Читать книгу Порядок её верности - Анастасия Сагран - Страница 2

Часть первая. Слабость к дождю

Оглавление

Клан Сильверстоунов осенью 243-го ещё обитал в доме пропавшего Роджера Кардифа, сына главы. В архитектуре дома, третьего-на-юг от Малого парка Цитадели, уже не было видно почти ничего необычного и особенно роскошного по сравнению с величием дворца, который сейчас начинал подниматься над свежими постройками района за рекой Ранкан.

Рэйн Филип Росслей, крылатый принц империи, испытывая волнение, вошёл в дом Роджера Кардифа – здесь жила Она.

Полный дом гостей-друзей. Здесь множество великолепных кавалеров и дам. Второй, третий и пятый дни недели этот дом жил по распорядкам приёмов и встреч.

Почти никто не обратил на Рэйна внимания. Отовсюду дежурные поклоны. Вошёл в гостиную почти без приветствий, включился в разговор, как ни в чём ни бывало. Занял пустующее кресло у окон, напротив младшей из клана Си(льверстоунов) – Мелиссы.

Получив возможность, он не отрываясь смотрел на девушку, которая ему нравилась. Никто не замечал его пристального осмотра – все знали о его чувствах и давно привыкли к создавшемуся положению, находя обычным делом такое поведение, пока Рэйн не пытался добиваться большего.

Он старался не фантазировать, когда находился рядом с ней, но и то, как она держала на коленях журнал, как листала его – всё выглядело привлекательным. Линия колен прорисовывалась даже через пышные юбки. Оголённые плечи она прикрыла волосами цвета солнечного луча.

Но не стоит забывать, что для Мелиссы Сильверстоун принц Росслей не более, чем самый странный и придурковатый из старых приятелей её чокнутого предка Сапфира.

Она – юность, свежесть, радостная, такая красивая!

Он – кто? Самый малорослый, хилый и некрасивый из принцев-крылатых.

Его глаза – блеклые, веки – отяжелевшие, опухшие, губы – тонкие, брови – от старости превратились в две нитки, словно углём нарисованные; о подбородок и нос можно порезаться. Волосы, когда-то лазурно-голубые, тонкие, густые и лёгкие, теперь висят тусклыми, отяжелевшими от краски и пудры, прядями; кожа от ненормального образа жизни приобрела розоватый тон. От пережитого, ото всех лишений, от ветров, много веков подряд бьющих в лицо, Рэйн потерял даже подобие былой красоты.

Да, его называют древнейшим. Наряду с несколькими другими выкопанными из земли крылатыми, до поры отдыхающими в ожидании битв, Рэйн был пробуждён, выпущен с мечом против врага, а затем обласкан властью. Да, теперь он так могущественен, что от императора отстоит лишь на ступеньку ниже. Благодаря своей способности повелевать дождём, он так же превосходит некоторых других принцев – всех по-своему выдающихся.

Но…

– Посмотри, Шер, – произнесла Мелисса, чуть подвинувшись к подруге, сидящей рядом.

– Да? – Шерил Чедвик оторвалась от своего журнала, вслух читаемого ей сейчас, и бросила взгляд на картинку, которую демонстрировала ей Мелисса. – Хорошо, – только и сказала Шерил и продолжила чтение вслух того материала, который принесла сегодня из дома. Журнал весьма рискованной репутации, но уважаемый в этом кругу, рассказывал только о настоящих жизненных историях, искорёженных и вывернутых наизнанку войной Севера и Юга, закончившейся двадцать три года тому. В соответствии с законом и Четырьмя Канонами видовой совместимости на Клервинде, редакторы следили за тем, чтобы ни один из спорных или до сих пор вызывающих шовинистские и сепаратистские настроения вопросов истории не поднимался в статьях. Таким образом, и слепая леди-перевёртыш, бывшая северянка, Чайна Циан, слушающая сейчас крылатую, бывшую южанку, и прочие гости Сильверстоунов, полукровки, квартерианцы, и бывшие враги, вполне себе чистокровные, слушали, сопереживая, и вовсе не испытывая гнева.

Надо же было отыскать журнал подобной тематики! Действия всегда как нельзя лучше характеризовали Шерил Чедвик. Выдающаяся? Да! Какая ещё женщина, будучи дочерью фермера, заинтересует принца империи, древнейшего Эгертона Макферста? Какая ещё женщина, оставшись вдовой, обеспеченной эферет-принцессой Макферст, станет первой судьёй по имущественным вопросам в только что заложенном городке на границе Севера и Юга? Какая ещё женщина, добрая, милая, доверчивая, сможет устоять перед легендарным соблазнителем Роджером Кардифом и так воздействовать, что возмутитель спокойствия ринется в монастырь замаливать грехи, а затем уйдёт в горы?

И угораздило же Рэйна влюбиться не в такую достойную, прекрасную, яркую, развитую личность, а в… Мелиссу Сильверстоун!

Недавно отец ругал девушку за пробелы в знаниях. Ей тридцать, а она не знает ключевых моментов войны, унёсшей жизни её родственников. Даже больше! Она не знает предысторий праздников, имён святых, не обнаруживает суждений о политике, мире, вкусов в литературе и музыке… впрочем… разве это так уж важно? Разве это так уж важно, когда что не родственник – то легенда? Сводный брат Брайан Валери – губернатор столицы и Молитвенный Щит Империи. Его близнец, пропавший соблазнитель Роджер Кардиф – ещё и лучший фехтовальщик прошедшей войны. Старший сын Кардифа, принц Джулиан Дарк – гениальный главнокомандующий поднебесными войсками. Предок, положивший начало роду – ясновидящий принц Сапфир Сильверстоун. Его сын Даймонд Лайт, принц и учёный – красивейший мужчина Вселенной, охотник на драконов. Отец Мелиссы – предводитель крылатых Ричард Сильвертон, единственный, кого избирали во власть на протяжении тысячи лет все южане. Мелиссе Сильверстоун сам Единый назначил быть цветочком, привносящим в такой клан простоты и лёгкости. Она была и оставалась той, ради кого влиятельнейшая семья Си(льверстоунов) готова была смести с поверхности планеты любого, любую, любых посмевших навредить ей. Они все очень любили её.

Клан Си с особенным вниманием присматривал за своей младшенькой с тех пор, как Рэйн был замечен в своей необычайной, истой увлечённости ею. Это было в 239-м, четыре года назад. Тогда Рэйн вернулся из провинции с маленьким сыном. И, не смотря ни на что, влюбился с первого взгляда. Его глаза чаще всего говорили за него. Даже малыш Феррон всё очень быстро понял.

Но тогда Мелиссе ещё не было тридцати и ухаживать за ней всерьёз – аморально и вдвойне предосудительно потому, что Рэйн ещё был женат. Впрочем, его супруга, Красивейшая из женщин, Моргана Аргиад, давно и прочно прикипела сердцем к брату Мелиссы, тому самому губернатору столицы, которого ещё называли "почти святым Брайаном".

Год назад, в 242-м, Брайан и Моргана поженились, а Рэйн всё же не сумел перейти ни к каким решительным действиям. Что он мог, так это баловать Мелиссу подарками, составлять ей компанию в прогулках и выездах, когда все другие отказывались, и защищать её перед лицом родителей, когда они бывали недовольны ею.

Недавно ей исполнилось нужное число лет. Мелисса прямо сказала ему, что знает о его чувствах, но ему не на что надеяться и если он будет продолжать тратить время на неё, то должен знать, что для неё это ничего не будет значить.

– Рэйн, прекрати, – толкнул принца плечом граф Эшберн – ещё один Сильверстоун, из тех, что моложе.

– В чём дело? – Рэйн обернулся к графу, приходящемуся племянником Мелиссе и мужем её подруге Чайне Циан, но тот только выразительно посмотрел на высокие, от пола и почти до потолка, окна, за которыми лил дождь. Считалось, что дождь идёт всегда, когда Рэйн сверх нормального поглощён своей влюблённостью.

– Прошу прощения, – извинился Рэйн прежде всего перед Мелиссой, скользнувшей по нему безразличным взглядом. Она всегда и всем говорила, что терпеть не может дождь. Но вместо того, чтобы прекратить ливень, явно необычный для второй половины осени, принц поднялся, подошёл к одному из окон и, распахнув створки, вышел в сад.

Вышел и очутился на своём месте. Если поднять голову и позволить каплям дождя бить в лицо, то вода смоет часть краски со скул и век. Если пробыть довольно долго под дождём, то одежда намокнет, станет холодной и будет тянуть к низу, волосы разгладятся и станут видны коротенькие рожки шиатра.

"Не стоит оно того, – сделал вывод Рэйн и, прекратив дождь внезапно, вернулся, прижимая влажные, похолодевшие ладони к щекам. – Не в таком уж плохом состоянии сейчас, чтобы лечиться дождём. Да и до центральных вспышек ещё достаточно времени. Следует приберечь свои шансы".

Мелиссе что-то пришло в голову и она, поднявшись, почти бегом ринулась куда-то в сторону библиотеки, задев Рэйна, почти сбив его с ног, но даже не обратив на это внимания.

Треск ткани.

– О нет! Нет! – воскликнула она и рванула на себя юбку. Ерунда, но кружево её юбки зацепилось за узорный эфес его рапиры и порвалось. Девушка тем не менее оказалась крепко прицеплена к ненужному воздыхателю. Это была такая невероятная случайность, что Рэйн не сразу подчинился, когда Мелисса громко потребовала, чтобы он хоть что-нибудь сделал. Рэйн, озираясь, старался отцепить кружево так, чтобы не разорвать его ещё больше. Мелисса внимательно относилась к красивым вещам и её эта особенность усилилась с тех пор, как в доме Си поселилась Красивейшая из женщин – Моргана.

– Ну же, Рэйн, чего ты так долго?! – воскликнула недовольно девушка, а сама обеспокоенно повернулась в сторону библиотеки, в дверях которой, как успел заметить принц дождя, разыгрывалась сейчас сцена, помешать которой и торопилась Мелисса.

Дело в том, что у любвеобильного брата Мелиссы, Роджера Кардифа, было достаточно много детей, что закономерно. И если сыновья, те трое, что из всех сумели выжить в войнах и сражениях, жили в доме Си, то дочери Кардифа, точное число которых не поддавалось разумению, только по великим событиям посещали Ньон. И у крылатого принца империи, сегодня посетившего этот дом, Алекса Санктуария, кружило голову от такого количества малознакомых красивых леди, посетивших празднества по случаю совершеннолетия Мелиссы. Так, скорее всего, он вознамерился преследовать одну из дочек Кардифа, и пойти в библиотеку, чтобы продолжить являть жертве наглое обаяние богатого, сильного и привлекательного мужчины, тем беспечного.

Мелисса и собиралась помешать Алексу остаться с одной из доверчивых племянниц наедине, когда зацепилась за Рэйна.

Хорошо, что Бриана сообразила преградить Алексу дорогу. Бриана Ил'Майр воспитывалась Роджером Кардифом и больше никем, так что то, чем она славилась – это хорошим ударом по носу в любом случае из тех, которые не устраивали её.

Алекс сказал что-то неверно.

Раздался глухой стук вместе тонким хрустом.

– О, девочка, я же хрупкий, не-ет, – простонал с болью в голосе Алекс, зажимая нос. – И так сложно выжить с таким телом, а ты ещё добавляешь.

Кровь, вовсе не перламутрово-голубая, закапала из носа принца на кардифский, порядком потёртый уже, ковёр.

– А почему у тебя кровь красная? – невинно, но не без капельки лукавства в лице, спросила Бриана. Любопытная, она даже подалась вперёд, чтобы лучше разглядеть цвет, окрашивающий сейчас платок Алекса, с помощью которого было решено спасти полы в доме Роджера.

Но принц только посмотрел на неё и вдруг в три счёта стянул с плеч Брианы её старомодное платье и сильно толкнул к окнам:

– Лети, – сказал он, – притащи мне Пэмфроя немедленно. Шевелись!

Бриана, крепко застыв, бросила через плечо:

– Я слышала, что ты не настоящий крылатый, но чтоб настолько…

– Не до объяснений, детка! Лети, сказал!

– Найдётся кому и без меня слетать за его светлостью, – протянула крылатая, медленно поворачиваясь к Санктуарию.

Но тут случилась одна странно необъяснимая вещь. Несмотря на то, что принц ничего не сказал, а только посмотрел на неё, глаза Брианы вдруг неизвестно от чего быстро обесцветились и, резко бросив "так и быть", крылатая распахнула окно, призвала крылья и исчезла.

Бриана Ил'Майр спорила бы с самим императором до тех пор, пока он не махнул бы на неё рукой. Можно заставить изменить свои свойства огонь и воду, но не заставить Бриану Ил'Майр поменять принятое решение, если только по какой-либо причине она не решила, что хватит настаивать на своём.

А "герой" чудесного превращения Брианы преспокойно сел на пуфик неподалёку от Шерил Чедвик и стал сам себя исцелять вполне обычным способом, не отводя, правда, платка от носа.

– И зачем же было посылать Бриану? – не выдержав, спросил граф Эшберн.

– Во-первых, мне так захотелось, – ответил принц. – Ну а во-вторых… я не исцеляюсь, а охлаждаюсь до прибытия Пэмфроя. Вот этот перстень – с наложенной стариковской магией, – Алекс показал обычный на вид перстень на мизинце левой руки.

– Так у вас с ним что, договорённость? – поинтересовалась Шерил Чедвик, мать вызванного Томаса Макферста, герцога Пэмфроя. – Я слышала, что он ищет того, кто в случае травмы разрешит в нём покопаться. Сейчас, стало быть, то, что нужно?

– И да, и нет.

– Всё равно странно. Я была уверена, что Том уже наковырялся вдоволь в сломанных и даже перерубленных носах. И теперь ему хочется другого…

О чём бы ни шёл разговор в гостиной, Мелисса и Рэйн не слушали. Стоя довольно близко к любимой, принц дождя представлял себе, как мог бы обнять девушку, будь он нормального роста и размера. Но правда была в том, что, ниже её на полголовы и значительно тоньше в кости, он, единственно, способен притвориться девочкой. А какая уж тут романтика?

Внешне Рэйн продолжал делать вид, что озабочен проблемой освобождения девушки, но она поняла истинные причины его фактического бездействия и теперь становилась всё злее. В конце концов Рэйн поднял голову и глядя ей в глаза не нашёл ничего лучшего, чем сказать, что она настолько вкусно пахнет и её кожа так хороша, что он хотел бы искупать её в соке ягод пик и слизывать с неё сладость.

Пощёчина. Сильная.

Глаза Мелиссы и так ярко-зелёные, тёмные, с синим ободком, теперь обрели такой пронзительный сверкающий оттенок, что Рэйна парализовало.

– …Всегда, – неожиданно для себя добавил он. Вторая пощёчина была ожидаема, и он перехватил руку Мелиссы. – Не надо, – мягко попросил он. – Ведь это всего лишь правда…

– Рэйн Росслей! – строго оборвал вошедший Томас Пэмфрой. – Вот вы и попались.

– Что это ты так возмущён? – быстро спросила сына Шерил, точно так же как и все, обеспокоенная и взбудораженная сценой.

– Сейчас Пэмфрой будет отчитывать Росслея, – пояснила вошедшая следом Бриана.

– Опять он что-то жуткое сделал? – холодным тоном осведомилась Чайна Циан. – Кроме того, что спровоцировал пощёчину только что? Я не ошиблась, нет?

Рэйн вздохнул. Мелисса, решив что слов и близости постылого поклонника с неё достаточно, оторвала значительный кусок кружева от платья и убежала. Тем временем Пэмфрой рассказывал случай, поведанный ему графиней Райенгот.

– Катерина не может без слёз вспоминать всего этого, – сказал в завершение Пэмфрой. Он взял Рэйна за плечо и отвёл на софу к радостно улыбающемуся в платок Санктуарию.

– И почему так довольны вы, – немного склонившись к двоим сидящим, обратился герцог к принцу Санктуарию, – мне совершенно не ясно. Вы отправили привлекательную девушку, одну, в полёт над вечерней столицей! Неужели вам не известно, что шипастые, когда наступает их время, совершенно не управляемы? И я уже не говорю о извечно ужасном состоянии атмосферы… Госпожа Ил'Майр по вашей милости подверглась опасности!

– Но она сама виновата! Это же она тресну…

– Не иначе как вы спровоцировали её!

– Пэмфрой всегда на стороне леди, – пробормотал граф Эшберн ни к кому, казалось бы, не обращаясь. Но Чайна Циан, его слепая жена, ответила:

– Тем не менее, герцог ругает двух членов принсипата как глупых детей – удивительное нарушение субординации!

– Среди крылатых это нормально, – подал голос граф Левенхэм, один из гостей, неизвестно когда вошедший в эту гостиную. – К тому же Пэмфрой – истинно особенный, чтобы иметь разрешение и на большее.

"Это полная правда", – подумал Рэйн, пока Левенхэм прощался, чтобы покинуть собрание как это принято. Герцог Пэмфрой, рождённый в наидостойнейшем клане Макферстов, обязан был стать одним из тех, кто поддерживает нравственность в кругах титулованных и по этой причине не вылезает из гостиных знатных домов, но, тем не менее, увлёкся лекарским делом и исчез из всеобщего поля зрения. Сравнительно молодой, Пэмфрой организовал целительские пункты для тех, кто самолечением заниматься не мог, ведал болезнями и патологиями и тел, и душ. Именно из-за последнего факта Рэйн предпочитал обходить стороной увлечённого гения. Опасался, что Томас заметит в Рэйне нечто, несовместимое с великой ответственностью члена высшего совещательного органа империи.

– Куда это вы направляетесь, принц Росслей? – холодно поинтересовался Пэмфрой.

– Я? – обернулся Рэйн. Ему уже почти удалось неслышно проскользнуть к выходу. – Мечтаю выспаться. Завтра встреча принсипата, а мне ещё свою работу следует дописать. Прощайте.

– Вы обязаны извиниться перед графиней Райенгот! – вдогонку крикнул Пэмфрой.

– Вот уж нет! – так же отвечал Рэйн, выйдя в холл.

Вернувшись на свою территорию, принц дождя прежде всего приказал седлать коня. Переоделся и верхом выехал из города. На юге есть пустынные холмы, совершенно необитаемые. Едва ли мелкое пушистое зверьё, обитатели тех мест, будут громко возражать против хорошего дождя с грозой.

Рэйну пришлось отпустить жеребца, чтобы, заслышав оглушительный грохот отовсюду, он не запаниковал и не потерялся.

Дождь для принца полился сильными, нескончаемыми потоками, но без ветра он даже не хлестал по лицу, и Рэйну показалось это не удовлетворительным. Поднял ветер, чуть дальше наполнил тучи и заставил греметь. Вспышки молний освещали всё вокруг, но Рэйн не смотрел, да и не мог. Повсюду вода и проще прикрыть глаза, чем смаргивать каждую каплю с ресниц.

Для чего? Абсолютно ни для чего. Для себя. Для своего собственного удовольствия, для спокойствия души.


На самом деле Рэйн и Алекс считались добрыми приятелями или даже лучшими друзьями. Алекс даже заехал к Рэйну немного раньше времени, чтобы поболтать перед поездкой в принсипат. Говорили о пустяках. Но когда они поднимались по ступенькам широкой лестницы, ведущей к портику башни принсипата, Алекс стал говорить о том, что сильверстоунские дамочки уж слишком агрессивны и негромко возмущаться этому факту. Как никогда свежий сегодня, он, однако, не производил впечатления крылатого ли, человека ли, подавленного вчерашним происшествием. Приятели уже поднялись и вошли в башню, и, даже не глядя на ещё одну, круговую, лестницу, по которой принцам предстояло взобраться под самую крышу, принялись за её штурм.

– Я видел, тебе тоже досталось от Мелиссы. Что, сказал не подумав какую-то *****? – весело поинтересовался Алекс.

– Вроде того, – ответил Рэйн и покачал головой: – Слишком красива.

– А с Морганой ты тоже нёс пошлую чушь?

– Бывало.

– Древнейший, какой же ты всё-таки бесстыдник, – манерничая, протянул Санктуарий. То же самое могли бы говорить и ему, и не раз, но это не имело бы смысла. Санктуарий он и есть Санктуарий. Лишний раз говорить Алексу, каков он?

Рэйн только глянул на друга и, сглотнув, ответил:

– Срабатывало же раньше…

Рэйн и Алекс поднялись на самый верх, в круглый зал с высоким потолком и узкими, глубокими оконными проёмами, едва пропускающими свет через витражные стёкла. С центральной части потолочной балки свисала новенькая электрическая люстра. В прошлый раз такой же роскошный предмет разбили не на шутку разошедшиеся спорщики-принцы.

Расставленные как попало, кресла с высокими спинками, разные по форме и отделке, описывали, в целом, большой круг. Сегодня кресел было девятнадцать. Значит, должны быть все, абсолютно все члены принсипата, за исключением хол-принцессы Дан-на-Хэйвин, Игрейны, томящейся в Абверфоре девятнадцать лет, а с учётом неволи на юге – уже двадцать три с половиной года. Но и её сегодня будет представлять экс-принцесса от их клана, Бранвин. Присутствие этой человеческой женщины сегодня должно играть особенную роль. И право голоса у Бранвин есть только по одному вопросу – по вопросу освобождения её дочери из имперской темницы.

Рэйн и Алекс заняли свои кресла, заняли места люди: регент принца Оллуа, экс-принцесса Бранвин, а так же Уайт-принц – официальный наследник императора. На своём месте уже восседала несменяемая предводительница фитов – Делла Генезис. Явились все пять лидеров перевёртышей: Ли, Хант, Классик, Адмор и Рашингава. Входили, один за другим, все крылатые принцы и, последними, чертовски пунктуально, вошли главнокомандующие: Джулиан Дарк из Сильверстоунов от поднебесных, а так же Кассандра Хорст – ответственная фитского космофлота по прозвищу "Красная Кэс".

Ясновидящий Сапфир Сильверстоун тут же взялся за дело:

– Господа перевёртыши, у меня есть для вас новости. Во-первых, я описал все соляные и известняковые пещеры вокруг Точки Соглашения на Леирнае. Хант, тебе я предлагаю взять себе северо-восточные горы, как здесь. Ли, тебе я посоветую забрать приозёрные мраморные пещеры, размытые естественным путём. Они подходят под подошву северо-восточных хантовых гор с запада, но поскольку пещеры эти – красивейшие места планеты, так я надеюсь, этим вынужденным близким соседством вы воспользуетесь положительным образом. Классик, тебе я предоставляю разбираться самому, ублюдок. Ну а вам, господа Рашингава и Адмор, предлагаю выбрать себе любые из возможных мест вот на этих копиях карт, – и ясновидящий передал каждому из названных по пухлому пакету.

– Далее, – продолжал Сапфир, – Хант, если у тебя найдутся деньжата, то прикупи себе модель энергосберегающего вентилятора для своих шахт.

– У кого?

– Классик давно пользуется. Всё держит апартаменты для будущих человеческих жён, а им, как он думает, очень пригодится очищенный воздух с поверхности.

– Так актуально? – поразился Рашингава.

– Жён? – поразились сразу многие.

Воцарилось недолгое молчание. Ожидали, что Классик отреагирует, но он был тих сегодня.

– Так, – ладонью хлопнул по подлокотнику кресла Уайт-принц, подведя черту под всем вышесказанным. – По секретариату императора есть предложения?

Наследник подождал, но принцы не собирались ничего предлагать.

– Сапфир? Что с освоением планет? – продолжил интересоваться будущий император династии Бесцейнов.

– Ничего. Рано.

– Рано? А когда будет "вовремя" ты отбросишь все остальные дела и за считанные часы набросаешь миллион гениальных схем?

– Примерно так, похоже.

– И ничего больше не скажешь? – Уайт-принц оглядел собравшихся: – Вы, господа принцы, хотели начать вливать средства в образование. Без подвижек в этой сфере, вам действительно придётся вытащить гору технологий из своих голов. Даже для вас это займёт уйму времени. Не лучше ли организовать технологический корпус на базе академии, чтобы иметь возможность продолжать развлекаться, как вы любите?

– Он предлагает нам заплатить за наш образ жизни, – пояснил Санктуарий справа от него сидящему Колину Ханту.

– Он предлагает нам заплатить за ВАШ образ жизни, – любезно поправил принц Хант вместо того, чтобы как обычно пошутить в ответ. Кроме того, Колин Хант не постеснялся далее пояснить: – Среди принцев-перевёртышей бездельников нет. А раз так, то с какой это стати мы должны платить за то, что ВЫ днями напролёт пьёте шоколад из хрупких чашечек и… всё, пожалуй, больше ничего вы не делаете.

– Принц Хант, мы уже обсуждали это вложение много лет назад и тогда вы не были против, – возразил-напомнил Рональд Мэйн. – И мы, в частности крылатые, независимо друг от друга разными методами вкладывались до сих пор. Разговор сейчас идёт только о том, чтобы генерализировать действие. Здесь и вопрос, отчасти, престижа статуса принцев в целом.

– Я знаю, каким образом вы вкладывались, – заспорил Адмор. – Вы организовывали инженерам, работающим на ваших же фабриках, дополнительные курсы с тем, чтобы в дальнейшем они делали вам больше денег, увеличивая эффективность производства. Вы богатели на этом. В сравнении с колонизацией все подобные вложения быстро окупаемы и потому очень хорошо вас характеризуют. Чашечки для шоколада так скоро бьются – уже завтра понадобится покупать новые, не так ли?

– Не верю, что вы не делали того же самого, – несколько невнятно начал Сапфир, размышляя о другом. Если бы его голова не была бы забита чем-то ещё, он так очевидно не схватился бы за подлокотники и не выпрямился бы с удивлённым видом проснувшегося посреди фразы.

– Для нас это естественное проявление управления собственными пределами, – тоже задумавшись о чём-то другом, возразил принц Ли.

– Да я знаю.

– Чего тогда спросил? – перешли принцы на неофициальную форму общения.

Уайт-принц захлопал глазами. Он на мгновение готов был поверить, что между этими двумя, крылатым и перевёртышем, затеплилась дружба, как между Адмором и Вайсварреном, но по тону продолжившейся беседы скоро стало ясно, что Сапфир и Ли решили таким образом выразить друг другу определённую непочтительность.

– А я и не спрашивал, – сообщил ясновидящий.

– Тогда ты напрашиваешься.

– Как это?! – громче обычного воскликнул наследник престола. – Где прошлые фонтаны учтивости?

– Времена изменились, – тяжеловато бухнул Сапфир и тут же сменил тон и тему: – Должен сказать, что есть ещё одна слишком важная тема, которую нельзя обходить молчанием. Сейчас, думаю, можно и поставить вас в известность.

Далее ясновидящий скучно рассказывал, что на паре планет есть вирусы, которые окажут полезное влияние на абсолютно всех разумных обитателей Клервинда.

– В перспективе, – особо отметил Сапфир.

– В чём заключается полезность? – поинтересовался Рашингава.

– Вот здесь неимоверно важный момент, – подавшийся было вперёд Сапфир, откинулся обратно к спинке кресла. Он сцепил пальцы в замок, сглотнул и принялся объяснять:

– Первый вирус вызовет реакцию, после которой код крови начнёт чётче самоопределяться при оплодотворении. Вследствие чего… собственно… рождаемость может увеличиться на… сорок процентов.

В принсипате сперва стало очень шумно, а затем снова тихо.

– Ты же говоришь о смешанных браках? – уточнил обычно молчаливый Стефан Вир.

– Чего? – вырвалось у Ханта.

– Почти половина полукровок рождается мёртвыми, – пояснил для него Макферст. – Сапфир просто неверно выразился. Не рождаемость увеличится, а снизится количество мертворождённых. Пэмфрой пытался проводить исследование на эту тему, но сообразил только, что проблема скорее в смешивании крови родителей, а не в физиологических особенностях зачатия, вынашивания или родов. Стало быть, теперь проблема уменьшит размеры.

– Не ты ли сам говорил, что часть гибридов принципиально не способна к воспроизводству в рамках своей специфической помеси? Какой смысл тогда?.. – растягивая слова, задавал вопросы Рашингава. – Опять эта лицемерная защита? Опять забота о чьих-то чувствах?

– Эм… это ещё не всё. Далеко не всё, – ни на кого не глядя, продолжал ясновидящий. – Вторая положительная часть… – нечистокровные будут давать существенно больше особей мужского пола, чем они способны на данный момент. Если сейчас превышение относительно малое, то после инфицирования начнёт составлять около двадцати процентов. И я никогда не говорил о том, что некоторые помеси получат самостоятельный статус устойчивости крови – этого не будет, но…

– Если ничего не делать, мужской пол начнёт превалировать численно, – прервал Сапфира быстро считающий Стефан Вир.

– Нехватка дамочек – это серьёзно, – тем не менее очень легкомысленно заявил Санктуарий. – Я готов проголосовать против этого вируса.

– А не проще ли запретить вовсе?.. – задумчиво поинтересовался Рональд Мэйн. – Ты говорил, что допустимы союзы людей и фитов, а так же перевёртышей и крылатых, но даже эти полукровки иногда вырастают в нечто отвратное. Не радуют меня и квартерианцы, – Мэйн кивнул на Рэйна Росслея.

– Они сильны, сообразительны, и нужны войскам поднебесных, – возразил Дарк-принц, прежде чем Рэйн или Классик, тоже квартерианец, стали возмущаться словам чистокровного крылатого Мэйна.

– Мы тоже принимаем во флот всех своих полукровок, – добавила Красная Кэс. – Они вполне себе хороши.

Сапфир вздохнул и обратился к Мэйну:

– Квартерианцы не радуют тебя, позволь заметить, потому что жестоки и чаще нас **** беззаботно на каноны. Жёсткая дисциплина в армии способна переварить таких ребят.

– Как-то это всё смутно, вы не находите? – поинтересовался у всего состава принсипата Уайт-принц. – Сапфир, ты должен защитить цифрами и фактами…

Ясновидящий застонал:

– Я же просто предвижу. Я должен направлять ваш взгляд… не учёный я… *******, пусть Рашингава исследует. У него и фитов должны быть материалы по скрещиваниям.

– Вот и поработай с этими материалами.

– Не стану. Пусть другие этим мучаются. У меня других дел столько, что…

Рэйн некоторое время слушал не слишком внимательно. Сапфир принялся перечислять все проблемы, угрожающие империи, и плакаться о том, насколько тяжела его задача как провидца и принца одновременно.

– Итак, – резко сказал сын императора, рассерженный, но в то же время чуть ли не улыбающийся, – я понял. Но тогда Даймонд займётся этим. Красавчик любит головоломки.

– Агрр! – почти прорычал принц Лайт, в ярости отбросив от себя книгу, в которой иной раз делал пометки. Обернувшись к своему ясновидящему отцу он вперил в него обещающий расправу взгляд заалевших глаз.

– …Таким образом, – игнорируя начинающуюся ругань между двумя старшими Си, продолжал Уайт-принц, став серьёзнее, – заканчиваем голосованием за освобождение Игрейны из Абверфора.

– Подождите! – поднял руку Сапфир. – Это же не всё. На счёт первого вируса… он уже гуляет по Клервинду. Все удивлялись, почему оба раза у Джулиана родились вполне нормальные живые и самое странное – умные сыновья от человеческой и фитской женщин, хотя вероятность этого куда менее четырёх тысячных процента. Тогда как обычно при таком смешении крови не рождается ничего кроме мёртвого тельца и только в одном случае из двадцати пяти – живой, но слабоумный мальчик. Так вот – это был тот самый вирус. Джулиан подхватил его, когда, извиняюсь, познакомился ближе с одной из любовниц Рэйна. И рождение Феррона Элстрэма нормальным тоже не такое уж чудо.

– Драконы рождались по той же схеме смешивания, – возразил Алекс. – Но Рэйн ещё не был пробуждён.

Рашингава тяжело вздохнул и холодно воззрился на принца Санктуария с почти ничего не выражающим лицом, но последний всё равно увидел снисходительность. Тем временем Даймонд Лайт медленно поднялся, и почти неслышно пройдя за кресла перевёртышей, поднял свою брошенную книгу, так же тихо вернулся на место и начал схематично что-то вычерчивать на пустой нижней половине одной из страниц.

– Ладно-ладно, – протянул Алекс. – Ты убил на создание драконов тысячи единиц биоматериалов, годы расчётов и море химикатов. Ладно. Но драконы всё равно иной раз ведут себя будто слабоумные.

Принц Рашингава посмотрел на Санктуария ещё внимательнее и ещё снисходительнее.

– Да, я тоже так себя иногда веду, – как бы прочтя мысли принца, немного паясничая, признал Алекс. – Но против схемы крови не поспоришь. До Рэйна могли быть только слабоумные и только один из двадцати пяти. И если драконы дебилами не кажутся, то этот изъян хорошо виден на эскортах. Просто признай это, Рицка. Магии в твоих свершениях нет. Ты просто не слишком переживал, когда дюжинами отправлял мертворождённых в печь и заказывал своим подопытным ещё деток. Ах, я забыл, ты не заказывал, ты сам их делал… м-м… ничего себе лабораторная работа…

Рицка Рашингава только растянул губы:

– И что?

– С тобой разговаривать – что против ветра… хм… зато выговорился. Полегчало.

– Надо было пробудить Рэйна раньше, – проговорил Уайт-принц, покачав головой. Его тоже неприятно поразила мысль о том количестве мёртвых детей, рождённых в лабораториях Рашингавы, которые для своего родного отца были всего лишь побочным мусором при создании первого дракона Ксениона, принадлежащего сейчас клану Игрейны Дан-на-Хэйвин.

– У северян были бы умные драконы и более или менее целеустремлённые эскорты, – сказал Джулиан Дарк. – Тогда нас бы здесь не было. Сапфир не идиот.

– Что там с нехваткой женщин? – напомнила Красная Кэс. – У меня будет меньше соперниц?

– Предстоят нападения перевёртышей извне, – закинул ногу на ногу главком поднебесных. – Снова и снова. Нам нужны эти лишние двадцать процентов мужчин.

– А как же колонизация? – нахмурился Уайт-принц. – Что…

– Для первых периодов колонизации планет тоже нужны мужчины, – сказал Рашингава. – Фитские и человеческие женщины выносливее мужчин далеко не всегда и не везде. Крылатые леди вообще ни на что не годны с точки зрения… неважно, они – не годны. А своих герард мы не отдадим.

– Ты упоминал про второй вирус, – обратился принц Вир к Сапфиру прежде, чем кто-то другой решил, что предыдущая тема закрыта.

– Он не так важен. Он – да. Он в большей степени забота о чувствах. Усовершенствует первый и как побочный эффект – уберёт мертворождение нечистокровных вовсе. Клетки-пустышки просто не…

– Кое-что уже вырисовывается, – как издалека проговорил Даймонд, откладывая грифельный стек, но не поднимая головы от книги. – Двадцать процентов – это может и правда, но мне больше нравится, что из всех вариантов помесей, один тип союза из двенадцати возможных будет давать двух девочек из трёх, а ещё один – трёх девочек из четырёх детей. Нужно будет восполнить нехватку леди – устраиваем бал знакомств мужчин и женщин подходящего кода крови и, собственно, всё. Нет проблемы.

– И какой же код? – поинтересовался Рашингава.

– Перестань, – ответил Даймонд, подарив спросившему взгляд, обозначающий скорее всего вопрос: "Неужели ты такой идиот, что не можешь посчитать сам?"

– Итак, – Уайт-принц начал тереть виски пальцами – иной раз в принсипате у него случались сильные головные боли. Чаще всего тогда, когда он уставал, а принцы внезапно переставали валять дурака и начинали спорить всерьёз. – Дальше. Сапфир неоднократно повторял, что Игрейна должна сидеть взаперти, и император всегда слушал его. Но последний из сроков её заключения подошёл к концу, парламент ропщет, а Дан-на-Хэйвины уже проклинают тот день, когда присягнули Эрику Бесцейну. Кто за?..

– Подождите, – опять оборвал Уайт-принца Сапфир, – прежде чем те, кто жаждет смуты, раздора и бессмысленных смертей, поднимут платки, я хочу обратиться к тебе, Рэйн.

– Слушаю внимательно.

– Вот и умница, малыш, потому что я скажу тебе вот что: если ты будешь таким хорошим мальчиком, что проголосуешь за Абверфор, то я отдам тебе Мелиссу и всё устрою самым лучшим образом. Но если ты заартачишься, мой дорогой, то не видать тебе её, так и знай. Я искупаю твоё имя в грязи, а после, если только почую в тебе след надежды, оставлю тебя стоять в камне, живого, вместо памятника на одной из площадей.

– Как жестоко, – проронил Рэйн, сохраняя абсолютное спокойствие внешне.

– Это я ещё великодушен как истинный верующий. Все! Дайте время Рэйну, чтобы подумать.

Рэйн откинул голову и закрыл глаза.

Обо всём этом они уже разговаривали с Сапфиром. Как только ясновидящий сделал все выводы и, пользуясь даром предвидения и собственным умом, посчитал все голоса, то тут же стал наседать на Рэйна. Он говорил, что судьба Мелиссы никак не связана с Рэйном, и его желаниям суждено остаться неутолёнными. И есть только одна вероятность, ведущая к счастью Рэйна – та, в которой Сапфир сам подстроит всё нужным образом.

У крылатых, даже у шиатровской разновидности квартерианцев, есть особенность – они видят ложь по глазам. Рэйн же ни разу не усомнился в искренности Сапфира. С другой стороны сам ясновидящий иной раз бывал бессилен предсказывать, когда вопрос касался полного идиота или особенного ребёнка, но чаще – пьяницы, влюблённого и безумца. Два качества из последних трёх имел Рэйн, но и знал, что Сапфир, проиграв, сдержит обещание и отомстит, так как всё, что хоть какой-то частью касалось Игрейны Дан-на-Хэйвин, глубоко волновало предка Сильверстоунов. Не из-за влияния человеческой принцессы на судьбы клервиндцев, хотя и то присутствовало существенно, но из личных побуждений – что несомненно. Ко всему шло, что Игрейна, смутившая душу ясновидящего, имела договорённость с его древним врагом, Классиком, о браке на основе контракта. Рэйн бился на стороне Юга вместе со всеми крылатыми и фитами против людей и перевёртышей – северян, против Классика и Игрейны двадцать с лишним лет назад, но теперь он не мог согласиться с продолжением той же борьбы, пусть бескровной, пусть и густо замешенной нынче на элементарной ревности.

Кроме того, Рэйн имел обязательство перед бывшей женой, Красивейшей из женщин, Морганой Аргиад. В то время, когда другой на его месте наслаждался бы радостями семейной жизни, Рэйн исследовал тело супруги, её способности эскортесс и кое-что сумел взять для себя. И это “кое-что” стоит платы. В данном случае, следует отстоять свободу принцессы клана Морганы. Принцессы Игрейны Дан-на-Хэйвин.

И даже если у Сапфира имелось множество действительно благородных причин требовать от Рэйна, девятнадцатого принца, подчинения, Уайт-принц, вполне допускавший это, всё же тихо заметил:

– Это же шантаж, Сапфир.

– Нынешние законы это приемлют, дорогой мой Коул Крэйг. Тебе даже наказать меня нечем.

– Ты всё предусмотрел. Но я удивляюсь тебе: точно ли ты чистокровный крылатый?

– Точно-точно.

– А есть, я слышал, любопытная теория, по которой крылатые исходят от ******* на голову ветви перевёртышей, – почти пропел Алекс.

– Заткнись, чучело, недоделок, – заговорили со всех сторон.

Алекс Санктуарий обладал призывными способностями крылатого, но имел, как вчера в этом многие убедились, красную кровь. Он не был полукровкой, но носил признаки и человека, и крылатого. Как подобное стало возможным? Алекс изначально был человеком, до того, как озаботился судьбой племени, стал вождём, и после многочисленных войн обратился к богу… и стал крылатым. Чудо, свершившееся по велению самого Единого – не иначе. Характера ангельского и нюха на правильные поступки, правда, Алекс в нагрузку не получил.

Впрочем, Рэйн тоже не получил нюха на правильные поступки в наследство от предков-крылатых. Он получил многое другое. Среди всего этого было чёткое понимание того, что в ответ на оказанную однажды сверхценную услугу обязательно надо выплатить сполна то, что пообещал.

– А нельзя ли отложить?.. – поинтересовался Рэйн, приоткрыв один глаз.

– Сейчас-с-с, – Сапфир подурнел лицом от злости. – Я с-сильно ус-стал от тебя, девятнадцатый!

– Я очень хочу, поверь мне, заполучить Мелиссу, но, прости, Сильверстоун… – Рэйн развёл руками. – Пусть будет счастлива с тем, с кем суждено.

– Ты идиот!

– Ты – справишься! – пафосным полушёпотом заверил Рэйн Сапфира. Он имел ввиду, что ясновидящему стоит поднапрячься и найти другой способ избежать крови и смуты в будущем, чем удерживать женщину-человека в Абверфоре ещё две пары лет.

– Итак, голосуем кружевом вверх за освобождение Игрейны Дан-на-Хэйвин, – монотонно заговорил Уайт-принц и стал перечислять имена всех доставших платки. Как и предвидел Сапфир, девятеро воздержались и десятеро, включая Рэйна, пожелали человеческой принцессе свободы.

Сапфир и Рэйн ещё долго сидели в своих креслах. Даже когда другие члены принсипата покинули башню, принц-ясновидящий и принц дождя не сказали друг другу ни слова, не взглянули друг на друга с ненавистью – настолько оба были погружены каждый в свои мысли.


      У ясновидящего проблем действительно имелось сверх меры. Он каким-то образом был в силах влиять на будущее, но безграничной властью точно не обладал. К тому же его знания о будущем и прошлом (Сапфир – самый старый из известных живых и мёртвых разумных существ), сильно перегружали его память и разум. Часто ему было просто необходимо привести содержимое головы в порядок сознательно, до отхода ко сну или переключения внимания.

Перед Рэйном же маячила обещанная кара, и тут было о чём поразмыслить.

Он откровенно лгал, когда говорил о том, что желает Мелиссе счастья с кем бы то ни было. Он верил, что с ним она тоже может быть счастлива. Или даже более, чем с тем, с кем суждено. Судьба не всегда несёт завидную долю. Чаще всего наоборот. Вопрос лишь в том, возможно ли противостоять судьбе, если так называть волю Единого, знамя которого прежде всего несёт Сапфир. И не станет ли отступничеством от веры погоня за тем, что совершенно точно не предначертано?

Рэйн встал, но остановился.

– Мы могли бы получить то, чего хотели оба, – сказал вдруг Сапфир, глядя в пол.

– Ты – хитрую зверюгу в свою постель, а я – пустышку. Наши желания не всегда совпадают с тем, что для нас полезно.

– Вот ты как думаешь о Мелиссе, – сделал для себя открытие Сапфир.

– Что тут думать? – вздохнул Рэйн. – Вы, Сильверстоуны, всегда видите в женщинах прелести и достоинства, которых нет. Разве что Сильвертон в силу ума достаточно трезв.

– И что же тебя так влечёт к ней?

Рэйн хотел было ответить прямо, но вдруг подумал, что Сапфир может использовать каждое произнесённое слово во вред.

– Многое. Давай закончим на этом. Мне ещё надо продумать судьбу сына.

– Отправь его к нам. Это лучшее решение.

Рэйн ушёл, не ответив. Если случится то, что пообещал Сапфир, то ему, принцу Рэйну Росслею, придётся научиться выживать без воздуха, воды и пищи. Если это продлится много лет, то тело снова деформируется… Но если он не освоится в камне, то рано или поздно погибнет окончательно, в последний раз, а Феррон Кэвин Росслей, герцог Элстрэм, по нынешним законам унаследует место в принсипате. Каким девятнадцатым принцем станет он? Его мать – телом и душой принадлежит Дан-на-Хэйвинам. Отец, настоящий отец, Сильверстоун – почти святой, а потому будет иметь влияние на Фэра, ведь мальчик, несмотря на возраст, уже сочувствует делу Церкви. В конце концов, Сапфир найдет, чем подавить влияние Морганы и девятнадцатый платочек всегда будет подниматься одновременно с кружевом ясновидящего, красавчика и главнокомандующего поднебесными.

Нужен другой наследник. Тот, кому можно передать силу, власть и свой дар, свои знания. Подойдёт любая. Нет времени выбирать.

Сгоряча он чуть не купил первую попавшуюся женщину, но затем опомнился и, переодевшись, отправился на Второй Безветренный Переулок, где, как повелось, по нескольку раз в год, давали "балы знакомств". Там было разрешено присутствовать и несовершеннолетним, лишь бы они умели танцевать, были скромны и к случаю одеты.

Иной раз нетитулованные, но богатые родители привозили детей на такой бал, где молодёжь знакомилась, танцевала, присматривалась друг к другу.

Рэйн искал. Ему не нужна уязвимая женщина. Ему нужна женщина, которая сможет выполнить всё, что от неё требуется в любом случае.

Имя "Росслей" наконец объявлено. Толпа обернулась – всем хотелось взглянуть на него. Слух о его перепалке с Кэтрин Райенгот и пощёчине от Мелиссы Сильверстоун наверняка уже облетел столицу. Он улыбнулся. Какая-то девушка вдруг расцвела в ответ и быстро отвернулась, чтобы скрыть это. Белое платье её необычно. Яркие, тёмно-синие бутоны цветов по подолу и слабый узор чёрной вышивкой с мелким дымчатым стеклярусом. Талию кругом описали те же изыски. Исключение – милый синий бант ниже поясницы. Хмм…

Ему нельзя было подходить самому, первым, но он подошёл и приобнял так, будто девушка ему давно знакома:

– Спасите меня, – прошептал он ей на ухо, – я в опасности.

– Что случилось? – она поверила мгновенно и повернулась к нему, уже распахнув огромные голубые глаза.

– Неверный вопрос. Надо спросить: "Чем я могу помочь?"

– Чем я могу помочь?

– Потанцуйте со мной.

– Хорошо.

Девушка подала ему руку. Будто бы специально для Рэйна (а может и действительно – для принца), оркестр взял первые ноты популярного нынче эренмиса №3 от Хейворна.

– Я не уверена, что мне можно танцевать этот танец. Я несовершеннолетняя. Это запретное поведение.

– Я вас прошу. Для меня это важно.

– Спасти принца – что может быть важнее для девушки? – рассмеялась она, и они пошли к середине залы.

– Вас преследует кто-то? Леди? – с внезапной серьёзностью спросила она.

– Да. Леди Судьба.

Улыбка у неё и правда прелестная.

– Все принцы так таинственны?

– Все, кроме тех, кому действительно есть что скрывать. Те – выглядят немного скучными, – Рэйн не переставал улыбаться, и ему не казалось это сложным – с этой девушкой он чувствовал себя легко. – Как вас зовут?

– Мён, – не задумываясь, ответила она, но затем поправилась: – Марина Инкики.

– О! Вы?..

– Плод любви фита и человеческой женщины.

– Стало быть, у нас с вами совершенно точно ничего общего.

– Стало быть, так, – не слишком весело признала она. Это был бы так называемый верхний диагональный брак. Как раз такой, в котором дети обычно рождаются мёртвыми. Если он продолжит ухаживание, то Мён может подумать, что ему нужна любовница. Уж родители её точно подумают так. Но не станешь же при первой встрече заявлять, что твои дети живучи и умны независимо от видовой принадлежности их матери?

Танцевала прекрасно, но чувствовалось, что могла бы и лучше, если бы не слишком высокие каблуки на её туфлях. Девушка следовала моде и одела неудобную обувь, но опыта ношения не чувствовалось.

– Скажите, что вы носите дома?

– Мне так не идёт платье?

– Очень идёт. В вас простота и шик – я редко видел такое сочетание.

– Спасибо, – и надолго замолчала.

– Меня зовут… – начал Рэйн, сделав вдох, но тут же рассмеялся, потому что захихикала девушка.

– Это так смешно, – невнятно, всё ещё посмеиваясь, признала она. – Принц Росслей, скажите мне то ваше имя, которого я ещё не слышала.

– Это позже. Какой веры вы придерживаетесь?

– Эм… то есть… простите.

– Вы… неужели семибожие?

– Нет, что вы, я просто не слишком ревностная верующая, меня в церкви не часто встретишь.

– Меня тоже.

– Вот и нашлось что-то схожее, – отметила она.

– Это хорошо. Мы уже сообщники перед Его Ликом.

Она смешно сморщила носик.

– Мён. Я могу вас так называть?

– Можете, ваше высочество.

– Зовите меня проще – Рэйн.

– Чем обязана такой великой чести? Я знаю, что только ближайшие друзья и члены принсипата имеют право так называть вас.

– Вы понравились мне. Вы не задумываясь навлекаете на себя гнев родителей, чтобы помочь другому и вы достаточно невинны – вам даже не пришло в голову, что я мог всего лишь флиртовать с вами.

И тут девушка на значительное время потеряла дар речи. Она действительно не подумала об этом? Такие и вправду есть?

– Простите, – снова извинилась она. – Я не должна злиться. Уже с первым поворотом вы заговорили чуть более легкомысленно – я уловила перемену вашего тона и обязана была обратить внимание, но не сделала этого. Это я виновата, что не поняла.

Рэйн слегка покачал головой:

– А ведь я действительно в опасности. Сегодня на совете ясновидящий предрёк мне кое-какую расправу.

– Вы лжёте. Знаете, что мы не видим правды по глазам.

– Я должен ввести вас в курс дела, если вы серьёзно желаете спасти принца-героя от злого мага.

Какая ирония.

– Что я могу для вас сделать? – только спросила она. И, опустив глаза прибавила: – Если только всё это не шутки.

Рэйн уже решил, что нашёл женщину, которую можно использовать, но пока за их разговорами на балконе и в саду пролетали вечер и часть ночи, в его душе становилось всё светлее, а глаза открывались шире и видели лучше. Будто бы Мён одним своим видом лечила надоевшую уже боль. Такого никогда, за долгую жизнь древнейшего, не случалось вот так легко, просто и вовремя.

Но утром он был в том доме, что третий-на-юг от Малого Парка Цитадели.

– Я слышала, что ты сделал с графиней Райенгот! – без предисловий обозначила своё настроение Мелисса. – Унизить и так возмутительно, слов-нет-как, испортить её платье! И за что? За стремление быть любезной? Что же, и мне теперь нельзя будет посоветовать тебе умыться, если после дождя краска размажется по твоему лицу? Что за дикость? Что за выходки? Совсем потерял разум?

Мелисса переходила все границы, отчитывая принца империи. Да, при нынешнем составе и качестве её родственников, она возможно и имела право так разговаривать с Рэйном и имела право ударить, если он забылся, но не будь между ними особенных отношений, всё это выглядело бы очень предосудительно. Тем более что ругала она его перед всеми, перед семьёй и друзьями, напоказ.

– Всё было не совсем так…

– Что и как бы там ни было, ты не можешь отрицать вершины всего. Катерина в расстроенных чувствах! Она оскорблена тобой! А это в корне отличается от того обращения, к которому приучена титулованная дама.

Рэйн мог бы сказать, каким образом Катерина получила свой титул, но это рассердило бы Мелиссу ещё больше и покоробило бы присутствующих здесь дам.

– Ты обязан извиниться перед ней.

– Не буду.

– Обязан!

– Нет!

– Ты извинишься, или я никогда больше не потанцую с тобой.

И тут Рэйн, неожиданно для себя, зевнул.

– Ах, так? – Мелисса восприняла это за пренебрежение её грациозному партнёрству в танце, если не оскорбление даже, и пришла в ярость: – Тогда вон с глаз моих! Никогда тебя не приму!

Рэйн подумал, что у него достаточно дел, а значит всё только к лучшему, и повернулся, чтобы уйти.

– Не смей фыркать! – прошипела Мелисса. Она схватила его за плечо и резко развернула: – Что это? Что это за новый цвет глаз?

– Понятия не имею о чём ты.

– Ты выглядишь иначе, – приняв на себя, казалось бы, совершенное спокойствие, объяснила Мелисса. – Глаза… жёлтые. Почти чистые. Немного золота.

Жёлтый чаще всего возникал с примесью, дающей довольно отвратительный оттенок, который у крылатых означал стыд, у нечистокровных – иногда ещё и страх.

– Это, пожалуй, цвет, с которым я родился. Природный оттенок. Странно, что он проявился именно сейчас.

– Действительно странно, – как зачарованная, произнесла Мелисса, пытаясь перестать смотреть. – Так ты вовсе не можешь стыдиться или испытывать страх?

Она подняла его подбородок и наклонилась к его лицу, пользуясь тем, что выше ростом.

– Мог бы, наверное, но слишком давно я в последний раз был серьёзно задет, – почти холодно отозвался Рэйн, поддерживая игру. Считалось, что сиреневоглазые от рождения не умеют любить, зеленоглазые – ревновать, а черноглазым не ведомо разочарование. И пусть старейшины во все времена старательно опровергали подобное мнение, молодёжи нравилось в это верить.

– Серьёзно? Значит, господин "нянька", я не в силах ни пристыдить вас, ни испугать, – проговорила она, снова переставая прикрывать силами самообладания своё крайнее неудовольствие и резко отвернув его подбородок от своего лица, будто выбросив. – Значит, ваши чувства ко мне таковы, что не дали мне силы изменить вашу душу и подарить ей нечто новое.

– Всё не совсем так… – проговорил Рэйн, понимая что повторяется, и что у него пересохло во рту. "Не может быть такого, – подумал он, – вчера я почти влюбился в другую!"

– Спорю: опять до полуночи новеллы читала, – хихикнул кто-то из её племянников.

Мелисса вскинула брови. Издёвка на её лице для него, Рэйна. Вероятно, в его глаза вернулся тёмно-серый цвет животного влечения, который она хорошо научилась распознавать, как и всё сопутствующее. Его затягивающееся молчание и неспособность сказать хоть что-то при очевидно ясном наличии бурных фантазий в голове, поначалу немного смущали её, но затем она из чисто женского кокетства и тщеславия начала использовать свою власть. В последний год младшей леди Си стало скучно, не лестно внимание Рэйна, и она перестала сводить его с ума нарочно, но иной раз вот так, ни за что, неожиданно, в глаза, насмехалась немыслимо жестоко.

Сегодня она не вполне следовала своему правилу, но произнесла нечто, из-за чего Рэйн в который раз ощутил себя ужасно уязвимым и, после – разорванным где-то глубоко в грудной клетке:

– Тогда зачем мы всё ещё держимся вместе а, Рэйн? Если ни ты, ни я, друг друга изменить не способны, так зачем нам видеться? М? Может, ты перестанешь загораживать мне своим превосходящим титулом свет других улыбок?

– Точно читала, – подтвердил весёлый голос. – Ставлю на Адри Морта.

– Не, на стихи похоже. Свет улыбок. Ужас, – протянул некто. Всё-таки, это точно они, весёлые спорщики-братья, графы Эшберн и Дэлсиер.

А потом смешки резко прекратились. Рэйн на глазах у титулованных поцеловал Мелиссу. Судя по глазам, она ничего не успела понять. Рэйн примерно понимал, что она испытывает и почему застыла, почему смотрит теперь как будто вглубь себя, почему замедлилась. И не то, чтобы ему так уж сильно захотелось продолжать целовать ничего не умеющую стервозную девчонку, но он должен был продолжить, чтобы оставить о себе отчётливую память, переполненную эмоциями. Он сделал это ещё раз очень быстро.

Сильверстоуны пришли в себя после изумления и рванулись к нему, чтобы уничтожить. Но на такие случаи Рэйн имел запас уловок…

…Которые он не успевал использовать. Си всего в двух шагах! Он схватил Мелиссу за руку и побежал прочь. Но её почти парализовало, и Рэйн, уже зная, что его настигли, бросил себе за спину ложную шаровую молнию. Си перепугались – никому не хотелось быть спалённым до стержня каждого пера из непризванных крыльев.

Дом затрещал, словно ломающийся под ногами сказочного великана лес – это за миг из каждой неодушевлённой вещи в этом доме испарилась вода и повисла туманом в воздухе.

"Ночные кошмары возвращаются", – тихо сказал кто-то из мужчин. Слышно было шаги и то, как тихо шелестит одежда. Дом Роджера вовсе нельзя было назвать просторным, но никто из шести Сильверстоунов, решивших разделаться с Рэйном, не мог найти его. Белая слепота поразила всех.

Пользуясь туманом, прямо возле её родственников, Рэйн коснулся губ Мелиссы. Она очнулась:

– Да как ты посмел?!

– Он здесь! – Си заметались проворнее, кто-то догадался открыть окно и, после явления клубастого вихря, туман исчез. Только вот путь в окно почти свободен и, призвав с улицы больше влаги, Рэйн залил и заморозил пол, проехался по нему как по льду и почти выпал в окно, увлекая за собой Мелиссу. Дальше всё просто – двумя движениями дёрнуть галстук и кушак, стянуть через голову всю одежду выше пояса, оттолкнуться от стены и призвать крылья. Мелисса закричала:

– Руку, руку, Рэйн!

Ей было немного больно запястье, и он подтянул её выше, прижал к груди.

– Ах, милая, вот и позади твоя заносчивость, не так ли?

– Ты не заставишь меня…

Рэйн почувствовал себя счастливым и громко засмеялся. Он знал, что делать дальше, он почти в бреду представлял себе всё это не единожды, но не поцеловать Мелиссу ещё раз невозможно…

А Си уже летят следом и он опять опаздывает.

При палящем солнце и восходящих потоках воздуха ещё можно поднять туман над столицей, но Рэйн решил оставить эту возможность. Он решил добиваться своего аккуратно и умно. Жаль только Си из последних сил развивали скорость, а навстречу нёсся губернатор-Сильверстоун. На подлёте сверху этот "почти святой" Брайан метнул свой гигантский клинок прямо в Рэйна и Мелиссу. Расчёт был на то, что принц защитит возлюбленную собой и получит удар сам. Но быстрее было отпустить Мелиссу, чтобы она упала, чем изворачиваться в воздухе. Сработало. Рэйна полоснуло по боку, разрезало мышцу, но он только бросал без конца вниз, под ноги девушке, раз за разом, воздушные подушки. Она падала на остроконечную крышу башни и вообще не думала призывать крылья. Ей что, наболтали, что она может сломать их при большой скорости падения? Идиоты! Идиотка!

Рэйн разнёс всю верхнюю часть башни молнией, и Мелисса фактически упала в кольцо полыхающего дерева и крошащегося камня. Воздушная подушка, вторая, третья…

Сильверстоуны давно потеряли к Рэйну интерес и один за другим проникли внутрь башни с той же стороны, что и Мелисса – с горящего верха. Рэйн бросился туда же. Не смотря на обилие Сильверстоунов, ему было необходимо выяснить, не ушибла ли обожаемая леди драгоценную попку.

Мелиссу, весёлую и улыбающуюся, держал на руках ошарашенный, но слишком довольный произошедшим граф Левенхэм. Она что, упала ему прямо в руки? Возможно ли такое совпадение?

– К чертям эту судьбу! – хрипло объявил своё мнение Рэйн и снова сгустил туман. Если Си чему-то и научились с прошлого раза, так это тому, что нужно по шире расставлять руки и быстрее бегать по этому туману.

Впрочем, совсем невысокому и худому Рэйну ничего не стоило обогнуть бестолково скачущих мужиков, двинуть Левенхэму по лицу и выхватить девушку. Исчезнуть с ней из этого мира вовсе.


Мелисса крепко держалась за Рэйна. Скорее всего, она вообще ничего не понимала. Только что они были в горячем пыльном тумане, внутри полыхающей башни, а теперь – над тучами, в ледяном воздухе, и солнце при этом кажется не таким близким, как обычно.

Рэйн опять всё переменил и положил Мелиссу на траву.

– Что это? Как? – слабо спросила она, хватаясь за голову.

– Кружится голова?

– Где мы? Не бывает таких высоких гор, да ещё поросших травой. А я пятками ударилась… она не отвесная? Почему трава? Откуда на такой высоте? – тараторила она, опасаясь, что сейчас упадёт снова и хватаясь за траву. – Эта трава растёт не так. Не туда.

– Это не гора, даже не склон. Это равнина внизу, – сказал Рэйн. – Поднимайся и сама увидишь.

Он помог девушке подняться. Она была полностью сбита с толку. Разум говорил ей то, что невозможно представить в одном ряду. Тут с ума можно сойти.

– Равнина. Правда, – признала Мелисса. – Но мы только что были на облачной высоте… я точно помню.

– Это дважды межсферное перемещение. Ты же знаешь, что некоторые принцы пришли из других миров?

– Да. И ты один из них.

– А как, ты думаешь, мы попали на Клервинд? Да, в некотором роде это была случайность, воля Единого – что хочешь, но частью мы просто умеем делать такое.

– Так эти твои подарки: конфеты, серьги, меха, кружевные перчатки, заколки – из других миров?

– Да.

– Рэйн, – выдохнула Мелисса и опустилась обратно на вполне обычную зелёную траву, в первый момент так её впечатлившую. – Зачем ты меня притащил сюда? И что собираешься делать дальше?

– Зацелую…

– …Не жаль нашей дружбы? – она подняла на него невинные сейчас глаза. Её руки расправляли юбки так, чтобы они выглядели красиво, лежали ровно и не помялись.

– Ха, Мелисса, теперь ты зря вспомнила о дружбе. Она закончилась в тот день, когда ты решила пококетничать со мной ради собственного развлечения.

– Но неужели для тебя ничего не значит моё бесконечное доверие тебе? Я с детских лет верила тебе, верила в тебя. Ты был моим другом, ты же помнишь? Ты заменял мне отца, когда он пропадал на этих встречах с военными и старейшинами.

– Угрожаешь, – понял Рэйн и предупредил: – Знаешь, я не люблю манипуляторов.

– Вот-вот: манипуляторов! И сиди, развивай свою мысль, – сообразила она перевернуть всё. Она почти пришла в себя, но ещё не успокоилась – не могла перестать глубоко дышать.

Рэйн опустился рядом с девушкой и взял её за руку снова, чтобы не пыталась бежать. А она сделала вид, что ничего не собирается делать. Однако её напряжённое тело и все микродвижения говорили вполне ясно – Мелисса в полной готовности биться против чего угодно.

– Наедине со мной, полностью в моей власти, ты стала вдруг такая милая, нежная, говоришь совсем не тем тоном, что прежде, – частью подыграл Рэйн. – По-моему ты хочешь, чтобы я поверил в то, что ты испытываешь ко мне тёплые чувства.

– Но так и есть, ты же знаешь.

"Она думает, что я идиот?"

Рэйн усмехнулся и продолжил:

– Ты хочешь убедить меня в том, что твои чувства ко мне неизменны и что останутся такими же, если мы вернёмся в Ньон, к твоей семье, к подружкам, вечерам и поклонникам. Но я четыре года наблюдал за тем, как твоя детская привязанность ко мне обращается циничным пользованием, а затем и полным пренебрежением. Как только мы вернёмся, ты сделаешь всё, чтобы никогда не вспоминать обо мне.

– Нет.

– Ложь, милая. Ты очень плохая девочка.

– Ладно, хорошо. Я допустила ошибку. Я признаюсь, – она изменила позу, села на ноги, так чтобы опять быть заметно выше него и с беспристрастным лицом заговорила: – Когда я поняла, что за интерес в тебе возник, я была обескуражена, но начала оценивать тебя как мужчину, пойми, Рэйн! И в то же время мне нельзя было влюбляться в тебя. И я старалась изо всех сил. Однажды я поняла, что не влюбилась и попыталась влюбиться в кого-то другого. И не вышло. Чёрт меня раздери, я думала… у меня холодное сердце. Я до сих пор так считаю.

– Это не повод…

– Я знаю.

– Ты говоришь немного возмутительные вещи и капельку врёшь. Я пока не понял, в чём именно.

– Рэйн, – она позвала его мягко и укоряюще. Они встретились взглядами, и выражение её глаз изменилось. – Ты же сможешь меня доставить обратно домой, да?

– Да. Но я не хочу.

– Что мне сделать, чтобы ты этого захотел?

– Ты знаешь.

– Ладно, – просто согласилась она.

– Если ты так легко говоришь это, значит либо ничего не поняла, либо намерена по возвращении затеять интригу. Я говорю о браке.

– О. Но мои чувства к тебе не пройдут испытания. Моя любовь к тебе – не та.

Она так сладко говорила, что Рэйну чуть ли не послышался в её словах именно тот смысл, которого он желал. Но слова всё же были жестоки.

– Я… – снова начала она. – Ты знаешь, что даже если оставишь меня в этом мире, я не смогу полюбить тебя и через тысячу лет. Не смогу смириться с тем, что ты, прежде всего, не любишь меня так, как я этого хочу. Жертвенно, безгрешно, понимаешь?

– Значит, ты хочешь, чтобы я пожертвовал своим спокойствием и удовольствием ради твоего спокойствия?

– Грубо говоря – да.

– Ладно, – едва осознанно копируя Мелиссу, легко согласился Рэйн.

– Что? Ты сделаешь это?

– Да. Я верну тебя и буду вести себя ещё деликатнее. Но сначала я поцелую тебя так, как всегда хотел.

И Мелисса позволила это. Она не могла догадываться о том, что конкретно он имел в виду, но зато была готова к самым разным поцелуям. Рэйн скоро понял, что кто-то до него уже успел распорядиться её губами, её ртом. И тогда он позволил себе немного расслабиться с ней.

Солнце этого мира успело скатиться к горизонту, когда Рэйн, наконец, оторвался от губ Мелиссы. Но даже этого было мало ему и даже этого было много для неё.

Он некоторое время перебирал её волосы. Локоны изжелта-пепельные, песочно-золотые, переливающиеся на свету, пахнущие цветами и, сейчас, травой, скоро в его руках сменят другие. Его будет обволакивать запах других волос, носящих почти однотонный цвет приглушённого серым сумраком пурпура. Полуфитка не будет, как эта крылатая, постоянно напоминать, что не любит дождь, не будет смотреть свысока и насмешничать.

Рэйн оставил Мелиссу в саду её дома. Она скажет родным, что в очередной раз отказала принцу, что он поцеловал её несколько раз и вернул.


Следующая встреча с Мелиссой состоялась в доме Алекса Санктуария. Через одиннадцать дней. Но несколько неожиданно.

Рэйн приехал к дворцу Санктуариев поздно вечером, чтобы просить друга отметить с ним важное событие. Но в Три-Алле было слишком шумно для встречи наедине, которую запланировал Рэйн. Брайан Валери и Кристиан Рэйли – потомки домов Сильверстоунов и Санктуариев, губернатор столицы и командир столичных доспешников – спорили в передней, периодически отзываясь о мнении друг друга весьма нелестно. Где-то в глубине, за анфиладами комнат, слышался топот ног, крики и шум драки, тогда как от лестницы так и тянуло холодом и тишиной чьей-то безвременной кончины. Рэйна любопытством поволокло туда, наверх. Воздух ещё колебался от прошедших здесь словесных и не только, битв, так что порядок и спокойствие того, что предстало перед глазами Рэйна, его не обмануло. Он искал. Наконец услышал: кто-то весьма строго ругал кардинала Гурана, отца Бенедикта. Кардинал был вторым наследником принца Алекса и, не смотря на высокий титул герцога и кардинальский сан, ему явно доставалось сейчас. От Мелиссы Сильверстоун.

– О, Рэйн! – воскликнула Мелисса, увидев его. – Что это ты здесь делаешь? Только не говори, что охотишься за мной!

– Нет, однако. Я почти случайно заглянул. Внизу что-то происходит.

– Да. Твой распутный приятель Алекс Санктуарий похитил мою племянницу.

– М-м-м… которую из них? Их же десятков пять, нет?

– Бриану.

– Она вроде бы замужем… Для Алекса это край.

– Вот и я говорю, – принялся говорить Бенедикт, хватаясь за нагрудный символ и понемногу раскачиваясь влево-вправо, – принц Санктуарий не способен похитить замужнюю женщину. То есть способен, но не для тех самых целей, о которых здесь кричал герцог Сильвертон.

– Ох, сезон похищений, – Мелисса закрыла глаза, и устало откинула щекочущие её скулы и щёки игривые пушистые локоны.

– А где она? – спросил Рэйн.

– Никто не знает.

– Может быть, он её не крал? Может она уехала домой, в деревню, а записку сдуло сквозняком с видного места?

– Да, может быть, – сухо согласилась Мелисса, – только зачем ей при этом закидывать свои вещи к нему в спальню и зачем ему в изголовье кровати верёвки?

У Рэйна ненадолго исказилось лицо, но затем он захохотал.

– Хватит смеяться, Рэйн, или я обижусь! – твёрдо сказала Мелисса.

– Я, опытный похититель женщин, должен посмотреть на спальню "Санкти", – с улыбкой заявил Рэйн и пошёл вперёд, Мелисса отошла на пару шагов и показала "сюда", словно он не знал.

В спальне Алекса всё было настолько тщательно перевёрнуто вверх дном, что понять что-либо было решительно невозможно. Одна верёвка действительно болталась, обвязанная вокруг невысокого правого деревянного столбика.

Рэйн снова захихикал и повернулся к Мелиссе:

– Я бы тоже привязал тебя, милая, но только представь, что бы ты сделала в этом случае. Подумай, как следует.

– Я бы вырвалась несмотря ни на что, – помедлив, сказала девушка. – Кровать из дерева, и я бы смогла сломать её – уверена в этом.

– Бриана тоже, насколько мне известно, чистокровная крылатая?

– Да.

– Стало быть…

– Стало быть…

– И о насилии речи быть не может.

– Но как же вещи?

– Может быть, это по взаимному согласию?

– Исключено. Она же замужем!

Рэйн пренебрежительно фыркнул.

Бенедикт, последовавший за ними в спальню предка, неодобрительно качал головой.

– Так, где он? – начал терять терпение Рэйн. – Я не…

– Ты хотел сказать: она? – перебив, спросила Мелисса.

– Сказал то, что хотел. Где он?

– Где-то там, отбивается от Сильвертона, – Бенедикт определённо указал пальцем на пол.

– Что он говорит в своё оправдание? Или – выкрикивает?

– Что не знал о её замужестве и что он выкрал её, но не удерживал.

Рэйн хотел было сдержаться, но громыхнуло так, что глухо задребезжали стёкла. Дождю, однако, Рэйн не позволил упасть на землю.

– В чём дело? – потребовала отчёта Мелисса. – Ты что опять себе позволяешь? Из-за чего злишься?

– Если всё известно, тогда к чему всё это? Перестаньте на пустом месте устраивать скандал, – беспомощно взмолился Рэйн после паузы. – Бриана сбежала в чём была, когда ваша семейка ворвалась в Три-Алле и начала всё крушить. Она либо вернётся домой и как-нибудь объяснит всё мужу, или вернётся сюда за вещами. Но… только когда уверится, что все-все-все, все-все, все-все, покинут это место.

– А Алекс? Его нужно наказать.

– Посмотри на это… – Рэйн обвёл рукой спальню. – Это не достаточное ли наказание? И то, что внизу сейчас творится, – прибавил Рэйн, подумав.

– Но Бриана… а если её похитили?

– Тогда и найдём. Я сам займусь поисками. Ещё ни один беглый смертник не ушёл от меня. Не окажется же хитрее самых отчаянных одна из твоих трёхсот племянниц?

– Трёхсот? – переспросил, заморгав, Бенедикт. В голову скромника и праведника с трудом входила цифра, раскрывающая любвеобильность пропавшего брата Мелиссы с необычной стороны. Рэйн шутил, что не выглядело ложью, и священник поверил.

– Ты пойдёшь разнимать их? – спросила Мелисса принца.

– Нет. Знаешь, как смешно это будет выглядеть? Сильвертон до сих пор не попытался убить меня потому, что я не попался ему на глаза в удобный момент. Я не собираюсь играть ему на руку и подставляться.

– А как же Алекс?

– Ты хотела наказать его. Ай, Мелисса Сильверстоун, какая же ты непоследовательная. Идём, я помогу тебе попасть домой. Целой и невредимой.

Бенедикт припомнил последние слухи о нём и Мелиссе:

– Безопаснее, если её довезу я.

– Для кого? – попытался пошутить Рэйн, но получил шлепок по мягкому месту от Мелиссы, как раз огибающей его.

– Для Марины Инкики, – сказала она. – Слышала, ты переключил на неё пристальное внимание.

Рэйн не видел её лица вполне, но она явно улыбнулась. Была рада за друга? Или за себя? В любом случае больше она ничего не сказала.

Принц дождя последовал за священником и девушкой.

Экипаж Бенедикта дотлевал в виде угля и пепла на мостовой. По словам оглушённого возницы, в неё ударила молния, а кони… прилегли. Теперь губернатор и капитан доспешников, сменив тему спора, стояли поодаль над дымящимися животными и снова изъявляли друг другу своё неудовольствие, не замечая ничего вокруг. Что за извращённое удовольствие у этих двоих?

– Придётся воспользоваться моим… – начал было Рэйн, но тут перед Мелиссой остановился полностью чёрный экипаж с гербом в виде щита и с изображённым на нём белым пылающим крылом. Левенхэм. Он всё увидел и, чёрт его раздери, решил быть предупредительным.


– Эдриен! – весело воскликнула Мелисса. – Такая неожиданность!

– Я случайно оказался здесь, клянусь, – блестя глазами, засмеялся он, выйдя и выпрямившись во весь рост.

"И это после случайного её падения тебе прямо в руки?" – мысленно поразился Рэйн.

– Бенедикт, я думаю, Эдриен отвезёт и вас, если пожелаете, – обернулась Мелисса к кардиналу Гурана. Она засветилась от удовольствия.

– Не стоит, пожалуй, я останусь дома, в Три-Алле.

Левенхэм помог Мелиссе забраться в карету и Рэйн, сделав полшага к кардиналу-праведнику, негромко спросил:

– Вы думаете с ним, равнодушным сердцеедом, женщина не в опасности?

Бенедикт осознал, что ему предстоит длительный эпизод сомнений и неуверенности, так как Левенхэм был достаточно знаменит любовными победами. Граф обладал экзотической внешностью для чистокровного аконитского крылатого, обязательной и самой яркой, впечатляющей частью которой был будто бы горящий жарким пламенем взгляд. А ещё он знал, как быть приятным. Это далеко не всё о Левенхэме, но и этого хватало женщинам, чтобы влюбляться без памяти.

– Я уверен, что вы хуже, чем кажетесь, – наконец сказал Бенедикт Санктуарий. – Вы хуже моего предка. Он – добродушный болван. Вы – лицемер. Весьма и весьма озабоченный чистотой своей маски.

Рэйн мог бы спросить, как кардинал пришёл к такому выводу, ведь врождённые достоинства, помноженные на долгую душевную работу и искреннюю веру, не могли заставить Бенедикта пытаться оправдываться, защищаться или угрожать таким образом. Нет, скорее всего, священник действительно увидел в приятеле предка след греха, если не преступления.

Но он всё же единоверец. Это заставило Рэйна сыграть в поддавки:

– Да, моё дело заставляет меня быть таким. Это не означает, что я не осознаю своей ущербности.

– Дело? Великой важности, надо полагать? – почти насмешливо спросил кардинал. Он чувствовал, что задел за живое и неуклюже пользовался.

– Более или менее, – кивнул Рэйн безразлично. – Что вы собираетесь делать? Отсюда ничего не слышно.

– Я не собираюсь мешать Сильвертону. Я подожду Бриану, если вы правы.

– А вы сможете узнать её? Одну женщину, среди почти тысячи тех, кто унаследовал от Роджера Кардифа голубые глаза и чёрные волосы?

После этих слов Бенедикт порывисто схватился за крест, но затем взял себя в руки и посоветовал:

– Полно издеваться. Я уже понял, что вы безобразно шутите, Рэйн. Какая леди вернётся в дом – та и Бриана.

Принц дождя улыбнулся и извинился:

– Простите за молнию. Я закажу тягловых электромеханических коней и карету на замену вашего старого экипажа.

– Ни в коем случае! – замахал руками Бенедикт. – Никакой электромеханики! Нам всё ещё необходимо оправдание, чтобы держать живых лошадей.

– В каком это смысле?

– На службе церкви есть бескрылые прислужники – курьеры. Им верхом как-то дешевле и удобнее… Да и… помимо причины есть.

– Не хотите выделяться лишний раз? Ясно. Могу я просить вас о небольшой услуге?

– Конечно, – с готовностью сказал кардинал. Его обещание ровным счётом ничего не значило, но…

– Передайте предку, что я готовлюсь подписать брачный контракт. Новый.

Бенедикт чуть не закашлялся от неожиданности.

– Опять не венчаетесь? – сердясь, собираясь отчитывать, воскликнул священник.

– Быть может, это впереди, – ухмыльнулся Рэйн и хлопнул по плечу кардинала, таким образом прощаясь. Обогнув головёшки и пепел, пошёл к своему экипажу, стоявшему через дорогу. У рукотворных тягловых имелись преимущества. Эти кони, к примеру, не могут перепугаться от удара молнией. Правда, электроника могла сбиться, смешанные материалы – отдать с себя часть зарядов.

Но… нет. Хорошо быть принцем дождя и проводить на всём подряд эксперименты по желанию.


Следующим вечером он повёз Мён в оперу. Её родители уже провели вечер, на котором поведали друзьям и знакомым, за КОГО выходит замуж их дочь. Так что оскорбительных предположений на тему того, кто это с принцем Росслеем, сегодня возникнуть не должно.

Мён, в платье, несложность и элегантность которого, не выставляли напоказ денежный вклад Рэйна, даже не увешанная украшениями, тем не менее, выглядела сегодня недоступной для тех, с кем раньше считала бы честью просто стоять рядом. Невеста принца.

Высокая, на вкус Рэйна слишком худенькая и чуточку нескладная, яркая глазами и волосами, Мён вполне осознала статус и вела себя крайне сдержанно и тем придавала своим недостаткам иной вид – допустимый. В глазах и улыбке не проявлялось высокомерия и ненужных эмоций, и куклой она не казалась. Мён выглядела именно так, чтобы другие принцы подумали: "она – настоящая".

Алекса Санктуария не было, но принцы, из тех, с которыми невесте не повезло познакомиться раньше, пришли к Рэйну в ложу. Перевёртыши, все, кроме Рашингавы, проявили немалый интерес. Принцу-учёному не казалась занимательной никакая женщина, но в Мён его всё-таки что-то захватило, так как всю увертюру он смотрел только на неё. И девушка сказала об этом Рэйну.

– Я точно не знаю, о чём он размышляет, но этому парню совершенно точно безразличны ты как личность, твоё тело как объект удовольствия и твои внешний вид и манеры как предмет разговора, – объяснил Рэйн, глядя на сцену.

– Тогда что же? – поразилась Мён.

– В своих лабораториях он, я уверен, проводил опыты по скрещиваниям видов. Его интересует, каким родится наш ребёнок при общеизвестно малой вероятности его появления на свет живым и как сильно он будет отличаться от полученных непосредственно им экземпляров. В нём смешается кровь всех видов.

– Ты так говоришь, будто бы все разумные для принца Рашингавы… да и для тебя, не более чем животные, – она говорила с некоторым возмущением и в конце даже поморщилась.

– Рашингава мог купить себе разумных. Это делается легко. Надо только знать цену и тех, кому эта цена подходит. Но не смотри на меня так. Я не покупаю разумных. Не так и не для таких вещей – точно.

Мён молчала.

– Или я тебе не нравлюсь? – подался вперёд Рэйн. Он заглянул девушке в лицо, возможно слишком приблизившись. – Ты должна решить для себя это, если ещё не решила. Нравлюсь я тебе, и ты со мной по своей воле, или же я купил тебя?

– Нравишься, – подумав о чём-то, светлее улыбнулась Мён. Она казалась искренней.

– Ты тоже нравишься мне, – сказал Рэйн, но тут же выпрямился и указал на оркестр: – А эта музыка – не слишком.

– Что так?

– Слишком высокий и визгливый звук для ведущей партии. Не в моём вкусе.

– Позволь спросить: тебе просто не нравится этот инструмент? Эсма, это ведь она?

– Да. Наверное. Для эсмы в последнее время редко пишут что-то, что бы не заставляло её "плакать".

– Твоё сердце тоже плачет, – вдруг сказала Мён, продолжая смотреть на сцену. Она подняла руку и тыльной стороной кисти прикоснулась к груди Рэйна. – По Мелиссе Сильверстоун.

– Ты права, – быстро согласился Рэйн. Он накрыл её руку своей и признался: – Меня раздражает, что кто-либо или что-либо так нарочито показывает своё страдание, когда я его скрываю.

– Будто бы весь мир обязан вертеться вокруг тебя, – фыркнула девушка, не сдержавшись.

– Не обязан, но всё равно раздражает. Чувства и мысли идут врозь – это нормально. Поэтому я легко оправдываю себя и мне плевать, если кто-то осудит меня за то, что я, кажется, уйду, не выдержав и половины…

– Тебе так больно?

– В достаточной степени.

– Но я – тебе нравлюсь, – она повернула к нему лицо. – Как всё-таки это?

– Твои волосы, твои глаза, оттенок твоей кожи, тоненькие пальчики, – Рэйн немного наклонился к ней, чтобы заглянуть в её лицо. – Ты нежная, как ребёнок, но вполне взрослая. Это женственно. Твоя фигура, то, как на тебе сидит платье. То, как ты переставляешь ноги – это немного смешно и я смущён, но мне кажется прелестным то, как ты ходишь, будто бы в воде по колено, но стараешься держаться прямо, словно королева. То, как высоко ты держишь подбородок… мне нравится.

Мён раскраснелась и накрыла его рот пальчиками:

– Перестань.

– Я и малой части не сказал. Позволь мне сказать ещё: я давно не встречал женщины, с которой мог бы быть открыт здесь, – он вернул её руку к своему сердцу. – Это непередаваемо приятно.

– Я начинаю бояться тебя, – шутливо предупредила Мён. – Ты говоришь слишком много приятных для слуха вещей. Я привыкла, что за чем-то хорошим всегда следует либо расплата, либо неудача, несчастье. Так не говори мне больше…

– Титулованная девочка, разве твоя жизнь никогда не была беззаботной?

– В детстве. Затем я сплошь гадала, как сложится брак моих родителей. Продлят ли они очередной контракт? А если нет, то кто и куда уедет…

– Полагаю, они расходились уже, и сошлись вновь?

– Пять раз.

Рэйн фыркнул от смеха:

– Теперь они не кажутся мне созданными друг для друга.

– А мы? Есть ли у тебя ощущение, что я – для тебя?

– Нет. Ты должна понимать, что это – всё ещё для неё.

– Почему же ты выбрал меня?

– Прежде всего, ты улыбнулась мне.

– Когда я увидела тебя, я почувствовала что-то необыкновенное. Ты вскинул брови только что. Разве у тебя такого никогда не случалось?

– Малышка, ты влюбилась в меня, – сказал Рэйн.

– Жаль, – вдруг отодвинулась она.

– Нет, ты не должна беспокоиться. Ради сохранности твоих чувств я наполню твоё время собой. Нашим уединением. Тебе будет легко, обещаю. Ради тебя, дорогая, я готов выслушать соло-партию этого… нет, признаться, эсма мне никогда не нравилась. Идём.

Рэйн увёз Мён к себе. Там он открыл сеть для перехода в другой мир и увёл Мён туда, где им, неизвестным, можно было среди других существ и костров, танцевать эренмис хоть много часов подряд… на пляже у солёной воды, в тёплом песке, босиком. Они купались в океане, а затем объяснялись с родителями Мён и почти без слов решили провести вместе каждый следующий свободный миг.

Принц дождя был почти уверен, что Мён из-за своей веры в него, всемогущего Росслея, не станет слишком переживать из-за его привязанности к Мелиссе и очень старался, чтобы этого не случилось. Он добивался того, чтобы у невесты не было времени даже вспомнить о сопернице. А если приходилось видеть Мелиссу, то не смотрел в её сторону вовсе, как это было в первый их совместный с Мён выезд в оперу. Мелисса была в ложе Сильверстоунов в тот вечер, но Рэйн специально не поворачивал головы в ту сторону.

При этом Рэйн был уверен в уязвимости невесты, восприимчивой и юной. Он слишком много открыл ей, не веря, что полуфитка-получеловек действительно могла бы влюбиться в него. Он слишком многое сказал, чтобы она легко выбросила из головы его отношение к Мелиссе.

Но однажды на большом вечере у братьев Асинари, Мён небывалым образом удивила Рэйна и всё общество.

Мелисса возникла прямо перед Рэйном и его невестой, чтобы поздравить. День подписания контракта близился, и ничто не предвещало смены планов.

Мён закрыла ладошками в перчатках глаза Рэйна и так приняла поздравления. При этом умудрялась говорить и от его имени, предваряя половину фраз словами: "Рэйн считает, что…"

Мелисса поддержала игру.

– Это было очень трогательно – твоя забота, – сказал невесте Рэйн, когда они остались вдвоём.

– Нет, – рассмеялась она, отводя взгляд, – это была ревность, это был эгоизм, что есть забота о себе, а не о тебе.

– Как бы ни ревновала титулованная, такое на глазах у всех не сделала бы. Ты же действительно думала обо мне. Я счастлив верить в то, что я не одинок в стремлении укрепить наш союз.

– Мне приятно, что ты отметил это… и понял правильно, – сказала Мён очень тихо. – Каждое слово ты говоришь так, будто даришь мне что-то ценное, то ценное, чего не хватало моей душе. Но это слишком хорошо, чтобы быть правдой… Я больше влюбляюсь от таких слов. И страшнее становится знать, что потеряю тебя. Лучше уж наш брак был бы строго фиктивным.

– Вовсе не лучше. И ты убедишься в том, что несмотря ни на что, наше время – прекрасно.

– Оно не может быть прекрасно для тебя. Как бы ты ни скрывал это, ты – несчастлив.

– Где-то в глубине души – быть может. Но на самом деле то, от чего я словно оживаю – это возможность быть с тобой.

Она улыбнулась, веря. Он не удержался и поцеловал её. Это был их первый поцелуй, но даже после него, Мён верила Рэйну больше, чем прежде.

Они встречали рассветы на широких полях с высокой шелковистой травой и цветами всех оттенков от бирюзы до багрянца, а на следующий день ловили снежинки на опушке посреди древнего чистого леса. Собирали изжелта-розовую узорную листву под четырьмя лунами и при единственной – смотрели с высоток на ночные города, похожие на россыпь гигантских кристаллов, залитых изнизу искусственным светом.

Мён растворялась.

К тому моменту, как контракт был подписан, они уже были похожи на влюблённых и никто уже не спрашивал Рэйна о Мелиссе.

Он научил Мён правильно произносить своё настоящее имя и едва ли не перестал постоянно думать о Мелиссе. Мён заставила его думать о себе.

Контракт был подписан в первый день 244-го. Больше не было нужды извиняться перед её родителями за мелкие казусы. Теперь Марина – гордая эрц-принцесса, одетая в переливающиеся драгоценным шитьём платья, увешанная тончайшими работами ювелиров чужих миров, благоухающая лучшими ароматами, только с модно уложенными волосами, и краской на веках и щеках, соответствующей статусу подруги жизни принца Росслея.

Расцвела ли она?

Может быть. Рэйн же постепенно увидел, что она глубоко ранена.

Когда он рассказывал ей о себе, она всё принимала нормально, спокойно, но когда за несколько дней до подписания контракта стал цеплять к её телу подготовленные заранее заклинания, она не смогла объяснить своего ужаса.

Дни шли, контракт в силе – Мён стала хозяйкой дворца. Можно заняться другими делами.

Но:

– Твоя жена не выглядит очень счастливой, – заметил как-то Алекс. – Я могу чем-то помочь?

– Ты со своими делами сначала разберись! – вспыхнул Рэйн.

– А что мне разбираться-то? Моя девчонка оказалась замужем. Это конец.

– А если это конец первого этапа? Вдруг в продолжение второго она разведётся со своим Ил'Майром и приедет к тебе с требованием сделать из неё эрц-принцессу "Санкти"?

– Я не перенесу этого! Нет! – картинно ужаснулся Алекс. – Моё лицо… оно чаще будет знать заботу Пэмфроя, чем жены.

– Так ты тоже говоришь безобразную чушь леди? Что, удержаться не можешь?

– В том-то и дело, что я ничего неприличного ей не говорил, но она… эта женщина способна ударить за то, что я не так посмотрел. Я что, должен превратиться в её новый идеал? Нет уж, пусть живёт со своим нынешним идеалом и дальше. Где-нибудь там, в деревне, подальше от меня и моего носа.

– Ах, Алекс, ты бесчувственное животное… – вздохнул Рэйн.

– На себя посмотри, – пробурчал Алекс, но затем немного ожил и даже выжал из себя толику мечтательности, прежде чем стал намекать: – Жена у тебя красивая… кто-нибудь захочет её развлечь…

– Э-э, Алекс, ты чего несёшь?!

– А чего?

– Ладно, я понял, давай о другом. Что думаешь о единой банковской системе?

Алекс задумался всего на мгновение и глубокомысленно изрёк:

– М-м. Давай выпьем за неё.

– Придурок, – хихикнул Рэйн. – Не сегодня.

Принц дождя очень внимательно относился к распитию крепких напитков. В основном потому, что мог спьяну устроить ливневую грозу зимой и снег – летом. А могло и что похуже вылезти. И это нечто могло бы неожиданно сказаться на возможно беременной супруге.

– Мён, – обратился Рэйн к своей эрц-принцессе при первой же возможности. – Я ничем не занят. Хочешь?.. – но он не успел договорить, как Марина быстро спросила:

– А другие миры?

– Хочешь попутешествовать?

– Нет, я имела в виду, что тебе по делам не надо туда?

– Сегодня я решил наплевать на всех и всё ради тебя.

– Как странно, – удивилась она и закрыла книгу, которую читала. – Сядь рядом, – она указала на край занимаемой кушетки. В библиотеке Рэйна обычно царил глубокий сумрак, но ради эрцеллет шторы были раздвинуты.

– Наша с тобой жизнь только начинается, и если я иной раз излишне сосредоточен на своих целях, это вовсе не может значить, что я совсем забыл о тебе. Это невозможно – не желать видеть тебя.

– Тогда, Рэйн, я должна признаться…

– В чём?

– Ты больше не обязан со мной нянчиться.

– Что делать? – поразился Рэйн. – Я, верно, ослышался?

– Я поняла, что ты специально развлекаешь меня. Ты тратишь на это много усилий и времени, в то время как, я вижу, у тебя работы больше, чем возможно представить. Рэйн, – сказала она твёрдо, когда он собрался возразить, – ты водишь меня по красивым местам, учишь удивительным вещам, но для тебя, древнейшего, они уже не в новинку… Да и, ко всему прочему, я не могу отделаться от чувства, что я уже сотая твоя ограниченная, малообразованная жена, с которой ты бестолку проводишь время. Ты знаешь наперёд, чего ожидать от меня, какой реакции – я это тоже заметила.

– Что же в этом плохого? – удивился Рэйн. Она не смогла сразу ответить, так что принц дождя несколько взбудоражено покачал головой и решил: – А и оставим это, Мён. Не мешай мне доставлять тебе удовольствие.

– Ты не подумал, что я уже беременна? И что в этом случае, мне нужны покой и…

– И?

– И…

– И? – уже обеспокоеннее и раздражённее повторил Рэйн. – И одиночество? Ах, нет ничего проще, – он поднялся с места.

– Не смей обижаться, Рэйн Росслей! – воскликнула она и схватила его за руку.

– Да что ты, милая, кричишь. Я древнейший, а не… кем вы все там меня считаете, – он улыбнулся и наклонился к самым её губам, поцеловал.

Она произнесла его имя и, не открывая глаз, хрипловато прошептала нечто неожиданное: "Даже когда ты перестал сверкать, не перестал дарить волшебство поцелуем".

Рэйн погладил её щёку и вышел. Мён – обратная ему полукровка. Она вполне может видеть то, что ему недоступно. Так что всё может быть.

Нет, но не "сверкать" же?! Это не для него, абсолютно!

С другой стороны, раз есть нечто, чего он не видит, то хорошо бы это исследовать… он, говоря себе, что это может быть просто оборот речи, то возвращался обратно, то уходил, но всё же решил не беспокоить Мён лишний раз.


Зима, часто холодная, ясная и безветренная в Ньоне, во второй своей половине почти ежедневно вооружала снежной крупой переменчивые порывистые ветра. Но если в бывших столицах севера и юга, Деферрана и Ллевеллы, было принято сидеть дома при ухудшении погоды, то жизнь Ньона становилась ещё более весёлой. Вечеров теперь проводили вдвое больше, ягодный и фруктовый латкор разливался в бокалы всюду и стал казаться менее сладок и более привычен. Мён приглашали на все собрания. Хитрые хозяйки умудрялись приглашать и Мён, и Рэйна, и Мелиссу с Левенхэмом. Мелисса была вежлива – Рэйн был вежлив.

Особое внимание Рэйна в ту пору получил, неожиданно… эскорт Алард Дан-на-Хэйвин, лорд Танар – сводный брат Морганы, Красивейшей из женщин. Ему исполнилось, может быть, двадцать лет и он ещё был полнейшим идиотом в отношении почти всего на свете, но красив, дружелюбен, энергичен и всему на свете рад. В общество титулованных он вошёл сразу же, как только выдержал экзамен почти святого Брайана – единственного, кто мог молитвой изменять эскортов. Он умел превращать в нормальных, критично к себе относящихся и более глубоких разумных существ тех, кому от рождения бывали интересны только кровь и секс.

Алард Танар хорошо играл в карты. Рэйн подозвал его как-то, чтобы бывший шурин сменил его в приме, а когда отвлёкся от разговора с принцами и обернулся взглянуть на жену, оставленную в паре, то увидел нечто необычное.

Лорд Танар был грубовато порывист и улыбчив, заразно, прилипчиво восторжен, как если бы был чистокровным крылатым, который в первые две сотни лет постоянно испытывает немотивированную эйфорию и провоцирует на веселье всех окружающих. Такой стиль был в корне противоположен тому, к которому привыкла Мён. Рэйна характеризовали врождённое изящество и продуманность движений, которые при иных временах и культурах могли бы назвать то заторможенностью, то осторожностью, то манерностью и как угодно ещё, вплоть до женоподобной или мутной странности. И в результате, столкнувшись с тем, кто настолько противоположен привычному во всём супругу, Мён была поражена. Алард сразу вызвал в ней бурю эмоций: раздражение, неприязнь, потом любопытство, смущение, и, по какой-то причине – восхищение. Игра в приму длилась достаточно, чтобы Мён окончательно перестала раздражаться и заразилась оптимизмом Аларда, а так же стала завидовать чистоте побуждений и активной реакции маркиза на всё вокруг.

Он ей понравился. И всё это Рэйн с интересом наблюдал. Древнейшие легко распознавали такие вещи и, стоя рядом с Рэйном, другие принцы уже заключали пари на то, будет ли длительной связь Мён с Алардом Танаром или же будущие любовники скоро оставят друг друга.

– Что же? Никому в голову не придёт вероятность того, что принцесса Марина может оказаться преданной женой? – в недоумении, чуть злясь, спросил принц Линдон Макферст.

– Её происхождение говорит против этого, – с непроницаемым лицом сказал принц Адмор и скрестил руки.

– Верно, – кивнул Хайнек Вайсваррен. Адмор протянул руку ему, и друзья столкнули кулаки в дружеском согласном жесте, который каждый древнейший хоть раз в жизни, но видел.

– Фиты очень остро реагируют на желание создать с кем-нибудь потомство, а местные люди с большим трудом отказывают себе в удовлетворении того же самого инстинкта. Они вообще не умеют поддерживать тело в спокойном состоянии, – объяснил принц Вир.

– А что же ты, Рэйн? Тоже считаешь такую характеристику за констатацию факта?

– Проще воздержаться от…

– И даже не чувствуешь желания избить кого-нибудь из них? – недоумевал Макферст, имея в виду принцев, оскорбивших честь Марины своими предположениями. – Никогда не думал, что настанет такой день, но я в бешенстве: хочешь, я сделаю всё за тебя?

– Сейчас я начисто лишён агрессивности, Линдон, даже такой.

– Может ты слабак? – стал подначивать Рональд Мэйн. Он даже наклонился так, чтобы заглянуть в лицо Рэйна, но тот его отодвинул:

– Не мешай смотреть.

– Тебе это нравится, что ли? Сапфир давным-давно говорил мне, что ты, Рэйн, опасный псих и извращенец, но…

– Я просто хочу знать, что и как будет.

– Ну, тогда… – протянули одновременно Макферст и Мэйн, и все засмеялись. Из-за своей не испорченности Макферст мог решить, что Рэйн собирается всё-таки вмешаться, как и положено неравнодушному мужу. Но Мэйн из-за долгой, очень долгой в прошлом дружбы с ясновидящим, во всём искал способы предвидеть и предвосхищать, потому слова Рэйна "хочу знать как всё будет" успокоили старого приятеля Сапфира.

Надо сказать, что Рональд Мэйн достаточно хорош был в этом. Он мог запросто предсказать, как будут развиваться события. И, хотя все принцы, разве что кроме молодых Ханта и Макферста, сами по себе легко предугадывали события, Рональд Мэйн всё же соображал в таких вещах лучше.

– А что ты думаешь, Рон? – спросил у Мэйна малорослый принц дождя.

– У людей, таких как ты, называли рогоносцами, малыш. Но ты таким родился, с рогами, я слышал… так что я даже не знаю, есть ли смысл пророчить тебе рост… ну твоих рогов, хотя бы…

Смешки принцев, сдержанные и, наоборот, громкие, заглушили продолжение фразы Рональда.

Все от карточного стола и не только, оглянулись на расшумевшихся принцев. Мён встретилась взглядом с Рэйном. Супруги посмотрели друг на друга и отвернулись. Рэйн продолжил наблюдать за Алардом Танаром с вежливой улыбкой на лице.

Сторонние интимные дела жён Рэйн сравнивал с грязью, налипшей на сапоги. Можно счищать грязь, а можно не обращать на неё внимания и идти дальше. Тут одно верно – от грязи не избавиться вполне, пока не выберешься и не начнёшь идти посуху. И брак не будет в порядке, пока не будет пройден весь путь этих дурных чувств супруги, какой бы она не была верной или ветреной.

Так Рэйн вовсе не считал нужным что-либо объяснять жене. Он некоторое время намеренно сталкивал Аларда с Мён, чтобы ускорить появление между ними отношений, а потом всё разрушить и сделать это прежде, чем слухи о его "растущих рогах" захватят Ньон.

Но Мён сравнительно скоро сообщила, что беременна.

Тогда Рэйн, пользуясь тем, что они наедине в её спальне, рассказал супруге о своих мыслях.

Она вполне понимала, что если бы ему нужна была точность, то подверглась бы допросу и в его власти получить все ответы, при помощи, хотя бы, способностей крылатого.

– Я бы хотела рассказать тебе всё, как есть, – тяжело сказала Мён, вытирая со лба выступивший пот.

– В ответ на мою искренность я меньшего и не жду.

– Вот как?

– Да. Ну, я слушаю.

– Рэйн, – она опустила голову на сложенные руки, лежащие на туалетном столике и напряжённые до предела. – Что ты сделаешь со мной?

– Ничего, милая. Я тебя пойму. Мы говорили о беременности, помнишь? Ты сделала то, о чём я просил тебя – зачала моего ребёнка, наследника Росслей. Осталось только родить его и защитить. Затем ты можешь быть свободна, ты можешь выйти за Танара, если захочешь, если захочет он. А он захочет, не так ли?

– Да.

– Значит, вы уже говорили об этом.

– Он сказал, что влюбился в меня, сделал предложение почти сразу же.

– Как мило, – прокомментировал Рэйн. – Жаль, меня там не было, а то бы сказал тебе, была ли это ложь во имя эффекта, или нет.

– Ой.

– Подумала об этом, наконец? Что между вами было?

Мён, наконец, повернула голову, не поднимая её от рук, и посмотрела в лицо Рэйну. Она молчала.

– Ой, – теперь была очередь Рэйна удивляться своим открытиям. На данный момент неприятным. Он прикрыл пальцами рот и, округлив глаза, спросил: – Как тебе не стыдно, Мён? Ребёнок-то хоть мой, вообще?

– Твой, – рассердившись, и одновременно краснея от стыда, сказала эрц-принцесса и повторила то же, глядя мужу прямо в глаза, чтобы он увидел, что она не лжёт.

– Вот и хорошо, вот и умница, – похвалил Рэйн. – А теперь… как тебе козетка в будуаре?

– Она хороша. Но? – насторожилась Мён.

– Она подошла бы для длинной истории со всеми описаниями и даже восхищёнными ахами и охами.

– А ведь верно, – сказала Мён и пошла в соседнюю комнату, поверив. – И ты выслушаешь меня и не задушишь?

– Клянусь, что не задушу. Наоборот, могу заснуть в процессе рассказа. Заранее прости.

Уютно устроившись на одном конце козетки, Мён начала говорить.

Рэйну все её чувства к Аларду были безразличны, немного неприятны, но он терпеливо слушал. Ему необходимо было стать ближайшим доверенным лицом этой женщины, если уж в другой роли он не подошёл ей. К тому же позволяя свободно высказаться, он снимал с неё множество страхов и внутренних переживаний, которые были вредны для будущего ребёнка.

Часто он замечал, что напряжение некоторых беременных женщин, плохо сказывались на наследниках. Грехи и неудачи родителей всё равно лежат на детях, но не всегда это заметно. Легенда гласит, что женщина, вынужденная отпустить на войну мужа, может как родить морально ущербных близнецов, что плохо, так и произвести на свет ребёнка со слабым сердцем, вынужденного оставить всякие мысли о полётах. Так, говорят, постоянно бывало у герцога Сильвертона и его первой жены – Эллиан. Близнецы Роджер Кардиф и Брайан Валери родились после гражданских волнений. Их брат, умерший в детстве, был зачат прямо перед нападением перевёртышей извне. Эллиан говорила, что в обоих случаях у неё от переживаний изматывающе болело сердце.

Так что он слушал и слушал, пока не наступила ночь. Влюблённые женщины могут говорить о своих мужчинах с вдохновением долгое время. И, значит, Мён действительно прикипела сердцем к эскорту.

– Ну, что ты скажешь? Почему ещё не спишь? – спросила она Рэйна. Его голова покоилась на её коленях. И никто не чувствовал стеснения.

– Я думаю, – ответил Рэйн, поднимаясь и садясь на противоположный конец козетки, лицом к жене. – Обычно чувства не так легко меняют объект. Следовательно, ты никогда не была влюблена в меня. Я ошибся. Принял желаемое за действительное.

Тогда Мён вдруг решила пояснить:

– Когда я увидела тебя, то ты словно светился. У меня возникло особенное чувство тогда, и я очень долго не могла найти слова, чтобы описать его тебе. Но сейчас, пожалуй, могу. Это было как… как будто тебя окружали тогда ангелы и как будто они улыбались для меня, махали мне, звали, почти тянули меня к тебе. Представь, что ты видишь такое, чувствуешь. Не можешь? Я чувствовала.

– И когда это чувство исчезло?

– Когда ты накладывал заклинания. Может быть даже раньше – ночью. Я помню, что когда ложилась спать и ты прилетел ко мне, эти ангелы ещё будто бы подпихивали тебя к моей постели, а когда утром я приехала к тебе и ты начал разговор, то их и того чувства уже не было. Всё, весь восторг и свет – куда-то делись.

– Наверняка это…

– Нет, послушай! Ты знаешь, я не так уж религиозна, но в голову мне не могло прийти ничего, кроме как…

– …Того, что магия неугодна Единому, – закончил Рэйн буднично. Он встал и весело продолжил: – Что бы там ни было, но по твоим словам ангелы одобряют постельные радости вне зависимости от условностей. Повезло же тебе с ангелами, дорогая! У всех остальных иные понятия и впечатления. Святые прямо говорили о противоположном, так что, Мён, умоляю, больше никому не рассказывай об этом.

– Я бы не решилась, – опустила глаза эрц-принцесса.

– Скажу откровенно. Я хотел бы доставлять тебе удовольствие и помогать видеться с твоим эскортом, но я должен всё очень хорошо продумать. Не причинит ли он, к примеру, вреда ребёнку, не вызовет ли это потерю моей и твоей репутации, помешает ли ваша "дружба" моим делам и насколько он честен, кстати.

– Последнее… я бы хотела узнать особенно.

– Ну что ж… попробуем. Это будет интересно. Запиской пригласи его в зимний сад. Он придёт. Я спрячусь, и буду смотреть. А ты непременно заставляй его повторять и повторять все слова о своих чувствах так, чтобы я видел его лицо.

– А ты сможешь сидеть тихо?

– Я применю заклинание, чтобы он даже на секунду не подумал, что вы не одни.

– Сейчас? Сегодня? – обрадовалась она. Даже привстала.

– Люблю, когда ты счастлива, – улыбнулся Рэйн и кивнул.


Во-первых, Алард не лгал Мён ни в чём.

Во-вторых, влюблён он был уже до безумия. Нёс ласковую чушь в таких объёмах и количествах, что Рэйну, даже Рэйну, стало стыдно за него.

В-третьих, он насторожил Рэйна тем, что хотел увезти её. Настаивал. Грозился похитить.

В-четвёртых, Рэйн впервые за несколько лет вспомнил предсказание Сапфира об Аларде Танаре. В нём говорилось, что парень влюбится в неподходящее существо и будет так страдать, что захочет смерти. Закончится всё тем, что он скатится до своего первого состояния вечно голодного до крови и женщин, идиота-полузверя.

"Но почему? – ломал голову Рэйн. – Мён любит его вполне, она готова сбежать с ним – эти её обещания так и порхают в воздухе вокруг. Так почему? Почему, а? Нет, ну что за развитие событий? Но не может же быть так, что она влюбится в кого-то ещё, потом? Разве бывают такие влюбчивые женщины? Не встречал. Хотя… мужчина такой был. Нет, Роджер Кардиф не был влюбчив. Он был порочен. Наибольшая вероятность в том, что Мён, моя девочка, станет его, Танара, необходимостью и привычкой, а затем уйдёт. Вот привыкнув к ней он и… Да какая разница? Плевать, что будет потом с этими двумя. Меня здесь, скорее всего уже не будет".

Рэйн, во избежание недопонимания и резких выпадов со стороны Аларда, не стал открывать ему своих мыслей и вообще встречаться с ним. Он лишь наплёл вокруг Мён ещё более густую сеть заклятий и стал несравнимо чаще оставлять её одну. Для свиданий, конечно.

Пока прислуга во дворце Рэйна получала деньги за молчание, слухи не шли дальше подколок от принцев. Аларду Мён уже объяснила, что как только родится наследник Рэйна, они смогут скрыться на севере до срока истечения контракта. Малыш останется с отцом столько, сколько это будет возможно.

Но в середине весны кто-то из принцев проговорился о делах Рэйна, и фонтаном забила энергия сплетников. Мён, чтобы не расстраивалась лишний раз разговорам, была отправлена на юг, в провинцию, а Алард мог единственно укрыться у себя на севере. На юг ему дороги не было. Запрет ещё действовал и стена между севером и югом как прежде стояла.

– Это правда? – стремительным шагом к Рэйну в библиотеку, теперь тёмную, как он любил, вошла Мелисса.

– Что именно? – он даже не поднялся при виде всё ещё любимой девушки и её сопровождающей Чайны Циан. Не было ни сил, ни желания проявлять вежливость, эмоции, хоть что-то. Накануне в принсипате весь день и всю ночь спорили на тему новой денежной системы. Сапфир говорил, что родится человек, который сможет доказать необходимость полного контроля и убедить всех разом, и ждать этого нет смысла. У Рэйна в голове ещё эхом отдавались голоса принцев. Многим было что рассказать. Все древнейшие когда-то, чаще всего по молодости лет, примеряли корону сами и вдоволь оригинальничали с управлением, так что опыта хватало с лихвой.

– Что Мён сбежала с Алардом.

– Нет, не правда, – с некоторым трудом проговорил Рэйн.

– Тогда где она? Твой секретарь сказал, что она уехала из столицы.

– На юге, у предков. Танар, если ты так уж переживаешь – у своих предков, на севере.

– Не стоило делать ей ребёнка, – покачала головой крылатая. – Я слышала про такой тип диагонального брака. Что дети обычно рождаются мёртвыми. Это жестоко. Она тоже знает?

Знание о вирусе дальше башни принсипата явно не ушло. Сапфир. Он даст просочиться наружу только тем слухам, которые ему будут полезны. Его месть начинается. Рэйн подпадёт под всеобщее осуждение. Джулиан Дарк женился на человеческой женщине буквально с благословения общества – были особые причины. И после смерти Харлей он согласился на контракт с дочерью Деллы Генезис – это был практически династический брак. Но поступок Рэйна с точки зрения общества необъясним.

– Кем ты меня считаешь? – возмутился Рэйн. – Я древнейший. У таких, как я, учтено абсолютно всё.

– Понятно, – быстро поверила девушка. – Но как ты? – Мелисса оперлась о подлокотники его кресла с обеих сторон и наклонилась вперёд. Так очень хорошо видна её грудь. Просто прекрасно. Отдых для усталых глаз.

– Я, честно говоря, переутомился. Был в принсипате, а там… – он не договорил. Задумался о том, что настал удивительный момент. Мелисса Сильверстоун интересуется им, его делами, чувствами, а он… опять женат.

– Я не об этом. Ты сказал, что всё учтено, но… учесть чувства бывает тяжело… для гордецов. Эй, я с тобой разговариваю, – Мелисса подняла его подбородок.

– Уже хорошо, – сказал он, стараясь подавить мысли о том, что сейчас просто необходимо порвать её платье и испортить причёску. – А что тебе понадобилось так внезапно от меня, жалкого, ничтожного и вовсе не гордого принца дождя?

– Сложно сказать. Если говорить короче, то я пришла дружески поддержать тебя. От Санктуария такого не дождёшься, не так ли? – и, без всякого перехода, потребовала: – Расскажи обо всём. Я хочу, чтобы ты рассказал о том, что чувствуешь.

– С ума сошла? – искусно подделав тон под насмешливый, поинтересовался Рэйн.

– Я жду, – твёрдо предупредила она и опустилась прямо на пол у его ног. Она положила руки на его колени, а подбородок – на свои скрещенные запястья. Как в детстве, когда требовала историй.

Рэйн молчал.

– Я всё ещё жду.

– Мне не о чем говорить. Если хочешь поддержать меня дружески, то это пустая трата времени.

Некоторое время оба молчали. Рэйн закрыл глаза, расслабился, наслаждался пониманием её близости. Всё-таки, несмотря на прелесть Мён, Мелисса – словно весна после долгой зимы. И дышится иначе, и сердце стучит ощутимее.

– Говорят, ты понял всё задолго до них самих, но…

– Мелисса, перестань.

– Да что такого? Или ты тоже, как все те… считаешь, что не к лицу мужчине жаловаться?

– На этот счёт я привык придерживаться мнения большинства. Но и дело-то не в этом, дорогая, милая моя Мелисса. Дело в том, что я вполне счастлив за них, за то, что их чувства взаимны и вся моя горечь только оттого, что мне в том же отказано. Да, впрочем…

– О, Рэйн, – вздохнула девушка. Она пересела на подлокотник его кресла и приобняла друга-принца, прижав к своей груди его голову. – Ничего, в следующий раз у тебя всё сложится…

– Ты что, собралась женить меня ещё раз? – старательно отодвинулся Рэйн. Мысль о порче её платья стала просто невыносимой. Платье Кэтрин Райенгот в тот день было белым. Слишком белым. На Мелиссе платье прямо-таки светится в сумраке. Ещё немного и он начнёт затягивать с ответами.

– Ты не хочешь? – спросила Мелисса.

– Количество моих браков на две равные натуральные величины превышает среднестатистическое по принсипату. Я и так вырвался из холостяцкого течения.

– Вот как мы заговорили? Об этом ты не думал, когда ухлёстывал за мной, не так ли? Друг мой, Рэйн, я успокоюсь только тогда, когда ты будешь счастлив, – с полной искренностью заявила Мелисса.

– Счастлив? – переспросил Рэйн. – Ты не знаешь, что нужно, чтобы один из принцев-древнейших был счастлив.

– Что же?

– Смерть, чаще всего.

– Ты не можешь этого знать. Никто не знает что там, за тем непроницаемым покровом. И ты сильно рискуешь, поддаваясь иллюзиям.

– Опять читала что-то не вполне одобренное церковью? – осведомился Рэйн.

– Стихи философского течения, – без эмоций ответила Мелисса. Взгляд её ненадолго застыл. Повисло неуклюжее молчание, словно учтивый принц обязан был поддерживать разговор с леди во что бы то ни стало. С Мён так оно и было. Но с Мелиссой – нет. Они не притворялись друг перед другом с самого её детства. Никогда.

– Эй! – привлёк он её внимание. – Тебе лучше держаться от меня подальше. Решу соблазнить тебя – так общество меня не осудит.

– Ах, эта эрц-принцесса Марина! – воскликнула горестно Мелисса, не думая слезать с подлокотника Рэйнова кресла. – Из-за неё ты даже говоришь такие вещи. Ах, – снова воскликнула Мелисса, подумала и сообщила: – Всё же я хочу тебе помочь.

– Стань моей, – почти без надежды на успех, ровно сказал Рэйн.

– Ха. Здесь вынуждена тебя осадить. У нас с Эд… с Левенхэмом уже почти всё решено.

– И ты его любишь? – ему-то несомненно важно произносимое, но он так старался держать себя в руках, что со стороны кажущаяся бесстрастность напомнила, должно быть, сухое прочтение текста пьесы.

– Да. Он необыкновенно привлекательный, – Мелисса наконец оживилась. Вся внезапная перемена в этой крылатой легко объяснялась влиянием на неё другого мужчины. Он внушил ей нечто такое, отчего Мелисса начала испытывать к Рэйну, с надеждой терпеливо ухаживавшему за ней долгое время, тёплое чувство, густо замешанное на благодарности. Но чувство, естественное для такой, как она, без самой малой крохи вины за её отказы и издевательства.

– Ах, вот оно в чём дело. Если бы я был привлекательнее, ты бы обратила на меня внимание? – медленно произнёс Рэйн, надеясь уколоть Мелиссу, воззвать к её совести быть может.

– Да, Рэйн, да. Ты производишь отталкивающее впечатление.

– Я не подозревал, что всё настолько уж плохо, – принц дождя схватился за голову, изображая панику, и поднял невинные глаза на девушку. Та погладила его щёки. Он мог бы поклясться всеми святыми, что это был жест нежности.

– Среди крылатых не найти такой внешности, как у тебя, – как ни в чём ни бывало продолжала говорить Мелисса. Её пальцы гладили его губы, но она не замечала, что делает и как. Если бы Чайна Циан не была слепа буквально, то остановила бы подругу. – Но более всего меня пугает то, что происходит у тебя в голове, каково твоё сердце. Выражение твоего лица всегда вызывает во мне чувство опасности. Кажется, что ты состоишь из пороков, невероятной заносчивости, что ты избалован и развращён до крайности.

– Да не может быть.

– …И даже хуже! Иной раз ты так смотришь на меня, будто продумываешь мою казнь.

– Нет, – покачал головой Рэйн.

– Я не могу врать. От твоих взглядов у меня затылок холодеет.

– А раньше, насколько я помню, всё было не так.

– Раньше, когда я только приехала в Ньон, мне было лестно, что ты смотришь на меня как на женщину.

– Что же изменилось? Не Левенхэм ли твой внушил эти опасения?

– Ты сам, прежде всего.

– Как это?

– Когда мне объяснили значение этого цвета твоих глаз, тёмно-серого (цвета пошлых желаний), я сразу же стала понимать всё иначе.

– Цвет пошлых желаний? Мои желания совсем не пошлые. Они естественны.

– А, ты знаешь, ты только что солгал мне. Я краем глаза увидела.

– В таком случае тебе могло померещиться.

– Не-е-ет.

– Мелисса, – наконец позвала Чайна Циан. – Эдриен будет зол, если ты опоздаешь к нему ещё сильнее.

– К нему? – Рэйн вскочил. Мелисса тоже поднялась. Она разгладила юбку, подняла голову и замерла, встретившись с ним взглядом.

– О, не обижайся, – попросила Мелисса. Её брови поднялись – по её представлениям это должно было придать выражению её лица открытости и искренности. Но, похоже, это новое, что в ней появилось – не актёрство. Левенхэм со своей требовательностью действительно изменил её. Она стала внимательнее к мужчинам, их чувствам и самолюбию в частности. Раньше ей и в голову не пришло бы сказать такое. Раньше, заметив, что задела (если бы вообще обратила внимание), она постаралась бы нанести рану больше, да больнее – ему. – Если бы я застала тебя в слезах, то вычеркнула бы из планов поездку к Эдриену.

– То есть ко мне ты просто заглянула мимоходом, так? – ему самому не понравилось, как прозвучали слова.

– Хм, с каких это пор ты стал таким? Но если хочешь обижаться – пожалуйста. А от скандалов меня избавь, – становясь жёстче, заявила Мелисса. – Я уйду немедленно.

– Я не собирался устраивать истерик. Или ты плохо меня знаешь?

– Прости. Это Эдриен. Он таков, что я, пожалуй, успела привыкнуть к тому, что надо вечно отстаивать свою… свободу выбора, скажем так.

– Мне жаль. Он точно любит тебя?

– Точно, – она не сдержала счастливой улыбки.

– И каковы его планы?

– Мы обвенчаемся летом.

– Как, уже? – шокированный, Рэйн постарался взять себя в руки и представить, что в пропасть летит не он сам, а… Чайна Циан.

– Сапфир говорит, венчание удастся, и молния в ступени церкви не ударит, если только ты не соберёшься помешать моему счастью. Поклянись, что не сделаешь ничего подобного.

– Сейчас я… немного удивлён… так что вряд ли смогу принести эту клятву. Может… в следующий раз. Кто… знает… вдруг откроется, что Левенхэм ещё больший развратник, чем ты думала – я. Если я узнаю о нём нечто такое, я вмешаюсь.

– На твоём месте я бы не надеялась на это. И… ты говоришь как мой отец.

– Его можно понять.

– Да, но Сапфир говорит, что прошлые грехи не должны влиять на будущее.

– Он скажет что угодно, лишь бы оправдать себя.

– О чём ты?

– Он продержал свою Игрейну в заключении двадцать три с половиной года. И теперь извиняться перед ней не думает, хотя продолжает домогаться как женщину.

– Ты о нынешней принцессе Дан-на-Хэйвин? Я видела её. Она совсем не красива. Как он может?!..

– Я сейчас скажу банальность, но общепринятым фактом считается то, что любовь – иррациональна. Если речь о светлом чувстве, а не об оружии извращённого мозга. Вот что тебе в Левенхэме понравилось? Кроме внешности, само собой.

– Он… – она задумалась, постепенно её облик приобрёл мечтательный вид. Взгляд затуманился. Мён могла говорить о своём избраннике сутками, Мелисса – затруднялась с подбором слов. Совершенно иной тип осмысления своего существа.

– Мелисса, Рэйн тебя запутывает и удерживает, – строго сказала Чайна Циан. – Надо уходить, иначе ваша безобидная болтовня превратится в повод для ревности Эдриена. И если тебе ещё не ясно – Рэйн до сих пор любит тебя. Он сказал об этом почти что прямо. Зря ты думала, что он приобрёл чувство к принцессе Марине.

Стало очень тихо. Рэйн немедленно и окончательно возненавидел Чайну Циан. Он и раньше думал, что она – худшая из возможных подруг, потому что перевёртыш, потому что слепа и тем заставляет о себе заботиться. За то, что строгая и совершенно неромантичная. Но сейчас… то, что она сказала!..

– Я не думаю… – Мелисса вдруг показала, что расстроилась. В том, как опустились уголки её губ и глаза, стала заметна горечь. – Рэйн, – она подняла взгляд и протянула к нему руку. Он сделал пару шагов и коснулся девушки, её пальцев. – Я не понимала этого, но теперь очень чётко осознала – я скучаю по нашим временам. Наши глупости, игры, веранда и долгие разговоры ни о чём, наша свобода… та свобода, – она поправила себя, – которую ты давал мне… они скоро совсем исчезнут. Мне грустно от этого. И жаль, что вы, мужчины, такие собственники. Жаль, что мне невозможно быть с тобой так, чтобы не подпадать под чьё-либо подозрение и не давать тебе надежду. Ты всё ещё любишь меня?

– А ты всё ещё не любишь дождь? Ты говорила это раньше.

– Это неизменно.

– С моей стороны – тоже. Это неизменно. Я…

– Ни слова больше! – оборвала Чайна Циан. – Мелисса, не глупи. Рэйн – древнейший. Что тебе говорила герцогиня Сильвертон? Что они все – как Роджер Кардиф! Смотри, он уже заставил тебя грустить из-за разлуки с ним! Что будет дальше? Разговаривая с ним, думая о нём, ты подрываешь свою уверенность в любви к Эдриену! Рэйн Росслей вызывает в тебе сомнения специально, я уверена, Лисса!

– Чепуха!.. Рэйн не настолько самоуверен, чтобы думать, что из-за вдруг возникшей ностальгии мои чувства к нему переродятся! Этого и быть не может!

– Всё же подумай о Эдриене, и… пойдём. Если не отправимся сейчас, я расскажу твоему графу подробности этой встречи.

– Чет, – весело фыркнула Мелисса. Она явно проглотила что-то вроде не совсем приличной, типично сильверстоунской фразочки и продолжила, почти выплюнув: – Блефуешь.

Настроение Мелиссы вовсе поменялось. Она пошла к выходу, всего однажды оглянувшись, светло посмотрев в его сторону, махнула рукой и исчезла.

Рэйн заходил по комнате и воздух вокруг казался ему ледяным, и работы ног не чувствовал, и мучился.

Мелисса собралась замуж за этого графа! По-настоящему! Окончательно! Венчание – это вам не контракт, который можно разорвать по желанию сторон. Венчание – это или навсегда, или минимум на полторы сотни лет, которые почти всегда превращаются в то же самое "навсегда".

Ну а этот отвратительный обычай невесты обитать в доме жениха до свадьбы и только на ночь возвращаться к родителям? Сколько времени они проводят вместе! Да как же так можно? Мелисса – в доме Левенхэма! Отвратительно!

"Не смогу. Никогда не смирюсь с этим", – понял Рэйн, замерев. Он всё ещё стоял посреди погрузившейся в полный мрак библиотеки. Солнце давно село. Вечер.

"Опаздывает ли она домой, как Мён опаздывала к своим родителям? Как она улыбается ему? Как смеётся? Удерживает ли его? Целует ли его сама?.. Ужасная несправедливость!"

Он пошёл к шкафчику с крылосколом, но не добрался до него. Пришлось опереться о какую-то мебель, потому как внезапно перед глазами всё поплыло. Будто картина покатилась вбок по серой стене.

"Не срываться. Не срываться".

Выступил пот напряжения, тело задрожало, сердце заколотилось как от полёта.

"Только не падай в обморок, не падай, ты же не девочка… ты же не… Да кто увидит? Я – один".

Рэйн постепенно опустился на четвереньки. Ноги и руки уже немели. Снова картинка уплыла, но теперь и тело исчезло. Рэйн видел его, немного ощущал, но со стороны, как чужое.

Он встал и куда-то пошёл. Рэйн понимал, что его тело в полном порядке, что оно всё делает так, как должен был бы он сам. Он наблюдал, как бесчувственно поглощает крылоскол, как отправляется за Алексом Санктуарием, разговаривает с ним, вполне естественно и вовремя смеётся шуткам, как соглашается, впервые за многие годы, поехать на аукцион девушек в Коллуэй. Рэйн даже не был уверен, что не поступил бы так же, будь он в полном порядке. Но было отчасти приятно, что он безукоризнен и при этом ничего не чувствует, впервые приезжая в северное предместье и появляясь в кругу хорошо знакомых титулованных мужчин, покупающих себе эскортесс или женщин других видов на ночь или всего на одну свечу. Разговоры за его спиной слились в обычный шум – ничто его не трогало, кроме продолжающегося мучительного желания вернуться в своё тело, обрести над ним власть, полный контроль.

Чуть позже, чем должен был, он подумал о том, что заявляя обществу о своём намерении развлечься на стороне, он давал повод думать, что получил доказательства неверности эрц-принцессы. Так могло это выглядеть со стороны. Но его скоро отвлекли от мыслей события, лавиной накрывшие его.

Эскортесс, точно такие же знатные леди по своему рождению, как и бывшая жена Рэйна, ныне супруга губернатора, по своему развитию стояли на низшей из ступеней. Их бы никто никогда не думал продавать каждый вечер на аукционе, но каждая отчаянно любила постельные развлечения и совсем не переносила их полного отсутствия и даже небольшой нехватки. Голодная эскортесс – просто смертельно опасна. Потому специальным указом губернатора ни одной из них не было разрешено ступать на территорию столицы и южнее её – туда, где церковь Единого воспитывала целомудренный нрав. Все денежные сливки за свечи удовольствия частью получали принцы Адмор, Ли и принцесса Дан-на-Хэйвин. Эти трое приходились родственниками и опекунами всем безмозглым, бессердечным, забывчивым, но невероятно красивым, роскошным женщинам, важнейшей частью из сомнительных достоинств которых считалась наследственная ошибка в процессе смешения крови – эскортесс, все до единой, сохраняли девственность, быстро восстанавливались и не чувствовали боли. К тому же они не беременели в принципе. Единственным исключением пока что была Красивейшая. Моргана под влиянием почти святого и его молитв, почти полностью поменялась. Однако она не отреклась от своих кузин и даже защищала их интересы, пусть и весьма неудачно.

До своего контракта с Красивейшей, Рэйн некоторое время жил в Ньоне. И пока почти святой Брайан не издал свой указ, выселяющий эскортский гибридный подвид из столицы, принцы постоянно приезжали во Дворец Чувственных Удовольствий, в котором эскортесс оказывали внимание и Рэйну.

Они запомнили его, как и всех древнейших. И помнили всё ещё – по прошествии ровно двадцати двух лет. В этом Рэйн убедился, когда эскортесс, увидев его, сорвались со своих мест и бегом помчались к нему.

Распорядитель торгов пытался восстановить порядок, но женщинам было всё равно. Они даже не позволили Рэйну пошевелиться. Срывали одежду, беззастенчиво ласкали на глазах прочих гостей. Впрочем, Рэйна скорее всего даже не было видно из-за окруживших его эскортесс. Жаль, что он всё чувствовал не вполне нормально.

Они кричали ему, чтобы он выбрал одну из них.

– Пусть танцуют! – весело крикнул Даймонд Лайт. Странно, что он здесь. Обычно после встреч в принсипате он бросается за книги и расчёты и надолго закрывается в своих покоях в доме Роджера.

– Танцуйте, – приказал Рэйн. Его тело уже горело. Он снимал серьги и прочие драгоценности. Перчатки и галстук – где?

И каждая танцевала в полной уверенности, что Рэйн попадёт в её постель. Они раздевались, продолжая двигаться. Их стиль, однако… был далёк от классических па. Эскортесс создавали красивую имитацию постельных телодвижений.

Распорядитель торгов прокричал ему, что претензия со счётом к нему будет направлена от принцев-хозяев.

Рэйн ответил, что его секретарь рассмотрит претензию в обычном порядке.

***

Хаос. В продолжение его Рэйн внезапно, после лёгкого головокружения и резко поехавшего влево мира, вернулся в своё тело. Чувства, оказалось, притупились из-за крылоскола, но обилие эротики и свобода раздразнили Рэйна. Ему вспомнились времена, когда он позволял себе всё и правил своим миром абсолютно. И зашумела гроза. Слишком ранняя для этой весны. Эскортесс вздрагивали от грома, но всё продолжали цепляться к Рэйну. Знакомый шум дождя вторил шуршанию серых простыней, прохлада из открытого окна приятно ласкала разгорячённые тела. Но вдруг Рэйн, перебирая машинально волосы одной леди, вспомнил о Мелиссе. Он чуть было не ушёл, но женщины не отпускали его, и ему ничего не оставалось, кроме как остаться и представлять себе юную леди Сильверстоун на месте каждой золотоволосой красавицы.

Утром Рэйн отправился на поиски недостающих частей своей одежды и наткнулся на Даймонда Лайта.

Его фигура бросалась в глаза. Он всё ещё находился в зале торгов и, сидя за одним из столов, писал что-то в своей книге. Посреди пустых бутылок и интимных предметов гардероба, посреди спящих разве что только не на полу мужчин и женщин, он выглядел наиболее необыкновенно тем, что был менее всех потрёпан. Галстук его был не в порядке, рубашка расстёгнута, на брюках – несколько пятнышек серой крови эскортесс, волосы непередаваемо сильно взлохмачены, но в сравнении со всем окружением он выглядел ангельски невинным. Из-за неразберихи, ночью попавшие внутрь проститутки с улицы, окружили стол Лайта. Свободно сидя на стульях и на коленях друг у друга, облокотившись о стол и плечи товарок, женщины неотрывно и наверняка не первую свечу смотрели на Даймонда. Их можно было понять: принц, первый по красоте, был настолько волшебен собой, что женщинам он казался лучшим в жизни сном и смущающе действовал даже на умы мужчин, что не раз приводило Рэйна к мысли о том, что физическое влечение заложено в существах куда глубже, чем должно бы. И, если бы творцом действительно был тот Единый, с которым разумных знакомят Книги Свидетельств, проповедники и Церковь, этих странных ощущений при виде особи своего пола не было бы. Но, с другой стороны, не будь таким мощным двигателем секс – навряд ли сейчас было бы кому и что проповедовать – разумные существа, при всей их неспособности найти родственную душу, вымерли бы.

– Рэйн, – позвал Даймонд принца дождя. Утренний свет, тускловатый из-за низких облаков, добавлял новых, строгих и холодных оттенков облику Лайта. Заметив, что светильник на столе горит зазря, Даймонд, наконец, погасил его. – Знаешь, император непременно поднимет вопрос о произошедшем на совете кланов. Никто пока не знает о смысле произошедшего. И пусть ты совершил единственно верный поступок перед заточением, ты сделал его не так.

– Ты не видел мою полумаску? – вместо ответа спросил Рэйн, перешагивая через чьи-то белоснежные панталоны. – Точно помню, что приехал в ней.

На самом деле гнев императора опасен. И здесь дело не в том, кто император, а какова механика власти. Плевать, что в перспективе Рэйн через эскортесс раздал полезный вирус сразу множеству ньонцев и какой-нибудь крылатый или перевёртыш, женись он на человеческой девушке или фитке, сможет стать отцом вполне живого неглупого мальчика. Нет же, важно оказывается то, что Рэйн показал, как непозволительно роскошно могут развлекаться члены принсипата.

– Возьми любую, – посоветовал Даймонд и тут же, без перехода продолжил: – И, знаешь, что будет с Мариной? А подумал ты, что будет с Мелиссой?

– Ты меня отчитываешь, Лайт? Что за дурацкая попытка?

– Не понимаешь, почему? – Даймонд выпрямился и повернулся на стуле в его сторону. Он выглядел сейчас обманчиво добрым. Но Рэйн знал, что принц Лайт видит своё предназначение ещё и в том, чтобы сеять смуту среди своих, чужих и прочих с тем, чтобы в ссорах и склоках вокруг себя находить истину. – Я скажу тебе. Сапфир предсказывал, что в том варианте реальности, в котором Мелисса станет твоей невестой, ты будешь периодически всё портить. А теперь, знаешь, какой бы на самом деле ни была эта реальность, той, желаемой, или нет, Мелисса твоей не станет просто потому, что ты сделал то, что сделал. Даже если ты как-то сможешь подменить содержимое её головки и сердечка, Ричард будет тем, кто скажет "нет" в любой день из всех последующих. И я соглашусь с ним.

– Перестань. Тебе ли говорить мне это, – фыркнул Рэйн. В этой ночи нет ничего особенного для многоопытных принцев. Даймонд наверняка так же развлекался в своё время с женщинами всех видов, цен и типов красоты. А что касается отца Мелиссы, Ричарда Сильвертона, то он был бы против кандидатуры Рэйна и по множеству других причин.

– А я и не обязан казаться во всём идеальным, – покачал головой красавчик. – И не мне нужна женщина, которую не взять даже манипулируя.

Рэйн застыл на месте, затем с огромным усилием повернулся к Лайту:

– Даймонд, прошу тебя, уймись. Твоя показная забота бесит.

Принц Лайт посмотрел, хмыкнул и снова отвёл взгляд. Молчал, размеренно постукивая грифельным стеком по книге. Тем временем Рэйн решил, что можно бросить небольшой кусок правды Даймонду в зубы:

– Я был не в себе. Я был не в себе, когда поехал сюда.

– Глупыш, – улыбнулся Даймонд столу, за которым сидел. – Надо было открыться друзьям и отпить крылоскола.

– Ваши сильверстоунские методы как-то совсем не сразу входят в голову обычного Росслея.

– Ах-ах, да неужели? Или ты оправдываешься? На самом деле, первой мыслью после твоего какого-никакого разочарования было "надо купить девушку" и всё. Ну а первая мысль часто о многом говорит. Иначе говоря, я был прав, считая тебя сверхпорочным ублюдком.

– Погоди, это что сейчас происходит? Ты действительно думаешь, что можешь указывать мне на мою развращённость?! Ты?! Сильверстоун?

– Если мне не послышалось, то ты намекаешь на то, что все Сильверстоуны таковы, что для нас…

– Не все… до встречи, – Рэйн быстро пошёл прочь. У его маски была оторвана лента, и он просто приложил её к лицу, выходя на улицу. Там его ждало небольшое потрясение.

– Совпадений – не бывает, – только и мог сказать сам себе Рэйн, когда увидел мириады багровых, алых, розовых лепестков, покрывших все горизонтальные поверхности. Лёгкий ветерок заставлял всю эту невероятную красоту вздыматься в воздух, кружиться и снова опадать, срываться с портиков и крыш, ссыпаться с деревьев, ещё не распустивших собственных бутонов.

Не желая поскользнуться на цветном великолепии, Рэйн спускался по ступеням как можно осторожнее.

– Ну и намусорил ты тут, приятель, – почти серьёзно сказал ему Тони Эшберн, поднимающийся ему навстречу, вверх по лестнице. Что-то забыл и вернулся? Что бы сказала Чайна Циан, узнав, что её муж был здесь этой ночью?

Но, несмотря на искушение, Рэйн никак не ответил.

Слишком уж всё багровое великолепие, покрывшее улицу, было похоже на тот случай с почти святым Брайаном. Когда он лишился святости. Правда, тогда это была Красная вода. И шла она от его ступней и лилась с неба. И Рэйн тогда был ни при чём.

А Рэйн и сейчас ни при чём. Атмосферные вихри закрутили свои смерчи и зацепили где-то на юге сладко благоухающие луга. Дождь из лепестков, вероятно, выпал уже после того, как отгремела гроза. Нижний слой лепестков неплохо прилип к мостовой.

Но таких совпадений – не бывает.

Выходит, он сильно согрешил. К сожалению, сколько бы ни думал Рэйн, вывода было всего два. Первый: Единый на данный момент требует от него большего. Молитв, чистоты и большей правильности вопреки нелюбви, предательствам и всем фактам мертворождений. Второй: Рэйн с пагубным блеском подал пример разнузданного греховодничества. Слишком заманчивый пример. И небесные силы распорядились напомнить о себе и ожидающей каждого каре.

Но если так, то с ним, с Рэйном, что же будет с ним?

Брайан Валери стал красноволос и шипаст на одно плечо из-за церковного проклятия. Он лишился положения, чина и многих друзей, лишился святости и места у небесного престола, но упорством и верой многое получил взамен. Брайан Валери стал свободнее и могущественнее, чем был, его молитвой свешаются чудеса.

Думая о своей дальнейшей судьбе Рэйн не видел впереди ни особых лишений, ни приобретений. Не верил он, что сможет измениться к лучшему. Коды крови – неизменны с рождения. Не считал он, что по примеру Брайана обязан, во что бы то ни стало, из последних сил праведничать. Ребёнок, следующий Росслей, которого Рэйн так хотел, не был так уж дорог ему, чтобы он хоть на миг задумался о том, что Единый, наказывая, может отобрать его. Мелиссу же незаметно опутал заклятиями ещё в её детстве. И так плотно, что даже Господь вряд ли сможет править судьбой этой девушки. Пострадает каждый, кто задумает причинить ей вред.

Порядок её верности

Подняться наверх