Читать книгу Фантомные боли железных грифонов - Анастасия Орлова - Страница 5

Глава 4

Оглавление

– Ещё раз повторяю – и это последний раз – сейчас вы принимаете наше предложение, всё нам рассказываете, и в тюрьме у вас будут лучшие условия из возможных.

Следователь со вздохом потёр переносицу. Он не спал вторые сутки, голова разламывалась от боли, а лампочка на потолке допросной светила раздражающе резко.

Напротив него, с вызывающим видом, закинув щиколотку одной ноги на колено другой, сидела подтянутая смуглая женщина. Ей было хорошо за сорок, и её асимметричная фиолетовая стрижка, и агрессивный тёмный макияж выглядели данью уважения молодёжной моде двадцатилетней давности (следователь помнил ту моду, двадцать лет назад он сам был «молодёжь»). Тяжёлые ботинки с цветными шнурками, штаны в обтяжку, косуха. На запястьях – штук сто разномастных кожаных браслетов, в брови и в носу – пирсинг. На удивление, во всём этом нелепом, не подходящем её возрасту прикиде, она смотрелась вполне органично и даже опасно, словно ядовитая бабочка.

Её толком не оформили после задержания – сразу приволокли в допросную. Оформление будет зависеть от того, пойдёт она на сделку или нет.

– Ни черта я вам не скажу.

Она выгнула широкую, тоже фиолетовую, бровь. Она держалась слишком уверенно и дерзко для человека, которому светит до двадцати пяти лет строгого режима за незаконные допрошивки.

– Вы понимаете… – начал следователь, но осёкся: её настоящего имени выяснить так и не удалось, а погоняло он опять забыл.

– Гейт, – подсказала она.

– Вы понимаете, Гейт, что другого шанса не будет? Вы взяты с поличным, не чипированы… Если хотите остаток жизни сортиры в женской тюрьме драить – я сейчас же провожу вас на оформление и сам заполню все бумаги. Буковка к буковке. Ничего не упущу. Глядишь, и на тридцатник потянет. – Он посмотрел на Гейт уставшими, в сетке красных сосудиков, глазами. – Но я же знаю, код пишете не вы. Если сдадите тех, кто это делает, пойдёте только за соучастие и незаконную деятельность с искусственной комой. Учитывая, что ваши пациенты подписывали согласие, отделаетесь сроком до пяти лет. Не сдадите – все перепрошивки повесим на вас, отдуваться придётся одной. А нейрохакеров ваших рано или поздно всё равно поймаем.

Гейт задумалась. Поболтала ногой, тяжело вздохнула.

– Помните, тринадцать лет назад похитили некоего губернатора? – спросила она. – За него ещё выкуп требовали. А когда заплатили, и губернатор вернулся к работе, его политика в корне переменилась. Помните все эти законы о защите стариков? Тех бесполезных стариков, которых до этого тот же губер предлагал вывозить из городов, едва ли не выкидывать в помойные ямы, чтобы не расходовать на них ценные ресурсы?

– Помню, – следователь насторожился. – Но тогда его вдоль и поперёк просканировали, и факт допрошивок не подтвердился.

– Ах, то есть это он сам вдруг опомнился? Просветление в плену словил и начал грешки свои искупать? – Гейт саркастически хмыкнула. – Вы серьёзно в это верите?

– У нас нет никаких доказательств, чтобы думать иначе.

– А если я вам их предоставлю? Если скажу, что знаю человека, способного на бесшовную допрошивку? И это не свист! Потому что я сама погружала того губернатора в кому, чтобы некий маленький гений вправил ему мозги. Если помогу поймать его? Хотя он, как колобок, не раз уходил и от дедки, и от бабки, и от ваших вислоухих фараонов. Дам вам чёткую наводку, составлю фоторобот, и останется лишь подвазелинить кому надо и ждать, когда они сообщат, что колобок прикатился на пенёк? Тогда проведёте меня только за соучастие?

Со следователя слетел весь сон. Черты его лица заострились, мышцы напряглись, как у пса, почуявшего след.

– Ему кто-то заказал эту допрошивку? – спросил он.

– Нет.

– Но зачем нейрохакеру законы о защите стариков?

– Личные причины, – хмыкнула Гейт. – Считайте это запоздалой местью. Этот ваш губер ведь почти всё своё состояние на стариковскую программу бахнул. Приюты-обеды, все дела…

Следователь немного помолчал, повертел в заусенчатых пальцах шариковую ручку.

– Дадите против него показания в суде? – наконец спросил он. – Иначе бесшовную допрошивку мы не докажем, – и толку мне с вашей наводки…

– Не вопрос! – согласилась Гейт.

Своих она не сдавала. Но Хидден уже много лет как не «свой». Да и был ли «своим» вообще, маленький неблагодарный ублюдок!


***

– Где он? – раздалось резко, словно выстрел, и Хидден замер на лестнице «Логова», прислонившись к стене.

– Номер семь А, второй этаж, – ответили из-под лестницы, оттуда, где была стойка регистрации.

«Нубий гайд, это ж мой номер!» – подумал Хидден.

Снизу зашуршал сворачиваемый лист бумаги. Хидден осторожно выглянул из-за перил. У стойки регистрации стояли трое: двое полицейских и один, постарше, в штатском, он что-то убирал во внутренний карман лёгкого плаща.

– Есть второй выход из здания? – спросил он.

– Служебный, вон там, – паренёк за стойкой регистрации указал рукой.

– Ты – туда, – сказал мужик в штатском одному из полицейских. – А ты постой на входе, – это уже второму. – Я поднимусь наверх.

Выход оставался только один. Хидден, бесшумно перепрыгивая через несколько ступенек, взлетел на третий этаж. «Как хоть и нашли меня, собаки?!» Пробежал через весь коридор до дальнего окна, распахнул его и вылез наружу, на пожарную лестницу, спускающуюся с крыши. Хлипкая конструкция зашаталась и жалобно под ним скрипнула. Хидден, шустро перебирая руками и ногами, полез вниз. Служебный вход смотрел как раз на парковку, и ему ещё предстояло добраться до своего байка так, чтобы не заметил посланный туда фараон.

До земли оставалось совсем немного, когда проржавевшие крепления не выдержали, и Хидден вместе с одной из лестничных секций полетел вниз. Упал, быстро откатился, чтобы не зашибло летевшей следом железякой, и вскочил на ноги. Уж что-что, а падать после стольких лет езды на эндуро он умел. Кусок лестницы загромыхал об асфальт, на шум выскочил дежуривший за углом фараон.

– Стоять, полиция! – заорал он.

Хидден швырнул в него куском лестницы и бросился на парковку. Фараон от железяки увернулся, но потерял из-за этого драгоценные секунды.

– Стоять! – вновь завопил он. – Стрелять буду! – и побежал следом.

А толку-то? Бегал Хидден отлично, и стрелять в безоружного нельзя.

Он не стал огибать впередистоящие машины, а рванул к байку напрямик, перепрыгивая с капота на капот, и в седло эндуро запрыгнул тоже с капота. Байк сорвался с места моментально, и подоспевший фараон, выскочивший из-за машины, едва не угодил под колёса. Он ухватил Хиддена за локоть, попытался сдёрнуть его с мотоцикла, но тот врезал ему кулаком промеж глаз, вильнул, выравнивая байк, и фараон кубарем покатился по асфальту.

Подоспели остальные, запрыгнули в машину. За спиной Хиддена взревели сирены. Он на ходу надел шлем, опустил визор. Несколько десятков метров по трассе в сторону Творецка для хорошего разгона – и он свернёт в лес в самом неудобном для машины месте, а там – поминай как звали!

Но что-то пошло не так.

Он проскочил нужный участок и продолжал выжимать полную скорость в сторону Творецка. Он понимал, что нужно сворачивать в лес, он хотел это сделать, но тело словно не слушалось его. Фараоны позади не отставали и в громкоговоритель приказывали остановиться, предупреждали об опасности: смертельном силовом поле вокруг Творецка. Но и остановиться Хидден тоже не мог: его тащило прямо на это чёртово поле, словно арканом. Не на шутку испугавшись, он сделал отчаянную попытку вывернуть руль, свернул-таки с трассы, перепрыгнул два поваленных дерева и, заложив петлю, вновь выскочил на дорогу перед фараоновым капотом, хотя делать этого не собирался.

– Да что за дерьмо?! – сквозь зубы выплюнул он, и тут вдруг всё погасло, словно свет выключили.


Очнулся Хидден в камере в участке. Голова трещала, перед глазами плыло, во рту пекло́ – словно с похмелья. «Вот ведь нубий гайд!» – мысленно ругнулся он, оглядевшись. За все годы мошенничества он ни разу не попадался. Ни когда был в команде нейрохакеров, ни когда стал работать один – по мелочи, а не с допрошивками. Ни даже когда они замутили самое рискованное дело – похитили губернатора и добавили ему в черепушку «пять капель совести для бодрости». Убегать от фараонов ему приходилось, но попался он впервые.

Хидден задрал рукав куртки – проверить «Муравья» – и поморщился, словно от резкой боли: приборчик отсутствовал – сняли. «Вот ведь влохался, лузер!»

Где-то дальше по коридору скрипнула невидимая из камеры дверь, по плиточному полу застучали шаги, и перед решёткой появился тот, из «Логова», который в штатском, но уже без плаща; положил локти на поперечную перекладину. Коренастый, коротко стриженный, с пожелтевшими, словно варёный картофель, глазами и коротким грубым шрамом над верхней губой. Ровесник Хиддену, но выглядит гораздо старше.

– Ну что, колобок, – угрюмо хмыкнул следователь, – от дедки ушёл, от бабки ушёл, а от меня не ушёл?

– А ты, что ли, лисичкой будешь? – дёрнув уголком губ, осведомился Хидден, скрестив руки на груди.

– Балагурь, балагурь. Тебе за тридцать лет в камере чувство юмора ой как пригодится!

– Тридцатник за мелкое мошенничество? Да ты гонишь, дядя.

– Тридцатник за похищение губернатора и его насильственную пиратскую допрошивку. А за воровство личных данных с чипов и сопротивление при аресте – ещё года три-четыре. Не волнуйся, доказательств у нас достаточно.

Следователь с наслаждением отметил, как выражение лица Хиддена заметно теряет прежнюю браваду, пусть насмешливая полуулыбка ещё и держится на его губах. Парень всё-таки умный, и он просёк – по уставшим глазам в тонких красных прожилках понял, что следак не блефует.

– Тебя сдали свои же, – доверительным тоном с нотой фальшивого сочувствия сказал он. – Баба фиолетовая… Опять забыл, как её…

– Гейт?

– Она.

Тут уж и полуулыбка растаяла, а во взгляде серых глаз промелькнул отголосок болезненной тоски.

– Мы её взяли с поличным, и она пошла на сделку. Соловьём пела, ты б только слышал! Правда, вместо своих сдала тебя, но ты, с делом того губера, и понаваристей… – Следователь пристально, с прищуром, словно прицеливался, посмотрел на Хиддена через решётку. – Если сдашь мне остальных, делишки твои с угоном чипов вымараю из дела сам, обещаю.

Хидден молчал, исподлобья глядя в глаза следаку.

– Ну? Неплохое ж предложение! – поторопил тот. – Они-то тебя всё равно первые заложили.

– Да некого мне сдавать! – тихо бросил он. – Нас было пятеро. Двое у вас. Ещё один погиб несколько лет назад. А про оставшихся я давным-давно ничего не знаю.

– То есть, теоретически, ты готов с нами разговаривать? – уточнил следователь, одобрительно кивнув.

– Теоретически, – ядовито ответил Хидден, – я готов сигануть с крыши, лишь бы не сидеть взаперти! – Он зло пнул решётку.

На изнанке век, стоило их чуть опустить, мелькнула давнишняя картинка: беззубый, заросший старик в замызганном ватнике, с топором наперевес. Догнал, повалил и держит за лодыжку. Крепко держит, тянет к себе. Рыдания переходят в визг: «Пусти! Пусти, дядя Арась!!! Я выберусь отсюда, честное слово, дядя Арась!» Лягается свободной ногой, но никак не попадает старику в лицо. Пальцы скребут землю, с корнем выдирая траву. «Ты совсем дурак, мальчик! Отсюда не выбраться! Я ж от мучений тебя спасаю! Я свиней резал, больно не будет…»

– Ты поэтому летел сломя голову на силовое поле? Решил поджариться до костного мозга, лишь бы от нас уйти?

– От вас я бы в два счёта ушёл. По лесу, – хмыкнул Хидден.

– Тогда чего ж не ушёл? – спросил следователь, и вкрадчивость его тона намекнула, что ему, в отличие от самого Хиддена, причины известны. – Пойдём, поговорим. – Он достал наручники и жестом велел Хиддену просунуть руки через решётку.

– Мне нечего вам рассказать.

– Значит, меня послушаешь. Мне, как ты понял, рассказать есть что.


Фантомные боли железных грифонов

Подняться наверх