Читать книгу Стук - Анастасия Инукото - Страница 5

Вильяма всю ночь выворачивало наизнанку – кожа будто хотела отделиться от тела, он чувствовал, что кишки сворачиваются и переползают от одного бока к другому.

Запах лекарств закупоривал ноздри, в лёгких делался вязким, тяжёлым, не давая прохода воздуху. Вильям хрипло дышал через рот. Разрез был сантиметров пять в длину, и пальцы свободно проходили внутрь. Ощущение было, словно он окунул руку в салат, сдобренный маслом.

Однажды Вильям, по пути в книжный магазин, проходил мимо тележки с персиками в меду, он их очень любил. Он купил один и отдал матери. Она откинулась в кресле, в котором обычно сидела, и дрожащими руками вцепилась в сладость. На щеках выступил румянец.

Кресло, в котором обычно сидела его мать, было безвкусное – зеленое, с золотыми завитушками, такими же вставками по боками, но, разумеется, это было просто крашеное железо. Ткань потерлась, краска облупилась, сиденье и спинка впечатали в себя фигуру матери.

Вильям смотрел на кресло. Он просунул пальцы глубже и почувствовал, что находится на грани бреда.

В глазах появились яркие вспышки, комната освещалась солнцем, тёплым и мягким, хотя на улице стояла осенняя ночь. Он услышал торопливые шаги, они метались из одной комнаты в другую, иногда проходя совсем рядом.

Вспышки и топот разрывали на части, будто Вильяма перетаскивали из одного места в другое.

В проёме двери, на кухне, показалась маленькая фигурка, шагающая туда-сюда у плиты. Вильям встал и пошёл к ней. Всё шло спокойно и естественно, поэтому он ни о чём не беспокоился.

Фигурка была крохотная, меньше ростом, чем Вильям, немного зажатая, словно на её плечах было что-то тяжёлое. Волосы выцвели, на ощупь сухие, но пахли приятно – какой-нибудь выпечкой, очень-очень сладко. Платье было такое, какое носят религиозные женщины – длинное, в цветочек, с отложным воротником с кружевами – фартук же был частью любого наряда, и снимался только когда она выходила на улицу.

– …тебе должно понравится, с картошкой, тебе ведь она нравится, верно ведь, Вильям…

Вильям чувствовал покалывания в руках, ему трудно было ими шевелить.

–…выпрямись, горб вырастит, знаешь, как страшно с горбом…

Руки у неё были сильные какие-то непропорционально толстые, будто она специально сделала их такими, чтобы они были всегда мягкими и почти горячими. Икры и стопы, выглядывающие из-под платья, покрыты синей сеткой вен.

Руки Вильяма уже не болели, но под кожей что-то гудело, вырывалось наружу.

– Я не должен был… не должен… всё… я…

Женщина повернулась к Вильяму. Лицо её, лицо его матери, было желтушным, больным, Вильям не помнил, чтобы видел её полностью здоровой. Она как обычно смотрела прямо ему в лицо приветливым взглядом и договорила за Вильяма:

– Ты не должен был появиться на свет. Убийца.

Она всё смотрела беззлобно, на сковороде шипели ломтики картошки, распространяя аппетитный запах; солнце было очень тёплым и приятным золотым светом выкрашивало всё вокруг в приятные тона.

Вильям выглянул в окно. Он знал, как оно выглядит снаружи. Подобно тому, как если бы их дом лепили из пластилина, белые прямоугольники окон находились на разных расстояниях друг от друга.

Кто-то взял бежевую краску и размазал по этой неказистой лепнине, где-то излишне давя, оставляя вмятины, где-то нажимая слишком слабо, открывая серые внутренности строения. И только на их часть дома расщедрились: вместо белых мазков окон, в фасаде вырезали прямоугольники и вставили туда чистые, совершенно прозрачные стёкла, с аккуратной белой рамкой и широким подоконником с рядом темно-зеленых растений.

– Отвратительно. – На этот раз твёрдо и чётко проговорил Вильям.

Чистота и яркость происходящего давила на него своим происхождением. Мать не жалела себя. Он осознавал, что этого уже нет, но бред затягивал, заставляя верить в логичность и реальность происходящего.

В окне стояла серая пелена.

(– Мы, кстати, здесь прямо сейчас).

Это место, кухня и всё остальное, вдруг отдалилось бесконечно далеко, будто Вильям взлетел так высоко, что земля превратилась в однородную плоскость, а это место в яркую мелкую бусинку.

Одна-единственная маленькая точка выглядывала из этого ада спасительной паутинкой.

Щеки мёрзли. Руки что-то стягивало.