Читать книгу Соцветие. Сборник стихотворений - Анастасия Перова - Страница 3

На пригорке, над темной водою,

петлявшей в овраге рекой

жил-был камень с тяжелой, ленивой душой.

Как-то раз на исходе зимы, в полуночном мраке

застали врасплох его сны

о нездешних селеньях, полонили виденья —

судьбой вершит конец света.

С тех пор живо ожиданием прошлого, ручьем,

пробивающим тайными тропами,

било сердце, запаяно в коконе, ползком пробираясь

к берегам океана, что соленой водой

залечит боль раны.

На песке одутловатым дождям примерещилось.

Сонным ветрам не случилось шлифованным, галькою

серою, битою, стертою до крови, кидать по волнам,

напевая, играючи. Мысли морей, до той поры

недоступные, в сердце вонзили знамение светлое,

бурным накрыли бездонное.

Взглядом сверкая, гордым призваньем

защиты орлов, не познавших неба, камень катился

по кручам, по долам и склонам, вторя напевам ветров,

истерзавших тоскою сердце, давно обращенное

в камень – тайной укрывшее душу.

Недопетое, сонное, ломкое —

Все, что с ночи осталось в душе,

Над ракитою тихою, лунною

Танцевавшее на ветру,

Запорошено, елью прикрытое,

Обернулось в летний туман —

Недопетую, но не забытую,

Песню, звоном летящую вдаль.

Качаются, воют и стонут,

Познавшие вдруг в разгар дня,

Что чувствуют листья-детища,

Упавшие в ветра.

За ревом раскатанной бури,

За полосами дождя,

Подхваченные будто крылами,

Рвутся в небеса.

Наутро опять засмущаются

И тихо побредши прочь,

Опомнятся, заупрямятся,

Останутся там, где в ночь,

Заботливо кутаны землею,

Напоены медом рек,

Обласканы, зацелованы,

Цвели в красный рассвет.

Наверное, я хочу, чтобы

от меня ничего не осталось.

Ни слов, ни желаний, ни мыслей —

не сделанных как-то дел,

ни обрывка писем.

Клочков воспоминаний,

постных мин, посвистов,

дум и наносных страданий,

безудержных порывов,

кола смеха,

мечты и сна.

И яви где-то.

Тогда останется

здесь пустота.

Ведь я не здесь.

Я нет. И я не это.

в уходе есть

пленительная

свежесть

сиянья

новых

солнц,

объятья

иных

небес.

вьется

дорога.

тучкой лунною, нитью серебряной

я утолю тебя – в жизнь окуну, любя.

вздохами ливня

очищу от серого

и ледяной водой

окрещу тебя.

Если что-то в жизни не так – враг.

В укороченной пустоте – друг.

За рисованной мелом тьмой

Льется призрачным звуком свет.

По небесной синеве

град, вдаль раскинулся луч – наст.

Невозможно тут не уснуть —

Березовым дымом в путь.

И не гнать лошадей вскачь.

Дорогой лететь – пусть.

нет красоты – безымянной

сальной тесной

метаться по краю в безумье

не находя ступенек

когда до полета

останется шагов пара,

брошусь – все выйдет —

на этот раз – я узнала.

часы начинают идти,

только когда на них смотришь.

смысл движенья?

по параметрам

простодушия

пересвет

превышал препятствие

Отцвету. Погасну.

Разольюсь водою

И накрою собой берега,

А по темной глади, отражаясь,

Будут плыть облака.

Подо мною – жизнь,

надо мною – небо.

Не достать мне до них рукой.

Повешенный где-то посередине

В мечтах обрести покой.

Позабыть все невзгоды дольние —

Ведь теперь они там, внизу —

И в прощанье с улыбкой прежнею,

Не жалея, сказать «постой!»

Тихо. Посмотри в глаза —

Незнакомое мне лицо.

Но, сумев один раз резануть рукой,

Отметешь назад – все равно

Научиться надо, ведь жизнь – игрой,

Сном ли, сказкой хотелось звать

Мне ясно одно – покидая тебя,

Мне себя предстоит собрать.

Почему обрывается нить

На пороге пути бездумной,

За собой что влечет в ночи

И бросает в сети закоулков?

Отрывает – и в небосвод

За собою кидает звонко,

И кличет, тоскует, зовет

Щемяще, шальная, тонко.

Лопнувшей нитью в ночи,

Когда путь до себя не близок,

И уже – кричи, не кричи —

Не помочь ничем, не достигнуть,

Слова бессмысленна сила,

Сон угадать не слуга.

Тогда в чем же моё имя,

Где же моя рука?

В прошлое не оглянуться,

Но, постигнув, уже не забыть,

Что улыбка, и солнца утро

Значить могут. Как могут быть.

В этом смысл есть, как есть и вера.

И, если, поняв, принять,

Наутро, глядишь, сумеешь

Выбраться. Не потерять.

Я пачками пишу стихи,

А рифмы слагаю строчками.

Но ведь это не значит, что я —

Поэт, накрытый волнами.

Я день проживу буднично,

Хотя надо стараться – смело.

Но в темноте ручка рукою

Ведет – не успеть описать тело.

Стих, пишется что робко,

Диктуется мне – жарко,

Смутным уходит быстро, раз

Образ нескован остался.

Этот немой почерк,

Эти пустые глаза…

Надо подумать… Знаю!

Я так когда-то жила.

Помню, закаты, рассветы

Тускло сменялись во сне,

Помню, чужие обеты

По духу не пришлись мне.

Древней небесной девой,

Забывшейся в тени дерев,

Дали почувствовать письма

Безвозвратно ушедших лет.

На смену явился опыт,

За горем – подруга-печаль.

Но ближе единорогу

Путник, бредущий вдаль.

Я старше стала и строже

к себе, к себе – не к другим.

Но, боже, как это похоже

на гордость маленьких зим.

Не смея ругаться, однако,

тихо спою в пустоту

глупую песню о мухе,

ползущей по потолку.

Яснее тогда и краше

предстанет вся жизнь моя —

сонная, доморощенная

молодость и судьба.

Ничего легче ты никогда не придумаешь:

Я буду молчать, а ты – задавать вопросы.

И безумно, нелепо, смешно, безрассудно

Покажется жизнью смена осколков лета.

За седые страницы мудрых изданий

Сны свои отдаешь на поиски слова —

Горького, гулкого, отрезвляюще необратимого,

Что приблизит в мгновенье познание истины.

День за днем отцветает время. Бег его за

Границей света льется песней изгоя, ветром:

Неощутимо бесплоден, долог, изнеженно черств и угрюм он —

За тяжестью дум избавляюще равнодушен.

Ворохом пепла, заросшим бурьяном

Высохнет встреча узором плетеным моря;

Бесчувственным и окрыляюще сонным

Рассеется утро, в небесах потерявшись стоном.

Когда багровый рассвет стирает остатки дремы,

Когда солнце в листве неясно иль тлен,

Безжалостен день, обреченный закатом,

Вступает в права на наследие жизни.

И время бесшумно скользить по поверхности глади —

Не дремлет в глубинах лишь смысл бытия.

Подобно ласкающим думам о неге

Иллюзорно ничто. В этом мире как в рае

Мы ответ свой несем за несделанный вдох.

Промолчать, утаить, сберечь на погибель —

Не здесь, не сейчас, а когда-то потом.

Так таинственный ход за небесной орбитой

Поднебесным окажется существом.

Почем глупость? Почем страданья?

Все прикарманить хочу на рынке земном.

Пора расставаться с логикой, спесью

И цельным казаться себе существом.

Жизненный путь короток.

Так пусть же с малых лет

Окажется он полон

Жутких – веселых – бед.

Иногда мечта оказывается страшнее,

Ожидание прибавляет веса пустому.

И ничтожность взгляда, нерезкость слова

Обретут дно второе, пугающе душное.

Что тогда жизнь, если вот – ее смысл, на ладони?

Стертым теперь оказаться не так уж сложно.

И в равновесье, как будто в покое,

Будешь метаться, моля о забвении, воле.

Смех и улыбка безумия в кресле напротив,

Взгляд мимолетный – награда, но не утешенье.

Не разобрав, собой выбираешь остаться —

Страх побеждает. Предсказанному не сбыться.

Не перечитывать стихи,

Бежать от них, как без оглядки.

Не чуять смысла и былой тоски

В строках бездарных.

Потом, кривясь, все ж проникать

В дурного почерка хитросплетенья,

Огрызки со стыдом запрятав в стол,

Мечтать о полноте забвенья.

Не веря, знать, что будет день,

Когда откроют, века пыль стряхнут,

Для поклоненья в кожу обернут

И с Фетом ночевать оставят.

Мне снилось, что я – пингвин,

который попал в лес.

Выхода нет, но

страшно хочется жить.

Вокруг – стволы до небес,

в пресной воде – нет рыб.

Я очень устал, но

и очень хочется жить.

Вместо снега и льда – мох,

не взлететь на деревья мне.

Думать, что делать – нет.

Жить. Просто жить. Вот.

распори душу

развороти – дотла

дух – кнут – собери слова

просыпаны из меня

чайка расплесканными

перьями в голом саду

укрыть пытается тлен

догорающей ночи

веет нездешним холодом

руки замерзли во льду

жизни единственной целью —

строкой наполнять пустоту

я подумаю о заре —

я ждать ее буду приход.

а пока – за чашкою дня —

зачинаю свой первый акт.

Осень перва и первоначальна —

Дарит мне последний звон цепей.

От меня ничего не осталось —

так пусть станет немного светлей.

Ничего – это так много:

ни гордыни, ни стали, ни дня.

Только скорлупка звона,

нежность, да пустота.

Со времен былых битв не осталось следа,

Над реками крови всплыли острова,

По душам раскаленной стали свинцом

Прошелся пожар, взбешен хитрецом.

За выслугой лет не жди, не изменится,

Травой порастет, да не вочеловечится —

Остался держаться между миров

Сраженный в чащобе дремучих лесов.

По месяцу бликом крадется в ночи,

Сквозь омуты памяти кличет в тиши.

Запрет не волнует, и имя его,

О чем говорится – не скроет никто.

Я хочу быть частичкой этого мира:

Кустом хризантем под терпкой луной,

Догорающим бликом закатного эха,

Ускользающей тенью травы тугой,

Стуком яблока, глухо скользящего к корню,

Свистом ветра в прикрытой печной трубе,

Свежим инеем, солнца светом, росою да

Узором в застывшем мороза стекле.

И сколь долго можно вращаться по кругу,

Сказки слушая, были творить, но,

Вернувшись домой неприметной тропой,

Все равно ни о чем не забыть.

Нам кажется, мы на земле —

Слепой, сырой, неподвижной, —

А движемся вечностью неба

Неотступного – бесконечно.

Полетом в ветрах взовьюсь

И светлым зальет покоем.

Лазоревый луч зовет —

Упоенье несдержанным словом.

слова голы на листе

в невесомости скомканы нервно

дремлющие в темной реке

разбужены – цепко да крепко.

строчка одна лишь живая

в мире немом.

я ее сберегу —

отложу на потом.

талой водой смутных преданий

доносится шепот сомнений вечных:

если б были миллионами лет

раньше, прожили бы на пару лет больше?

ритм яблони веток

в тон пульсу в висках.

кто первым заметил

движение времени?

мир встретил исход,

веками желан —

мы достигли искомого

грехопадения.

Я дуло. Пустая зияющая дыра.

Ранит словами больно.

Я осень. Бьющая с неба вода

И током пронзающий ветер.

Я холод. Костенеющий взгляд,

Воронка направлена в вечность.

Я слабость. Зовущая нежность.

Игра. Начало и правила стерты.

Я талым снегом кипучесть льда.

Но жить так никто не заставит меня.

Мне никогда не писать,

Заплутав в паутине из мертвых слов —

В восемнадцать не пишут таких стихов.

Посуди меня сам.

Я больна, я стара от бездумья

хандры,

Мне дозволено все,

даже тощие строфы.

И как будто к тебе обращаясь

в письме,

Говорю с собой —

до последней раздавленной

точки.

Посмотри на себя:

как свеж и юн,

Как болтлив и улыбчиво легок

на свете.

Ты живешь в бесконечности

просто затем,

Что конца ты не ведаешь, смерти.

Дети заняли мир, злобно выкорчевав

боль и горе.

Мне осталось бежать и молчать с тоски,

подыхая в слове.

Цепью морщин испещрены древние

руки,

У тебя же, мой господин,

лик бел

И во лбу звезда скуки.

Ты ищешь веселья.

Но мир конечен

дотла —

Предвидены все возраженья.

И, знаешь, бесчувственная война

Невесомее мысли залетной

дурмана.

На мокром песке я черчу пальцами строки,

Ты же бомбы взрываешь во мгле,

Показать чтобы: – Вот, смотри! Как тебе

Мои результаты? Мне на ёлке не надо

больше хлопушек!

Свет заиграет в стекле,

Когда волны размоют кости

игрушек.

Их никто не видел вместе много лет.

Для кого цветет на паперти рассвет?

Глухо бьются волны о песок – в крае

Мрачном вновь нашел он свой порог.

Она глади ручья почти не тревожила:

Тихо скользила в водном покое,

Только глаза обращены в небо —

Давно не своими слезами плакала.

В дальнем мирке, что подобен земному,

Суров и хладен природы кров.

В нем зарисованные изгои

Проводят века, отражая наш ход.

Ты собрание тем

В скоплении мест,

Тонкая грань мира,

Пустота где-то там,

В сердцевине.

И не нужен никто,

Только тускло-легко.

Перекатыш по полю

И тине. Ничего не

Найти в пелерине.

Припорошен первым снегом прощения

вечный голодный пожар.

Отрезвеют головы, отойдут слова,

но пустоты все будут тлеть.

И, внезапным пламенем ослепив глаза,

бурю в душах дерзнут разжечь.

А поземкой будет виться молчание.

Холод да огонь до небес.

Птица стучит в окно.

Глухой и щемящий звук.

Ты не грусти, но

Не надо ее впускать.

Там, за окном тепло,

Там роза и соловей,

Светлый простор небес,

А ты за стеной здесь.

И пусть открыто окно,

Ей не нужен твой стол и кров:

Она в сказку тебя зовет —

Слушай внимательней.