Читать книгу Выше всех могучих птиц. Anastasia’ S. - Анастасия Шелякина - Страница 3

В поединке последнего слова

За тобой оно будет – остынь.

Я живу по твоим законам,

В этом доме один господин.

Мне чужого богатства не надо,

Ты велишь – моя воля слаба.

Под запретом тяжелого взгляда

Я не более чем раба.

Эта клетка мучительна – душно,

Не твоя вина – все мое.

Я намеренно руки связала,

Но меня обмануло чутье.

Только выйду я за ворота,

Не пеняй – унесет в полет.

Я ведь птица!

Застой болота – не по мне.

Подавай высот!

Мистер Тревор, ах, до чего я устала,

Эти сонные лица, серые поезда.

Возвращайтесь скорее, Вас беспредельно мало,

Исчезают с радаров самолеты и города.

Мистер Тревор, чем дышит осенью Лондон?

Что с погодой, опять проливные дожди?

Расскажите, кто среди ночи холодной

Согревает теплом лоно вашей глубокой души?

Мистер Тревор, помните запах сирени,

Лунный вечер и руку на вашем плече?

Знаете, я ведь тогда не успела открыть тайну

О том, как вы дороги стали мне.

Я скучаю, ах, до чего я скучаю,

Эта мука по вам соразмерна черной дыре.

Тушью красной календарные дни отмечаю.

Мистер Тревор, когда вы вернетесь ко мне?

Дорогой, уважаемый, я ведь давно повзрослела,

Уж не верю мальчишкам и в сказки не верю давно,

И которую зиму подряд я читаю лишь умные книжки

И смотрю только фильмы с вашим любимым Брандо.

Мистер Тревор, я посылаю вам письма пятый год,

Но ответа никак не дождусь,

А какие-то люди в халатах твердят – это шизофрения.

И, представьте, сказали, что лечению не поддаюсь.

Мистер Тревор, я не хочу больше слушать

Этих странных людей и этот искусственный бред.

Мой любимый, я не усну этой ночью,

Ведь к утру, я уверена, вы дадите ответ.

Случайности не случайны. И, что бы ни говорили,

Я чувствую твое сердце и знаю, ты слышишь мое.

С субботы на воскресенье, примерно часа в четыре

Тебя я звала, мой милый, сквозь слезы звала опять.

Во мне погибает гордость, да ну ее к черту, серьезно,

Такого не может быть в жизни,

Чтоб впрямь вот такая связь.

У черного эшафота любви нашей лодка разбилась,

И что бы ни делали, милый, ее нам, увы, не собрать.

Откуда такая слабость? В горящих глазах сомнение,

Сжимаю в руке дрожащей заточенный карандаш.

Ты снишься мне каждый вторник и каждый четверг,

Проклятый! Ну что же ты не уймешься?

Пора бы себя обуздать.

События нашей жизни прописаны в книге судеб,

Где каждая строчка – буря, а каждый абзац – провал.

Пусть память давит на плечи,

Мне не суждено быть сильной,

Я, как всегда, угодила в до боли знакомый капкан.

Я знаю, все когда-нибудь исчезнет,

И смысла нет играть чужие роли,

Прикидываться птицею в неволе,

Пытаясь голод утолить водою.

Я знаю, что нет смысла дальше бегать

От сердца своего, что под конвоем,

Пытаясь оградиться поневоле

И жить обманутой самой собою.

Солнце, не рви мне душу, и без того тошно,

Я отравилась ядом. Противоядия нет.

Земля от тоски промокла и превратилась в лужу,

Ты в моей хрупкой жизни оставил печальный след.

Это больная тема, это рубцы под кожей,

История нашего счастья упала на самое дно.

Выброси эту маску, пожалуйста, будь сейчас честным,

Тебе, как и мне, паршиво, предательски тяжело.

Гуляя по темным аллеям холодной пустой столицы,

Воображая в прохожих увидеть твои глаза,

Я натыкаюсь повсюду лишь на чужие лица

И в этой толпе хаотичной никак не найду тебя.

Ни от кого не скрыться, а от себя подавно,

И пусть между нами пропасть, адская пропасть чувств.

Страстью в крови запечатан, течешь по моим венам,

Но нет от любви панацеи, никак я не вылечусь.

И хлынула вода из сотен скважин

И оборвалась звуком сентября.

Когда-то я была совсем бесстрашной,

Когда-то, до сегодняшнего дня.

Вошел. Весь в черном, на запястье сажа,

Обвенчанный с болезненной тоской.

Ехидная улыбка, взгляд бумажный,

Наполненный тягучей пустотой.

Который год подряд в одно и то же время

Приходишь и играешь эту роль.

Я все терплю и молча, словно бремя,

Через ухабы жизни волочу любовь.

Судьба ли это? Может, совпадение?

Бездушная игра для двух персон?

Позволь же усмирить нелепое волнение,

Не стоит в этот раз на рану соль.

Октябрь – время поздних встреч и расставаний,

Осенний холод и печальный всхлип листвы.

Зачем рвешь душу мне присутствием упрямым?

Но до чего же все слова твои пестры!

Мой темный рыцарь, мой отважный гений,

Мне страшно оттого, что ты гоним.

Я не боюсь принять летящие в нас пули,

Но я боюсь, что ты другой любим.

Быть может, память сохранит мгновения,

И не дадут стереть ее года.

А если вдруг забвение одолеет,

Не вырывай листы из дневника.

Останешься ты на страницах книги,

Написанной дрожащею рукой,

Под заголовком «Он был моим сердцем,

Несчастным случаем.

Моя любовь и боль».

Сегодня мы не поняли друг друга,

Не поняли, как, впрочем, и вчера.

Мне кажется, что жизненные вьюги

Не появляются вот так, из-за угла.

Твои слова – хлыстом по сердцу. Больно!

Какая неизбежность эта боль.

Я каждый раз твержу себе: «Довольно!»

Но без конца играю эту роль.

В холодной комнате спасенья не найти,

В твоих объятиях не могу согреться.

Ты знаешь, сколько весит тяжесть дней,

Где я, как запертая в клетку птица?

Реальность съела все невинное в тебе,

Тоска окольцевала мою душу.

Мы прятались от проливных дождей,

Пытаясь хрупкий мир стихией не разрушить.

К чему все привело? А дальше как?

Сидим спина к спине, точно чужие люди.

Во всем есть скрытый смысл и тайный знак.

Так кто же нас, в конце концов, рассудит?

На тонком запястье четкая черная метка,

Щемящая боль не утихает вторые сутки.

Положение ее, как для голубой сойки – клетка

И типичный признак борьбы рассудка.

Без взбалмошного наглеца эта жизнь – преодоление,

Мосты сжигала – искры не затушила.

Его окружает сборище пьяных, безумных женщин,

Только это абсурд – пошло, бездарно, фальшиво.

От обещанной сказки остались лишь корявые буквы,

Что разбросаны были по половицам панельной квартиры.

Где лет десять назад был пропитан диван никотином,

А от щели в окне по утрам леденяще сквозило.

Бывших любовников не бывает, история повторится снова,

Холодные стены вокзалов, как ширма на фоне стихий.

Он для нее был мраком, бездной, кромешным адом,

Но от недостатка света жгло глубоко в груди.

Растворение в людях всегда чересчур эфемерно,

Гравитацию тел обстоятельствам не разрушить.

Слишком долго тонули в море житейских проблем,

Захлебнувшись иллюзией, прибились во́лнами к суше.

Я никогда не поверю, что ты говоришь ей правду,

Что смотришь с любовной жаждой, впиваясь в ее зрачки.

В каждой десятой даме, в самой красивой мордашке,

В самом безудержном сердце не будет твоей любви.

Ты подарил свою волю той, что не рядом с тобою,

Той, без которой чувства плавятся, словно свинец.

Это игра, не более. Карточный домик в расколе.

И ты не подпишешься кровью, плохой из тебя актер.

Так что давай без обмана, наша с тобою драма

Не сыщет другой героини. Кульминация. Точка.

Конец.

На руках ломала пальцы, чтобы не набрать твой номер.

Грешным делом занималась,

Думала – «Наверное, помер!»

Нарушала все обеты, песни пела на бульварах,

Разрезала ложью тело, струны рвала на гитарах.

Строила ночами башни металлических конструкций,

Лбом сшибала стены дома, ела из метровых унций.

Наблюдала за лисицей, что живет в вокзальной будке,

Я ее поила ромом и ходила в ее шубке.

А она лизала пальцы, переломанные мною,

Лишь бы только не встречалась я с бесчувственным тобою.

Ты не объявился даже, обещал, что успокоишь.

Я свихнулась поздней ночью. Явно не был ты героем.

Отрезала свои косы, чтоб забыться на мгновение,

Отовсюду получала только массу осуждения.

Пела песни на вокзале, разрывая в клочья глотку,

И с лисицей вокзальной я пила ночами водку.

И рыдала, и терзалась в бесконечном монологе,

Но в итоге не сломалась, не сломалась я в итоге.

И ушла в тот вечер чинно, ускользающей походкой,

Зная, что навек останусь лучшею твоей находкой.

Грош цена твоей любви и словам твоим в придачу!

Ты когда-то на крови клялся в ней, мой милый мальчик.

Как же вышло, дорогой? Или слово ты не держишь?

Может, просто пустозвон и хронический невежда?

Временной петлей меня затянуло неудачно,

Я, наверное, глупа и клинически незряча.

Разглядеть не удалось твой состав. Мое ли дело?

Безобразная душа из прекраснейшего тела.

Обвиняю, говоришь? Но не ты ль тому причина,

Что не видела в тебе постороннего мужчину?

Обломались два крыла о суровую реальность.

Можно все еще вернуть? – нет, пожалуй, это крайность.

Будь же добр, теперь изволь не стучаться в мои двери,

Оставляешь за собой лишь бессчетные потери.

Если «ГОРЬКАЯ ТОСКА» твое сердце одолеет,

Лучше напиши в письме. Лги – бумага не краснеет.

Началось все в марте, несколько лет назад.

Они встретились в баре, друг друга тогда не приметив,

Но какая-то сила толкнула его, стремглав

Неосознанно попал в ядовитые эти сети.

И казалось ему, разлюбить эту женщину невозможно,

Так лелеять, вдыхать запах кожи, дарить тепло.

Оступиться боялся, упиваясь душой осторожно,

Делал все, чтоб светились от счастья глаза ее.

Дальше – больше, вдвоем и как будто в тумане

Засыпали под утро, дымили возле кровати,

Иногда он хотел от любви ее придушить,

А она читала стихи ему в пьяном умате.

С ним творились порой непонятные метаморфозы,

Обижая ее, он срывал с цепи всех волков.

И душила его, впивалась, словно заноза,

Он любил бесшабашно, по-другому просто не мог.

Сумасшествию не было видно конца и края:

Бились двери, летели стекла, ломались кровати.

Он сжимал ее пылко и крепко в своих объятиях,

Внутривенная страсть и безумство на два лица.

Убегала тайком, боялась его до дрожи,

Пусть любила мучительно, но бороться уже не могла.

Он ошибкой одной все что мог без следа уничтожил,

И декабрьским днем с битым сердцем ушла она.

Забери мое тело, но не трогай, прошу, мою душу.

Я не верю судьбе, я в долине людей не своя.

Ты плеснул десять литров словесной лапши в мои уши,

И теперь каждый час ты отравой дурманишь меня.

Напоил ты меня зельем похоти едкой и пряной,

Отогрел на приступках безнравственной лжи.

Никогда не подумала бы, что стану для тебя безымянной,

Много лет ты мне в спину кидал ножи.

Отпустить и простить не смогу, не стерплю, не сумею,

Я прибита к тебе, припаяна, вкручена, ввинчена.

Только ты переменчив, изменчив и очень циничен

И признать не по силам тебе любимую женщину.

Истязаешь годами ты себя и свою прокаженную

И приблизить не смеешь, отдаляясь за рубежи.

Так зачем же ты бедную заживо, друг мой, хоронишь?

Раз не любишь ее, так зачем столько лет ею жил?

Хочешь правды? Хочешь честно? Никогда я не любила.

Говорила, что кровила у меня моя душа.

Только это от надрыва, от надрыва я кровила.

Я болела не любовью – воспалением ума.

Мне тебя совсем не надо, рада я, что мы не рядом.

Как по мне – я лучше яда выпью залпом, чем с тобой.

Ты забудь, что говорила, что меня с ума сводила

Твоя детская беспечность. Пылью сыпала, врала.

Что тебя боготворила, что ты был моим мерилом

И стихи, что посвятила все тебе и для тебя.

Хочешь правды? Хочешь честно? Врать я так не научилась,

Когда это все писала, боль нависла, как туман.

Я люблю тебя, мой милый, так же сильно ненавижу,

Потому что понимаю, что здесь правда, что обман.