Читать книгу Люди с гобеленов. Выбор сделан? - Анастасия Титарева - Страница 2

Взору Ингрид предстали древние могучие стены Каэрвана. Над воротами развевалось родовое знамя клана: красно-синее полотно с изображением полуволка-получеловека. Дом был близок, но сердце Ингрид не радовалось окончанию долгого пути. Оно замёрзло и осталось в лесу. И не оттаяло даже, когда дымок печей показался над крышами домов.

– Беги вперёд. Мать ждёт тебя: убивается, – сказал отец.

Ингрид отделилась от отряда и побежала к воротам крепости. Стражники сомкнули щиты, встав плечом к плечу, и преградили ей путь. Они хотели подразнить бойкую девочку. Ингрид, недолго думая, ухватила одного из них за бороду, свисавшую над щитом, и пнула ногой по голени, куда смогла достать. Потом навалилась плечом на щит, приложив всю силу, но стражи ни на шаг не сдвинулись от её усилий. Ингрид слышала, как они посмеивались над ней из-за щитов.

Ингрид верила, что если доказывать воинам отчаянную решимость и бесстрашие, давая отпор изо всех сил, то однажды отец и его соратники решатся раскрыть ей большую тайну и впустят в свою стаю. Она верила, что риссы – это очеловечившиеся волки, многие из которых способны оборачиваться ими снова. Да, в это все верили.

Завидев Верховного вана, стражники перестали играть и пропустили Ингрид.

– Убила тролля? – воскликнул один из них вслед.

– Дала ему под зад, и он на полозья к отцу прилетел – вон сзади едет, посмотри!

Ингрид побежала вперёд. Улицы, вдоль которых так знакомо прижимались друг к другу мастерские, лекарский дом, кузница и жилища соратников, несли её к широкому двору главного дома. Очертания родных мест расплывались от слёз, навернувшихся на глаза. Один из воинов, стоящий по другую сторону двора, напомнил Рейвана, и сердце Ингрид заболело сильнее.

– Рейван, – прошептала она, поджимая губы, чтобы не расплакаться.

Ингрид до последнего не пыталась промакивать слёзы, чтобы сохранить сладкую возможность обмануться.

Но вдруг рыдание нахлынуло из глубины. Она не удержалась и заплакала, закрыв лицо ладонями. Ингрид не хотела, чтобы кто-то из воинов видел её слабость.

Не прекращая движения, шагая зло и резко, Ингрид столкнулась посреди двора с идущим ей навстречу человеком. Они оба повалились на грязный утоптанный снег.

– О боги! Ингрид! – проговорил мужчина с полосами чёрных рун на скулах.

Он быстро поднялся и подал ей руку. Его волосы были серыми от старости, а лицо изрезано морщинами. Ингрид тотчас же отёрла слёзы, пряча горе.

– Тирно! Надолго ты в Каэрване? Как жизнь? – бодро прозвенел голос Ингрид.

Она старалась казаться приветливой и весёлой.

– Пока при мне, девочка! И твоя, смотрю, при тебе! – старик, улыбнувшись, внимательно посмотрел Ингрид в лицо и увидел заплаканные глаза.

Тирно усмехнулся.

– Снова псица нападала на волков? А волки сильные попались?

Ингрид нахмурила брови и отвела взгляд, делала вид, что влагу ей на глаза нагнал колючий невидимый ветер.

– Ты привёз мне ещё кусочек небесной руды? Ты обещал, – спросила она, стараясь держаться отважно. – Мне не терпится набрать столько этой руды, чтобы хватило на меч!

– Зимой её не отыскать. Вот настанет весна, обязательно найду для тебя ещё!

Меч был мечтой и отрадой для Ингрид. Отец запрещал Ингрид брать в руки оружие, но дочь уговорила его: если она раздобудет руду, упавшую с неба, то он позволит сделать из неё меч. Ингвар не рассчитывал на успех Ингрид, но она оказалась неробкой и подружилась с рудокопом, который возил в Каэрван руду из шахт на перевалах.

Ингрид знала, что Тирно любил её. Он был единственным, кто восхищался её внутренней силой и способностью противостоять тем, кто был сильнее. Тирно был готов исполнить любую просьбу Ингрид, чтобы упорство её крепло.

– Ты пришёл говорить с отцом? – спросила она.

– Да, – тяжело вздохнул Тирно. – Набулы стали часто бродить в окрестностях шахт. Ладно, я думаю, мы с тобой ещё поболтаем сегодня вечером в большом зале! Беги к Сигги, мать растает от счастья. Только, пожалуйста, смотри, куда идёшь!

Ингрид попрощалась с Тирно и побежала к главному дому. Проскакав по всходу, она вошла в двери большого зала.

***

– Слава богам! Ри, ты жива! – воскликнула Сигги.

В сумраке жилища Ингрид сперва не разглядела мать, лишь услышала, как на пол упало веретено. Через мгновение мама оказалась рядом и обняла дочь.

– Я жива, со мной всё хорошо! – ответила Ингрид, прижавшись к тёплой материнской груди. – Но Торвальд и все остальные погибли под лавиной, мамочка!

Ингрид пряталась лицо, мучаясь от чувства вины, тяжёлыми оковами стиснувшего сердце.

– Я словно трусиха одна-единственная выжила, мама!

– Не вини себя, – сказала Сигги, крепче обняв дочь. – Тебя не должно было там быть. Не место женщинам на охоте! Боги пощадили тебя, Ри, сберегли!

Мать гладила Ингрид по голове. А Ингрид терзали мысли о том, что в дом больше не войдёт волк Торвальд со своими сыновьями. Она не могла представить дальнейшую жизнь без родных, которых так хорошо знала и любила. Опустошение прокралось в сердце, уверенно поселилось там и забирало всё больше от её существа. Горе заключалось ещё в том, что могучий воин Торвальд пал не в битве, а в неравной схватке со стихией, погиб по воле богов. Клан Каэрвана постигло великое несчастье, и теперь вану предстоит принести значимую жертву богам.

– Что это? На тебе кровь! – воскликнула Сигги. – Ты цела?

– Это не моя кровь, мама, – мрачно произнесла Ингрид.

– Боги! Пойдём, помоешься и переоденешься!

Они направились в детскую половину через большой зал. Стены зала украшали боевые щиты, оружие, гобелены и резные панели с великими битвами. Ингрид засмотрелась на полотно с осадой Харон-Сидиса. Кзоргов представали с головами зверей и длинными когтями.

«У него не было когтей и клыков», – подумала про себя Ингрид, разглядывая полотно.

Сигги настойчиво потянула дочь за собой. Они вошли в комнату, отгороженную от зала тканными занавесями. Мать достала из деревянного сундучка одежду и разложила на низкой, устланной шкурами постели: сначала замшевый жилет с меховым воротником и расшитыми узорами полами, затем – шерстяные чулки и льняное платье, выкрашенное в зелёный цвет, с пёстрыми кожаными шнурками на рукавах и груди.

Ингрид скинула меховой анорак и уселась на ложе, чтобы снять пимы.

– Когда ты уже перестанешь ходить на охоту? – запричитала мать. – Ты должна вести себя как женщина, Ри!

Сигги села рядом с Ингрид и взяла в ладони лицо дочери.

– Замуж тебе пора! Никуда это не годится! – мать осмотрела худую, но крепкую, жилистую фигуру Ингрид. – Тебе нужна мужнина ласка!

Ингрид фыркнула, подтянув к себе платье.

– Нет-нет! Сначала мыться! От тебя пахнет, как от дикого зверя, девочка моя! – возмутилась Сигги.

«За столько дней, – подумала про себя Ингрид, – и я, и Рейван – оба пахли как дикие звери: промороженным мехом одежд. А ещё – дымом костра. Не по-звериному, мама, а очень даже по-человечески».

– Ты уже два года вертишь головой! – продолжала ворчать Сигги, – но послушай, Ри, когда ты выйдешь замуж и разделишь ложе с мужем, тебя наполнят любовь и привязанность. А дети станут смыслом твоей жизни! Ты слушаешь меня?

– Я ещё не готова, – выдавила из себя Ингрид, ощутив стыд от сокровенных чувств, всколыхнувшихся от слов матери, отголоски которых она уже успела ощутить в горах к чужому мужчине, к врагу. Но признаваться в этом ни себе, ни матери Ингрид не хотела. – Я не готова замуж, – повторила она.

– Что-то у тебя совсем женские дела не приходят, пора начать волноваться. Тебе нужно немедленно прекратить бродить по лесам и больше времени проводить с женщинами! Твоё полотно не доткано, а все уже по второму заканчивают.

– Кому нужно это полотно, мама?! У нас полно полотен!

– Ингрид, – устало вздохнула мать, потирая лоб, – пойми, в этих сражениях и охотах ты ничего не добьёшься: ты не добьёшься славы великого воина, потому что ты рождена женщиной и любой мужчина будет сильнее и выносливее тебя. Ты всё равно не сможешь их превзойти. И потеряешь остатки всего женского, что есть в тебе. Посмотри, твоё тело совсем не имеет нужных форм! Как ты будешь рожать детей? И лицо твоё, как шершавая корка, совсем обветрено!

– Отец сделает меня своим соратником! – не выдержала Ингрид, резко взмахнув руками. – И муж мне будет не нужен!

– Против богов ты говоришь, Ингрид! – опешила Сигги. – Одумайся, прошу тебя, дочка. Твой отец так сильно мечтает о сыне, что губит при этом дочь. Ты хочешь утолить его боль. Но не надо, Ингрид! У твоего отца ещё будет сын.

Глаза Сигги заулыбались, но губы оставались сдержанными.

– Ты что снова в бремени, мама?

Сигги кивнула, подавая дочери мокрую тряпицу.

Ингрид нахохлилась и приступила отирать лицо и шею.

– Извини, что заставила тебя волноваться, – тихо произнесла она.

– Я всегда буду волноваться о тебе, милая! И о твоём отце, – ответила Сигги, погладив Ингрид по голове. – Кстати, где он?

– Наверное, возится с мёртвым троллем, – сильнее нахохлилась Ингрид.

– Вы убили тролля?! – удивилась Сигги, подав дочери платье.

– Не мы. Его убил Рейван… – голос Ингрид понизился, она с трудом сдержала новую волну подступивших слёз.

***

В зале послышались усталые тяжёлые шаги, сминающие солому, которой был устлан пол. Ингрид узнала отца. У занавеси шаги затихли.

– Здравствуй, жена, – тихо произнёс Ингвар. – Ты там?

– Входи, – ответила Сигги и подалась к мужу.

– Скучал по тебе, – ван провёл ладонью по щеке жены, и та благодарно прижалась к нему, не в силах вымолвить больше ни слова стиснутым от любви горлом.

«Если бы у меня был такой муж, как отец, я бы тоже его так любила, как мать, – подумала Ингрид. – Но таких, как он, не существует! А замуж за нелюбимого я не пойду!»

Редкую ласку Ингвара к жене прервал громогласный голос с порога.

– Ингвар! – позвал нежданно явившийся гость.

Верховный ван улыбнулся, отстранил жену и вышел ему навстречу.

– Лютый! Ты вернулся?!

– Да, галинорец приехал ещё вчера, – ответила Сигги, насупившись.

Ингвар сошёлся в объятиях с крепким высокорослым гостем, пышная чёрная борода которого торчала во все стороны, а коса нагло болталась по спине. Они уселись за стол в большом зале.

– Дочь твоя жива! – донеслись до Ингрид обрывки фраз Лютого.

Она знала, что галинорец старался утешить отца, потерявшего младшего брата.

Из всех соратников Лютый был для Верховного вана самым близким. Они с Ингваром часто вели долгие разговоры, расположившись у огня. Помимо преданности Ингвар высоко ценил в Лютом силу и ярость, благодаря которым тот слыл лучшим из воинов среди риссов, несмотря на то, что был чужеземцем.

Сигги сунула в руки Ингрид кружки с хмельным мёдом и блюдо с запечённым мясом, чтобы дочь поднесла их отцу и его гостю.

– Здравствуй, Ри! – шумно вздохнул Лютый, растопырив ноздри, и оглядел Ингрид с ног до головы.

Ингрид неуютно чувствовала себя в платье после длинного похода и опустила глаза перед насмешливым взглядом галинорца.

– Здравствуй, Лютый, – тихо поздоровалась она.

Ингрид боялась заглядывать Лютому в непроглядную черноту глаза и боялась заговаривать с ним. Её пугало его прошлое. Он пережил всё выжегающую войну с набулами, падение Галинорского царства, потерю близких и порабощение своего народа. Лютый провёл много лет в рабстве в Харон-Сидисе, из которого умудрился бежать к риссам. Лишь боги знали, что ему пришлось пережить и кого потерять.

– Проклятье, Ингвар! Известия о несчастье полстраны всколыхнули, – продолжил Лютый, переведя взгляд на вана. – Как узнал, я сразу заспешил домой. Думал, все погибли, но, видимо, тролль, что спустил лавину, учуял в юном охотничке бабу и приберёг для другого!

Лютый усмехнулся. Ингвар сжал челюсти, но не имел душевных сил усмехнуться в ответ.

Ингрид поставила на стол перед отцом кружки, мясо и спешно отошла к матери, присев на низкую скамейку у горящей чаши.

– Хильда сказала, у твоего младшенького Гуннара первый зуб показался, – сказал Ингвар новость соратнику. – Ты ещё не видел их?

– Ещё нет, – ответил Лютый, отпив мёд. – Увидел бы – не ушёл бы – я так по ним скучал! Но я должен был тебя увидеть вперёд!

Ингрид завидовала семье Лютого. Жестокий соратник отца, который никогда не был ни с кем добр, был нежным отцом.

«Почему мой отец не такой?» – подумала она.

– Мне нужна большая жертва, чтобы умилостивить богов, – произнёс задумчиво Ингвар.

– Воин? – кивнул галинорец.

Ингвар помолчал, а затем рассмеялся.

– Нет, друг, боги слишком многих призвали в эту зиму! Нет…

***

Вечером большой зал зашумел. Ван Ингвар сидел в деревянном кресле с высокой спинкой в окружении соратников и жены. Поднеся кубок ко рту, он вдруг почувствовал, как резкая боль, словно копьё, пронзила поясницу. Старая неизлечимая рана после тяжёлого походе давала о себе знать.

Рука вана дрогнула, и кубок опрокинулся, расплескав наполнявшую его ещё тёплую жертвенную кровь. Перед пиром, чтобы умилостивить богов, Ингвар умертвил коня – своего любимца. Кровь из кубка пролилась на бороду и чёрную замшевую рубаху, которую жена так старательно украсила золотой вышивкой.

Сигги, сидевшая подле Ингвара, попыталась помочь мужу, но он рассмеялся над болью, оскалился в улыбке и оттолкнул её руку. Верховный ван не хотел показывать слабость перед теми, кто привык всегда видеть в нём вождя.

– Оставь! Гривна тоже хочет выпить, – усмехнулся он, вытерев капли с висевшего на груди золотого обруча – знака Верховного вана, который блестел в пламени расставленных по всему залу горящих чаш.

Ингрид, сидевшая по другую сторону от матери, вышла из задумчивости при звоне браслетов на руке отца. Их было два, и ни один не уступал по ценности другому. Риссы носили браслеты по числу жен, живы они были или нет – браслеты надевали один раз и навсегда и уходили с ними на погребальный костёр.

Подумав о первой жене своего отца, Ингрид разозлилась. Внутри неё восстала ревность.

«Он любил её сильнее моей матери! – подумала Ингрид. – И их сынка Эйнара он любил сильнее меня! Мне никогда не занять его место. Никогда не добиться отцовского признания!»

Ингрид следила, как отец играл кубком и скользил задумчивым взглядом по бурлящему залу.

«Интересно, о чём он думает? – пронеслось в голове Ингрид. – О набулах? О кзорге?»

В воздухе разносился запах жареного и копчёного мяса, жирной похлёбки и хмеля. Сытная пища, тепло и хмельной мёд разгорячили людей. Шум голосов, звон кубков, топот и взвизгивания детей подхватывали барабаны скальдов, устроившихся у главного очага. На лире играла Рейна – жрица Великой Матери. Она путешествовала по рисским землям, помогая страждущим, и всю зиму прожила в Каэрване.

Риссы почитали своих богов и не очень жаловали жриц Великой Матери, приходящих из набульских земель. Но их лекарские способности и тайные любовные знания очаровывали многих. Ингрид же любила их диковинные, всегда печальные, переборы на лире и с любопытством ждала, когда Рейна начнёт новую песнь о древних героях.

Ван Ингвар похлопал по плечу пробежавшего мимо мальчика и улыбнулся. Ингвар знал, что, несмотря на потери в роду, жизнь в Каэрване продолжит идти своим чередом. Ван с ликованием обращался мыслями к новости, которую сообщила ему жена, и был уверен, что боги на этот раз будут к нему милостивы.

– Как ты съездил к вану Кольборну? – спросил Ингвар Лютого, сидевшего напротив вместе с рисской женой, которая держала на руках их смуглого младенца.

– Я и мои людьми от души повеселились, – ответил галинорец, кусая жирную ягнячью ножку. – Волки расплодились за прошлый год – тьма! Мы вместе с сыновьями Кольборна проредили голодных тварей!

К Лютому подбежала темноволосая девочка лет трёх в нарядном платье. Он отложил ножку в сторону.

– Кьяра, дочка, иди сюда, – он усадил девочку на колени и поднял кубок. – Пусть Торвальд на небесах скачет на твоём жеребце, Ингвар! И пирует со своими сыновьями!

Ван кивнул и высоко поднял кубок.

– Выпьем! – провозгласил ван. – За моего брата Токи и его сыновей: могучего Ульфа и младшенького Остера. Они погибли под лавиной, спущенной хитрым троллем, и теперь их души пируют не с нами, но с богами! Мой род обнищал. Эльнира, жена брата моего, – обратился он к женщине, сидевшей за столом с влажными глазами. – Ты всегда найдёшь в моём доме защиту и помощь для себя и своих детей!

– Выпьем! – воскликнули соратники и подняли кубки.

Ингрид тоже подняла кубок и опустошила его, желая ни в чём не уступать соратникам отца.

Пир длился долго. Сначала все ели, а потом пили. Много. И много говорили. А когда гомон унялся, Рейна затянула скорбную песнь в память о погибших. От надрывных звуков голоса жрицы у Ингрид на глазах выступили слёзы. Она вспомнила Рейвана.

Застучал одиночный барабан, воины подхватили маршевый ритм ударами мечей о щиты. Песнь печали перетекла в боевой гимн каэрванцев. Когда бой стих, ван наполнил кубок мёдом и поднял его.

– Под сердцем у моей жены ребёнок, и я верю, что боги послали мне сына, моего наследника! Выпьем!

– Выпьем! – раздался гул голосов.

Кто-то из воинов, сильно обрадованный новостью, вновь застучал мечом по щиту. Соратники подхватили бой, который не затихал ещё много минут.

– Как я рад, Ингвар! – раздался в широкой улыбке Лютый, поднимая кубок. – За тебя и прекрасную Сигги! Верю, что боги послали тебе сына! Каэрвану нужен твой сын!

Ингрид встретилась взглядом с Лютым. Он упорно глядел ей в лицо. Ингрид отвела глаза.

«Он что, посмеяться надо мной снова хочет?» – подумала она.

Вцепившись в ручки кресла, Ингрид хмуро озиралась по сторонам. Вдруг она увидела в толпе Тирно, пробиравшегося в её сторону, и оживилась.

– Тирно! – поприветствовала она.

Рудокоп поклонился.

– Здравствуй, Ингрид. Как ты прекрасна в этом наряде! Сияешь, словно солнце, и скоро затмишь свою распрекрасную мать, – Тирно поклонился Сигги, встретившись с ней взглядом, и вновь обратился к Ингрид: – Ты рада новости, которую сообщил твой отец?

– Конечно, – почти без эмоций ответила Ингрид. – Мой отец заслуживает долгожданного сына, он уже не молод.

– Тирно, вот, ещё более немолод, но всё время вьётся возле тебя, когда возвращается со своих рудников! Наверное, на что-то надеется, – усмехнулся Лютый.

– А что, надеяться никогда не поздно! Ты поймешь это, Дэрон, когда будет тебе столько лет, сколько мне, – ответил седовласый Тирно, и они оба рассмеялись.

Тирно был близким другом галинорца и, брезгуя воинским прозвищем, которое дали ему риссы, рудокоп всегда называл его по имени.

– Отец, – обратилась Ингрид к вану, – Тирно пришёл просить тебя о стражах в шахту. Набулы под личиной разбойников постоянно приходят и грабят его. Рудники лежат близко к границам: нужно организовать дозоры и поставить частокол.

Ван Ингвар внимательно посмотрел на дочь.

– Ты была бы прекрасным правителем, если бы родилась мужчиной, – чуть заметно улыбнулся он.

– Ещё бы, отец! Но чем я хуже мужчины? Чего мне не хватает?

Ингвар прищурился, и Ингрид поняла, что его снова прихватила боль в спине. Но он мужественно старался не показывать этого.

– Я могу сказать только о том, – низким голосом произнёс Ингвар, – чего у тебя в избытке. Жалости к врагам!

Ингрид разъярилась, не понимая, о чём говорит отец. Она и без того старалась вести себя грубее и жёстче, чем ей самой хотелось бы.

– Я про того кзорга, Ингрид! Ты плачешь по нему, хотя он того не достоин, даже если спас тебя. Кзорги – враги!

Ингвар бросил взгляд на жену, а потом снова повернулся к дочери.

– Ингрид, ты уже не щенок, ты – волчица. Время пришло найти тебе волка. Весной пойдёшь замуж.

– Что?! – Ингрид вскочила из-за стола, опрокинув кубки. – Не быть этому! Я не хочу!

Взгляд Ингрид полыхал негодованием. Она мечтала стать соратником отца, членом стаи каэрванских волков, а не прислуживать мужу.

– Если бы мать не понесла, ты бы не отдавал меня! – сгоряча воскликнула Ингрид.

– Не гневи богов, Ри, сядь, – строго произнесла Сигги. – Ты страдаешь по тому мужчине, что погиб, значит, тебе уже пора отправляться замуж.

– Ничего я не страдаю! – рявкнула Ингрид, захлёбываясь от возмущения.

– Пойдёшь замуж или ты мне не дочь, – твёрдо произнёс Ингвар.

Ингрид раскраснелась, сжав зубы от злости, и замолчала. Она снова поймала на себе жгучий взгляд галинорца, который словно говорил:

«Я бы с тобой не церемонился! Отлупил бы ещё лет пять назад, выбил бы всю дурь из твоей задницы!»

Ингрид села на место и оскалилась ему в лицо. Она заметила, как Лютый удивился её дерзости и потупился.

– Но сначала ты отправишься в святилище в Скаво, – произнёс Ингвар. – Тебе нужны ритуалы, чтобы быть готовой. Мать говорит, ты не готова.

Ингрид стало стыдно от того, что отец говорил о её неполноценности. Лютый наполнил всем кубки.

– Выпьем за Волчицу! – произнёс он. – Чтобы она однажды родила волчат, достойных своего отца!