Читать книгу Там в городе - Анастасия Коваленкова - Страница 5

Большой чёрный пёс Полкан ранним утром бодро бежал через круглую лужайку деревни Круглово. Сегодня в этой деревне у него была назначена очень важная встреча. Вот на неё-то он и торопился. Полкан пребывал в самом расчудесном настроении, он даже слегка подпрыгивал в росистой траве и помахивал хвостом. Утро было симпатичное, свеженькое. Намечался ясный сентябрьский денёк.

Пёс добежал до старых лип на краю лужайки, нырнул в бурьян под ними и заглянул в свою любимую старую будку.

«Всё детство тут прошло, родной дом…» – подумал он и, вороша носом сухое сено, полез внутрь. Сено пахло мышью.

– Чего пихаться-то? – запищал из вороха сена знакомый голос.

Кто-то тёплый ткнулся в самую морду Полкана и сонно проворчал:

– Опять чей-то большой нос… Одни носы, второй день. И всё большущие…

Мышонок Там протёр глаза и разглядел в полутьме голову Полкана.

– Полкан, это точно твоя голова? – осторожно спросил мышонок.

– Голова точно моя. Будка, кстати, тоже моя, если что. А вот ты что делаешь тут, Там?

– Я делаю тут, а не там. Я тут сплю.

– Ох, Там, не путай меня своими тамами-тутами. Я очень рад тебя видеть!

И Полкан весело забил хвостом по стенкам будки.

– Да не стучи ты так, стену проломишь! Лучше скажи, для чего ты сюда заявился? И почему будка твоя?

– Дом это мой… отчий дом, – задумчиво проговорил Полкан, уминая лапами сухое сено. – Давным-давно, когда я ещё пастухом не был.

Он лёг, свернулся калачиком вокруг мышонка и зажмурился.

– Столько воспоминаний сейчас нахлынуло… Детские игры, кувыркания в траве…

– Ты в траве кувыркался? – недоверчиво спросил Там. – А-а-а, так ты здесь жил, когда щенком был?

– Угу.

– А сейчас пришёл повспоминать детство, да?

– Ну, и повспоминать тоже. Но вообще-то у меня здесь, на лужайке, важная встреча сегодня.

– А с кем встреча?

– Ну… встреча… это… – Полкан замялся, – важная такая, личная…

– А с кем? – Мышонку уже стало любопытно.

– С одной собакой.

– А с какой собакой? – не унимался Там. – С подругой?

– Не-е, не совсем.

– С врагом, что ли? Вы что, драться будете?! – Там даже вскочил.

– Да чего ты пристал, с какой, с какой… – насупился Полкан.

Он выглянул из будки, что-то увидел снаружи и совсем разволновался:

– Так, мне пора. Ты сиди, а мне нужно. Пойду я. А ты тут сиди.

И пёс вылез наружу.

«Что он там такое увидал? И почему всё так таинственно? И что за собака такая? – прикидывал Там. – „Сиди тут…“ Ещё чего!»

Там подождал, пока пёс чуть отбежит, и полез из будки.

На лужайке происходило странное. С краю, у самых лип, в траве стоял Полкан. Но вид у него был совсем не полканистый. Сурового пса как подменили! Уши растерянно болтались, хвост тоже радостно и бестолково болтался, даже шерсть не щетинилась, а тоже болталась кудряшками… Надо признать, что вид у пса Полкана был щенячий. Самый щенячий вид.

Но на другой стороне лужайки творилось совсем невероятное.

Оттуда к чёрному Полкану по траве шла большая собака, чёрно-белая с очень треугольными ушами и огромным загогульным хвостом. Это бы ещё ничего, но дело в том, что шла-то она шла, а лап-то у неё не наблюдалось! Их вообще видно не было. Эта большая собака со своими треугольниками на голове прямо-таки плыла в траве. И при этом ещё улыбалась, да-да, счастливо улыбалась во всю морду!

«Может, это гусеница такая собачья? – предположил Там. – Собакогуська улыбчатая, например…»

Но додумать свою мысль он не успел, потому что ушастая собака вдруг заговорила:

– Детонька моя! Детонька! – восклицала она, подплывая по зелёной лужайке.

Никакой «детоньки» на лужайке не присутствовало. «Не ко мне же она обращается?» – подумал Там.

– Детонька ты моя хорошая! – уверенно продолжала собака, приближаясь и виляя хвостом-загогулиной.

И тут Тама осенило. Он подбежал к Полкану.

– Полкан, это что, ты – детонька?

– Ну, я. Я – детонька, – смущённо прошептал пёс, переминаясь с лапы на лапу.

– А эта собака… Она тогда кто?

– Она моя мамочка! – воскликнул Полкан и потрусил навстречу улыбающейся маме. А на морде его образовалось точно такое же счастливое выражение.

– Ничего себе… – пробормотал Там, почёсывая в затылке.

Пёс Полкан стеснялся своей встречи с мамой. И от вопросов Тама отмахивался, потому что стеснялся. Маму он любил сильно-сильно, всем своим собачьим сердцем. И специально прибежал в Круглово, чтобы её повидать. Но перед Тамом ему было неловко. Ещё бы, такой большой, серьёзный пёс, а для мамы – «детонька». Полкан чувствовал себя рядом с ней щенком и ничего не мог с этим поделать. Тем щенком, который когда-то кувыркался в траве, пускал пузыри, учась лакать из миски, пугался грозы, изгваздывался в лужах и беззаботно засыпал, уткнувшись в мамин бок.

Вот и теперь он повалился перед ней в густую траву. И, улыбаясь, чуть перекатывался туда-сюда. А мама ласково лизала его то в чёрный лоб, то в ухо.

Там стоял в сторонке, стараясь не мешать их встрече. Но взгляда оторвать не мог. Уж больно чудно всё это было.

Кстати, лапы у матушки Полкана оказались на месте. Просто были они короткие-прекороткие, а сама она выглядела солидно.

«Настоящая мамаша», – уважительно подумал Там.

– Ну-ка, смирно лежи! – сказала мамаша, прижав Полкана лапой. – Что это у тебя в шерсти?

– А что? – послушно замерев, тявкнул пёс.

– Да колтуны, грязь и безобразие! – фыркнула мама и начала внимательно вылизывать сына.

– Так, на другой бок повернись, – скомандовала она. – Тут вообще кошмар…

– А там что такое? – Полкан пытался извернуться и тоже посмотреть.

– Да не крутись. Репьи тут. Опять где попало валялся?

– И ничего я не валялся, – оправдывался пёс, – я овец в лопухах пас. Я трудился. Это трудовые репьи.

– А ухо кто подрал? Тоже овца прокусила? Как набросилась, как вцепилась, да? Бешеная овца такая…

– Ухо… Это я с котом, – виновато скулил Полкан.

– Вот! Я же говорю: кошмар и безобразие! Предупреждала тебя – не суйся к кошкам.

Бедный Полкан послушно кивал. На самом деле он уже немножко устал от умываний.

Но тут его мама заметила мышонка:

– Это кто это там выглядывает?

– Это… товарищ мой такой. Товарищ, – смущённо забурчал Полкан.

– Ну, раз товарищ, тогда знакомь нас. Эй, товарищ, вылезай!

Мамаша села рядом с умытым Полканом, а Там робко выступил из травы.

– Здрасьте, – сказал он и вежливо поклонился.

Мама Полкана оказалась совсем не страшной, а даже очень приветливой псиной. Звали её Вакса.

– Имя какое… воинственное, – уважительно отметил Там.

– Что ты! – рассмеялась она. – Вакса – это краска такая, для ботинок. Чёрная, как я. Меня так в цирке прозвали.

– Мама, между прочим, в цирке работает, – гордо сообщил Полкан.

Все трое сидели под старыми липами и болтали.

– А цирк – это что такое? – спросил Там.

Собаки стали наперебой объяснять, что такое цирк, как там выступают звери, акробаты и клоуны.

– Мой хозяин, Кеша, как раз клоуном работает. Его так и зовут – клоун Кеша. А я вместе с ним выступаю. Потому что я смешная – уши большие, а лапы короткие. Талантливая я, говорят, – серьёзно сообщила Вакса и ловко покачала туда-сюда своими треугольными ушами.

– Ох, интересно! – восхитился Там. – Вот бы и мне ваш цирк посмотреть…

– Это можно, – кивнула Вакса. – Только цирк, он в городе.

– Тебе тогда в город надо, – подтвердил Полкан, – в Холмогоры.

– Куда-куда?

Когда собаки начали рассказывать о городе, Там совсем разволновался.

Он слушал про людей, которые живут в домах, похожих на скворечники. «Один над другим, один над другим, до самого неба», – объясняла Вакса.

Он слушал про широкие дороги с такими лампами на столбах, что светло от них даже ночью.

Он весь дрожал, когда слушал про машины, которые сами умеют подметать улицу! И ещё про волшебные бумажки!

– Они такие волшебные, что за них что угодно дают! – воскликнул пёс Полкан. – Даже самую вкусную еду! Феньги называются. Феньги!

– Не феньги, а деньги, – строго поправила мама.

После волшебных бумажек Там не выдержал. Он вскочил и стал вышагивать по лужайке туда-сюда, теребя оба своих уха обеими лапами.

– Невероятно, невероятно! Я должен всё увидеть сам!

– Похоже, что должен, – согласился Полкан. – Ты ведь не успокоишься. Уж я тебя знаю.

Там остановился, перевёл дух.

– Так. Давайте по порядку. Как оно, всё это, называется?

Вакса подошла к мышонку, села рядом и заботливо обвила его пушистым хвостом.

– Ты, малыш, не волнуйся. Называется тот город – Холмогоры. Потому что на холмах стоит. Понимаешь?

– Ага, – кивнул Там. Мягкий хвост и тёплый бок собаки немного угомонили его. – А далеко дотуда?

– Да порядочно, – заметил Полкан, почесав лапой за ухом. – Мне целый день бежать.

– Ого… – вздохнул мышонок.

– А тебе, малыш, и бежать не надо. – Вакса хитро улыбнулась и объявила: – Ты поедешь на машине!

И мама пса Полкана вовсю завиляла загогульным хвостом.

Оказалось, что сегодня собака Вакса уезжает в город, вместе с хозяином и его семьёй.

– Мы же тут только отдыхаем. А работаем в Холмогорах. Вот вместе на машине и отправимся.

– А ваш хозяин меня в машину пустит? – спросил Там.

– Да мы и спрашивать не будем. Я обычно в своём сундучке езжу. Вот и ты со мной, в сундучке.

– В сунду… чём? – уточнил Там.

– В сундучке! Коробка такая деревянная. В цирке Кеша на кнопочку жмёт, сундучок распахивается, а оттуда – я! Выскакиваю и делаю вот так!

Тут собака подпрыгнула и перекувырнулась в воздухе.

– Называется «сальто», – выдохнула она, приземлившись.

– Да уж, – протянул Там, восхищённо глядя на Ваксу. В его голове и так уже скакали фонари, волшебные бумажки, многоэтажные скворечники! А тут ещё Вакса со своими прыжками.

– Да уж, – повторил он.

Потом сел, обхватил лапками колени, задумался.

Там понимал, что ехать в город – серьёзное решение. «Это тебе не по лесу гулять, – соображал мышонок. – Город – он, наверное, опасный даже…» Но ему так хотелось попасть именно в такое место – незнакомое, удивительное. Ведь для того он и пустился в странствия, чтобы увидеть чудеса большого мира.

– Эх, была не была! – решил Там. – Едем в Холмогоры!

Вскоре вся компания уже сидела в кустах напротив дома клоуна Кеши. Собаки и Там внимательно наблюдали за погрузкой семьи в красную машину.

– Мам, а ты не опоздаешь? – волновался Полкан.

– Детонька, не волнуйся. У них куча вещей, – отмахивалась мама. – Им ещё носить и носить.

Вещей у семейства Кеши было достаточно. Он, его жена и двое мальчишек сновали от дома к машине то с сумками, то с коробками, то с корзинами. Всё это они укладывали, утрамбовали и упихивали внутрь. У Кеши волосы были абсолютно рыжие, у его мальчишек-сыновей тоже рыжие. А у Кешиной жены волос видно не было, так как на голову была надета совершенно рыжая панама. И всё это рыжее бегало между машиной и домом. Наблюдая за ними из кустов, друзья крутили головами туда-сюда, и у них уже рябило в глазах.

Потом Кеша долго мучился с багажником, который никак не хотел закрываться. Наконец багажник, клацнув, захлопнулся, и хозяин объявил:

– Так! Грузим реквизит.

– Реквизит – это я, – серьёзно проговорила Вакса. – В цирке так называют самое важное для выступления. Значит, мне уже пора.

– Вакса! Вакса! Да где ж тебя носит? Вакса! – донеслось с лужайки.

– Вон уже и сундучок мой вынесли. – Вакса встряхнулась, ткнула носом Полкана. – Ты уж, детонька, веди себя прилично. Грозы не пугайся. В репьях не валяйся, с котами не знайся.

– Ага, ага, – кивал Полкан. Он всё тыкался мордой в мамины уши и чуть-чуть подскуливал.

Таму даже показалось, что тот плачет. Но, наверное, только показалось.

– Ну, в путь! – бодро сказала Вакса. – Пошли, малыш. Грустный Полкан остался в кустах, Вакса побежала к машине. А Там, вскинув рюзак на плечи, засеменил следом.

Сундучок собаки Ваксы стоял на примятой траве у самой машины. По бокам торчали две блестящие ручки. Крышка была откинута.

Спрятаться на истоптанной лужайке было некуда, и Там, чтобы не попасться на глаза хозяевам, всё жался к Ваксиному боку.

– Делаем вот как, – шепнула она, – сперва я запрыгиваю, потом ты.

– Не допрыгну я… – нахмурился Там.

– Тогда по хвосту моему влезешь!

Вакса вскочила в сундук и, всем своим видом изображая задумчивость, свесила наружу загогульный хвост. Там уцепился за шерсть и полез.

– Мама, мама, – закричали мальчишки, – а по Ваксиному хвосту мышь ползёт!

– Никакая не мышь ни по какому хвосту никуда не ползёт, – уверенно отрезала Кешина жена, запихивая в машину свою любимую дамскую сумочку. – Не придумывайте ерунды!

«Вот хорошо, что все мамы немножко одинаковые, – подумал Там, спрыгивая внутрь сундука, – моя бы тоже ни за что не поверила».

Крышка захлопнулась. Стало темно.

– Та-а-ак… – донёсся снаружи голос Кеши, – не влезает реквизит в машину. Значит, на багажнике поедет.

Вакса и Там закачались внутри сундука.

– Это он нас куда? – спросил Там.

– На крышу машины, на багажник…

Сундук покачался, потом брякнул и замер. Снаружи зашуршало.

– Ползает кто-то, – встревоженно прошептал мышонок.

– Не бойся, это Кеша нас верёвками за ручки к багажнику привязывает.

– Эх, не видно ничего! – ворчал Там.

– А ты вот сюда, в скважину замочную, гляди. – И невидимые лапы подтолкнули мышонка к светлой дырочке в стенке.

Там припал к дырочке. Мимо по лужайке промелькнули рыжие мальчишки, Кеша. Машину качнуло.

Что-то взревело. Вся лужайка вдруг начала уплывать от мышонка, уезжать куда-то. Там испугался, но потом понял, что это он сам уже едет. «Вот оно как…» И он ещё плотнее припал к светлой дырочке.

Зелёная лужайка всё удалялась. Из кустов выскочил Полкан. Он бежал за машиной в клубах дорожной пыли, и уши его развевались по ветру. Дорога вылетела из деревни в поля. А Полкан всё бежал следом. Пёс что-то лаял, но слов уже было не разобрать…

– Сыночек мой… сыночек, – вздохнула Вакса. Она не видела Полкана, но тоже слышала его лай.

– Ты садись, – тихо проговорила она из темноты. – Сейчас трясти будет.

И правда, дорога пошла по ухабам. Началась такая тряска, что Тама и Ваксу болтало и мотало во все стороны. Там, растопырив лапы, то брякался о стену, то нырял в собачью шерсть. Он совсем ошалел среди тьмы и уже не понимал, где верх, где низ. Как вдруг тряска кончилась.

– Ну вот. Теперь по ровному, по шоссе поедем, – сказала Вакса. – А ты ляг, вздремни. Устал ведь, поди.

Вакса явно улыбалась ему. Там в темноте не видел её улыбку, но по голосу было понятно.

Он сел на дно сундука, обнял свой рюкзачок, прижался к собаке… И тут же уснул.

Таму снился брат Никанор. Будто они вместе играют концерт на лужайке, у норы под старой вишней. Там звенит в сиреневые колокольцы, а его брат постукивает палочками по огромной высохшей тыкве. Сперва Никанор улыбается и стучит тихонько, но потом начинает хмуриться. И чем больше он хмурится, тем громче стучит. Колокольцев уже не слышно, и Там кричит брату, пытаясь его унять, но тот всё продолжает. И, зажмурившись, уже совсем яростно барабанит. У Тама зазвенело в ушах… И он проснулся.

Вокруг, в темноте, действительно барабанило. А машина, кажется, стояла на месте.

– А кто стучит? И почему стоим? – спросил Там.

– Дождь стучит. По крышке нашей, – проворчала Вакса.

– А чего не едем-то?

– Нас, кажется, дорожная инспекция остановила.

– Остановила? Сильная, значит, ин-спек-ция, – по буквам выговорил Там. – Это кто же такая?

– Не такая, а такой, – ответила Вакса. – Это дядька такой, за дорогой следит, чтобы всё по правилам было. А у Кеши вечно не по правилам… Вот эти дядьки его и останавливают. Они на всех дорогах стоят, дядьки эти. Эх!

Вакса завозилась в темноте, завздыхала…

– Ты чего? – забеспокоился Там.

– Да жалко, что не в машине мы, вот чего, – буркнула собака. – Оно как бывает? Инспектор нас останавливает, документы у Кеши проверяет, ворчит, ругается.

– Так он что – злой, тот дядька?

– Он не злой, он толковый. Это хозяин мой бестолковый, – пояснила Вакса. – Так вот, Кеша ему про цирк объясняет, мол, артисты мы, на выступление спешим. А сам незаметно кнопочку на сундуке нажимает. И тут – я! Стойку делаю, ушами шевелю, улыбаюсь! Ну… нас и отпускают. А теперь я как помогу? Эх, Кеша! – вздохнула Вакса.

– Дай-ка посмотрю, – сказал Там, пролезая поближе к светлой дырочке.

Снаружи бодро поливал дождь. «Дождь – что надо, – подумал мышонок, – хорошо, что мы внутри».

Действительно, тем, кто снаружи, было явно не хорошо.

У машины, съёжившись под дождём, стоял Кеша. А рядом с ним – человек в фуражке и с полосатой палкой, который тоже, как мог, пытался съёжиться. Только у него плохо получалось, потому что он был очень крупный человек. Такой крупный, что фуражка еле налезала на его голову и совсем не прикрывала от дождя уши и затылок. Оба мокрых человека разглядывали мокрые бумажки и хмурились.

«А инспектору-то хуже, – подумал Там, – раз он крупный, значит, и мокнет он по-крупному».

– Ну, что там? – раздалось из темноты.

– Оба мокнут, – отчитался мышонок.

Потом сел, задумался.

– Вакса, а изнутри сундук можно открыть?

– Не, только снаружи. Там кнопка, над дырочкой. – Собака помолчала. – Слушай, а у тебя лапа в дырочку пролезет?

Там сунул лапку в замочную скважину.

– Пролезает, – подтвердил он.

– А до кнопки дотягивается?

Там пошарил лапкой.

– Дотягивается.

– Тогда вот как давай. – Вакса прижала морду к самому носу мышонка и взволнованно зашептала: – Ты кнопку нажмёшь, тут я и выскочу со своими фокусами.

– Я то-о-о-же хочу выскочить, – протянул Там, – с фокусами…

– Да тебя не заметят.

– А я, а я… А я на голову твою влезу! Да! И ещё, – он порылся в рюкзаке, выхватил оттуда бубенчик, – у меня вот что есть! Представляешь? Вынириваешь ты из сундука, ушами машешь, а между ушей твоих – мышь с красным рюкзаком и с бубенчиком в лапах. И звенит!

Там гордо тряхнул бубенец.

Тот звякнул.

– А что, идея! Да это же цирковой номер. Новый номер! – Собака Вакса даже подпрыгнула в сундуке на всех четырёх лапах. – Для цирка номер! Для арены номер!

– Да не шуми ты раньше времени.

Там вскинул рюкзачок на плечи.

– Только, как я кнопку нажму, ты сразу не выскакивай, – предупредил он. – Подожди, пока я тебе на голову заберусь.

Он сунул лапу в дырочку.

– Эх, рюкзак мешает… Еле достаю… Так. Ну что? Готова?

Вакса бодро тявкнула в ответ. И мышонок Там нажал на кнопочку.

Большой дорожный инспектор Аникеев совершенно не собирался выходить из своей будки в такой дождище. Но, увидев красную машину, понял, что придётся. Мало того, что она была в грязи по самые стёкла, мало того, что скорость она превышала выше всякого возмущения. Так ещё и на багажнике у неё было что-то накручено-наставлено, и болталось это «что-то» самым неположенным образом. Бестолковым образом оно болталось.

– А на дороге всё должно быть толково, – вздохнул большой Аникеев и, с трудом натянув фуражку на голову, выдвинулся из будки под дождь.

На пятой минуте разговора с клоуном Кешей голова инспектора Аникеева была совершенно мокрая и совершенно замороченная рассказами о цирке. Он уже собирался поскорее отпустить чудную машину в дождевую даль, но на бестолковый багажник указать следовало. И только Аникеев повёл широкой рукой…

– Алле-оп! – рявкнула Вакса, выныривая из распахнувшегося сундука.

– Алё-гоп! – поддакнула мышь, сидевшая между огромных ушей собаки. И звонко тряхнула бубенцом.

Оба животных радостно улыбнулись инспектору Аникееву, а собака с особой кокетливостью помахала треугольными ушами. Сверху на всё на это весело лил дождь.

– Кряк! – крякнул инспектор Аникеев. Фуражка упала с его удивлённой головы и, покатавшись по асфальту, успокоилась возле камушка.

Было ясно, что бестолковость на этот раз победила. Большой и мокрый Аникеев махнул рукой, командуя отправление. Кеша вскочил в машину…

Именно в этот миг бубенчик выскользнул из лап мышонка, звякнул о крышу машины, подпрыгнул и полетел куда-то вниз.

– Ой! Ой-ё-ёй! – крикнул Там.

Он сам не заметил, как соскочил на крышу. Потом на попе соскользнул по заднему стеклу, вылетел на асфальт и заметался под дождём, пытаясь найти своё сокровище.

– Я сейчас! Сейчас! – кричал он в сторону машины.

Бедный мышонок не видел, что машина уже тронулась с места.

– Вот! Нашёл! – выкрикнул Там, схватив бубенец.

Он обернулся. Красная машина уносилась вдаль. Но она была ещё видна за завесой дождя. А на крыше, в распахнутом сундуке, стояла собака Вакса и отчаянно лаяла.

На дороге теперь остались только мышонок Там и фуражка, лежавшая на обочине, возле камушка. Мокрый инспектор Аникеев скрылся в своей стеклянной будке.

«Даже фуражку потерял, бедный», – подумал Там. И тут понял, что и сам он теперь – бедный. «Темнеет уже… Вакса укатила, и дождь проливной… И город – он где?» Мышонок посмотрел сквозь дождь вдаль, туда, куда уехали Кеша и Вакса.

На далёком холме, в сыром тумане, светились фонари, маячили светлые очертания больших домов, поблёскивали то ли реки, то ли улицы…

– Холмогоры, – улыбнулся Там, утирая мокрую мордочку. – Значит, завтра будет у меня город.

Дождь понемногу стихал. Сгущались сумерки. Мышонок почесал за ухом, раздумывая о ночлеге. Потом обернулся к фуражке, лежавшей на обочине. Подбежал к ней, упёрся лапками в край. И, приподняв, нырнул под козырёк. Внутри было тепло и сухо.

– Вот так, – сказал мышонок, укладываясь под фуражкой на рюкзачке. – Вот так. А завтра – Холмогоры.

По тёмной дороге, светя фарами, пролетали мокрые машины. Инспектор Аникеев пил горячий чай, обсыхая в своей будке. А на обочине, под фуражкой, посапывал во сне мышонок Там.