Читать книгу Ярко-алое - Анастасия Парфенова - Страница 5

– … таким образом, мы говорим не о прогнозах. И даже не о тенденциях. Деградацию можно отследить уже сейчас, через полтора года после прекращения поставок – а ведь мы не исчерпали еще запасы на складах. Неважно, сколь устойчивы и гибки сети, сколь изощренно программное обеспечение. Паутина зависит от работоспособности «железа». Системы выходят из строя одна за другой, нагрузка на дубли возрастает – и вы не можете и дальше отрицать этот процесс. Ни перед лицом фактов. Ни перед лицом цифр. Вы должны, вы просто обязаны вылезти хоть ненадолго из виртуальности и обратить внимание на то, что технологическая база в буквальном смысле рассыпается под нашими ногами. Господа, я настаиваю. Нет, я требую! План разработан. Он несовершенен. Он минимален, недостаточен, он заточен под одну лишь цель – выживание человеческой расы на планете. Да, цена немыслима. Но подумайте же наконец об альтернативе. И поймите – пришла пора действовать!

Тимур заставил себя не морщиться, в сотый раз выслушивая известные всем присутствующим аргументы. На каждом заседании совета Джеффер с достойным восхищения упорством перечислял все удлиняющийся список аварий и сбоев. Пророчил каскадный обвал цивилизации. И неизменно заканчивал призывом всем вокруг поступить под его, Бенвентуцио Джеффера, единственно спасительное начало.

Если бы советник действительно ставил на первое место решение вполне реальных проблем, а не пытался использовать их для достижения сомнительных своих целей, он никогда не представил бы так называемый «план» лично. Выбрал бы союзника, позволил другим высказать свои местами даже разумные идеи, принял неизбежные компромиссы. Призывы же покинуть истинную Акану и заняться наконец реальностью в устах варвара метрополии…

Реакция была почти инстинктивна. «Лучше умереть с честью».

Тимур вызвал перед собой злополучный план и попытался понять, что из предложенного действительно можно принять к исполнению. С точки зрения практичности было несколько здравых идей. Но в целом…

Когда после падения маяков враждующие фракции Аканы попытались сформировать коалиционное правительство, никто еще не успел оправиться от боли, вызванной потерей части сетевой периферии. Возможно, даже самые хладнокровные рептилии от политики были тогда слегка… неадекватны. Они почти с облегчением позволили традиционно ни во что не вмешивающимся ками навести порядок. И молча проглотили идею дать если не власть, то хотя бы возможность быть услышанным всем слоям раздираемого противоречиями общества. Замечательно тогда вышло: дети десять лет самозабвенно играли в войнушку. Поразбивали друг другу носы, поломали игрушки, расколотили любимую песочницу. И только-только успели испугаться, как пришел дядя Ари и сказал: «Ребята. Давайте жить дружно».

Мерой всеобщего шока стало то, что простая эта идея оказалась во многом воплощена в жизнь.

Достойное достижение.

Только вот кто бы объяснил, как эти неглупые в принципе люди решили назвать Джеффера представителем варварских анклавов? То есть понятно, что полтора года назад новотерранец пользовался куда более серьезной поддержкой, и именно действия варвара в совете позволили влияние его ненавязчиво так подорвать. Но должны же и у политического лицемерия быть какие-то пределы.

Антропократия как концепция слишком плотно ассоциировалась с интересами союза вполне конкретных государств метрополии. Джеффер же с его новотерранским фанатизмом, с его личными качествами и проводимой им политикой был воплощением идеала «человечество превыше всего». Ему просто не верили. Совсем.

Тимур в принципе с самого начала готов был представлять интересы славянской диаспоры. Но когда к нему стали обращаться и другие этнические анклавы, советник Канеко (если не удавалось свалить каждую конкретную задачу на подвернувшегося под руку исполнителя) вынужден был выносить и их вопросы на рассмотрение совета. Когда же в почтовый ящик Тимура начали поступать апелляции от коренных нихонских общин, стало ясно, что ситуация выходит из-под контроля.

Рьяный защитник прав человечества Джеффер тем временем решал глобальные проблемы глобальных катастроф:

– … Да, я знаю, что Акана сама по себе не способна производить все, что необходимо для поддержания привычного нам уровня цивилизации. Что же теперь вообще не развивать индустриальную базу? Одна изолированная планета с почти полностью выработанными ресурсами не способна вместить все стадии технологических циклов. Но ведь что-то мы сделать можем! Или так и будем лежать в капсулах, ожидая, что обрушится раньше – сети или системы жизнеобеспечения?

Партия реалистов громче всех кричала о страшном преступлении, которым являлось уничтожение маяков, и о том, сколь разрушительны будут последствия. Джеффер, некогда директор местного офиса межзвездной корпорации и признанный агент правительства Новотерры, оказался отрезан от своих людей, своего долга, своего мира. Поистине страшный удар. Но один лишь факт, что вселенная варвара сузилась до Аканы, не сделал его аканийцем. И не заставил отступить от политики, которую вот уже не первый век пытались навязать планете извне.

До неожиданно обрушившейся на них изоляции основным и, пожалуй, единственным успешным аргументом реалистов была экология. Все, кажется, соглашались, что Акану нужно терраформировать. Все готовы были поддерживать этот проект… за чей-нибудь еще счет. После того как удалось получить пригодную к дыханию атмосферу (помимо всего прочего, сократив на порядок число несчастных случаев), население вздохнуло полной грудью. И успокоилось. Вопрос растянулся в бесконечность, став основой унылых споров, благотворительных акций и политических махинаций. И цвело бы это болото, и пахло, и плодились бы в нем по-прежнему инопланетные заговоры, но Кикути Нобору решил, что с него хватит. И уничтожил маяки. Чтобы выяснить, к искреннему удивлению изоляционистов, традиционалистов и прочих консерваторов, сколь многое на самом деле импортировали надменные лидеры в производстве софта.

Акану не ждал голод, ей не угрожал кризис базового жизнеобеспечения. Не в этот раз. Отгремевшая полвека назад война ангелов и сопровождавшая ее блокада преподали на сей счет весьма наглядные уроки. Пищевой и легкопромышленный комплексы на планете были достаточны для более чем скромных потребностей населения. Но вот «сложные» и «тяжелые» технологии…

Нет, многое аканийцы создавали сами. Многое, что было для них столь важно, нигде больше в метрополии не производилось и не использовалось. Но ведь не все. Выпадет одна кажущаяся совершенно пустяковой деталь – и конечный продукт недостижим. Недостанет экзотического, составлявшего ничтожную долю импорта материала – и сложнейший синтетический цикл рассыпается буквально на глазах. А старые запасы заканчиваются.

Тимур, до того как начал разбираться в происходящем, и не представлял себе, сколь многое скрывается за обтекаемым термином «производство». Прежде чем руки дойдут до собственно сборки, сначала нужно разработать, усовершенствовать и протестировать концепцию. Потом найти, добыть, переработать и доставить материалы. После чего начинались бесчисленные стадии создания и выращивания компонентов. Их калибровка. Их настройка. Их синтез. И на каждом этапе требуется не только соответствующее оборудование, но и рабочая сила – обученная, компетентная и не одно десятилетие формировавшаяся под влиянием именно этой задачи.

А все кажущиеся невидимыми сложнейшие схемы, вживленные в одежду, в стены, в тела людей? Все детали, которые невозможно получить без огромных орбитальных комплексов, без уникальных биоресурсов, без многоступенчатых, охватывающих дюжины планет производственных циклов? Их больше неоткуда было взять.

Вот тут-то партия реальности увидела прямое подтверждение своей ниспосланной свыше несомненной правоты. И влезла, в лице Джеффера, в совет, пытаясь провести политику, которую все остальные восприняли как особо изощренную и трусливую форму самоубийства.

Оставить виртуальность, обратив энергию на обустройство планеты? Согласиться с тем, что рано или поздно Паутина рухнет, и прекратить тратить ресурсы на продление ее агонии?

– Приемлемые потери? Приемлемые? – взвилась со своего места советник, представлявшая интересы сословия пользователей. На Сакамото Йоко всегда можно было положиться, если требовалось сказать вслух то, о чем все остальные дипломатично молчат. У женщины настолько явно отсутствовало чувство такта, что ей прощали выходки, любому другому стоившие бы недельного бана. – Ваш так называемый «план» под прикрытием красивых слов и экономических схем означает расчетливое принесение в жертву всех, кто не сможет жить вне Паутины. А уже все сословие сетевиков и часть пользователей просто физически не способны существовать вне капсул…

Вновь заговорил Джеффер – красиво, убедительно, страстно. Старательно обходя гигантский подводный камень, будораживший межзвездную политику едва ли не со дня колонизации Аканы.

Тимур чуть повернул голову, разглядывая чистый профиль Ари. Представитель ками был безмятежен, будто блистающий красноречием оратор не призывал, по сути, к геноциду ему подобных. В голове не укладывалось, не могло уложиться, что вещающий напротив голубоглазый человек просто не видит в этом «искусственном интеллекте» равное себе, обладающее разумом и волей сознание.

Два десятилетия на Акане. Принятие обычаев и уклада жизни. Падение маяков.

И по-прежнему Джеффер может войти в Паутину, явиться на специально созданный для встреч тайного совета остров, поприветствовать виртуальные аватары своих коллег. Он кланялся посланнице полностью зависимых от Паутины сетевиков, он пожимал руку Ватари Богдану, чья искалеченная войной жена вот уже полвека могла полноценно жить лишь в сети. И, глядя в дымчато-синие глаза ками, убежденно говорил об уничтожении целой цивилизации для того, чтобы сохранить горстку, жалкую долю от истинного населения Аканы.

– …всегда знала, что метрополия – сборище лицемерных рабовладельцев, построенное на эксплуатации созданий искусственного интеллекта! Но массовые убийства? Тот самый грех, что стал причиной и основанием Законов Падения? Вы позволяете двойному стандарту завести вас слишком далеко. Даже для варвара!

Тимур прикрыл глаза. И снова те же, и снова о том же. «Варвар». До близкого знакомства с Венту Джеффером он просто не понимал всей глубины этого оскорбления. Вообще не считал оскорблением, если на то пошло. Как, скажите на милость, искать совместный путь, когда различия пролегают столь глубоко, столь неискоренимо?

– Так предложите же другой вариант, – вспыхнул под их взглядами чужеземец. – Шок, вызванный обрывом всех внешних коммуникаций, был слишком велик. Попытки залатать дыры только усугубляют ситуацию. Паутина будет деградировать, теряя один слой за другим, пока наконец не случится каскад. Ее обитатели погибнут в любом случае. Предложите действия. Предложите любые шаги, которые смогут их спасти. Предложите хоть что-нибудь. Или это правительство только и может, что бросаться обвинениями и заламывать руки?

– Работы по оптимизации информационных потоков и сетей ведутся не прекращаясь. И я по-прежнему считаю, что нам следует уделить больше внимания исследованию явления критической величины, – заявил, глядя мимо собеседника, князь Вишневого союза.

Сакураги Тайти, владыка союза Сакураги и глава наиболее влиятельного на сегодняшний день клана планеты, мог себе позволить подобное пренебрежение. Высокий харизматичный красавец отточенным жестом отодвинул прочь не устраивающие его данные. Довольно смуглая по меркам Аканы кожа владыки контрастировала с белыми прядями. Как у многих творцов старшего поколения, единственным намеком на его возраст были спускавшиеся почти до колен снежно-седые волосы. Доверять юному облику не стоило. Тай Сакураги сражался в отгремевшей полвека назад войне, и враги одарили его прозвищем Гинтарас. Поначалу в насмешку – так самого Тимура, пытаясь высмеять, называли Железным, – но вишневый владыка взял полупрезрительную кличку и превратил ее в официальный титул. Сегодня никого не тянуло потешаться над Кохаку, Янтарным князем союза Сакураги.

Джеффер уставился на предводителя старших кланов, будто тот обновил аватару, отрастив себе ангельские крылья.

– Эти сказки? Вы всерьез собираетесь тратить время и ресурсы на сетевые легенды?

Сакураги, считавший себя теперь, после гибели династии Кикути, едва ли не духовным лидером планеты, счел спор с близоруким варваром ниже своего достоинства. Вместо него заговорила госпожа Хана, представляющая гильдии:

– То, что вы отказываетесь верить в явление, не делает его несуществующим, Венту. Некая критическая точка, после которой информационный узел переходит на новый уровень и может функционировать даже при отсутствии материальных носителей, существует. Более того, доказано, что программы такого уровня не только не зависят от манипуляций в реальном мире, но и сами способны оказывать влияние на физический план бытия. – Хана чуть улыбнулась. И не посмотрела в сторону Ари. – Мы, безусловно, продолжим исследовать это явление. И продолжим попытки воссоздать его. Хотя бы в базовых узлах. Но в одном советник Джеффер прав: рассчитывать на достижение критической величины означает поставить все на чудо. Такой роскоши мы себе позволить не можем.

Сребровласая и несгибаемая, она говорила короткими вескими фразами. На последних словах голос приобрел твердость приказа. Госпожа советник подчеркнуто обращалась к чужеземцу, однако ни у кого не осталось сомнений: если Кохаку не внемлет предупреждению, проблемы начнутся именно у него. Причем со стороны его же собственной партии. Хана могла сколько угодно считаться революционеркой, феминисткой, борцом за равенство и одним из организаторов свержения Кикути, однако родилась она творцом влиятельного и старинного клана. Высокородная госпожа давным-давно покинула семью, однако продолжала пользоваться преимуществами высокого происхождения.

До сих пор молчавший мужчина прочистил горло… и плечи споривших этак ненавязчиво укутала тишина.

Асано Акира на первый взгляд не производил столь уж сильного впечатления. Да и на второй тоже. Сравнительно молодой самурай, советник Асано не отличался статью и ростом, был легок в кости, экономен в движениях. Линии его лица казались скорее породистыми, нежели элегантными.

Единственной действительно яркой, запоминающейся чертой были фамильные брови. Черные, острые, вразлет. Чудилось в них что-то неуловимо рысье. Брови взмывали к вискам, полностью меняя лицо. Женщине они подарили бы яркую, ни на что не похожую красоту, резким же чертам мужчины придавали тревожащее, отчетливо злодейское выражение.

Когда Акира из славного рода Асано начинал говорить, к нему прислушивались. Для человека, которого окончательно и бесповоротно хоронили шесть раз (причем на последнюю такую церемонию покойный умудрился организовать продажу билетов), благородный Акира обладал на диво живым, почти осязаемо давящим авторитетом.

– Думаю, все согласятся, что так называемый «план» советника Джеффера не стоит времени, которое мы на него потратили. Однако некоторые разумные идеи тут все-таки есть. Предлагаю рассмотреть и проголосовать за принятие пунктов шесть-два, шесть-три, шесть-восемь, а также всего седьмого подраздела полностью. Кроме того, рекомендую принять к исполнению тринадцатый и четырнадцатый подразделы – ресурсы действительно нужно откуда-то брать, а эта схема мне лично кажется почти оптимальной. Параграфы об общей экономии также не лишены смысла.

– Протестую против шесть-восемь, – вмешался Тимур, мать которого в свое время хлебнула вот таких вот «оптимизаций». – Заняться системой здравоохранения действительно нужно, но на тотальную реформу нас сейчас не хватит. В том объеме, который здесь предложен, толку от изменений все равно не будет. Только расшатаем систему и разозлим специалистов. И пускать на слом запечатанные на дальней орбите корабли тоже не вижу смысла. Затраченные усилия просто не окупятся. Хотя все мы, конечно, благодарны господину Джефферу за великодушное предложение использовать принадлежащие его корпорации активы.

Тимур церемонно поклонился варвару, будто и не помнил, как тот бушевал более года назад, чуть ли не в лицо бросая обвинения в воровстве. «Приватизация» иномирных «активов», коим случилось оказаться отрезанными от метрополии вместе с Аканой, была одним из первых решений совета. И она едва не закончилась распадом весьма еще неустойчивой коалиции.

Железный Неко принял тогда самое непосредственное участие во взломе «охраняющих торговый караван легких фрегатов». И на своей шкуре оценил новотерранский подход к «стандартным мерам корпоративной безопасности». Сложившаяся на планете ситуация, конечно, требовала жертв. Но нежданно угодившим в руки боевым флотом господин Канеко собирался пожертвовать в предпоследнюю очередь.

Последними в его мысленном списке стояли батареи орбитальной защиты.

– Давайте уж тогда рискнем и попытаемся наладить биокристаллическую промышленность, – вновь поднял Тимур предложение госпожи Сато. – Это съест изрядную долю бюджета, но создаст область для маневра сразу по нескольким направлениям. Не говоря уже о том, что послужит платформой для развития полудюжины независимых отраслей. Вот посмотрите. Антиквариат, конечно, но если старое шахтовое оборудование удастся переориентировать, можно попытаться засеять пещерные сады…

– Перенастройка оборудования под предложенный цикл возможна, – проанализировал Ари. Почти без паузы вывел перед ними схему, а затем и примерную смету. – Одним изменением программного обеспечения обойтись не выйдет, но…

Тимур откинулся в кресле, рассеянно наблюдая, как его коллеги пираньями налетают на злосчастный план, растаскивая на ошметки. Пытаются из отдельных кусочков сложить что-то и вписывающееся в общее направление политики, и удовлетворяющее интересам всех собравшихся. Если бы он не знал Джеффера, то мог бы предположить, что тот специально оглушил всех чудовищностью затеи, чтобы через союзников добиться своих реальных целей.

Был и другой вариант – Асано по каким-то своим причинам решил поддержать партию реалистов. И момент, выбранный им для этого финта ушами, навевал мрачные опасения.

Самый юный из советников оглядел спорящих коллег. Редкостный гадючник, в который занесла его судьба, предстал, после откровений последних дней, в совершенно новом свете. Круглый стол черного дерева, кресла с высокими спинками, панели меню, стилизованные под бумажные свитки. Группа людей в сдержанных деловых костюмах, на фоне которых выделялся лишь официальный китель генерала Танаки, командующего Корпусом, да лишенная знаков отличия военная форма Асано.

С самого начала было решено, что коалиционное правительство (и тайный совет при оном) примет жесткие правила старого этикета. Это должно было создать более открытый, доступный людям образ новых правителей: базовая аватара чиновников – полное достоверное отражение их физических тел. Канеко, пожалуй, был единственным, кто вслух возмутился. На частных форумах появилось множество едких дискуссий о попытках приблизиться к легитимности, копируя внешние атрибуты кланового этикета. Однако общественный консенсус был настолько положительным, что Тимуру пришлось смириться. И каково же было всеобщее удивление, когда свежеиспеченный политик обновил свою аватару… И оказался русоволосым пареньком, на тридцать лет моложе, чем было указано в официальных его документах.

Советник Минамото тогда, помнится, попытался даже ввести возрастной ценз для занимающих столь ответственную должность. «Мы назвали себя гэнро, в этот страшный час приняли власть как самые опытные и уважаемые государственные деятели. Но разве может принять титул старейшины тот, кто, не достиг даже формальной зрелости?»

Железный Неко готов был возмутиться уже всерьез – вопрос возраста для него был больным. Ситуацию спас Ари, единственный из действительно могущественных ками, кто проявил интерес к участию в столь приземленной затее. Непостижимый разум воплотился в аватаре хрупкого двенадцатилетнего мальчишки. Заявил, что, по меркам ему подобных, более зрелым играющего в людские игрушки считать все равно нельзя. И поинтересовался у господ советников, по каким именно критериям собираются они оценивать столь аморфное понятие, как возраст?

Вопрос являлся откровенной софистикой и к тому же уводил в дебри весьма сомнительные с точки зрения законодательства. На Акане честно пытались оградить детей от опасностей неограниченного доступа. Ари одним уже видом своим дал понять, что хочет видеть данного конкретного полуварвара в совете. И готов, буде желание его не осуществится, отказать коалиционному правительству в поддержке. Так Тимур оказался в новом для себя мире.

Здесь ни на минуту не затихал обмен аргументами, файлами, подготовленными заранее расчетами. Здесь за сдержанными аватарами и классическими силуэтами скрывались головокружительно сложные личные профили и операционные системы.

За каждым советником стояла структура, аппарат, сотни людей. Гибкая сеть, готовая мгновенно предоставить информацию и исполнить поставленную задачу. За каждым – обширные и неоднородные слои общества, социальные конструкты, порой существующие лишь в воображении, но от этого не менее могущественные.

Тимур задумчиво поднял взгляд. Вокруг над головами – открытое свободное пространство. Чистые, аскетичные линии дворца, белые колонны и сдержанное сияние мрамора. Захватывающая дух горная гряда за панорамным окном. Создавая этот остров, сколь осознанно копировали они старые образцы? Князь Кохаку почти наверняка видел себя основателем нового, вознесенного над всеми клана – но о чем думал непроницаемый, вечно юный Ари?

Когда дед Богдан предложил Тимуру вступить в еще не получивший столь широких полномочий тайный совет при новом правительстве, первым порывом было отказаться. Не потому, что был он в вопросах управления откровенно некомпетентен (на тот момент Канеко почитал собственные способности воистину безграничными), а из-за выстраданного всей предыдущей жизнью отвращения к официальной власти. Но Нобору, узнав об открывшихся перспективах, иронично приподнял уголки губ, ударил насмешкой в черных глазах:

«Здоровое чувство самосохранения, Неко. Где же видано, чтобы герой после свершения немыслимых подвигов остался проследить, как власть имущие распоряжаются плодами его побед. Герои, полезшие в политику, могут – о ужас! – оказать влияние на то, что творится у них под носом. Если умудрятся остаться в живых, конечно».

Не потребовалось много времени, чтобы понять: оба они – и насмешливый наследник Кикути, и заменивший во многом отца старый Богдан Ватари – используют его, чтобы проводить через третьи руки свою политику.

Но далеко не сразу получилось принять это с облегчением. Кто знает, что бы сделали с Тимуром его «коллеги» в тот, первый год, останься парень без всякого руководства один на один с собственной наивностью. Однако если советник Ватари просто хотел иметь за спиной еще один голос против блока Сакураги – Хана – Минамото, то Нобору врага-марионетку еще и учил. Заставлял разбираться в мотивации противников, копать все глубже и глубже, добираться до скрытой подоплеки кажущихся такими ясными событий.

Теперь доучиваться придется уже самому.

Тимур движением руки подтвердил свое решение в финальном голосовании. Не дрогнув, встретил удивление и гнев Йоко, быструю улыбку как всегда сказавшего «воздерживаюсь» Ари, а затем и заинтересованный взгляд советника Асано. Восприятие обострилось, как перед боем. Гроза, так долго копившая ярость, должна наконец разразиться. Схватка здесь и сейчас. Без поддержки Кикути, невидимой для остальных, но столь ощутимой для самого Тимура.

Это нужно сделать. Как угодно. Просто нужно, и все.

Совещание закончилось, часть советников тут же растворилась в воздухе, торопясь к веренице никогда не заканчивающихся дел. Тимур повел плечами, в очередной раз дистанционно проверил физические показатели Кимико. Восстановил связь со своими секретарями, тут же обрушившими на начальство три не связанных информационных потока.

Повернулся к подошедшим Йоко и деду Богдану. Эти двое были бы лидерами реформистов, «его» партии, если б таковая действительно существовала. Сосредоточиться нужно на них. Он постарался не видеть улыбку Асано, не слышать быстрый перестук по полированному дереву – госпожа Хана барабанила одетыми в наперстки пальцами.

– Муру! – Сакамото Йоко шмякнула пачку документов перед его носом и гневно воззрилась поверх очков.

Тимур постарался, чтобы в глазах его, устремленных снизу вверх на госпожу Сакамото, отразилась улыбка. Йоко была не просто самой близкой к нему по взглядам, сословному положению и возрасту коллегой. Когда-то она была другом. В пору революционной юности боевику по кличке Неко нередко приходилось обеспечивать безопасность этой женщины. Идейный вдохновитель и самый ценный из ораторов сопротивления носила тогда аватару четырнадцатилетней школьницы, порывисто-грациозной в жестах своих и суждениях. Она терзала ночами доставшуюся от двоюродной тети арфу и подкармливала своих телохранителей сделанными по семейному рецепту суши.

Приняв истинный облик, госпожа тайный советник оказалась невзрачной особой немного за тридцать. Резковатая подростковая хрупкость сменилась более сбалансированным телосложением взрослой женщины, которое медицинские кураторы назвали бы оптимальным. Короткая школьная юбка и острые колени уступили место приглушенным костюмам и гениально проработанной пластике.

В то же время она, единственная из них всех, осталась все той же Йоко. И к Тимуру обращалась прежде всего как к «старшему бойцу Неко».

– Муру, почему ты проголосовал «за» в последнем вопросе?

– Потому что я «за». Без режима экономии и государственных реквизиций не обойтись. Нам нужна эта энергия.

– Не за счет тех, кто ее производит.

– За любой счет. Йоко, я понимаю, что эта мера напоминает осознанное заражение домена, на котором сидит твой собственный сайт. Но альтернативы все равно не вижу. Нам удалось добиться строгих юридических и временных ограничений…

– Такие меры всегда ограничены и юридически и во времени! И в итоге всегда оказываются постоянными! Чтоб тебе зависнуть, Неко. Как только изолированная группа оказывается в зависимости, не имея возможности повлиять на тех, кто ее эксплуатирует, – это означает начало конца. Мы такой кровью выбрались из этой ловушки, а теперь начинаем все сначала?!

«Перед тобой очень, очень умная женщина, Канеко, – твердо сказал себе Тимур, почти слыша в ушах голос Нобору, – за спиной которой стоят умные, жесткие, расчетливые мужчины. Она прекрасно понимает, где именно устраивает спор. Она прекрасно знает, что вопрос здесь не в экстренных мерах, а в том, что ты пошел – опять! – против решения деда Богдана. Но это не делает ее аргументы менее весомыми».

– Канеко, объяснись. Я не понимаю. Я действительно не понимаю! Эти так называемые меры в первую очередь ударят даже не по пользователям, а по иммигрантам первого и второго поколений. Как ты можешь подставлять своих же людей?

– Мы уже не делаем вид, что это люди Джеффера? Или все наконец заметили, что тот, кто никогда и не пытался получить гражданство, может считать себя гостем, но никак не переселенцем?

– В бан Джеффера! Вопрос о тебе, Неко. Как ты можешь… Ведь ты же сам лично столкнулся с отношением «чемодан-маяк-Новотерра»!

– Напротив. Отношение ко всяким понаехавшим столкнулось со мной. Результат известен.

– Но твоя ма…

– Довольно!

«Вот только закончи эту мысль – и встретимся с тобой на дуэльной площадке».

Йоко замолкла под его взглядом. Но в ее собственном отчетливо отразилось:

«Да пожалуйста! Мне сейчас выбирать чемпиона? Дед Богдан подойдет?»

Прошипела, уже угрожающе:

– Канеко!

– Извини. Ты права. Я знаю, что ты права. Но не вижу альтернативы.

– И, кажется, не особенно пытаешься ее найти. Где ты пропадал всю последнюю неделю?

Тимур чуть улыбнулся. Ну вот мы и добрались до кульминации этого маленького представления. Пожал плечами.

– Мне нужно было позаботиться о паре личных дел.

– Ах да, – накрыл их глубокий, пронизанный юмором голос Асано. – Позвольте принести вам свои поздравления, советник Канеко. Прекрасная партия и прекрасная женщина. Мое искреннее восхищение. И не менее искренние пожелания успеха вашему… союзу.

Размеренный стук наперстков по дереву затих. Стефан, его третий секретарь, только что бубнивший в ухо что-то о входящей корреспонденции, замолчал на середине фразы. Черные глаза деда Богдана смотрели пристально и непроницаемо.

– Благодарю вас, советник. – Тимур поднялся и формально поклонился, позволив холодному солнцу блеснуть на кольце.

Хана откинула увенчанную сложной прической голову и свободно, красиво засмеялась.

Йоко вскинулась, точно гончая, почуявшая след. Он успел засечь ее прикосновение, когда советник Сакамото стремительно влетела на его сайт, считывая обновленную личную информацию. Резкий удар ладони по столу. Игра или правда лишь сейчас узнала? Когда-то Тимур верил во все устраиваемые Йоко сцены. Затем все их считал умелыми представлениями. Лишь недавно признался себе, что неспособен отличить одно от другого. А разница могла означать пропасть между жизнью и смертью. Причем чужой.

– Фудзивара? Ты взял в жены Фудзивара О-Кими?

– Канеко О-Кими. И – да.

Стефан, начавший было задавать вопрос, поперхнулся. Его потрясенное «что?» слилось с истеричным восклицанием Йоко:

– Как ты мог?

– Гм, – содержательно ответил советник и потер переносицу. Осмелится ли даже Йоко произнести «невеста Кикути»? Если да, можно считать, что перед ним не сцена, спланированная заранее, а честная импровизация. – Нам просто показалось, что пришло время оформить все официально.

Сделанное мягким тоном заявление было встречено несколько ошеломленной тишиной. Даже Асано заинтересованно повернулся, уделив наконец разворачивающейся драме все свое внимание.

– Канеко! – Советник Сакамото пронзила тишину криком, как мечом. Ну вот к чему такая театральность? – Она же творец! Дочь одного из старших кланов.

– Да?

– Ты! Ты стал иконой пользователей. Символом того, что можно достичь своей волей и разумом. И теперь, после всего, ты вступаешь в клан творцов? Да еще и относящийся к Глициниевому союзу?

А вот сейчас ни в коем случае нельзя было показывать гнева. Или слабости. Тимур склонил голову к плечу, будто от души позабавленный. Попытался точно попасть в тон, который использовал, когда, в облике куда более солидном и умудренном, говорил со своей подопечной и соратницей по борьбе.

– Йоко. Родная вы наша. Бесценная и незаменимая. Я позволяю использовать свою биографию для кампаний по связям с общественностью. В основном потому, что биография сия есть свершившийся факт, изменить ее не удастся, а от меня не убудет. Это совершенно не означает, что связям с общественностью позволено, в свою очередь, диктовать мне поступки. Я живу так, как считаю нужным. Чего и вам, господа мои советники, пламенно желаю.

Хана вновь засмеялась. И, кажется, отнюдь не потому, что оценила красноречие своего коллеги. Подошла к нему с официальными поздравлениями – тонкая седая женщина в строгом, классических линий деловом костюме. Принимая диктуемые обычаем пожелания, Тимур в который раз отметил чистую, очень женственную красоту посланницы гильдий. А ведь она – ровесница отца Кимико. И наверняка не льстит себе аватарой, а именно так и выглядит. Дивная змея. Ядовитости необычайной.

Следующим был дед Богдан. Рука утонула в огромной, знакомо-твердой ладони. Затем старик, расчувствовавшись, сгреб непокорного приемыша в объятия, заявляя, что желает увидеть его избранницу.

– Почему не сказал, оболтус этакий?

– Мне показалось, вы не одобрите, – совершенно правдиво ответил Тимур. – Кроме того, мы вообще никому ничего не сказали. Эта была очень скромная церемония.

Асано приподнял злодейские свои брови и смотрел так, будто в мыслях вешал на шею юного коллеги ценник с новой суммой. Тимур начал думать, что никто так и не вспомнит вслух о недавней гибели Кикути Нобору. Не выскажет подозрений о поспешном замужестве высочайшей невесты. Это было… не лучшим вариантом. Но и не худшим.

Тимур повернулся, собираясь уходить. И застыл, утонув в затопившем весь мир дымчато-синем, знающем взгляде.

– Советник Канеко, – поклонился хрупкий мальчик с карикатурно огромными глазами. – Удачи вашим начинаниям. Удачи вам и вашей спутнице. Мы поем о вашей удаче.

Ответные слова застряли в горле. Советник Ари был загадкой, окутанной тайной, заслоненной секретом. И к разгадке за время сотрудничества не удалось приблизиться ни на шаг.

Тимур знал, что после падения маяков один из старших хранителей рода Кикути по просьбе Нобору пошел на контакт с лидерами враждующих партий. И беспрецедентным вмешательством божества в политику едва ли не за пару недель сколотил коалиционное правительство. Само имя его было шуткой, даже откровенным издевательством над множеством оттенков понятия «ар-и»[3]. Но ни о возрасте, ни о пределе возможностей, ни о природе этого существа никто не взялся бы судить с определенностью. Даже степень его независимости и ответственности перед себе подобными оставалась не вполне ясна. Духи-хранители родов на вопросы потомков отвечали расплывчато, не высказываясь напрямую ни «за», ни «против». Ками предложили помощь. Принять ее или отказаться было уже решением людей.

Теперь, когда нечто, носящее облик человеческого ребенка, коснулось его лба в благословении, Тимуру оставалось лишь склонить голову, принимая мир таким, какой он есть. Ками знали то, что знали, и он никоим образом не мог повлиять на их действия. Оставалось лишь идти избранным путем и верить.

Духи тех, кто прошел дорогой долга до него, не дадут оступиться. Наверное.

Ари тряхнул прямыми, отливающими металлом волосами, дерзко улыбнулся. Выдавив в ответ бледную усмешку, Тимур наконец запустил программу, которая перенесла его из зала заседаний в личный кабинет.

И тут же попал в цепкие объятия Стефана.

– Женился? – Друг приподнял господина начальника в воздух и чуть встряхнул. Силушка у Стефа была наследственная, явно доставшаяся от деда Богдана. – Ни много ни мало на Фудзивара? Тайно и романтиш-шшно?

– Это и есть твой страшный секрет? – вторила ему успевшая неизвестно когда примчаться из дома Милава. – Вы давно встречались? Она тебя стесняется? Она так надменна?

– Тише вы, тише, – хохотал сидевший на столе Кирилл. – Не убейте друга нашего новобрачного. Что, Неко, и тебя окрутили? Э-эх, быть нам теперь с Иштваном, последним бастионом холостяцкой вольницы! Вот ведь горе горькое. Неожиданное. Ты почему мальчишник зажал, предатель?

Верный секретарь уронил бессильно смеющегося Тимура в кресло и неодобрительно уселся напротив.

– Так. Рассказывай.

– Да нечего особенно рассказывать, – развел руками тот. – Все банально до слез. Встретил, влюбился, узнав ее имя, чуть не свихнулся. Но решил, что другой такой все равно нет. Женятся ведь на женщине, а не на ее семье.

– Не тогда, когда семья – правящий клан союза Глициний! – рубанул рукой Стеф. – Эта ведьма…

– Стоп, – прервал Тимур тоном, который мгновенно согнал с них показную веселость. – Скажу лишь раз. Она – моя жена. Ни одного оскорбления в ее адрес при мне произнесено не будет.

– Какие уж тут оскорбления! Надо понимать, нормирование энергетиков ты одобрил тоже с подачи этой… стоящей вне подозрений?

– Это уж как знаешь. Можно понять так, и можно подумать и сообразить, что нормирование энергоподач и государственные реквизиции я одобрил аккурат после встречи со старейшинами арабской диаспоры. Их аналитики предсказывали возможность подобных мер. И предложили достаточно эффективные способы защитить свои интересы.

Повисла неловкая тишина.

– Ты ее любишь? – очень серьезно спросила Милава, положив ладонь на плечо готового взорваться мужа.

– Мила… – несколько беспомощно начал Тимур.

Такое знакомое, родное лицо. Длинные русые косы, высокие монгольские скулы. Мягкая фигура кормящей матери. Искреннее беспокойство в усталых, но по-прежнему ясных глазах.

Милава Ватари, жена Стефана, внука Богдана. Когда политика стала стеной, отделившей их от былого доверия? И была ли эта стена на месте и до того, как Тимур научился ее замечать?

– Мила, она – моя судьба. От себя самого не сбежишь.

Кирилл скорчил полную отвращения рожу. Взнузданный явным усилием гнев Стефана был куда более опасен, однако иного пути действительно не оставалось. Тимур улыбнулся своим озадаченным, рассерженным, ставшим вдруг такими опасными друзьям.

И приготовился врать.

К некоторому удивлению советника Канеко, унижаться до откровенной лжи ему пришлось гораздо реже, чем можно было ожидать. В основном потому, что никто так и не посмел напрямую потребовать объяснений. Самые близкие друзья проглотили историю о тайном романе с той же легкостью, что и удерживаемые на безопасном расстоянии журналисты. Однако если последние не оставляли попыток раскопать подробности, то старые боевые товарищи, точно сговорившись, предпочли не задавать лишних вопросов. Тимур не сразу сообразил, что большинство из них банально опасались оттолкнуть господина тайного советника. Особенно теперь, когда появился новый, ранее не учтенный фактор.

Канеко не знал, как относиться к очередному подтверждению несгибаемого расчета, что лежал в основе поступков деда Богдана и, следовательно, его семьи. Лет пять назад гордый полукровка, взятый под крыло Ватари, счел бы подобные махинации предательством. Лет пять назад этот полукровка был уверенным в своей правоте идиотом, не знавшим ни открытой войны, ни настоящего предательства, ни серьезной власти.

Лет пять назад за его спиной не пряталась перепуганная, уязвимая женщина.

Сам себе удивляясь, Тимур обнаружил, что готов латать пошатнувшиеся отношения совсем не для того, чтобы сохранить дружбу. Он продолжил спарринги со Стефаном, спрашивал совета у Богдана, учил Рустама писать программы – просто потому, что не мог позволить себе потерять поддержку семьи Ватари. Играя у ног Милавы с ее годовалым сыном, он смотрел в глаза девушки, которая когда-то была смыслом жизни, и заставлял себя не напрягаться под ее прикосновением.

– Бедный ты мой, бедный. Устал? – Мила привычно проводила ладонью по русым кудрям.

– Да, – так же привычно отвечал он. – У тебя здесь так ясно. И тихо. Как раньше.

И Милава чуть расслаблялась, видя, что непредсказуемый, опасный, до боли родной мальчишка по-прежнему горой встанет за нее. За ее сына. Ее семью.

Тимур закрывал глаза и думал о том, как прирастают к лицу маски. Как, заставляя себя верить, будто чувства есть на самом деле, можно превратить их в реальность, не менее весомую, нежели голые скалы Аканы. Достаточно весомую, чтобы остановить занесенную для удара руку.

А позже, на полигоне, сидя после плановых учений на поваленном сосновом стволе, он ловил брошенное меткой рукой пиво. Замирал под иронично-понимающим взглядом Иштвана. Старший брат Стефана рассорился с семьей из-за расхождения по политическим вопросам. А точнее, как считал Тимур, когда перестал позволять в интересах этих самых вопросов себя использовать. Иштван поддерживал деда Богдана в плетении подпольных сетей, в повстанческих налетах, в открытых военных столкновениях. Но что-то сломалось, когда патриарх семейства получил наконец официальную власть. Лишь теперь Тимур начал по-настоящему понимать, что заставило наследника Ватари хлопнуть дверью. И чего стоило ему оборвать отношения с дедом, дядьями, братьями.

Канеко непреклонным и одновременно извиняющимся жестом отсалютовал старшему другу. Жарко вступил в обсуждение последней тактической игры, в которой они вдвоем выступали против боевой группы Кирилла Орлова. Он не мог позволить себе прежней упрямой веры. Но как же приятно было ощутить, что не вся предыдущая жизнь оказалась необратимо потеряна вместе с жизнью Нобору.

Или вместе с глотком из чаши на вершине туманной горы?