Читать книгу Непал без вранья - Анастасия Мартынова - Страница 3

Просыпаюсь от легкого прикосновения Аси, она показывает в окно иллюминатора. Продираю глаза и не могу поверить – Гималаи! Величественная гряда, проросшая сквозь малиновые облака рассвета, и он, суровый, гордый патрон, Эверест. Мы ныряем в густой туман и через минуту оказываемся по ту сторону небес – теперь уже не верхушка айсберга, а ее основание расстелилось под нами. Меня душит восторг, я почти плачу – впервые в жизни один на один с красотой творения. Все это мое – волнистые горы, разлинованные рисовыми полями, косматые небеса. А внизу Катманду – цветной, живой, разбросанный по долине и склонам.

Мы садимся в аэропорту, и я вспоминаю фотографию, найденную пару недель назад. Туристы, спящие на взлетной полосе. Это случилось в апреле 2015 года, два мощных толчка землетрясения унесли восемь тысяч жизней. Четырнадцать тысяч жителей были ранены, а несколько десятков тысяч домов разрушены. Такая вот беспощадная арифметика.

«Виза по прибытии» – написано на окошке. Это нам. Мужчина за стеклом улыбается и спрашивает, чем мы собираемся заниматься в Непале.

– Работать волонтерами в Удайпуре, – отвечаем мы простодушно, даже не подозревая о том, что волонтерство в Непале запрещено.

– Правда? – восклицает, на наше счастье, непалец. – Я родом оттуда. А где?

– В одной деревенской школе, Maya Universe Academia.

– Maya на непальском языке означает «любовь», – говорит он ласково и ставит печать. – Добро пожаловать в Непал! Намасте!

Намасте, Катманду! Непал, одна из беднейших и самая высокогорная страна мира. 2073 год, месяц бхадра.[1] Нас встречает приветственное разноголосье: крики, клаксоны и музыка сливаются в одно удивительно гармоничное повествование обо всем, что случилось в наше отсутствие. «Здравствуйте», – говорим мы местным собакам, мертвенно развалившимся посреди улиц. «Good morning», – вдыхаем мы пыль дорог Катманду. «Намаскар», – кланяемся Будде, Шиве, Ганеше, Кришне, разглядывающих нас со всех углов. По двадцать килограммов на плечах, мы вышагиваем стройным маршем. А вокруг нас – глаза, добрые, изучающие. Дороги здесь разбитые, и потому все непальцы ходят в масках от пыли. Разноцветных, конечно, под стать одежде: ярким курта-ширвалам и сари, чалмам, зонтикам от солнца. Жарко. Тяжелый воздух Катманду – демонстрация веры: напитанный благовониями, терпким дымом индуистских курилен, он может раздавить тебя, если не расслабишься. В этом весь смысл.

* * *

Выбираем такси, они здесь повсюду. Решив экономить на всем, что нельзя взять бесплатно, отправляемся в самую глубь стоянки. К нам подходит задорный усач с блестящими от масла волосами, осыпанный лепестками бархатцев, что зовется тут «мериголд», с красной точкой на лбу. Он в кожаной куртке, несмотря на тридцать непальских градусов. Достаточно колоритный для первого знакомства с культурой, решаем мы и садимся в крошечную коробочку, его машину. В багаж помещается только мой рюкзак, Асин взваливают ей на колени. Почти туда же сажают и меня. И вот мы, впервые утрамбованные под непальский стандарт, отправляемся в путь – на целых несколько метров, – прежде чем застрять в километровой пробке.

– В Катманду больше трех дней делать нечего, – сразу же заявляет наш спутник. – Грязно, шумно… Другое дело Покхара. Там спокойно, в трек можно пойти. А здесь только храмы. Вот, кстати, один из них, это Шива-темпл, мой любимый. Я там курить люблю. А вы курите? В этом нет ничего плохого, если не часто. Шива ведь одобряет. Кушать, правда, потом очень хочется. А вот с алкоголем мешать нельзя. Уж поверьте мне, я знаю толк. Могу достать вам отличные снадобья, если надумаете…

«Отличные снадобья» – это первое, что предлагают туристу, ступившему на непальские земли. А если уж быть совсем точными, на земли Тамеля, где «снадобья» не предложит только ленивый. Тамель – туристическое сердце Катманду, и не услышать его беспокойных ритмов вам вряд ли удастся. Ведь в этом районе собрались все дешевые хостелы и кафе, турфирмы, обменники и сувенирные лавки – и попрошайки всего Катманду. Именно с Тамеля, мешанины из благородной старины и пестрых базаров, этой гиперболы Азии (как ее, по мнению местных, представляет себе иностранный турист), любой приезжий начинает свое знакомство с Непалом.

И здесь же, в глубине этих тесных улочек, прячется хостел, наш первый местный приют.

* * *

Впоследствии мне не раз довелось останавливаться в Катманду. За время этих стоянок я поняла, что главные места привала тут можно разделить на три категории. Это, ясное дело, отели со звездами от мала до велика, с отдельными комнатами и западными условиями (в Катманду я ни разу в них не жила). Места при духовных институтах и ашрамах, религиозные пансионаты, вроде того, что стоит на территории буддистского монастыря Копан. Сюда я бы отнесла и The Sparkling Turtle, гостиницу в буддистском районе Сваянбу, где предлагают «уникальную возможность пожить среди праведных монахов (а еще вездесущих мартышек) и проникнуться энергией монашеских песнопений всех монастырей округи». Однажды мне посчастливилось проникаться ими почти неделю, ровно в четыре утра, с торжественными аккордами первой молитвы. И наконец, хостелы для бэкпекеров – «рюкзачников», переводя дословно.[2] Очень дешевые и шумные общежития, где останавливаются в основном свободные путешественники. К ним можно отнести и наш первый хостел, Fireflies,[3] прибежище бродяг и альпинистов.

Скорее всего, человеку прихотливому в Fireflies не понравится. Одеяла-клоповники, сбитые из досок короткие кровати и холодный душ. А вот тому, кто любит долгие ночные беседы, необыкновенные знакомства и обмен опытом, не найти места лучше. Этот хостел – перевалочный пункт на пути длинного путешествия, здесь нет людей случайных. Трекеры, кругосветники, волонтеры, кого бы я ни спросила, вели уже который месяц странствий. Сквозь Иран или Индию, в Таиланд, Вьетнам, Индонезию, Австралию… Среди них мы с Асей казались самыми несмышлеными, на нас смотрели почти с отеческим умилением и раздавали советы. Об этих людях я могу писать долго и с большой любовью, но всему своя очередь.

Мы регистрируемся, скидываем рюкзаки и отправляемся разглядывать хостел. Три этажа секретов, задымленные благовониями коридоры, витые решетки без стекол и мокрые следы от восточных тапок. По ним мы и отыскиваем мансарду, общую гостиную. Просторный зал с расписанными стенами, слева небольшой бар, справа выход на веранду и лестница на крышу. Потолок увит паутиной тибетских флажков, на стенах черно-белые фотографии Катманду, оставленные, должно быть, благодарными постояльцами. На плетеных ковриках дремлют люди – на вид совершенные хиппи. Кто-то читает, а кто-то рисует индуистский «ом» на стене у бара. В гамаке под музыку мантры качается чернокожий индиец, и его длинные спутанные дреды подметают пол.

– Бонжара, – представляется он нам.

– В самом деле? На русском языке это звучит почти как «бродяга», «бездомный», – отвечаем мы.

– Все верно, – кивает он, – Gipsy,[4] и на хинди тоже. Так и есть, то здесь, то там – в вечном поиске. Судьба такая. Видите кольцо? – Бонжара показывает огромный перстень с красным камнем. – Как-то раз я встретил астролога, который рассказал, что меня ждет жизнь скитальца, полная опасных приключений. Тогда же он подарил мне это кольцо. «Держи его при себе, – сказал астролог, – оно сохранит тебя во всех твоих путешествиях». С тех пор никогда кольцо и не снимаю.

* * *

Наконец мы выходим на улицу. Без карт, навигаторов, со страстным желанием блуждать и общаться. Дорогу спрашиваем у местных. «Намаскар», – говорим мы и складываем руки в приветственном жесте, похожем на молитвенный. «Намасте», – расплываются непальцы в улыбке и качают головой влево-вправо – признак крайней благосклонности.

Движение Катманду – это первое испытание на терпимость. Стоит только шагнуть за порог безопасного хостела, тебя подхватывает поток. И единственное, что чувствуешь, увлекаемый дорожным течением, – это паника. Тротуаров здесь нет, полос тоже. Все едут, как придется, – громко, быстро и вперемешку. Старенькие такси и разрисованные велорикши, мопеды и бродячие торговцы, бодро толкающие свои тележки с фруктами, коровы, бездомные собаки – все умудряются делить узенькую полоску запыленной дороги без лишнего напряжения. Знай только сигналь (или же лай) погромче. И пока не находишь в этом хаосе своей – особенной – логики, тебя просто несет. Под сеткой спутанных проводов и гирлянд застиранной одежды, мимо крохотных лавок, спрятанных в глубине строительных лесов и кирпичных обвалов. Вот здесь, например, продают только бетель.[5] А вон там, за углом, видите мешки? Это специи и всевозможные пряности. Следом за ними – квартал портных. За своими машинками они работают лицом к прохожим с утра до вечера, не покладая рук. Тут же и продавцы матрасов, и здесь же набивают подушки, раскатывая пуховое облако прямо на дороге.

А потом нас выносит на «сушу» – крошечный пятачок потайного двора. Мы забредаем перекусить в одно из местных кафе (темное и пыльное, в лучших традициях), и со всех столов, посуды и еды на меня глядят они – беспощадные азиатские микробы.

Когда твоя мама доктор, ты не только готов к атаке микробов с десятком прививок, но и знаешь практически все о кишечных инфекциях, безрадостной статистике («от 40 до 60 процентов приезжающих в азиатские страны подхватывают заразу»), и даже можешь приготовить ригедрон в домашних условиях (на случай, скажем, холеры – почему бы и нет?).

Со своей водой, вилкой и дезинфекцией сажусь к краю стола в ожидании вражеского штурма. Заказываю момо, «с овощами, конечно», припомнив штабеля голых куриц, разложенных на газете у самой дороги. Момо – это такие непальские манты, с овощами, курицей или мясом яка, острые со всех сторон. Ася заказывает тукпу, непальскую лапшу. Когда же нам приносят еду, мы забываем обо всех предосторожностях – настолько вкусно, что хочется есть руками. «Даньевад, – говорим мы, – дери мито». Спасибо, очень вкусно! Пожалуй, еще по одной порции.

* * *

К вечеру отравляемся на базар. Ряды одинаковых палантинов из «шерсти яка», если верить надписям, разноцветные шапки и вязаные носки, масла и светильники, деревянные бусы, грозные маски и псевдостарина – быть может, изящно в деталях, но вместе довольно нелепо.

За наше внимание соревнуются, пожалуй, все, но мы отдаем предпочтение бумажной лавке. Не торговаться в Тамеле – обижать продавца, и с большим уважением к традициям мы пускаемся в жаркий спор:

– Сколько стоит открытка?

– Семьдесят рупий.

– Я дам тебе тридцать рупий.

– Но она не стоит тридцати рупий!

– Верно, она стоит еще меньше.

– Пятьдесят рупий.

– Тридцать.

– Ну, хорошо, ни тебе, ни мне, сорок пять рупий.

– Тридцать.

– Ты меня разоряешь! Ну ладно, забирай! – всплескивает руками возмущенный продавец.

И пока я упаковываю открытку, продает еще одну, местному, за десятку.