Читать книгу Умереть за Христа - Анастасия Сергеевна Кольцова - Страница 7

Последним уроком была литература. Со скукой глядя то на крючконосую литераторшу, уже полчаса распространявшуюся о бессмертном гении Солженицына, то на курносого соседа Санька, рисующего красной гелиевой ручкой на руке татуху, Ксюха подумала: «А почему бы не заглянуть в подвал к Маньяку»?

– Солженицын был первым вестником демократии, – картавила тщедушная литераторша с маленькой головкой, покрытой реденькими волосами.

Девчонки говорили, что она слишком часто красилась «блондексом».

– Ну, опять про свою демократию, – скучающе протянул Санёк.

Литераторшу класс не любил.

Адресок Ксюха запомнила, благоразумной Аньки рядом не было, и, с трудом отсидев до конца урок литературы, Ксюхаа поехала в центр. Славика решила с собой не брать – какой экстрим, когда за спиной стоит шкафоподобный парниша с пудовыми кулаками. А вот когда одна – совсем другое дело.

Спускаясь в подвал по скрипящей скособоченной лестнице, да ещё в полной темноте, она вполне оценила «экстрим». Свет сотового телефона не мог разогнать мрак затхлого подвала, и Ксюха, всегда славившаяся безрассудством и бесстрашием, чувствовала, как трясутся коленки. Спустившись с лестницы, начала ощупывать стены, радуясь, что не подвернула ногу, или, чего хуже, не сломала шею.

К темноте Ксюха уже более-менее привыкла, так что путём ощупывания и разглядывания заключила, что находится в малюсеньком квадратном помещении с кирпичными стенами. Одну стену целиком занимала железная дверь. Ксюха нащупала ручку и замерла. С полминуты стояла, боясь шелохнуться, тревожно прислушиваясь к каждому своему вздоху и стуку сердца.

«Ну и дура ты, Ксения Владимировна, – подумала, наконец, она со злобой. – Даже Славик, даже этот Чокнутый из дома напротив, не труханули бы так! Конечно, если бы им пришло в голову сюда полезть. Ну ты чо, на одноклассниц своих становишься похожей, что ли? Ну, открой дверь, не куксись», – уговаривала себя Ксюха.

Было ужасно страшно, но Ксюха знала, что не может убежать, не зайдя за эту дверь. Иначе она потеряет всё уважение к себе. Ксюха зажмурилась и дёрнула ручку.

Дверь бесшумно отворилась. Раскрыв глаза, Ксюха с интересом поглядела в дверной проём. За ним было просторное тёмное помещение с неясными очертаниями труб на заднем плане. А на переднем… Сначала Ксюха подумала, что посередине комнаты сидит манекен, настолько фигура была неподвижной.

«Подожду немного. Если это человек, он, в конце концов, зашевелится», – промелькнула в Ксюхиной голове рациональная мысль. Но ожидание затянулось. Ксюха стояла как соляной столп, человек тоже признаков жизни не подавал. Ксюхе надоело, и она крикнула: «Эй, есть кто живой!?»

Протянулось долгое мгновение ожидания, и манекен ожил.

– А я думаю, кто это тут бродит, – отозвался он голосом Маньяка. – Включи свет, выключатель справа от тебя.

Ксюха щёлкнула выключателем, на сводчатом потолке зажглась лампочка. Подвальчик был довольно уютным – на трубу, разделяющую его на две половины, была положена длинная доска, сверху постелено одеяло с утятами, на котором и восседал Маньяк. При свете слабой лампочки он оказался небритым темноволосым парнем со взглядом тормоза и полосатым шарфом на шее.

– Вот ты придурок, – облегчённо вздохнула Ксюха. – Нельзя было сразу объявиться, нужно было меня пугать! – Ксюха почувствовала, что Маньяк совершенно безобиден, поэтому вернулась привычному хамоватому стилю общения. – Ни стыда, ни совести!

– Да я сам напугался, когда ты зашла, – начал оправдываться Маньяк. – Мало ли кто зайти может, вдруг это кто-то из местных жильцов?! А ты садись, – Маньяк подвинулся на уголок своего топчана, освобождая место на одеялке. – Хорошо, что пришла. Почему вы, кстати, вчера убежали? А-а, неважно, не рассказывай. Обычно я тут один сижу.

– А что это за знакомая к тебе приходит? – Ксюха присела возле Маньяка.

– Знакомая? Это Оксана. Она уборщицей работает, но говорит, что она психолог. А она никакой не психолог, потому что если я её не понимаю, она сразу орать начинает, и говорит, что я на голову больной…

– А это что, не так?

– Нет, я здоровый. Не похож разве?

– Да не очень как-то. А где ты раньше работал?

– О-о, – глаза Маньяка оживились, – я охранником работал. Тут такая история…

Взгляд Маньяка обрёл некое потустороннее выражение, и он начал бессвязную историю без начала и конца: «Мне нельзя возле Дома Советов ходить. Там часто бандиты собираются. Я когда охранником работал, мой начальник помогал бандитам, и он знал, что я не согласен. И тогда он натравил на меня бандитов. Они и сейчас за мной следят. Я ещё с девушкой расстался, потому что мой начальник ей сказал, что со мной общаться не надо. А другой мой начальник работал в ФСБ. И я стал ему помогать. За тобой теперь тоже бандиты будут следить, они узнают, что ты со мной общаешься…»

Ксюха с интересом глядела на Маньяка. «Ясно, что психически нездоровый, – думала она, вполуха слушая его бредовые фантазии. – А кто тогда здоровый? Я? А может, Анька? Про Чокнутого и вспоминать не буду. В любом случае, с психами интереснее. У них мышление нестандартное».

– Я тоже в ФСБ работаю, только ты не говори никому, это государственная тайна. Если узнают, что ты знаешь, тебя бандиты поймают…

– Скучная у тебя история, Маньяк, – Ксюха вскочила с одеялки и полезла за трубы ловить кошку, невесть откуда взявшуюся, молчаливую. – Откуда она здесь?

– И мой начальник, который в ФСБ работает, сказал моей девушке, чтобы она со мной опять встречалась…

– Эй, Маньяк, ты чо, оглох? – Ксюха вылезла из-за труб, после неудачной попытки поймать кошку. – Откуда она тут? Ты что ли притащил? Почему она не мяукает?

– А? Да, это я. Я её на кладбище нашёл, поэтому она такая неразговорчивая. – Так, на чём я остановился…

– Ты погоди, лучше я тебе свою историю расскажу. Знаешь, я переодетая принцесса. Джинсы на коленках рваные для маскировки, куртка грязная для той же цели. Мой батя-король конспирируется, живя в обыкновенной квартире, мама-королева торгует на рынке. Мы скрываемся, потому что в нашем государстве Оборвандии произошла бирюзовая революция и за нами охотятся….

– Я что, так неправдоподобно рассказываю? – Маньяк погрустнел.

– Да, ты хреново как-то заливаешь. Сам-то веришь в это?

– Да. Только я не врал, за мной и правда охотятся!

Ксюхе стало скучно. Она поднялась с одеяла, поправила ранец на спине.

– Прощай, Маньяк, надоело мне у тебя. Больно ты занудный.

– Уже уходишь? Плохо. Ко мне так редко приходят… Недели две назад ремонтники приходили, пришлось от них в углу за трубой прятаться, а кроме них никто. Ещё когда-нибудь придёшь?

– Не знаю, – пожала плечами Ксюха, и закрыла за собой железную дверь.

Поднялась по скрипучей лестнице, выглянула во двор. Вроде никого. Тихонько вылезла, и чуть не наткнулась на припаркованный рядом с дверью в подвал лиловый «пежо». Из окошка высунулся мордастый мужик: «Девушка, что вы там делали?»

– Кошек кормила! – крикнула Ксюха, на бегу прочитав на стене надпись «АСКЕТ». Кто это такой, интересно?

В автобусе было жарко. Ксюха расстегнула куртку, положила ранец на колени. Прикорнула маленько, проехала свою остановку, пришлось пешком обратно топать. Закурила Ксюха последнюю сигарету, бросила пустую пачку в ворох листьев, и, наслаждаясь осенью и согревающим изнутри дымом, медленно пошла домой.

Была любимая Ксюхина погода. Серое небо и ветер, качающий верхушки деревьев, воющий о чём-то грустном и свободном, сбивающий с ног, размётывающий мусор и грязные листья. Позвонил Славик, но Ксюха раздражённо нажала на красную кнопку – в такую погоду хотелось побыть одной. Хотелось просто идти вперёд, глазея за заборы частных домов и ни о чём не думать.

Не вышло.

С раздражением Ксюха услышала за спиной чьи-то приближающиеся шаги и заранее возненавидела этого придурка, помешавшего любоваться стихией. Придурок довольно быстро её догнал. Ксюха увидела развевающийся по ветру черный плащ, закинутую в небо сивую бошку, дурацкую улыбку… Это же Чокнутый собственной персоной! Как не признать!

– Чо лыбу давишь? – Ксюха была настроена весьма воинтсвенно. А Чокнутый ноль внимания – только взглянул мельком сверху вниз, поднял удивлённо тонкие брови, увидев сигарету, и всё. Даже улыбку дурацкую не убрал. «Да этот негодяй тоже погоде радуется! – с возмущением поняла Ксюха. – Он, типа, такой умный! Ну, посмотрим…»

Ксюха быстрее засеменила ногами, чтобы не отставать от длинноногого Чокнутого, и занялась делом. Для начала бросила в него окурком. Реакция нулевая.

– Ты чо, считаешь, если вырос шлагбаумом, людей можно не замечать?

– Не считаю.

– А в чем проблема? Остановись, поговори со мной.

– А нам разве есть о чём говорить?

– Да хотя бы о нас с тобой. Ведь это я тебе недавно звонила с предложением познакомиться.

– И зачем тебе со мной знакомиться?

– А запала на тебя. – Эта невозмутимость бесила Ксюху намного больше, чем самая отборная ругань, когда-либо произносимая в её адрес. – Я же так давно по тебе сохну, козёл безрогий, ублюдок паршивый! – Ксюха вспомнила слово, прочитанное на заборе, и решила, что оно тут вполне уместно. – Аскет недоделанный! Даже взглянуть на меня не хочешь. Жалко, да?

– Тебя жалко. Но не переживай, рано или поздно найдёшь себе парня, подходящего по возрасту.

– Какой жалостливый! Лучше для себя жалость прибереги, на тот случай, если побьют в тёмном переулке. А тебя скоро побьют, я уверена.

У Ксюхи сводило ноги от быстрой ходьбы, щёки пылали от гнева, и настроение было препаршивым. А этот Чокнутый идёт на своих ходулях, и всё у него прекрасно. Улыбается ещё, придурок. Улыбка очень даже ничего, кстати, красивая…

Ксюха видела, что все её слова как об стенку горох, и не знала, что делать. Поэтому просто начала закидывать Чокнутого самой отборной матерщиной, какую только знала (а знала её Ксюха немало). Так и дошли каждый до своего дома – Ксюха сквернословя и негодуя, а Чокнутый молча.

Забежав в квартиру и скинув куртку, Ксюха с удивлением обнаружила, что сестра дома, и что вид у неё до невозможности зарёванный. Оказывается, очередной подлец бросил Ленку.

– Не плачь, – успокаивала сестру Ксюха, – ну и что, что он тебя бросил? Ты себе другого найдёшь, хорошего.

Сёстры уселись, обнявшись, на диван, стали плакать вместе. Ленка, понятное дело, из-за подлеца, а Ксюха из-за Чокнутого. С ресниц текла тушь, Ксюха размазывала её ладошкой по лицу. Никто ещё так спокойно не реагировал на Ксюхины нападки, и ей было очень обидно.