Читать книгу Утерянные свитки клио - Анастасия Юдина - Страница 6
Александр Веселов, Григорий Родственников. Из личных воспоминаний полковника Григорьева
2
ОглавлениеПодполковник Григорьев задумчиво смотрел на улицу. Серые клубы папиросного дыма эфемерным косматым чудовищем медленно выползали из раскрытого настежь окна и растворялись в пустоте маленького московского дворика.
За его спиной, на широком столе, покрытым легкомысленной цветастой скатертью, находились приготовленные письменные принадлежности. Лежал пустой лист бумаги. Ему только предстояло стать письмом. Подполковник медлил. Он хмурился и от волнения покусывал уже начинающий седеть ус.
«Семейная жизнь. А не поздно ли ты спохватился? Чай уже не мальчишка за барышнями бегать. Но ведь ты её любишь? Да, люблю. Люблю больше жизни, как никогда никого не любил! Тогда в чем дело? Напиши ей, признайся! Боишься? Трус! В атаку ходить не боялся, а здесь спасовал!»
Григорьев нервно затушил папиросу в пепельнице, решительно сел за стол и вывел на чистом листке бумаги:
«Уважаемая Елизавета Андреевна!»
С минуту разглядывал завитушки на буквах, потом скомкал бумажный прямоугольник и бросил в мусорную корзину. Схватил новый лист и написал:
«Милая моя Елизавета Андреевна!
Простите. Долго не решался написать Вам. Не знал, как Вы отнесетесь к моим словам. Но больше не могу бороться с собой. Я постоянно думаю о Вас. Вспоминаю нашу встречу в одиннадцатом году. Знаете, Елизавета Андреевна, я полностью согласен с господином Чеховым, когда он сказал, что из всех сибирских городов самый лучший Иркутск. Я полюбил этот город, потому что там живете Вы».
Григорьев вскочил со стула. «Господи, да при чем здесь город?!»
Снова закурил.
В дверь тихонько поскреблись.
– Да, Василий!
На веснушчатом лице денщика застыла робкая улыбка.
– Ваше Высокоблагородие, Дмитрий Ильич, не угодно ли отобедать?
– Спасибо, Василий, я не хочу.
– Как же так? С утра ведь ничего не ели! Может хоть чаю… с булочкой?
– Нет, Василий. Иди, пожалуйста.
Денщик, опустив голову, побрел прочь, но у двери остановился.
– Дмитрий Ильич, а правду сказывают, что австрияки сербам войну объявили?
– Правда.
– Господи спаси! – перекрестился Василий. – Не зря я говорил месяц назад, не простят германцы им наследника…
– Иди же, братец, – заторопил Григорьев. – И думай, и говори поменьше, а то социалистом станешь.
– Я, Дмитрий Ильич, по коммерческой части определяться думаю.
– Ну и хорошо, разбогатеешь – не забудь тогда нас, нищебродов.
– Да как же можно?
– Иди, я сказал!
Когда за денщиком закрылась дверь, Григорьев снова сел за стол.
«Словно все вчера было. Гостиница «Амурское подворье», книжный магазин Макушина и Вы, Елизавета Андреевна. Помните, в театре Гиллера, в зале, на той удивительной выставке автографов, Вы взяли меня за руку? Я до сих пор ощущаю тепло Ваших пальцев. Еще тогда я должен был сказать все нужные слова, но не решился. Я хотел признаться Вам и не смог. Мне очень стыдно. Но если еще не поздно! Умоляю Вас, Лиза, ответьте мне, могу ли я надеяться считать Вас моей невестой?
Прошу Вас, ответьте мне! Иначе мое сердце не выдержит!
Я люблю Вас, Лиза!
P.S. В сентябре у меня положенный двухмесячный отпуск.
Смиренно жду своей участи.
Дмитрий».
Григорьев долго смотрел на исписанный лист бумаги, борясь с желанием скомкать, растоптать его, стереть в порошок. Потом глубоко вздохнул и старательно вывел в правом нижнем углу дату «29 июля 1914 года».