Странно все это, – подумалось ему. – Неужели бури здесь бывают так часто?» Только вчера или пару дней назад (Роммин не знал, сколько он пробыл без сознания, прежде чем очнулся), сильный шторм потопил корабль, на котором он плыл, а теперь, судя по всему, стихия снова готовится пуститься в разгул.

Тут взгляд его упал на полосу прибоя, и странное поведение волн заставило мужчину остановиться и присмотреться к ним. Вода начала противоестественным образом отступать обратно в море, обнажая песчаное дно. Что-то здесь не сходилось. К вечеру должен был начаться прилив, а не отлив, потому его и привязали к камню, чтобы морская гадина могла подобраться поближе вместе с растущей водой и беспрепятственно сожрать принесенную ей жертву. А тут волны отползали в море, словно пугливый лесной зверек, торопливо отступающий в кусты при виде человека с ружьем.

Роммин окинул взглядом побережье, и везде картина была одинакова – вода схлынула, и целые футы песчаного дна выступили на поверхность. Шум прибоя внезапно стих. Тут и там трепыхались маленькие рыбки, которых родная стихия предательски оставила погибать, и Роммин, решив, что они вполне могут сгодиться в качестве еды, заторопился, насколько позволяли усталое тело и головокружение, подобрать бьющиеся серебристые тельца. Он успел собрать около пяти штук, подогнул край разодранной грязной рубашки и сложил туда свою нехитрую добычу. Голова закружилась еще сильнее, и Роммин решил немного отдохнуть и отдышаться. Он побрел к ближайшей скале, на которую можно было присесть, снова проверил, нет ли за ним погони. Погони не было, но тревожное чувство, которое пробудили в нем исчезнувшие птицы, теперь стало еще сильнее из-за неестественной тишины вокруг. Без криков чаек, плеска волн и с застывшими на своих корнях-ходулях странными деревьями за спиной, Роммин почувствовал, что здесь стало совсем неуютно. Он вновь подумал о том, что нужно уходить как можно быстрее. Скоро здесь случится что-то страшное, никогда такое безмолвие в природе не сулит добра.

Он с отвращением пристукнул найденным тут же камнем одну из подобранных рыбок, и, когда она, перестав дергаться, застыла с недоуменно раскрытым ртом и круглыми, будто удивленными глазами, кое-как откусил ее голову, выплюнул на песок и принялся есть. Ему нужны были силы, чтобы идти, нужно было хоть как-то поддержать свое усталое тело, поэтому мужчина старался не думать о том, насколько неприятно есть сырую рыбу. Рыбешка оказалась костлявой, есть в ней было практически нечего, и к головокружению Роммина прибавилась еще и тошнота. Он вырос в городе на берегу моря и знал, как поймать, почистить и приготовить рыбу, но никогда еще ему не приходилось есть ее сырой. Решив приберечь остальных рыбок на потом, мужчина заставил себя встать с камня и снова оказался перед необходимостью выбора направления. Побережье беспокоило его, все знаки указывали на то, что здесь оставаться не стоит из-за грядущей бури и возможного обнаружения вормтами, но идти в центр острова тоже казалось безумием. Что он найдет там, в этих песчаных землях, кроме кривых деревьев и камней?

Затуманенный, тяжелый и неповоротливый как повозка с волами на узкой городской улочке, ум Роммина наконец подсказал ему единственно верное решение. Раз уж берег скоро станет опасен из-за стихии, придется идти вглубь острова, к скоплению деревьев, виднеющемуся на горизонте. Куда двигаться дальше, он решит потом, когда окажется в безопасности. И мужчина, кое-как подвязав рубашку, чтобы рыбешки не вывалились, пошел по направлению к лесу.

Он двигался не слишком быстро, иногда присаживаясь отдохнуть на выступающий камень или удобно изогнутый корень одинокого дерева. Роммину казалось, что прошло около двух часов, с тех пор как он определился с направлением, и он невольно пожалел, что сегодня не видно солнца, и ему никак не узнать, какое сейчас время суток – раннее утро или середина дня. Хотя, быть может, отсутствие солнца и к лучшему. Как бы он шел, если бы вдобавок к жажде и голоду, его мучила бы жара? Роммин встал с плоского невысокого камня, оглянулся, чтобы посмотреть, не началась ли наконец на море буря и не появились ли на берегу вормты, и тотчас переменился в лице.

Огромная волна, футов девяносто в высоту, быстро шла к берегу со стороны моря. Мужчина сразу перешел на бег, но измученное утомленное тело подводило его, не позволяя развить высокую скорость. До деревьев в глубине острова было еще очень далеко, ему ни за что не успеть до них добраться. И все же Роммин продолжал бежать, постоянно оглядываясь и рискуя сломать себе шею, оступившись на каком-нибудь присыпанном песком камне. Он не видел, где можно было бы спрятаться от наступавшей на берег свирепой стихии, и совсем уже было отчаялся, сдаваясь на милость отупляющего страха, когда словно какое-то шестое чувство заставило его свернуть в сторону к невысокому песчаному холму. Роммину уже попадалось несколько таких холмиков по пути от побережья, но что толку прятаться в песке, который через считанные мгновения снесет жуткая волна? Однако мужчина все-таки бросился к куче песка, как к единственному шансу на спасение. Он присел за этой ненадежной преградой, голова его снова закружилась, и, не удержав равновесия, Роммин начал заваливаться вперед. Несчастный уже ожидал, что вот-вот его подхватит мощным потоком воды и унесет как тряпичную куклу, и в лучшем случае он размозжит голову о какой-нибудь камень, а потом, незаметно для себя утонет, либо ему придется барахтаться, уворачиваясь от преград на пути и стараясь не нахлебаться соленой воды.

Однако руки его, вопреки ожиданиям, не увязли в зыбком песке, а уперлись во что-то твердое. Роммин смахнул верхний слой песка и увидел камень с двумя круглыми впадинами. Мужчина не задумываясь надавил на них, и камень глухо закряхтел, открывая черный проход в никуда. То же странное чувство шептало Роммину, на этот раз подталкивая его внутрь темного хода, и он, решив, что Богиня снова посылает ему спасение, спустил туда ноги, нащупал ими сухие теплые ступени, а затем опустился в проход полностью. Роммин кое-как разглядел сбоку от входа отверстия, подобные тем, какие помогли ему открыть тайный ход, без лишних раздумий нажал на них, и странная дверь начала закрываться. Едва половинки каменной двери успели сомкнуться, и кромешная тьма окутала все вокруг, как Роммин услышал грохот. Огромная волна обрушилась на его убежище с чудовищной силой. Раздался глухой скрежет, и мужчина испугался, что каменная плита может не выдержать давления воды, но камень этот как видно оказался крепче, чем треснувшая скала, к которой его привязали вормты. Роммин опасливо ощупал каменные двери и обнаружил, что снаружи в подземный ход не просочилось ни капли.

Мужчина с трудом спустился по ступеням, всякий раз опасаясь, что провалится в какую-нибудь бездонную яму, а затем, когда под его ногами оказался ровный твердый пол, застыл в нерешительности. Итак, он снова был спасен милостью мудрой Богини, и теперь иного выхода, кроме как идти в абсолютной темноте по неизведанному коридору, у него не оставалось. Коридор этот оказался довольно узким, и мужчина, выставив руки в стороны, маленькими шажками двинулся вперед, стараясь придерживаться за стены. Поначалу Роммин очень боялся наткнуться на какую-нибудь мерзкую тварь вроде змеи или скорпиона, либо угодить в расставленную ловушку, но ничего такого с ним не произошло, и мало-помалу, движения его стали увереннее, а шаги тверже.

***

Роммин проснулся в той же кромешной темноте, которая окружала его с момента спуска в подземный коридор. Про себя он решил, что сейчас наверху наверное уже утро, ведь он вошел под землю еще до заката, а потом долго шел по коридору, пока усталость не сморила его. Тогда Роммин улегся прямо на полу, поджав под себя ноги. Мужчина обнаружил, что стена, к которой он прижимался спиной, была такой же теплой и сухой, как и все поверхности коридора, которые попались ему на пути. Его босые ноги, ступая по каменному полу, тоже не встретили еще ни одного холодного или мокрого участка, никаких ям или ловушек здесь также не оказалось. Вряд ли этот ход вел к какому-то древнему храму, как поначалу подумал Роммин, он был слишком узок и мал для подобного. Скорее всего, его когда-то построили и использовали для того, чтобы тайно пересекать некий опасный участок наземного пути или, как и Роммин вчера, чтобы скрыться от разбушевавшейся стихии.

Теперь, когда бывшему пленнику вормтов удалось немного выспаться, эти камни и темнота вокруг уже не пугали его так, как накануне. Сейчас ему даже почудилось, что стены и пол, такие теплые, словно их весь день нагревало весеннее солнце, источают мягкие успокаивающие вибрации. Ему захотелось полежать так еще немного, прижимаясь к камням, впитывая исходящее от них тепло. Однако тут Роммина подвело собственное тело, предательски требовавшее пищи и воды. Нужно было вставать и идти дальше, но сначала необходимо поесть. Он спохватился и полез в подвернутую полу рубашки, тщась отыскать собранных вчера рыбешек, но нашел всего одну. Видимо остальных он потерял, пока бежал от той страшной волны. Рыбка конечно уже давно не дышала, и Роммин начал впотьмах обгладывать ее маленькое тощее тельце. Он старался не спешить, не хватало еще, чтобы рыбья кость застряла где-нибудь в горле и уморила его до смерти.

Когда жалкая трапеза подошла к концу, мужчина задумался, где бы он мог добыть себе воду. Работая в порту, он постоянно слышал от моряков, что свежая вода важнее любой еды. «Без еды, – говорили они, серьезно глядя на Роммина, – можно прожить довольно долго, но вот без воды всего лишь считанные дни». Что бы сказали эти бывалые путешественники, если бы увидели его сейчас? Какой совет дали бы они Роммину Дэйну, поверившему голосу Богини и застрявшему в бескрайнем черном туннеле? И тут же мужчина вспомнил, что еще не благодарил Богиню, добрую и всеведущую, за свое спасение, ведь не иначе как она сама, желавшая, чтобы Роммин исполнил ее волю и добрался до Эгасса, указала ему путь к тому песчаному холму. Мужчина неторопливо, стараясь беречь силы, встал и начал говорить про себя слова молитвы благодарности. Обычно молиться полагалось вслух, но Роммину не хотелось нарушать тишину, которая царила в стенах подземного хода. Да, это место, как ему казалось, было к нему дружелюбно, но ни к чему привлекать к себе излишнее внимание. «Чье внимание?» – подумалось вдруг Роммину, и по спине прошла неприятная дрожь, какая бывает в сырой осенний день, когда внезапный порыв ветра распахивает теплый плащ и обдает тело волной холода.

Мужчина поспешно закончил молитву и пошел вперед, касаясь пальцами шершавых стен и с осторожностью ступая по каменным плитам. Пройдя всего пару футов, он вдруг обнаружил, что коридор сворачивает влево. Роммин удивился, ведь до этого коридор был прямым и ни одного поворота ему еще не попадалось. Он решил проверить, нет ли здесь ответвления и в правую сторону, но ничего не обнаружил. Не нашлось ничего и впереди, коридор просто целиком уходил налево, и мужчине ничего не оставалось делать, кроме как пойти в том же направлении.

Изредка Роммин присаживался отдохнуть, и каждый раз, когда он сидел, прислонившись к стене спиной в разорванной рубахе, ему чудилось, что исходящее от нее тепло словно бы напитывает его усталое измученное морским путешествием, кораблекрушением и пленом тело. Поначалу Роммин даже испугался, а потом с грустью подумал, что должно быть ему просто померещилось. «Не могут же камни в самом деле давать мне силу. Наверное у меня уже начинает мутиться ум» – горько подумал он.

Он шел по собственным примерным подсчетам уже несколько часов, постепенно теряя надежду найти какую-нибудь еду, воду и вообще выбраться из этого черного коридора, как вдруг до слуха его донесся посторонний звук. До этого Роммин шагал в полной тишине, лишь его собственные шаги и шорох задеваемых пальцами камней нарушали царившее здесь безмолвие. Мужчина прислушался и понял, что Богиня вновь помогает ему. Где-то впереди медленно капала вода. Он так обрадовался, что сможет наконец промочить пересохшее горло, что даже не подумал о том, что вода может оказаться морской, непригодной для питья, что живительная капель может быть признаком разлома в туннеле и он рискует быть погребенным заживо, если случайно толкнет поврежденный камень. Ничего из этого сейчас не волновало Роммина. «Вода! Я нашел воду!» – мысль пламенем горела в его сознании, упорно толкая вперед, к источнику влаги.

Он прошел около пятидесяти шагов, когда звуки негромкой капели стали слышны совсем хорошо. Наконец мужчина ощутил, как его босые ступни коснулись влажного пола, он тут же остановился и принялся осторожно ощупывать стены и невысокий потолок руками в поисках источника воды. Продвигаясь таким образом, Роммин наконец обнаружил в стене справа небольшое углубление, какую-то маленькую квадратную нишу. Подобный выступ попался ему впервые. Мужчина списал это на странные обычаи народа, который построил когда-то этот туннель. Он сразу же решил, что примитивное племя вормтов никогда не смогло бы соорудить нечто подобное, для этого они слишком глупы и неразвиты, а значит когда-то тут проживали другие люди. «Что-то с ними стало?» – задался вопросом Роммин, и решил не думать об этом дальше, потому что ничего обнадеживающего на ум ему не пришло. Он торопливо продолжил обследовать найденную нишу, и пальцы его скользнули в теплую воду, скопившуюся в полукруглом углублении, располагавшемся в центре. Судя по всему, углубление это было сделано руками человека, а не выбито подземной капелью, и предназначалось именно для сбора влаги.

Мужчина просунул голову в нишу и тут же жадно выпил все до капли. Вода оказалась пресной, с легким, странным, но вполне терпимым привкусом, который скорее всего придавал ей камень. Однако Роммину она показалась самой вкусной водой, какую он когда-либо пил. Неприятная сухость в горле, мучившая его еще с момента пробуждения на морском берегу, слегка утихла, и мужчина, мысленно поблагодарив Богиню, опустился на пол рядом с источником спасительной влаги.

Дожидаясь, пока чаша вновь наполнится, он пытался вспомнить, что было изображено на месте острова вормтов на большой карте, которую капитан корабля показал ему еще в начале пути. Несмотря на усиленные попытки, перед мысленным взором Роммина представал лишь его родной континент, с причудливой резной линией побережья, заполненный на карте маленькими рисунками гор, озер и лесов. Затем в уме возник образ далекого загадочного Эгасса, который, судя по рассказам капитана и начертаниям на карте, представлял собой огромную пустыню, пересеченную разветвленной сетью небольших рек, расходящихся от главной, обозначенной на карте широкой линией. Речушки эти терялись в песках, уходя вглубь материка и питая ненасытные пески пустыни. Насколько Роммин успел понять, в Эгассе, несмотря на большие территории, люди селились преимущественно вдоль главной реки и ее ответвлений, а остальная земля, если позволительно было так называть песчаный ковер до самого горизонта, оставалась необжитой.

«Я должен вспомнить карту этого острова, иначе как я доберусь до Эгасса? Вдруг здесь тоже окажется пустыня?» – сокрушался про себя Роммин. Однако все его старания были напрасны, он никогда не изучал карту острова вормтов так внимательно, как Эгасс, ведь не мог же Роммин предугадать, что судьба забросит его в это дикое место. Мужчина тяжело вздохнул, что ж, придется надеяться на удачу и благосклонность Богини, которая продолжала спасать его жизнь снова и снова.

Каменная чаша наполнялась очень медленно, и Роммин в конце концов решил пройти вперед по потайному ходу, чтобы проверить, нет ли дальше новых поворотов или разветвлений, а потом вернуться назад и выпить накопившуюся воду. Чудом найдя источник воды, он боялся пока уходить от него, ведь кто знает, что ждет его дальше? К тому же мужчина чувствовал, что его измученное тело нуждается в небольшой передышке, и не хотел к недостатку пищи добавлять еще и отсутствие воды. Сейчас уходить от каменной чаши было бы глупо и попросту опасно. Решив оставаться тут столько, сколько понадобится, Роммин отправился разведывать путь.

Мужчина уже настолько привык к кромешной тьме коридора, ставшего его убежищем, что и сам не заметил, как походка его стала более уверенной, несмотря на слабость и чувство голода, и он уже не так отчаянно цепляется за шершавые теплые стены. Однако душа его была не столь крепка, как тело, и Роммин, снова поддавшись мрачным мыслям, с тоской размышлял, что ждет его дальше.

«Что я найду в конце пути: выход и спасение или вечную могилу?» – горько спросил он себя в очередной раз, вздохнул и в бессильной злобе ударил кулаком каменную стену. Он представил, что будет, если в конце этого коридора, окажется дверь, которую он не сумеет открыть. Что тогда делать? Придется возвращаться туда, откуда пришел. Быть может море уже отступило, и у него получится пройти тем путем, которым он шел поначалу. Роммин вспоминал далекое скопление странных кривоногих деревьев вдалеке, не то лес, не то рощу, возможно там он смог бы отыскать какую-нибудь пищу. Ему с трудом верилось, что племя вормтов, живущее на острове, питается одной лишь рыбой и птичьими яйцами, наверняка есть какие-то фрукты или ягоды, пригодные для еды.

Еда. Как же давно он не ел досыта. Наверное последний раз это было вечером перед отплытием, когда вся их небольшая семья дружно помолилась Богине и принялась за роскошный ужин, какой обычно позволяла себе лишь по праздникам. Однако вещий сон, посланный Богиней, и дело, которое она поручила Роммину, несомненно были достойны подобной трапезы. Мужчина вспомнил заставленный дарами моря стол, легкие сладкие вина, свежие фрукты и с тоской ощупал свой впалый живот. Эти картины были такими живыми и мучительными в его нынешнем положении, что Роммин дал себе слово не вспоминать больше о вкусной еде и ароматном вине, по крайней мере, пока он не выберется отсюда. В который раз тяжко вздохнув, он решил не тратить попусту силы и вернуться к каменной чаше, поскольку коридор пока явно не собирался выводить его на поверхность.

По подсчетам Роммина прошло около двух дней, с тех пор, как он нашел каменную чашу. Имея постоянный источник воды, он немного отдохнул, взбодрился и решил покинуть это место окончательно. Набрать воды было совершенно некуда, поэтому перед тем как уйти, Роммин выпил из чаши все до капли, набрал в подставленные под капель ладони еще немного воды, смочил ей лицо и глаза, а затем отправился дальше.

За эти дни он лишь однажды ходил разведывать коридор, а в остальное время предпочитал пить накопившуюся воду и спать, чтобы не тратить понапрасну силы, ведь никакой пищи у него по-прежнему не было. Странно, но здесь, под землей, ему ни разу не являлся тот сон, где он смотрел на прекрасный золотой закат глазами девушки из белокаменной башни. Быть может Богиня сочла, что он слишком слаб, и решила пока поберечь его ум? Но ведь знающие говорили, что чем ближе он будет к своей цели, тем больше должны открыться детали сна, и тогда Богиня покажет, что именно он должен сделать после прибытия в Эгасс. Роммин устал от размышлений и решил пока не тревожиться об этом. Быть может новый сон придет к нему, когда он наконец выберется из-под земли и вновь увидит солнечный свет. Никогда нельзя быть уверенным в том, какие причины побуждают богов повернуть жизнь человека определенным образом.

Роммин брел по тайному ходу, окутанный темнотой и тишиной, где-то позади затихал звук капающей в каменную чашу воды. Он знал, что рано или поздно уйдет достаточно далеко и тогда его спутником во тьме будет лишь собственное тихое дыхание и шорох, рожденный прикосновением ладоней к каменным стенам. Только в этом безмолвии, окружавшем его в последние дни, мужчина осознал, как не хватает ему привычного с детства шума портовой жизни – шелеста волн, перебранки матросов, скрипа корабельных снастей, резких криков голодных чаек. Воистину, быть избранным проводником божественного замысла – тяжкая доля. Тяжелая вязкая тоска наполнила сердце Роммина, и он решил, что больше никогда не покинет родную землю, ему бы только выполнить поручение Богини и вернуться домой.

Если поначалу Роммин боялся наткнуться на ловушку или на какое-нибудь жуткую тварь, то страх довольно быстро прошел и больше не возвращался. Коридор был пуст, он не мог видеть этого, но слух и некое шестое чувство подсказывали ему, что он здесь единственное живое существо и бояться нападения не стоит. Те же, кто построил в свое время этот туннель, сделали это не для того, чтобы загубить случайных путников. Роммин укрепился во мнении, что он был всего лишь проходом, безопасным путем в какое-то место. Оставалось выяснить, в какое именно.

Мужчина шел во тьме и молча молился Богине, чтобы отвлечься от тягостных мыслей и порожденной голодом слабости. Чувства его балансировали между надеждой и отчаянием. Трудно не поддаться мрачному настроению, если ты пережил столько испытаний за такой короткий срок, и Роммин старался как-то подбодрить себя привычными с детских лет словами молитвы.

Шел он небыстро, чтобы не вспотеть и не потерять лишнюю влагу, а в голову, настойчиво прорываясь сквозь слова молитвы, лезли жуткие истории об умерших от жажды и голода людях, которые рассказывали в порту моряки. Время от времени он садился на пол и отдыхал или дремал, восстанавливая силы, а потом вновь вставал и двигался вперед, осторожно разминая затекшие во время сна на твердом полу конечности. Наконец, уже потеряв всякий счет времени, Роммин вдруг уперся в стену, коридор снова поворачивал налево. Когда мужчина завернул за угол, то поначалу озадаченно застыл, не веря своим глазам – где-то вдалеке падали на каменный пол узкие косые лучи бледного света.

Ему захотелось побежать, помчаться навстречу этому свету, но сил на это не хватало, хотя Роммин, воодушевленный близостью выхода, все же сумел немного прибавить шаг. Мужчине казалось, что расстояние между ним и лучами все никак не сокращается, но продолжал упрямо идти вперед. Достигнув наконец источника призрачного света, Роммин увидел, что пробивается он сквозь отверстия и щели в каменном люке, точно таком же, через какой он проник в подземный коридор, спасаясь от стихии. Поскольку света было очень мало, мужчина принялся руками ощупывать стены возле маленькой крутой лесенки, ведущей к люку. Он надеялся найти какой-нибудь рычаг или пластину, нажав на которые, сможет отпереть дверь. И действительно, на стене с правой стороны Роммин обнаружил два углубления, он приложил к ним руки и нажал. Однако на этот раз древняя дверь не поддалась. Это не на шутку испугало Роммина. А что если ему не удастся открыть люк? Неужели придется снова проделывать путь назад, рискуя столкнуться с вормтами на выходе? Еще несколько раз он клал свои ладони на шершавую каменную поверхность, но ничего не получалось, дверь не двигалась.

Немного отдышавшись, невольный узник тайного хода решил подняться по ступеням и через трещины попробовать рассмотреть, что находится за неподатливым люком. Мужчина отер со лба выступивший пот, осторожно, стараясь не упасть с крутых ступеней, забрался наверх и прильнул глазом к ближайшему разлому. Для этого ему пришлось выгнуть шею под очень неудобным углом, но с этим Роммин готов бы смириться, лишь бы увидеть, что находится там, за дверью.

Сначала он не мог понять, почему в подземный коридор попадает свет, но снаружи почти ничего не видно, однако, когда догадался поднять глаза повыше, то разглядел в темно-синем полуночном небе бледный диск луны, и тихо рассмеялся. Вот оно что, он так запутался во времени, находясь под землей, что ожидал увидеть день, а снаружи, как оказалось, царила ночь. Роммина немного успокоило то, что он все-таки нашел выход из подземного хода, и он решил отдохнуть и поспать до утра. По крайней мере теперь он хотя бы будет знать, какое сейчас время суток, а утром, после ночного отдыха, можно попробовать открыть люк еще раз. Успокоенный, мужчина спустился к началу лесенки, свернулся подле нее, прижимая к груди колени, и вскоре уснул.

2

Из окна высокой белокаменной башни любовалась закатом молодая женщина. Небо было сегодня на редкость красиво, уже давно Адария, дочь правителя золотых песков Эгасса, не видела таких ярких красок. Обычно закатное небо в Эгассе окрашивалось в нежные, мягкие полутона, перетекая из бледно-розового в рыжевато-желтый, но сейчас оно было исчерчено резкими, чистыми полосами облаков сиреневого и малинового цветов. Сочные отблески закатного неба ложились на Белый дворец, делая его похожим на чудесный мираж, красивое видение посреди пустыни.

Видневшиеся далеко внизу блестящие крыши городских домов отражали последние лучи солнца, посылая Адарии яркие блики, словно прощальные поцелуи от уходящего дня. Дочь правителя поднималась на башню каждый вечер, говоря отцу, что там ей легче всего молиться богине воды и жизни – волоокой Кейтар, небесной покровительнице и защитнице Эгасса. Издревле в роду Адарии лишь женщины были наделены даром получать от богини Кейтар пророческие сны, не раз на протяжении столетий помогавшие ее семье и народу избежать грядущей беды. Однако уже несколько поколений назад способность эта, считавшаяся великим даром богини, совсем перестала проявляться. Постепенно и люди прекратили верить в способность к вещим снам дочерей ее рода, осталось лишь уважение к потомкам благословенных Кейтар женщин. Да и уважение это было теперь скорее показным, чем истинным.

Адария особенно остро чувствовала это, всякий раз, когда статус дочери правителя и наследницы Эгасса вынуждал ее наряжаться и спускаться из своих комнат в большой шумный пиршественный зал, заполненный в основном мужчинами, подданными ее отца. Женщин было гораздо меньше, и все они держались гордо, но тихо, предпочитая обмениваться сплетнями в тесном кружке подруг. Адарию всюду встречали почтительные поклоны, ведь так подобало приветствовать дочь правителя золотых песков, но зоркие глаза молодой женщины замечали, что после приветствия эти люди, особенно мужчины, переставали обращать на нее внимание. Нет, они конечно смотрели на молодую женщину, не лишенную привлекательности, но видели лишь внешнюю оболочку и ее наследство – чудесный Белый дворец посреди пустыни и кресло правителя с россыпью полудрагоценных камней на спинке. А вот чтобы смотреть и видеть в ней нечто большее, нет, такое случалось очень редко, и никто из мужчин, в чьих взглядах и речах мелькал интерес к ней самой, а не к ее происхождению, не вызывал у Адарии ответной симпатии.

Долгое время она вообще надеялась, что отец позволит ей принять безбрачие и посвятить свою жизнь служению волоокой богине, а трон передаст кому-нибудь из побочной ветви рода, но теперь, с каждым днем сомнений у нее становилось все больше. А дело было в старинном правиле, которое существовало в роду правителей Эгасса. Считалось, что если девушка из правящего рода достигала возраста двадцати трех лет и ей так и не был послан ни один вещий сон, значит ее можно было смело выдавать замуж за того, кого подбирала в качестве жениха ее семья. Счастливицам же, которых волоокая Кейтар оделяла даром пророческих сновидений, позволялось выбирать свой дальнейший путь самостоятельно: девушка могла посвятить себя служению Кейтар или же ей даровалось право самой выбрать себе супруга. Решение ее уважали, и никто не мог оспорить его, даже правитель. Это был скудный, но все же выбор, однако Адария боялась, что ей не достанется даже такого.

Дочери правителя золотых песков Эгасса, было двадцать два года, и богиня Кейтар не благословила ее пока ни одним вещим сном. Сколько бы девушка ни молилась, сколько ни просила, волоокая Кейтар отвечала ей молчанием. И быть может Адария смирилась бы с замужеством, если бы отец выбрал ей достойного мужа, но он похоже свой выбор уже сделал.

Керант – это имя вызывало у нее смутную тревогу и порой даже страх, как и сам его обладатель. Занимавший при дворе правителя Эгасса почетную должность главного советника, он происходил из довольно старой и зажиточной семьи, и мог позволить себе выбрать невесту, не оглядываясь на ее приданое. Но, как видно, он был тщеславен, а что может быть выше, чем место на троне рядом с царственной супругой?

Впервые Адария заметила, что советник бросает на нее какие-то слишком уж многозначительные взгляды сразу после окончания зимы, в то время до ее двадцать третьего дня рождения оставалось около полугода, и она еще не потеряла надежду получить вещий сон, либо хорошего мужа. Видимо тогда отец и сговорился с ним насчет брака, и хотя никто ничего не сказал об этом Адарии, Белый дворец полнился слухами. Взгляды Керанта, как ей казалось, становились все нахальнее и внимательнее, комплименты в ее адрес все слащавее, а время приветствия, когда полагалось склониться к протянутой руке женщины и прикоснуться лбом к ее ладони, все длиннее.

«Почему не выбрал он кого-то из побочных ветвей рода?» – в отчаянии подумала Адария, вспоминая, как советник бросает на нее странные взгляды. Она не могла объяснить, что именно в Керанте внушало ей тревогу и неприязнь, он был недурен лицом, высок и мускулист, поскольку не забывал о боевых тренировках, несмотря на то, что должность главного советника вовсе не требовала уметь драться и пользоваться оружием. В общем-то, его поведение можно было трактовать как внимание к будущей нареченной и жене, хотя без официального объявления это конечно было нарушением приличий. Однако все делали вид, что не видят или впрямь не видели в поведении Керанта ничего необычного, и порой Адарии даже начинало казаться, что никто кроме нее и не замечает его повышенной любезности. «Может все это только мои страхи, и отец пока ничего не решил окончательно?» – размышляла молодая женщина.

Она тяжело вздохнула и, бросив прощальный взгляд на стремительно темнеющее малиновое небо, начала спускаться вниз по витой белой лестнице. Пора было возвращаться, на сегодня ее молитвы были окончены. Отец наверняка ждет ее, чтобы по обыкновению пожелать доброй ночи. Догадывается ли он о том, что выбранный им жених вовсе не по нраву его единственной дочери? Скорее всего подобные мысли даже не приходят ему в голову. Уже давным-давно прошли те времена, когда женщины и мужчины в Эгассе правили на равных, да и было ли подобное на самом деле или это всего лишь бредни старой, выжившей из ума няньки, которая забивала вымыслами голову своей воспитанницы?

Старуха Кэсмей с детских лет ходила за маленькой Адарией, а до нее и за ее отцом, и именно от няньки девочка услышала множество преданий, среди которых была и эта история. Кэсмей поведала девочке о том, что волоокая Кейтар рассердилась на властителей Эгасса и забрала у дочерей правящего рода способность видеть пророческие сны за то, что правители оскорбили ее, прекрасную богиню, посчитав женщин недостойными властвовать наравне с мужчинами.

«Прекрасная богиня Кейтар почитает более всего справедливость и мудрость. Она и ее супруг, бог Мэлдин, правили вместе этими землями, пока он не отказался от бремени власти, утомившись вечной жизнью. Тогда Мэлдин принял облик смертного, чтобы прожить обычную жизнь, как простой человек и уехал подальше от этих мест, дабы не терзать своим видом волоокую Кейтар, которая очень любила мужа и тосковала по нему. Но прекрасная Кейтар не могла вслед за мужем принять облик смертной и оставить наш народ без своего покровительства. Она осталась защищать и направлять нас, и с тех самых пор ждет, когда ее любимый вернется к ней, чтобы снова оберегать эти земли вместе с ним» – так говорила старая Кэсмей маленькой Адарии.

Адария слышала эту историю уже сотни раз, и всегда думала, что Кэсмей выдумала ее, чтобы как-то оправдать угасшие способности ее рода, но теперь Адария задумалась, не была ли старуха и впрямь права? Что если богиня действительно разозлилась на правителей Эгасса и отняла вещие сны у их дочерей из-за того, что те перестали считать женщин равными себе? «Даже если это так, то что я могу поделать? Отец ни за что не согласится, чтобы я правила Эгассом наравне с будущим мужем» – грустно подумала молодая женщина.

Она уже достигла подножия лестницы и вошла в длинный главный зал, на другом конце которого возвышался пустой трон. Сработанный из дорогого темно-красного дерева, он был украшен рыжевато-желтой яшмой и синим, расчерченным золотистыми прожилками лазуритом. Камни эти символизировали золотые пески Эгасса и илистые воды Эги, главной реки, в честь которой страна и получила свое название.

Адария шла вперед, по направлению к двери в зал совещаний, которая находилась в боковой стене, по правую сторону от трона. Невольно она представила на месте правителя себя, гордую, красивую, с тяжелой квадратнозубой короной, усыпанной большими аметистами и речным жемчугом. Что было бы, окажись она волею судеб правительницей до того, как вступит в брак? Но такое могло случиться только если ее отец умрет до того, как ей исполнится двадцать три года. Адария поежилась от подобных предательских мыслей, и поспешила отвести глаза от камней, тускло блестевших на высокой спинке трона.

Дойдя до зала совещаний, молодая женщина увидела, что стражников рядом нет, тяжелая деревянная дверь приоткрыта, и ее отец стоит, повернувшись к ней спиной, а напротив сидит Керант и довольно улыбается. Сердце ее сжалось, при мысли о том, что отец и вправду прочит ей в мужья этого человека. Что же с ним было не так, и почему чутье подсказывало ей сторониться советника? Она хотела было уйти прочь, но тут Керант заметил ее, и улыбка его сделалась еще неприятнее. Правитель Эгасса тут же обернулся, проследив за взглядом советника, и увидел свою дочь. Теперь деваться было некуда, придется все-таки войти в комнату.

–Адария, дочь моя, заходи же. Знаешь, у меня для тебя есть прекрасные новости! – радостно проговорил отец, и рука его вскинулась в приглашающем жесте, предлагая дочери пройти внутрь.

Приятный бархатистый голос правителя ласкал слух, но дочь знала, что вся эта мягкость обманчива. Аталир, правитель Эгасса, был подобен дикой пантере. С виду обходительный и спокойный, он тут же «выпускал когти» и показывал твердость своего характера, когда его интересам что-либо угрожало. Отец всегда был таким, сколько она себя помнила.

Правитель Эгасса был высоким видным мужчиной, несмотря на свои сорок семь лет. Даже седина почти не тронула его черные волосы, а на гладком лице не было ни единой морщинки. Именно от отца Адария унаследовала приятный шоколадный цвет кожи, некоторую ширококостность, высокий рост и крупные кисти рук, которых порой стеснялась. От матери ей не досталось ничего, кроме необычного для народа Эгасса янтарного цвета глаз.

Ее мать звали Эланит, и она была одной из немногих путников, сбежавших от работорговцев и пересекших пустыню в поисках Эгасса, где рабов никогда не было, и любой человек мог получить приют и новую жизнь, без страха быть проданным заезжим торговцам живым товаром. Когда маленькая группка из пяти человек показалась на окраине Города, умирая от жажды и солнечных ожогов, местные жители тут же подобрали несчастных, устроили в своих домах и начали лечить бедных скитальцев, моля волоокую богиню Кейтар о милости к ним. Из пятерых выжило лишь трое – юная Эланит, которой тогда едва минуло пятнадцать, мальчик двенадцати лет, который остался в доме выходившего его купца и стал потом приказчиком в лавке, и молчаливая вдова лет тридцати, в последствии решившая посвятить свою жизнь служению доброй богине, спасшей их всех от рук смерти.

Едва беглецы оправились от своего тяжелого путешествия, молодой правитель золотых песков Эгасса, Аталир, позвал их в Белый дворец, чтобы услышать скорбные истории путников и решить их дальнейшую судьбу. Старая Кэсмей рассказывала Адарии, что когда молодой Аталир увидел юную Эланит, то влюбился в нее с первого взгляда. Да и как было не влюбиться в такую красоту? Тоненькая, легкая, грациозная, как молодая лань, с копной золотисто-медовых волос и смуглой от загара кожей, одетая в простое белое платье и грубые сандалии – такой предстала перед правителем беглянка Эланит. А когда она подняла на Аталира свои дивные янтарные глаза, правитель Эгасса забыв обо всем, сам спустился к ней с высокого трона, повел девушку к столу и налил лучшего вина в изукрашенную каменьями золотую чашу. Все видели, какую великую честь оказал девушке правитель Эгасса, и все любовались ее красотой. Она была словно живое воплощение солнечного света – вся янтарь, мед и золото. Жители Эгасса увидели в ней олицетворение своей любимой богини – волоокой Кейтар, к тому же девушка оказалась не только красивой, но и на редкость доброй. Аталир был покорен и спустя месяц предложил Эланит стать его женой.

Свадьба была пышной, и весь Эгасс пировал и радовался за своего правителя, который женился на девушке, столь щедро одаренной богиней Кейтар. Эланит называли золотой госпожой из-за необычного цвета ее волос и глаз, и молодой Аталир души не чаял в своей прекрасной жене. Они прожили в согласии и любви четыре года, Эланит родила мужу крепкую здоровую дочь – Адарию, и мертвого сына, чье рождение стоило ей больших мук и сильно подорвало ее здоровье. Аталир был в отчаянии, его золотая госпожа, его прекрасная Эланит поблекла и исхудала, а когда к ней вернулось здоровье, и она объявила мужу, что снова ждет ребенка, счастью его не было предела, как и страхам.

Вскоре, несмотря на молитвы богине Кейтар и многочисленные пиры в ее честь, Эланит родила слабенького мальчика и той же ночью испустила дух, а на рассвете младенец отправился к богине вслед за своей матерью. Горю Аталира не было предела, долгий мучительный год он не покидал своих покоев, не брил бороды и стал походить на дикого зверя. Маленькая Адария осталась на попечении няньки Кэсмей, и была единственной, кого желал видеть ее отец. Уговоры и разговоры со старой Кэсмей, которая нянчила в детстве и самого Аталира, наконец сумели убедить правителя выйти на белый свет и вернуться к своему народу, также скорбящему по любимой всеми золотой госпоже. Однако после этого он больше не женился.

Адария знала, что у отца были любовницы и даже несколько внебрачных детей, с которыми, впрочем, он не позволял ей общаться, но место Эланит в его сердце не смог занять никто. В который раз, вспоминая историю родителей, молодая женщина поразилась, как Аталир, настолько любивший ее мать, может отдавать ее за Керанта, даже не спросив, нравится ли ей такой жених? Адария потупила взгляд и села, сопровождаемая внимательными взглядами двоих мужчин.

–Адария, у нас с господином Керантом есть для тебя новость, – повторил отец и замолчал, ожидая, когда дочь посмотрит на него. Он оперся на стол обеими руками и пытливо уставился на нее.

–Какая новость? – слабым голосом спросила Адария, подняв глаза и устремив их на отца. Она старалась не думать, что рядом за столом сидит советник и ждет, как она отреагирует на слова правителя Эгасса. Адария заметила, что отец выглядит довольным и счастливым, и выдавила из себя улыбку, чтобы не расстраивать его. Аталир явно был в хорошем расположении духа, даже одежду выбрал под стать настроению – широкие белые штаны с золотым кантом, такую же рубашку и тунику медового цвета, щедро расшитую сапфирами и жемчугом. Главный советник являл собой полную противоположность правителю. Он, как всегда, предпочел незаметные черные одеяния без каких-либо украшений, однако пошитые из дорогой красивой ткани.

–Ты знаешь, дочь, как никто другой, что более всего мы в Эгассе почитаем богиню Кейтар, покровительницу не только страны, но и нашего правящего рода. И тебе прекрасно известна традиция дожидаться двадцать третьего дня рождения, прежде чем выдать замуж девушку из рода правителя. Видишь ли, до твоего дня рождения осталось всего несколько месяцев, а богиня по сей день не одарила тебя вещими снами, поэтому я решил, что пора подыскивать для тебя мужа, который станет тебе надежной опорой в жизни, – уверенно начал говорить Аталир.

«Как изысканно вы объяснили, отец, что ищете того, кто будет править за меня, пока я сижу на троне, исполняя роль нарядной ширмы» – грустно подумала молодая женщина, но вслух ничего не сказала, и лишь коротко кивнула отцу, выражая согласие с его словами. Она по-прежнему не смотрела в сторону Керанта, сосредоточив все внимание на отце, не хватало еще в такой тяжелый момент терпеть его наглые взгляды. Аталир прокашлялся и продолжил:

–Так вот, Адария, мы долго думали и искали тебе подходящего жениха. И кто может быть лучше, чем сын из благородной семьи, славящейся преданностью трону? Я решил, что ты выйдешь за младшего брата Керанта, Олара, вскоре после осеннего праздника в честь богини.

–За младшего брата Керанта? – оторопев повторила Адария и тут же невольно обернулась в сторону главного советника. Тот рассмеялся, увидев выражение ее лица и сказал, обращаясь к Аталиру:

–Господин, твоя дочь как видно ждала другое имя.

–Скоро ты познакомишься с ним, Адария, и, я полагаю, оценишь мой выбор. Молодой Олар обучался многим наукам, он силен, умен, хорош собой, богат, а большего нельзя и желать, —сообщил Аталир дочери.

–Почему же я не видела его раньше? Разве ты прячешь своих родных по деревням, господин Керант? – осмелев спросила Адария, пожалуй, даже слишком резко, потому что Аталир тут же нахмурился.

Конечно отец ожидал благодарности за то, что нашел ей хорошего мужа или хотя бы скромной улыбки, говорящей о том, что дочь принимает его выбор, но Адария, неожиданно для всех, и в первую очередь для себя самой, преподнесла ему неприятный сюрприз. Керант же, казалось, вовсе не был задет ее словами, он снова рассмеялся, и Адария вдруг обратила внимание на то, какие белые и ровные у него зубы, будто жемчужины.

–Олар не прятался, моя госпожа. Мой брат занимался делами и управлял моим поместьем, когда я поступил на службу к вашему отцу, господину золотых песков. Как тебе известно, поместье находится далеко от Города, и Олар не мог приезжать слишком часто, чтобы навестить меня, —пояснил Керант. Родители наши уже давно умерли, и кто-то должен был присматривать за нашей сестрой и имуществом.

–Я не знала, что у тебя есть еще и сестра, господин советник, —тихо сказала Адария, чей бунтарский настрой тотчас прошел, когда она увидела сердитое и разочарованное лицо отца.

–Ее зовут Малана, и вскоре вы познакомитесь и с нею тоже, – Керант бросил быстрый взгляд на Аталира, и тот едва заметно кивнул, выражая согласие с его словами и будто бы подбадривая говорить дальше. —Моя сестра приедет сюда на свадьбу. Мы надеемся, что вы сможете подружиться с ней.

–Значит, я познакомлюсь с ней уже осенью? – спросила дочь правителя, гадая, похожи ли Олар и Малана на своего старшего брата.

–О, нет, моя госпожа, гораздо раньше, – вкрадчиво произнес Керант. —Она выходит замуж в следующем месяце, и мы надеемся увидеть вас и Олара на свадьбе как почетных гостей.

Что-то в его тоне показалось Адарии подозрительным, она перевела взгляд на отца и увидела, что тот испытующе смотрит на нее. Молодая женщина поняла, что от нее ждут каких-то слов, быть может поздравлений. Она снова повернула голову к Керанту и произнесла:

–Что ж, господин Керант, я рада за твою сестру, передай ей, что я буду счастлива посетить пир в честь ее замужества, если конечно мой отец и правитель ничего не имеет против. Пусть волоокая Кейтар одарит ее своей милостью и благодатью.

–Конечно ты можешь пойти на пир, дочь моя, – сказал Аталир и лицо его вновь приняло довольное выражение. —Я и Малана будем рады видеть тебя там.

Глаза Адарии широко раскрылись, и молодая женщина во второй раз за вечер удивленно уставилась на отца и советника. До нее медленно доходил смысл сказанных Аталиром слов. Значит вот как все повернулось. Отец решил снова жениться, в надежде на то, что молодая супруга подарит ему сына, о котором он всегда мечтал, а она, Адария, выйдет за младшего брата советника и будет сослана вместе с ним в далекое поместье, чтобы не путалась под ногами и не напоминала о прошлом и об Эланит.

–Отец, а как же… – она не договорила, боясь произнести имя матери вслух.

Однако Аталир прекрасно понял, что хотела сказать его дочь, он помрачнел, отошел от стола и отвернулся, уставившись в окно. С минуту правитель Эгасса неподвижно стоял, созерцая видневшиеся вдали золотые пески, укрытые пеленой сумеречного света, а потом повернулся к дочери и сказал:

–Я любил твою мать, Адария, одна богиня ведает, как сильно, но я не могу быть одиноким вечно. Малана сделает меня счастливым, она молода и красива, она родит мне сыновей, которые унаследуют трон. А ты, думаю, ты будешь счастлива с Оларом, ведь тебе никогда не хотелось править, и жизнь вдали от городской суеты пойдет тебе только на пользу.

Адария встала, поклонилась и тихо произнесла:

–Поздравляю тебя, отец, тебя и твою невесту. Пусть богиня благословит этот брак.

Ей захотелось поскорее уйти отсюда, она чувствовала, как подступают к горлу непрошеные слезы, и Адария совсем не желала, чтобы они видели, насколько сильно ее задела новость о женитьбе отца. Лицо Аталира просветлело вновь, он подошел к дочери и поцеловал ее в лоб, благодаря и благословляя за добрые слова. Однако когда дочь устремила на него взгляд своих янтарных глаз, правитель Эгасса вздрогнул и поспешил отойти на пару шагов назад.

–Теперь ступай к себе, – властно и тихо произнес он.

Адария вышла, даже не попрощавшись с советником, закрыла дверь, и побежала в свои покои, едва разбирая дорогу, сквозь затуманившие глаза слезы. Старая Кэсмей насилу дозналась у нее о причине слез, а потом грубо встряхнула и отчитала молодую женщину.

–Ты уже достаточно взрослая, чтобы не бояться выходить замуж, девочка моя. Нашли хорошего жениха, значит, хвала богине, будет у тебя свой дом и спокойная жизнь вдали от дворца. Отец конечно подарит тебе много земель и поместье. И я с тобой поеду, чего мне, старухе, тут делать? Новых младенцев мне уже не под силу нянчить, пусть Аталир уж сам как-нибудь разбирается, кого к ним приставить. Ну же, перестань реветь, тебе будто не жениха, а могилу выбрали. И на отца не обижайся, негоже человеку долго жить одному, пусть себе женится, или тебе так уж захотелось после него усесться на трон и самой всем заправлять? – причитала нянька, пока Адария, все еще всхлипывая и утирая слезы, склонилась над тазом с водой, чтобы умыться.

Когда молодая женщина успокоилась, старуха уложила воспитанницу спать, а сама пошла помолиться богине, чтобы жених, выбранный для ее девочки, оказался добрым и хорошим человеком. Засыпая, Адария слышала скрипучий голос Кэсмей, бубнящий привычные с детства слова молитвы, а потом провалилась в глубокий сон.

Молодая женщина ощутила за своей спиной крепкие легкие крылья, оттолкнулась и взлетела. Ветер ласково подгонял ее тело, и солнце приятно припекало пернатую спину. Адария сделала круг в лазурном небе, полет вдохновлял, возбуждал и дарил непередаваемое ощущение радости. Она посмотрела вниз, и дыхание ее на миг замерло. Под ней простирался Эгасс, но не такой, каким она привыкла его видеть. Белый дворец был разрушен, в толстых стенах, которые могли бы выдержать натиск любого врага, сейчас зияли огромные дыры, двор был заполнен песком и каким-то мусором, чудесная высокая башня, с которой она так любила глядеть на город, лежала на земле, словно подкошенная метким ударом неведомого врага. Всюду валялись белые камни, напоминавшие с высоты обломки белоснежных костей. Людей внизу не было, впрочем как и нигде вокруг. Адария опустилась ниже, сделала несколько кругов над двором и поняла, что все то, что она приняла за мусор, – это торчащие из песка части человеческих тел.

«Что здесь случилось?» – в ужасе прокричала она свой вопрос, но вместо слов из горла ее вырвался лишь пронзительный птичий крик. Тут же картина сменилась на другую – по пустыне шла вереница людей разного возраста, у каждого были в руках какие-то узлы и вещи. Люди шли быстро, многие нервно озирались назад, они явно спешили покинуть опасное место. Когда Адария посмотрела своими птичьими глазами в сторону, откуда шло бегство, то увидела знакомые блестящие крыши домов и силуэт родного Белого дворца. В этом сне он был еще цел.

Сбитая с толку увиденным, она снова взлетела повыше и помчалась к городу, кружась над крышами покинутых домов, а когда присела отдохнуть и осмотреться на высокий шпиль старой пожарной вышки, то из горла ее снова вырвался полный ужаса крик – далеко на горизонте поднималась чудовищная песчаная буря. Высокая стена пыли и песка быстро двигалась на беззащитный город, грозя похоронить под собой дома, жителей и даже дворец ее отца. Внезапный порыв сильного, сбивающего с ног ветра, сорвал Адарию с места и швырнул прямо на каменную стену.

Дочь правителя золотых песков Эгасса проснулась в темных покоях Белого дворца, крича от ужаса. Перепуганная насмерть старая нянька и служанки бросились к ней, не зная, что и думать. Увидев, что воспитаннице ничего не угрожает, старуха зажгла лампу, напоила девушку вином, и мягко погладила ее по руке.

–Что ты, девочка моя? Что случилось? – заботливо спросила старуха.

–Кэсмей, она послала мне сон. Богиня показала мне грядущую беду, – с трудом проговорила молодая женщина.

Ее расширенные от ужаса глаза не отрываясь глядели на няньку и перепуганных ее криком девушек, будто она еще не окончательно проснулась и осознала, что происходит. Кэсмей пригляделась к Адарии, и заметила, что неестественно огромные черные зрачки почти полностью скрыли янтарную оболочку глаза, оставив видимым лишь крохотный контур. Старуха нахмурилась, все это ей очень не понравилось.

–Что ты, Ада, это просто дурной сон, – начала она успокаивать воспитанницу.

–Нет! Нет! – вскричала вдруг та и схватила старуху за костлявые плечи, с силой сжимая их. —Я была птицей, я летела над разрушенным дворцом, я видела, что на Эгасс нагрянет страшная песчаная буря и видела бегущих из города людей!

–Тише-тише, милая, успокойся. Ты просто переволновалась из-за новостей, поэтому то и приснился тебе кошмар.

–Правда, госпожа Адария, думаю Кэсмей права, – поддержала няньку одна из служанок.

–Ты не веришь мне, – разочарованно произнесла Адария и тут же отпустила старуху.

Если уж Кэсмей не верит, значит и другие решат, что вещий сон о грозящей беде – это просто выдумка девицы, нежелающей выходить замуж. Но она все же должна рассказать отцу о своем сне, передать предупреждение богини. «Пойду к нему утром» – решила про себя девушка. Она снова посмотрела на свою старую няньку, но та лишь что-то бормотала вполголоса, унося обратно вино. «Мудрая Кейтар, заставь отца поверить в мои слова, прошу тебя» – мысленно обратилась к богине молодая женщина. Служанки и старая Кэсмей уже погасили лампу и снова легли спать, а дочь правителя золотых песков так и пролежала до рассвета, беззвучно молясь своей покровительнице.

3

Настало утро, Роммин проснулся, открыл глаза и невольно улыбнулся, увидев свет, пробивающийся сквозь разломы и трещины в каменной двери. Очень хотелось пить, а вот желудок, как ни странно молчал, только голова у Роммина все еще кружилась, когда он начал вставать. Размяв затекшие после сна руки и ноги, он без лишних раздумий поднялся по лесенке, чтобы посмотреть на мир в дневном свете. Возле выхода стало намного светлее, и, приглядевшись как следует, Роммин обнаружил причину, по которой его попытки открыть дверь провалились. Длинная вертикальная трещина расколола каменный люк надвое, и одна из половин попросту сдвинулась с места и застряла. Что ж, Роммин был теперь достаточно тощим, чтобы с легкостью пролезть и в половину двери, оставалось лишь как-то передвинуть большой тяжелый кусок камня.

Вдохновленный своим открытием и близостью свободы, мужчина принялся осторожно расшатывать застрявшую половину двери, и вскоре камень начал крошиться и осыпаться. Роммин закашлялся, пыль и земля попали ему в нос и в рот, он успел лишь уберечь глаза, прикрыв их рукой. Мужчина машинально сделал шаг в сторону в попытке удержать равновесие, его слегка занесло, и он невольно прижался к стене, ища опоры. В тот же миг кусок каменной двери с грохотом обрушился на лестницу, туда, где он только что стоял. Роммин тут же открыл глаза, все еще кашляя, и, увидев эту картину, торопливо начал шептать молитву Богине. «Снова повезло» – удивленно и испуганно подумал он, отгоняя рукой облачка пыли, повисшие в воздухе.

Неторопливо, будто не веря очередной удаче, Роммин Дэйн поднялся по ступеням и вышел из подземного убежища, щурясь от яркого утреннего света. До его слуха тут же донеслась веселая перекличка каких-то птиц, тихий гул насекомых, и самый желанный для него сейчас звук – журчание воды. Когда он снова отважился открыть глаза, то увидел, что далеко впереди высится лес из каких-то игольчатых деревьев, очень походивших на кедры его родной страны. Верхний слой земли вокруг выхода из подземелья и до самого леса был сплошь сухим и растрескавшимся. Он напоминал большую одноцветную мозаику, сложенную из неровных разномастных кусочков, из-под которой тут и там проглядывает основа. Лишь неподалеку, в нескольких метрах от выхода, одиноким островком высились заросли густой травы. Именно оттуда доносился звук журчащей воды, и Роммин поспешил к траве.

Мужчина принялся нетерпеливо раздвигать руками длинные жесткие стебли, и в центре зарослей нашел некое подобие фонтана. Маленький ключ бил прямо посередине квадратной желтой каменной плиты, вода быстро переполняла неглубокую чашу и вытекала наружу, однако никаких луж Роммин не увидел. Вода была прохладной, чистой и показалась Роммину очень вкусной. Наконец-то он смог вдоволь напиться.

Он задумался на мгновение, затем руки его сами потянулись к растущей вокруг фонтана траве и сорвали пучок. Мужчина принялся отчищать грязь и пыль со своих рук и подивился тому, как же он исхудал за время путешествия. Затем, оглядевшись вокруг, стащил с себя порванную рубашку, грязные штаны и белье. Ему очень не хотелось портить чистую воду, но вещи так сильно пропитались пылью и потом, что иного выхода не оставалось. Роммин, скрепя сердцем, погрузил одежду в маленький фонтан и как следует прополоскал ее, а потом отжал и разложил на целой половине каменной двери.

Оставшись нагишом, Роммин снова нарвал жесткой травы, смял ее и, используя наподобие мочалки, начал мыться. От прохладной воды он тотчас же покрылся мурашками, но ему так хотелось смыть с себя вместе с грязью испытания и ужасы последней недели, что даже окажись вода ледяной, все равно не отказался бы от своего намерения. Освежившись таким образом, мужчина вернулся ко входу в подземелье, присел на свободный краешек камня, смежил веки и подставил мокрое лицо теплым солнечным лучам.

День входил в свои права, и солнце пригревало все сильнее, поэтому обсохнуть Роммину удалось довольно быстро, чего нельзя было сказать о его одежде. Воспользовавшись вынужденным ожиданием, мужчина решил попробовать пожевать траву, благо у фонтана ее было очень много. Он присел на корточки и принялся выискивать молодые стебельки, надеясь, что они будут мягче, чем взрослая трава. Набрав маленький пучок тонких бледно-зеленых стеблей, Роммин осторожно попробовал один из них на вкус. Трава как трава, такая растет и у него дома, значит, совсем пропадать с голоду ему все-таки не придется. Мужчина промыл в каменной чаше фонтана сорванные стебельки и принялся жевать их, запивая водой. Вся пыль, набившаяся в чашу после того, как он прополоскал там одежду, уже вытекла, подгоняемая бодрыми струйками воды, и ушла в землю. Трава была конечно не самой лучшей пищей, но в его положении выбирать не приходилось.

Закончив свой первый за много дней завтрак, мужчина вернулся к сохнущей одежде, перевернул ее, и снова уселся рядом. Жажда, голод и усталость ослабили свою хватку, и наконец у него появилась возможность спокойно осмотреться и подумать, куда двигаться дальше. Пока мужчина наслаждался отдыхом, греясь в лучах теплого солнца, разум его усиленно работал, и, к тому моменту, когда одежда высохла, Роммин уже решил, что пойдет в сторону хвойного леса, который приметил утром. В противоположном направлении тоже виднелся большой лес, но он почему-то не внушал мужчине доверия, к тому же это явно был путь назад, а ему совсем не хотелось приближаться к побережью и вормтам.