Читать книгу Сказки для Папы-Божи - Анастасия Перова - Страница 2

Иногда на земле, когда вечереют осенние небеса, становится совсем холодно, промозгло, стыло и зыбко. Спускается на тонкой витой веревочке Небесный Пустомеля на землю и тихо ходит по кустам и склоненным речным ивам, тоненьким березкам, опущенным до земли, листы да ветви себе да деткам на память собирает. Кладет каждый листочек к себе в карман, где уже напиханы заранее клочки людских газет, которые по утрам раздают в метро и от которых ничего уже не остается к тому времени, как занимаются фонари. Потом Пустомеля тихо продвигается к деревенским поселкам, заботливой и неспешной рукой раскиданным по холмам и по долам. Там зажигаются огоньки да теплые занавески раздувают сизый дым, клочьями и клубами бегущий под облаками по окрестным горам.

Пустомеле не тяжело бродить по земле. Раньше он помнил каждую веточку, сломанную неосторожной рукой, каждую шапочку от желудя, отколупанную ребенком. Его встречали песенки воробьев, восторженно возносящих хвалы небесам, когда по утрам умывались в лужах. Дворовые собаки умели искать его следы, а потом истошно вопить друг на друга, если кто-то посмел выболтать про него человеку. Отражения в разлитой по асфальту воде – то талый снег, то следы дождя – показывали ему картинки детских синих резиновых сапожек, розовых воздушных юбок-пачек, желтых плащей, водонепромокаемых, но заляпанных по подолу землей. Вербы приветственно тянули навстречу пушистые почки между Благовещением и Пасхой. И он знал, что приближается летняя пора – пора страды, жары и росистых лугов.

Но теперь была уже осень. Холодно задувало, и Пустомеля недовольно ёжился, перебирая в памяти все прошлогодние обмолвки. Северные ветра много их тогда наделали из воды мёрзлой, облачной. Его путь тропиночкой вился по склону горы, прямо над расположившейся в долине, скрученной кулачком цепью домиков. Глядь. Над его головой просвистел брошенный кем-то камушек.

– Нехорошо, – сказал Небесный Пустомеля. Он хотел было пойти дальше, но остановился, вертя в ладони чем-то знакомый силуэт камня, поднятого с земли. В сумерках, наступавших тенями и всполохами ветра в одиноких горах, Пустомеля разглядел глазки и ручки, словно выдолбленные на камне. – Нехорошо, – добавил он.

От камня с плевком избавился. Крадучись, побрел по склону.

Плюх! Мимо его головы со смачным шлепком пролетел комок грязи.

– Нехорошо как, – в который раз сказал Пустомеля и тонко искривил губы. – Совсем нехорошо.

Ворох стащенных газет и лесные находки недовольно гудели в кармане. Одному по такой темноте ходить было опасно. Явно пора было собираться домой.

Но Небесный Пустомеля не испугался. Он тихо тронулся по тропе – то вперед, то наискосок, а то и вовсе вправо, ближе к обрыву. Дорога увлекала вниз, к селению.

Пустомеля достал из длинного, узкого, потайного нагрудного кармана тростинку и тревожно дунул. Звук обрастал в объятиях ветра гулкими деталями, словно брошенная на дно моря монетка. Начала угадываться мелодия – и опасность удалилась с позором, утаскивая за собой в болото все свои тени и угрозы, невнятные на свету.

Тропинка вывела Пустомелю к просвету, еще к одному. Он заприметил зорким взглядом озерцо.

– Дай, колодец, воды напиться, а в озере будет рыба ловиться, – и Небесный Пустомеля решительно отправился вниз, к воде и людям, чтобы потом, отдохнув в теплой, обжитой тени домов, где все уже давно собрались за ужином, отправиться на ночную рыбалку. Он решил тряхнуть стариной перед долгой встречей с зимними месяцами торжественного безмолвия и грёз о ясном небе, стремительных облаках.

У колодца с темнеющей, таинственной водой он встретился взглядом с мальчишкой – насупленный нос, хмурые брови.

– Эй, водица, тебе что не спится? – Пустомеля умеет бурчать под нос. Да так, что ноги разворачиваются, а ресницы не глядят вспять.

Так оставшийся наедине с колодцем, его водицей, Небесный Пустомеля рисуется в проемах домов, гуляет за шторами в промозглом, ветряном мире гор и полей – и всё пьет, пьет, пока не напьется.

А потом рыбалка по плану – и домой, спать.

И до следующей весны.