Читать книгу Когда будет слышен вой - Анастасия Филатова - Страница 2

Просыпаться по утрам теперь было очень тяжело. Уль наблюдал сотни смертей неопытных молодых солдат, но сейчас он переживал все особенно остро, как затяжное похмелье.

В дверь постучали. Уль поднялся с кровати, тяжелыми шагами дошел до двери и отпер ее.

– Выглядишь лучше, чем вчера. Идешь на поправку. Сейчас все хворают. – Йохан вошел, разжег очаг и поставил чашу с водой, действуя по-хозяйски, точно в собственном жилище.

– О чем ты, старик? Я здоров.

– Скорбь – это тоже болезнь, от нее надо лечиться. А формула проста: горячий травяной отвар и беседы.

– Я не хочу… нет, я не знаю, о чем говорить. Это ежегодный обряд, мы проходим через это постоянно.

– Мальчишка понравился тебе, Уль.

– Олав? Нет. Слишком эмоционален, а вкупе с глупостью это убийственно.

– Об усопших либо хорошо, либо ничего, Уль.

– Ничего, кроме правды.

Старик недовольно покачал головой.

– Но я не о нем. Жюльен… – Он высыпал в кипящую воду какие-то травы. – Еще совсем молод, но смел и послушен. Он станет хорошим воином.

Уль сел на постель и оперся спиной о стену.

– Нам не больно наблюдать чьи-то смерти, мы привыкли к ним. Но мучительно наблюдать чужую скорбь, – помешивая отвар, Йохан размеренно продолжал говорить. – Сейчас так редко встретишь двух людей, которые привязаны друг к другу. Все мы страшимся потерять друзей, оттого и не заводим их вовсе. Больно видеть, как хорошие люди страдают. – Он налил отвар в чашу и подошел к Улю. – Это хорошо, Уль, что ты чувствуешь это. Значит, ты еще жив.

Беседу старых друзей прервал гул голосов, который приближался, становясь все громче. Йохан подошел вплотную к двери и сосредоточенно опустил морщинистые веки. Потом посмотрел на Уля и обреченно покачал головой. Уль тяжело вздохнул и поднялся с постели, поставив чашу на стоящий рядом стол. Распахнув дверь, он вышел на суд, готовый быть растерзанным озлобленной толпой.

– Сколько можно! – воскликнула низким и хриплым голосом седая высокая женщина. Она говорила громко и грозно, несмотря на свою худобу. – Долго вы еще будете кормить Гуса? – Она стояла впереди всей толпы, и люди позади нее согласно кивали. – Несчастные дети идут на корм ледяному дьяволу, а мы обречены вечность терпеть холод. – Вся ее речь была направлена в никуда и нужна была только для того, чтобы раззадорить толпу. Теперь же она вышла на несколько шагов вперед и обратилась к Улю. – Кто ты такой, чтобы убивать наших детей? Сам-то цел-целехонек, а юные мальчики, которые могли бы послужить острову своей недюжинной силой, подарить ему благо и позаботиться о земле, когда вернется Вечное Лето…

– Вы хотите, чтобы вернулось тепло, но все, что делаете для этого – мешаете мне – Уль говорил спокойно и холодно, смотря бунтарке прямо в глаза.

– Мы хотим, чтобы и дети наши его застали. И… – Она осмотрелась по сторонам, будто ища поддержки. – Все, кто срывается вниз, обращаются в снег. Тебе это известно, Уль? – Люди в толпе, оглядываясь друг на друга, несмело поддержали ее слова.

– Одного вашего дитя хватит разве что на бочку, но не на весь остров.

– Так вот как ты относишься к бессчетным жертвам, принесенным этому острову и его благу? – толпа недовольно загудела.

Уль начал злиться, отчего дыхание его становилось тяжелее, а взгляд пустел, застланный гневом. Каждый год происходило одно и то же: кто-то погибал, приходили мятежники, чья жизнь вращалась вокруг китов и старых легенд, и отчитывали Уля. Как бы он ни поступал, люди были недовольны. Вдруг Уль заметил рыжую голову, пробивающуюся сквозь толпу. Жюльен подошел к седовласой женщине. Она оглянулась на него и, увидев в нем поддержку, повернулась к Улю и сказала:

– Давай, послушай, что скажет несчастный, потерявший своего брата! – Она приобняла парня двумя руками, слегка выталкивая его вперед, но Жюльен стоял как вкопанный, направив на нее тяжелый взгляд.

– Пляшете на костях моего брата?

Женщина опешила и убрала руки.

– Что ты, мы просто… просто хотим, чтобы не было таких, как ты, оставшихся одинокими.

– Лучше стать одиноким, чем быть таковым всю жизнь, как все вы.

В груди у Уля защемило. Он обернулся на Йохана, тот язвительно ухмылялся, глядя на то, как тухнет энтузиазм мятежницы. Старик тепло посмотрел на Уля, похлопал его по плечу и кивком указал на Жюльена.

– Остановите этот спектакль и проваливайте. Если не можете ничем помочь, так не мешайте и не нагнетайте. Слушать невозможно. – Жюльен обошел женщину и подошел вплотную к Улю. – Капитан, у меня есть к вам более важный разговор, чем болтовня этой выскочки. – Он сказал это так громко, что услышал бы даже глухой.

Уль, Жюльен и Йохан зашли в теплое жилище. Уль вопросительно посмотрел на Жюльена, но рыжий солдат, не заметив этого, взял со стола отвар и залпом выпил его. Йохан на эту его выходку лишь усмехнулся. Жюльен расселся на стуле и, о чем-то задумавшись, вслух рассмеялся.

– Чего ты хотел? – Уль вырвал Жюльена из его мыслей.

– Чего я хотел?

– Да, ты, чего хотел?

– Ничего.

– А что это такое было? Какой важный разговор?

– Важный…? А-ах, так это я так, для красоты ляпнул, нет никакого разговора. Мимо проходил и заметил столпотворение, решил разогнать.

В иной раз Уль не допустил бы такого поведения. Такой уж он выбрал путь – служить народу и помогать ему, а значит, и отвечать за свои дела. Но сейчас сердце его отчего-то ликовало: Жюльен не был раздавлен трагедией, и Уль тоже почувствовал себя спокойнее.

Потом он никак не мог уснуть. Мятеж, поддержка Жюльена и его непонятное настроение, в котором не проявлялась тоска по брату… День был длинным и странным. Огонь в очаге догорал. Неприятное ощущение внизу живота заставляло Уля переворачиваться с бока на бок. Наконец он лег на спину и уставился в потолок. Тусклый свет от пламени рисовал на нем причудливые фигуры. Глаза начали закрываться, а в теле появлялась странная легкость. Вдруг его ослепила вспышка. Он сощурился, но свет становился лишь ярче. Показалось, что нечто мягкое, гладкое и волокнистое коснулось его ладони. Он увидел перед собой сияющие, точно солнце в зените, в самом центре купола, глаза – нежно-голубые в центре и темно-синие по краям. Только глаза и яркий белый свет вокруг них. Внезапно все погрузилось во тьму, и Уль почувствовал, что тоже проваливается в нее. Он попытался ухватиться руками, но рядом не было ничего, только холодный и скользкий лед. Сердце бешено колотилось. Вдруг холодная рука схватила его и поволокла за собой.

Уль вскочил с кровати, тяжело дыша, будто все это время его голова была под водой. Казалось, прошла пара минут, но на улице уже разливался свет, отражаясь от кристально чистого снега. Уль едва поднялся с кровати, тело ломило, а скрежет, издаваемый иштонами, болью отзывался в голове.