Читать книгу Отверженный - Анастастия Енодина - Страница 2

— Лайгон, — голос Лаивсены звучал деланно капризно и немного обиженно. — Тебе что, особое приглашение нужно?

Стройный молодой человек с тёмными короткими волосами и острыми чертами лица оторвался от чтения книги, доброжелательно посмотрев на сестру своими светло-зелёными глазами.

— Да, мне нужно особое приглашение, — улыбнулся он наигранно виновато. — Как обычно. Могли бы и привыкнуть уже…

Высокая девушка с тяжёлой темноволосой косой не смогла сдержать улыбки в ответ, но всё же фыркнула для порядка и ушла прочь, хлопнув дверью. Мужчина знал, что она не злится на него. Лайгон удивлял её своими странными привычками, не присущими больше ни одному валинкарцу. Взять для примера хотя бы то, что он читал книги. Тысячелетиями они пылились в подполе, пока однажды юный Лайгон не отправился туда за бутылкой вина и не обнаружил книжные полки. Это было не так давно, и потому интерес к чтению не угасал, а, наоборот, разгорался сильнее.

Лайгон сладко потянулся и отложил книгу в сторону. Надо было идти ужинать. Он отказывался понимать, почему должен питаться за одним столом со всеми, если всё равно никогда не разговаривает во время трапез и, более того, не слушает, о чём говорят остальные. Молодой мужчина задавал этот вопрос часто, причём всем подряд: сестре, брату, отцу и матери. Все давали ему толковые ответы, но ни один не казался Лайгону убедительным.

— Потому что ты мой брат! И мы всегда должны быть рядом! — говорил его брат Феронд.

— Потому что твой отец — правитель Валинкара, и это традиция — ужинать всем вместе, со своим народом, — поясняла Элара, мать Лайгона.

— Потому что это прекрасно — собраться вместе и обсудить прожитый день! Неужели тебе не интересна жизнь своего народа? — недоумевала от его вопросов сестра.

— Потому что все мы — одна семья, — терпеливо отвечал отец, Мэггон. — Валинкар не так уж велик, и потому мы должны жить сплочённо, поддерживать и помогать друг другу. И я, как правитель, должен первым узнавать обо всём. И проще всего это делать за ужином, когда легко заметить, кто и как на кого смотрит. Тебе тоже следует научиться этому, ведь однажды на трон взойдёшь ты, а в тебе напрочь нет дипломатических способностей!

И Лайгон никак не мог растолковать им, что на трон он вовсе не собирается, чтить традиции через силу не намерен, а что касается единения с народом, так тут вообще беда: он не чувствовал себя частью этого общества, где лучшими развлечениями были добрая драка или сытый ужин, а иногда, по праздникам, разгульное шумное веселье. Самое обидное, что в этом находил молодой мужчина, так это то, что каждый житель Валинкара обладал зачатками магических способностей, но ни один не стремился развить их. Мэггон, по слухам, которые сам он не подтверждал, был весьма сильным магом. И он даже обучал магическим навыкам своих детей. Но этого было мало. По крайней мере, Лайгону, который хотел быть магом и считал себя магом, пусть пока и неумелым. Но ему было всего чуть больше тридцати, а для валинкарца это было ничтожно малое время, ведь продолжительности жизни этого народа исчислялась тысячелетиями.

Нехотя мужчина поплёлся к залу, из которого доносились голоса и громкий смех. Почему валинкарцы такие? В этом прекрасном мире и после прочтения о других мирах все сородичи казались Лайгону какими-то недалёкими и неинтересными. Он замедлил и без того неторопливый шаг, останавливаясь у двери. Хмельной запах медового пива манил зайти и разделить трапезу с сидящими в зале. Мужчина вздохнул, постарался принять весёлый и доброжелательный вид и открыл дверь.

Пришлось пройти мимо всех: его место пустовало на противоположном от двери конце длинного стола. Одни валинкарцы не замечали Лайгона, занятые своими бестолковыми разговорами, другие приветствовали, и ему приходилось вежливо кивать, отвечая неискренней улыбкой. Наконец, он достиг своего места и уселся между Лаивсеной и Ферондом.

Сидящий по правую руку брат усмехнулся и по-доброму спросил:

— Неужели так сложно хоть раз прийти вовремя?

— Будь это не сложно — я бы не опоздал, — ответил Лайгон, приветливо кивая девушке, сидящей рядом с Ферондом: — Здравствуй, Брава!

— Здравствуй, Лайгон, — обворожительно улыбнулась она и спросила: — Как прошёл день?

— Ты спрашиваешь об этом каждый вечер, — заметил маг. — И что я каждый раз отвечаю тебе?

— Ты каждый раз в ответ спрашиваешь, действительно ли мне интересно, — улыбнулась девушка с тёмно-рыжими длинными волосами. — И я всегда отвечаю, что нет.

— Тогда зачем снова задавать мне вопрос, ответ на который тебе не интересен? — усмехнулся он.

— Это традиция, Лайгон! — воскликнула Брава и закатила глаза.

Маг смотрел на неё и не мог понять, каким образом его брата угораздило влюбиться в эту глупую девушку. Да, она была красива, но практически все валинкарцы красивы. Элара учила своих детей, что любить надо не за внешность. Но кроме внешности Лайгон, хоть убейте, не видел в рыжеволосой бестии ничего примечательного. А ещё она постоянно пыталась завести разговор с ним, словно отказываясь замечать, что он улыбается ей только, чтобы не злить Феронда и, будь его воля, не удостоил её даже взглядом.

— Хорошо, Брава, — вздохнул он, так как девушка смотрела на него в ожидании, когда он заговорит. — Я отвечу тебе. И по традиции ты должна смотреть на меня и слушать мой ответ, — Брава подпёрла голову рукой и с лукавым прищуром посмотрела на мага. — Итак, мой день прошёл неплохо. Если бы к вечеру меня не позвали сюда, то вообще всё было бы прекрасно. Даже несмотря на то, что с самого утра Феронд вынудил меня отправиться с вами на фестиваль холодного оружия, и я даже пошёл, как ты помнишь. Но смотреть на кривляющихся с мечами и топорами валинкарцев мне надоело быстро, и я смог улизнуть… Спорим, ты никогда не гуляла по пустующему дворцу? Не слушала собственные шаги, отражающиеся гулким эхом от стен? — он заметил, что девушка начинает смотреть на Феронда, и окликнул её: — Эй, Брава, ты слушаешь? — она перевела укоризненный взгляд на Лайгона, и тот заметил, как Феронд ласково и насмешливо погладил Браву по спине. — Я же не рассказал тебе про мой день! Ладно, я буду краток… на этот раз. Ну, так слушай: я успел искупаться в озере, поваляться пол лучами Светила, обгореть от лучей Светила, потренироваться исцелять свою кожу, потерпеть неудачу в исцелении своей кожи, углубиться в изучение истории и природы магии, чтобы понять, отчего она такая неукротимая, и ещё бы, наверно, что-нибудь мог успеть, но пришла Лаивсена и позвала к вам…

— Я приходила к тебе несколько раз! — заметила сестра, заставляя мага повернуться к ней. — И ты соизволил прийти лишь на третий!

— Извини, — просто ответил Лайгон. — Первые два обращения я прослушал… Кстати, кажется, ты звала меня ужинать, а не болтать, — с этими словами он потянулся рукой к птичьим крылышкам с зажаренной корочкой, что аппетитной уже слегка разобранной пирамидкой возвышались на фарфоровом блюде.

Сестра легонько хлопнула его ладонью по колену и поставила перед фактом:

— Ты не будешь есть руками.

— А ты мне помешай, — добродушно усмехнулся он, вытаскивая крыло из нижнего ряда, отчего верхние покосились, превращая пирамиду в бесформенную кучу.

Лайгон с наигранным наслаждением откусил кусочек, предварительно повертев добытое крылышко в руках.

— Ммм, очень вкусно, — заметил он и, улыбаясь уголками губ, протянул Лаивсене: — Хочешь попробовать? — она покачала головой и отвернулась, пряча улыбку. — Ну, как хочешь, — пожал плечами маг и продолжил кушать молча.

— Ты ведёшь себя непочтительно, — шепнул на правое ухо Феронд.

— Да брось! — отмахнулся Лайгон. — Все болтают, каждый о своём, им нет дела до того, как и что я ем. Так зачем тогда мне соответствовать правилам и поддерживать традиции? — он заметил, что Феронд готов начать отвечать на этот риторический вопрос, и поспешил добавить: — Да, можешь не напоминать. Трон, наш отец — правитель, мы и народ Валинкара едины… Я всё понял, — старательно дожёвывая мясо, сказал он. — Давно уже понял. Так что не утруждай себя и не мешай мне ужинать.

Младший брат улыбнулся Лайгону, ничуть не осуждая его. У него была занятная привычка уличать мага в несоответствии нормам поведения, но при этом делать это добродушно и словно с каким-то скрытым восхищением. Лайгону постоянно казалось, что Феронд хотел бы быть таким, как он. Хотел бы понимать его действия, так же не бояться косых взглядов и совершенно не считаться с мнением большинства. Но Феронд не мог так. Потому что он был частью этого самого большинства. Он был достойным валинкарцем. Таким, каким и должен быть сын правителя и любимец народа. Добрый, сильный, открытый, любящий Валинкар со всеми его традициями и прекрасно владеющий всеми видами холодного оружия.

Кроме того, Феронд был хорош собой. Главным украшением его лица был нос. Идеально прямой, не слишком крупный, но сильно выступающий и с длинным кончиком. Мужчина был высокий, с широко расставленными карими выразительными глазами и тёмно-каштановыми густыми волнистыми волосами, спадающими на плечи. Подтянутое тело и рельефные мышцы выдавали его физическую силу. Феронд был в отличной форме, и не всякий валинкарец решился бы тягаться с ним один на один. Пожалуй, во внешности его существовал лишь один незначительный недостаток, который, тем не менее, сразу бросался в глаза: излишне чёткая носогубная складка с левой стороны лица, которая приобретала явные очертания даже при малейшем намёке на улыбку, и от это придавало его лицу некоторую асимметричность. Этому своему изъяну он был обязан привычной кривой усмешке, при которой приподнимался именно левый уголок губ.

Они с Лаивсеной были явственно похожи: такие же скулы, тонкие губы, разрез глаз и открытая приветливая улыбка. Только волосы у девушки были в несколько раз длиннее и светлого оттенка. Она тоже соответствовала всем правилам и тоже не пыталась давить на старшего брата и пытаться переделать его. Всегда делала вид, что хочет, чтобы он изменился, но Лайгон каждый раз видел, что его странности забавляют её.

Конечно, он был не таким, как его брат и сестра. Он вообще был не таким, как все валинкарцы. Даже внешне Лайгон не походил на них. Стройный, даже худощавый, не терпящий длинных волос, бород и усов, в которых застревали крошки от еды, он бросался в глаза, но не считался красавцем, хотя при этом влюблённые взгляды на себе ловил часто. Светлые зелёные глаза тоже были редкостью. В основном встречались кареглазые валинкарцы или обладатели тёмно-зелёных глаз. А ещё Лайгон не умел сражаться. Легко мог бы научиться, но не видел в этом смысла, как и во многом, что пытались навязать ему традиции Валинкара.

Ужиная, он искоса смотрел на Элару, которая с улыбкой наблюдала за тем, как он азартно поглощает пищу, не отвлекаясь на беседы. Мэггон внимательно слушал своего приятеля и громко смеялся над его рассказом. Справа Феронд уже увлёкся болтовнёй с Бравой, а слева Лаивсена строила глазки Гринору, приятелю Феронда, который сидел практически напротив. Мужчина этот хоть и был красив и силён почти как Феронд, у Лайгона вызывал стойкую неприязнь без намёка на хоть какое-то уважение. В принципе, ничего плохого сидящий напротив мага статный мужчина ему не сделал, хотя их неприязнь была взаимной и корнями уходила куда-то в детство, потому как с того самого времени Гринор считал Лайгона недостойным сыном Валинкара. Правда, Феронд редко позволял ему выказывать своё отношение к брату.

Насытившись, маг попытался незаметно скрыться, но сестра поймала его за запястье, не дав уйти по-тихому.

— Ты куда? — спросила она нарочито серьёзно.

— Тебе правду сказать? — приподняв одну бровь, усмехнулся Лайгон, и его запястье было освобождено, а Лаивсена бросила на него смеющийся взгляд, и снова принялась делать вид, что не смотрит на Гринора.

* * *

Лайгон лежал на траве и смотрел в небо. Прекрасное, необъятное, такое далёкое и в то же время столь близкое. Оно заставляло восхищаться и практически принуждало мечтать. О чём? Он и сам не знал, чего хочет. Разве что стать сильным магом. Но это было скорее не мечтой, а просто желанием, для исполнения которого следовало просто упорно трудиться. Но терпения и усидчивости магу не хватало: при первых неудачах он задавался одним простым вопросом «Зачем?». Ну, станет он великим магом, может, как Мэггон, может сильнее, и что? Куда в этом мире, ограниченном кольцом высоких гор, можно потратить свои силы? Хотелось созидать. И причём нечто прекрасное и желательно в каком-нибудь другом мире. Ведь небо над головой такое огромное, что не может оказаться так, что все книги лгут и, кроме Валинкара, миров нет. Маг решил спросить об этом у отца при случаи.

Безмятежное времяпрепровождение было прервано. Шаги приближались к Лайгону, и он уже не мог поистине наслаждаться, а просто смотрел на звёзды, полосы звёздной пыли и ближайшие планеты.

— Что ты там видишь? — спросила Лаивсена, присаживаясь рядом с братом.

Лайгон ухмыльнулся и немного приподнялся на локтях. Ну конечно, Лаивсена и Феронд — а кого, он, собственно, ещё мог увидеть? Кто бы, кроме этих двоих, решил отыскать его во время пиршества? Молодой мужчина откинулся спиной на траву и честно ответил:

— Звёзды, созвездия, небесные светила…

— Всё хорошо? — спросил Феронд, и Лайгон отлично знал, что означает этот серьёзный тон.

Он означал желание найти обидчика, если таковой есть, и поставить его на место. Лайгон широко улыбнулся: его забавляло стремление младшего брата опекать его. Да, он не самый сильный из жителей Валинкара, и по его комплекции это видно сразу, но особенного дискомфорта от этого он не испытывал никогда. Все знали, что рядом всегда есть Феронд, с которым связываться не желал никто. Это тоже забавляло Лайгона.

— Перестань, — ответил он. — Я просто не люблю шумные посиделки, ты же знаешь…

— Тебе правда нравится пялиться в небо посреди ночи? — Феронд никак не мог привыкнуть к странностям своего брата, которые одновременно восхищали и вызывали тревогу.

— Ну да, — с усмешкой ответил тот. — А тебе правда нравится напиваться на пиршествах и мериться силой со всякими выскочками?

— Ну да… — не найдя достойного ответа, признался Феронд.

— Эй, — Лаивсена шутливо ткнула пальцем лежащего на земле Лайгона в бок. — А научи меня?

— Чему тебя научить? — он тепло посмотрел на неё, продолжая улыбаться.

Ему нравились попытки сестры понять его и испытать те чувства, что испытывает он. Лайгон догадывался, что всё это будет безрезультатно, но всё равно было приятно. Феронд постоянно был готов прийти на помощь, если требовалась физическая сила, а Лаивсена вечно принимала участие в его духовной жизни, хоть ничего в ней и не понимала.

— Научи видеть то, что видишь ты! — просто ответила она.

Феронд улыбнулся и тоже устроился на траве рядом с ними.

— Давай, объясни нам, в чём смысл? — поддержал он сестру и выжидающе уставился на брата.

— Я не знаю, как вам объяснить… — честно сказал Лайгон, разглядывая небосвод, усеянный ночными светилами и какими-то поясами из звёздной пыли. — Вон та синяя полоса бывает видна нечасто и недолго, а вон ту огненно-рыжую мне приходилось видеть лишь несколько раз в жизни… Разве это… не прекрасно?

— Это прекрасно, — согласился Феронд. — Но зачем смотреть на них так долго? Они не динамичны… можно посмотреть и пойти дальше…

— Дальше — это биться на мечах или ужинать с народом? — уточнил маг. — Да, ты прав, в этом смысла намного больше, чем в моём занятии.

Лаивсена строго глянула на Феронда:

— Если он смотрит, значит, смысл есть! — она посмотрела на улыбающегося Лайгона. — Скажи, о чём ты думаешь, глядя на них?

— Не знаю, — пожал плечами он. — Наверно, ни о чём и обо всём сразу… То есть не о чём-то конкретном, а о… — он рассмеялся, поймав на себе выразительные непонимающие взгляды двух пар карих глаз. — Идите во дворец, я догоню!

Было бесполезно объяснять им своё поведение, и это вовсе не обижало молодого мужчину. Напротив, это веселило. Эти двое так искренне пытались его понять, что он сам запутывался быстрее, чем мог сформулировать что-то дельное.

— Ты точно придёшь? — переспросила Лаивсена, мигом забывая про звёзды.

— Точно приду, — вздохнул Лайгон.

Иногда проще было пойти на компромисс, чем доказывать, что здесь, на пустом поле, ему вовсе не скучно и не одиноко, а вот как раз за столом в зале ему будет именно так.

* * *

Сколько раз уже Мэггон собирал своих детей в этом зале. Пустой, холодный, сумрачный — он навевал тоску, и в то же время позволял обостриться всем чувствам, словно таил в себе какую-то опасность. Лаивсена вечно казалась напуганной, заходя сюда, и старалась держаться ближе к Лайгону. Она отлично знала, что в магии он сильнее Феронда и рассчитывала именно на его поддержку.

Лайгон тоже ощущал себя странно в этом зале. Низкий, необычайно низкий по сравнению с другими помещениями в Валинкаре, потолок. Отсутствие узоров на полу, голые стены, которые, наверно, даже не обрабатывались — просто шершавая поверхность камней. Странно было находиться здесь. Словно… под землей, словно… в цельном камне. Для чего вообще кому-то понадобилось создавать такой угрюмый зал, было неясно, и сколько Лайгон ни пытался вызнать об этом у Мэггона, тот всегда отвечал невнятно. То ли сам не знал, то ли говорить не хотел.

Так или иначе, все попытки отца научить своих детей пользоваться магией неизменно проходили в этом зале. Сам Мэггон любил его. Ему нравился этот холод и мрачность, нравилось величие природных камней, по шершавой поверхности которых он часто нежно проводил ладонью, словно припоминая что-то давнее. Лайгон часто смотрел на Феронда, не понимая, как он умудряется оставаться столь безразличным. Казалось, младшему брату было вообще без разницы, где упражняться в магии, лишь бы поскорее эти тренировки закончились, и можно было отправиться махать мечом и кулаками.

Лайгон старательно пытался выполнить то, что от него требовалось: зажечь в воздухе огоньки, чтобы осветить зал. Пустяковая магия. Собрать из воздуха необходимые части, вылепить из них шар и вдохнуть в него энергию, которая сможет дарить свет. За годы, что Мэггон обучал этому, Лайгон мог сотворить такое за пару минут, но смысла в этом решительно не находил. Освещённый Валинкар не был тёмным, как этот зал. Днём на небе было Светило, а день длился намного дольше, чем ночь. Ночью небо озарялось мерцающим светом звёзд, и никакие облака не могли помешать свету пролиться на спящий Валинкар. И всё же маг послушно создал светящийся шар и отправил его на потолок. Мэггон посмотрел на старшего сына с гордостью, на что тот улыбнулся и привалился спиной к стене, готовясь наблюдать за нудными бестолковыми попытками брата и сестры создать хоть что-то.

Как же это надоело Лайгону за эти годы. Одно и то же. Из раза в раз. Хотя нет. Как-то Мэггон учил передвигать предметы с помощью энергии. И у Феронда с Лаивсеной в этом что-то получалось. Они довольно быстро освоили перемещение нетяжёлых вещей, и, казалось, Мэггон счёл, что им удастся и более сложная магия. Но он ошибся. Она удалась лишь Лайгону, и он был обречён скучать на этих тренировках, пока его брат и сестра не достигнут его уровня. Тоска.

Лайгон смотрел на Феронда, видел, что тот искренне старается, но ничего у него не получается. Он не мог выделить нужные составляющие из окружающего пространства. По той простой причине, что не мог заметить эти составляющие, не мог почувствовать их и понять, какие именно необходимы. Для юного мага это было странным и непонятным, но он видел, что Феронд не прикидывается, что действительно ничего не может сделать.

Лаивсена смотрела за тщетными стараниями своего брата и покусывала свои губы. Ей не хотелось быть следующей, не хотелось тратить впустую столько усилий, не хотелось вообще обладать магическими способностями больше, чем она уже обладала.

Лайгон заметил состояние сестры и решил прийти на помощь единственно верным способом: заговорить Мэггону зубы. Это у него всегда получалось отлично. Он вечно находил, с чего начать разговор, всегда умел оставить за собой последнее слово, доведя собеседника до логического тупика. Лайгону каждый раз удавался этот трюк, когда надо было сбить отца с толку. Он в совершенстве умел просто о чём-то говорить, придираться к словам, настаивать на своём. Причём делал это не из вредности. Мужчина всегда выбирал интересную для себя тему и пытался что-нибудь полезное выведать при подобных разговорах.

Вот и сейчас, глядя на мрачную Лаивсену, он решил действовать. Быстренько прикинув, с чего стоит начать, он глянул на хмурого отца, который был явно расстроен тем, что не все его дети такие усидчивые, как старший сын.

— Отец, почему ты учишь нас какой-то ерунде? — без обиняков спросил Лайгон у Мэггона.

Седобородый, седовласый и седоусый мужчина тихо рассмеялся, глядя на старшего сына смеющимися глазами:

— А чего бы ты хотел познать?

— Магию, — ответил маг. — Не такую, которой учишь ты. Ведь она нужна не только для того, чтобы умерщвлять птиц и готовить их, не только, чтобы быт не тяготил нас… Магия — она…

— Многогранна, Лайгон, — закончил за него отец.

Он посмотрел на Феронда и Лаивсену с улыбкой. Его младшие дети совершенно не понимали, о чём говорил их брат. Они смотрели с интересом, но им просто было интересно наблюдать. Обсуждай Мэггон с Лайгоном меню на обед, эти двое смотрели бы и следили за общающимися с такими же лицами, как и сейчас. Правитель Валинкара перевёл взгляд на Лайгона. Как же он любил этого странного валинкарца! В нём было то, чего не было и просто не могло быть в самом Мэггоне, но чему он всегда завидовал белой завистью. Определённо, старший сын был ему ближе и дороже. То, что все вокруг считали его странным, не мешало Мэггону оставаться при своём мнении. Правитель видел в Лайгоне куда больше, чем кто-либо другой мог разглядеть.

— Магия, — решил рассказать он свои наблюдения. — Может быть очень разной. Ты ведь знаешь об этом из книг, а твой брат и сестра наверняка знают от тебя. Но все возможные проявления магии лично для меня делятся на два типа: магия во зло и магия во благо. Самое трудное в этом, что не всегда понятно, где грань между добром и злом.

— Это не отвечает на вопрос… — начал Лайгон, но отец перебил его:

— Отвечает. Я учу вас уметь пользоваться своей силой. Пока в мелочах и в быту… Потому что вы ещё слишком молоды… Вы горячи и самонадеянны, а потому не всегда верно сможете понять, где добро, а где нет. Жизнь длинна, и со временем вы познаете мир, себя, научитесь взаимодействовать с другими валинкарцами и понимать их… И с вашим опытом, с вашими знаниями возрастёт и ваша сила.

Он не стал говорить, что чувствует в Лайгоне мощный потенциал. Силу, с которой нужно работать долго и осторожно, чтобы она не вырвалась на свободу раньше времени и не натворила бед. Мэггон был уверен, что однажды его сын станет величайшим магом, по сравнению с которым все те, о ком этот зеленоглазый юноша читал в книгах, покажутся жалкими волшебниками, способными лишь на примитивное волшебство.

— Скажи, отец, — обратился к нему маг. — Ты ведь могущественнее и умнее всех валинкарцев, неужели тебе нравится, что ты сидишь на троне и не используешь свои возможности?

— Знаешь, Лайгон… Именно твоё появление в моей жизни заставило меня пересмотреть многие вещи, — признался Мэггон. — Я познал, что нельзя пользоваться своими способностями, не подумав обо всех возможных последствиях. И примерно тогда же понял, что просчитать всё невозможно. С тех пор Валинкар стал закрытым миром.

— Закрытым миром? — переспросил Лайгон, подозрительно прищуриваясь. — Что это значит? Наш мир плоский и имеет вполне чёткие границы… Что находится за горами?

— Космос, — ответил правитель Валинкара. — За горами находится космос. Примерно такой, как небо, на которое ты так любишь смотреть.

Маг понял, что ему удалось зацепиться за что-то любопытное, и поспешил спросить:

— Ты видел его? Был в горах?

— Нет, я не был там, — ответил Мэггон. — И нечего там делать. Горы — бесплодные камни, холодные и величественные. Лишь издали они манят, но стоит подойти поближе, и вы увидите, что это просто камни…

— Ты не ответил, — одёрнул его Лайгон. — Что значит «Валинкар стал закрытым»?

— Это значит, никто не покидает его, — ответил отец, серьёзно посмотрев на сына и развернулся, бросив: — На сегодня магии хватит, — потом обернулся на опешивших Феронда и Лаивсену и улыбнулся им: — Ваш брат способен заставить думать кого угодно. Вы молодцы сегодня, развлекайтесь и не берите в голову то, что услышали.

Лайгон смотрел вслед удаляющемуся Мэггону с улыбкой. Получилось. Наконец получилось вытянуть из правителя хоть что-то любопытное. Он чувствовал, что ему недоговорили многого, но всё же это было лучше, чем ничего.

В единственной книге, где была описана история Валинкара, половина страниц была истлевшей. Как раз та самая, интересная часть. Чтобы узнать об отце чуть больше, как о маге. Но книга содержала лишь совсем древнюю историю, от знания которой, казалось, и смысла-то не было.

— Лайгон, — обратился к нему Феронд. — Ты чего прицепился к горам?

— Хочу побывать там, — отозвался маг. — Живём тридцать лет в этом небольшом мире, а в горы ни разу не совались…

— Отец же сказал, что они не интересны.

— А ещё он сказал, что наш мир «стал закрытым». А это значит, что некогда он был открытым, понимаете?

— Нет, — признался Феронд, и Лаивсена тоже отрицательно помотала головой.

Лайгон вздохнул, устало взъерошив рукой свои короткие волосы.

— Раньше валинкарцы могли покидать Валинкар. Но никто не говорит об этом. В чём причина?

— Опасность, — предположила сестра.

— Да, но, если есть опасность — почему не предупредить нас о ней? А главное — как валинкарцы покидали наш мир?

— А ещё: куда они его покидали и для чего? — добавила свои вопросы Лаивсена, вопросительно глянув на Феронда, словно тот мог знать ответ.

Мужчина заметил, что и Лайгон выжидающе смотрит на него.

— Ты же много читаешь, — сказал ему Феронд. — Скажи, правда, что есть другие миры?

Лайгон слегка улыбнулся. Брат считал, будто он знает всё, раз читает и смотрит по ночам в небо. Он ответил неопределённо:

— Не могу сказать точно, но, судя по книгам, да, есть. И немало.

Лаивсена заглянула ему в глаза, проверяя, не врёт ли. Видимо, решила, что не врёт, потому что спросила:

— А правда, что в тех мирах такие, как мы, называются богами? Помнишь, мать рассказывала?

— Да, правда, — кивнул Лайгон. — Чтобы тебя приняли за бога, в некоторых мирах достаточно уметь хоть что-то, чего не умеют другие, а так же иметь способность вовремя исчезать.

Девушка недоверчиво глянула на него:

— То есть ты или я смогли бы быть богами?

— Да, и весьма недурными, — усмехнулся Лайгон. — Только толку в этом нет. Какой смысл быть у руля тех, кто намного слабее тебя? Это как быть лучшим из худших — утешение для недалёких болванов.

— То есть все боги были болванами? — изогнула бровь сестра.

— Большинство, — ответил мужчина. — Были и те, кто следил за мирами, был пастырем людей или представителей других рас… Но представь, как это муторно… Или какой силой нужно обладать, чтобы это было не муторно… Нам с тобой такое не потянуть, — он широко улыбнулся. — Максимум: станешь божком, которому будут поклоняться…

Феронд пожал плечами, показывая, что его вся эта муть не интересует, но в принципе он не видит ничего плохого в том, чтобы быть божком, которому поклоняются. Он напомнил:

— Элара рассказывала, что некоторым богам приносят жертвы. Ты мог бы принимать подношения в виде старинных книг.

— И как я сам не додумался! — Лайгон наигранно хлопнул себя ладонью по колену и рассмеялся. — В таком случае, я уже чувствую себя богом — мне не хватит столетий, чтобы хотя бы пролистать все те книги, что пылятся в подвалах Валинкара.

* * *

Лайгону казалось, что каждое утро начинается одинаково. Чёткого распорядка дня не было, но после завтрака все валинкарцы занимались своими делами. У тех, кто прожил не одну сотню лет, было какое-то занятие, важное для общества, а вот юные валинкарцы предоставлялись практически самим себе. Если недавно проходило какое-нибудь состязание, то мужчины отходили от него несколько дней. А потом принимались готовиться к следующему. Скукота смертная, особенно для того, кому дела нет до физических тренировок.

Мужчина долго сидел в своей комнате, пытаясь познать тайны магии, но получалось бестолково. В итоге голова его разболелась, и он решил пройтись. Особенно много вариантов, куда направиться, у него не было. На улице шёл дождь, причём какой-то неприятный, под который совершенно не хотелось выходить. Страдая от безделья, маг поплёлся к брату. Он отлично знал, где его найти в такое время суток.

Идея прийти именно к нему оказалась не лучшей. Лайгон уже битый час наблюдал за Ферондом, который отрабатывал удары на специальном снаряде. Мужчина работал кулаками резко, быстро и хлёстко, при этом не забывая вкладывать силу в удары. Его длинные волосы выглядели грязными от пота, и рубашка тоже взмокла. Лайгон смотрел на брата с усмешкой, а потом, использовав все свои магические силы, сделал то, чего Феронд никак не ожидал, а именно: снаряд, установленный на мощной пружине, отклонился от удара мужчины, отчего тот чуть не упал, поскольку подался всем корпусом вперёд и на подвох не рассчитывал. Удержало его то, что он опёрся на снаряд, навалившись на него, но удержало ненадолго: тот тут же сбросил с себя валинкарца, при этом сделал это с силой и проворностью, так что мужчина оказался на полу.

Маг, хоть и потратил на этот фокус почти все свои силы, задорно рассмеялся. Феронд поднялся с пола, откидывая с лица налипшие на него пряди волос, и серьёзно спросил:

— Тебе смешно?

— Ага, — подтвердил Лайгон. — Как видишь. Не обижайся… Просто у тебя был такой сосредоточенный вид, будто ты занят важным делом. Я не удержался.

Феронд улыбнулся, видя, что маг не хотел обидеть его и предложил:

— Давай хоть потренируемся!

— Зачем? — удивился маг. — Я в состязаниях участвовать не собираюсь… А если и соберусь, то это будет точно не в ближайшую сотню лет.

— Это уж точно… — криво усмехнулся Феронд, оглядывая брата. — Но ты должен уметь защищаться!

— От кого? — спросил маг с неискренним удивлением. — От твоих друзей, когда они предложат мне помериться с ними силой? Или от вас с Лаивсеной, когда вы в очередной раз захотите пригласить меня созерцать весёлые рукопашные поединки?

Мужчина почесал затылок, но в голову, как назло, не лез ни один мало-мальски толковый аргумент. Наконец, он решил сказать хоть что-то, чтобы взгляд мага был не таким победным:

— А вдруг война? — на большее его не хватило.

Лайгон снова рассмеялся и даже привалился к стене. Смех после сотворения чар отнимал остатки сил, а попытка брата убедить его в необходимости тренировок весьма позабавила его. Он тепло смотрел на брата, который старался оставаться серьёзным, чтобы Лайгон проникся его доводами.

— Феронд… — простонал маг сквозь смех. — Эти слова можно подставить к чему угодно!

— В смысле?

Лайгон улыбнулся и стал приводить примеры:

— Надо успеть пообедать — а вдруг война? Надо быть единым с народом — вдруг война? Надо уметь сражаться… Ну, ты понял… Какая война, брат? Мэггону уже не одна тысяча лет, а на его памяти войн не было!

— Но… — хотел было возразить Феронд, но снова не смог придумать что-то убедительное и нахмурился.

— Слушай, нам подвластна магия! — напомнил Лайгон. — Множество миров и рас и мечтать об этом не могут. Они и не догадываются, что такое возможно. А у нас это есть. Но мы сражаемся железяками и используем свои возможности только для приготовления пищи, хранения этой пищи, изготовления барахла и поддержания дворца в идеальной чистоте. Но магия — это огромная сила! Если как следует изучить её, развить свои способности, то любые войны и состязания могли бы проходить совсем не так, как ты это себе сейчас представляешь!

Наконец, Феронд нашёл, что можно ответить и с чем брату будет трудно спорить.

— Я вообще-то всегда прихожу к Мэггону тренироваться в магии, хоть у меня и мало, что получается, — заметил он. — А вот ты наверно и не помнишь, когда последний раз пользовался кулаками или держал в руках меч.

Лайгон улыбнулся в ответ, но его было не так просто сбить со своих убеждений.

— Я бы, наверно, даже согласился с тобой… — задумчиво протянул он. — Если б твои тренировки не были столь бесполезны. Магия открывает множество возможностей — есть смысл развивать её. Физическая сила даёт лишь физическую силу: то есть, даёт то, что хорошие магические навыки способны заменить.

— Тогда не отвлекай меня, — ответил Феронд и отвернулся от брата, снова подходя к снаряду и ударяя по нему уверенно: он видел, что сейчас Лайгон ни на какую пакость не способен. — Видишь ли, физическая сила мне доступнее, чем магическая. И она больше ценится, если ты не заметил…

Маг усмехнулся. Его брат был слишком видным валинкарцем, чтобы тратить все свои силы на совершенствования того, что никто не оценит. Лайгон подумал, что, пожалуй, достаточно отдохнул от занятий магией. Энергия были истрачена, но зато голова больше не болела. Можно было вернуться в комнату и продолжить прерванное изучение магических премудростей. Что он и сделал, оставив Феронда одного.

* * *

Лайгон просидел в комнате долго. Он читал, пытался почувствовать в себе энергию, большую, чем обычно, двигал и расшвыривал предметы, стараясь отыскать грань между простыми лёгкими чарами и сложными, отнимающими все силы. Временами что-то даже получалось, но с непривычки мужчина быстро уставал, растрачивая все силы, и засыпал. Потом просыпался и принимался заново, только энергия не успевала восполняться, и в следующий раз он уставал и засыпал быстрее.

Он пропустил обед, совершенно потерявшись во времени. Уже близился ужин, а маг все изматывал себя, пока не пришёл к ощущению полной опустошённости. Он сидел в кресле, откинув голову на спинку и глядя в потолок. С магией было труднее, чем с физическими тренировками. Намного сложнее, чем приучить своё тело к нагрузкам. Тут нагрузка была и на тело, и на сознание, а это выматывало быстро и основательно.

В дверь постучали три раза. Лайгон даже не стал думать, кому и что от него понадобилось, и отозвался:

— Заходи!

Пришедшим оказался его брат, который справедливо решил зайти к Лайгону и предложить ему перед ужином вместе с его друзьями отправиться поразмяться.

— Чем ты занят? — поинтересовался Феронд, заходя в комнату брата и с усмешкой оглядывая хаотично валяющееся вокруг барахло.

Лайгон был слишком уставшим, чтобы искать достойный ответ и потому сказал правду:

— Пытаюсь создать в себе энергию, способную не только раскладывать вещи по полкам…

В отличие от уставшего мага, Феронд был отвратительно бодр и весел. Он усмехнулся уголком губ, оглядевшись по сторонам:

— Судя по бардаку, который тут царит ты и не пытался разложить вещи по полкам.

— Верно, потому что это недостойное применение магии! — парировал Лайгон, лениво поворачивая голову к собеседнику.

— И чего же ты ждёшь от неё? — поинтересовался Феронд.

— Ну не знаю, можно научиться влиять на живую материю, чтобы крушить врагов, например… раскидывать их по сторонам… — задумчиво перечислил он и, заметив посерьёзневший взгляд брата, передразнил его слова: — Ведь вдруг война?

Лайгон некоторое время смотрел на Феронда, ожидая от него соответствующего ответа, но тот снова утратил серьёзность взгляда и спросил совершенно не в тему. Вернее, для самого Феронда это было как раз темой, ради которой он и приходил: спросить о насущном вопросе:

— То есть ты с нами не идёшь? — поинтересовался он у старшего брата, который улыбнулся и ответил:

— Если вы в горы — то иду!

Феронд вздохнул: стремление Лайгона попасть в горы казалось ему глупым и никак не обоснованным. И хотя ответ был очевиден, мужчина всё же озвучил его:

— Нет, мы не в горы, мы…

— Тогда не иду, — не дал договорить маг, которому было безразлично, что снова удумали друзья его брата.

— Ладно… — не стал настаивать Феронд, который давно привык, что настаивать бесполезно. — Увидимся за ужином.

— Ага, — отозвался маг. — Но если твоя подруга снова станет спрашивать, как прошёл мой день, я просто проигнорирую её, и мне плевать на правила приличия и на то, оскорбит её это или нет! Я сегодня слишком устал, чтобы улыбаться и отвечать на вопросы.

Феронд посмотрел на него снисходительно и с оттенком жалости. Развалившийся в кресле, лениво разговаривающий и с закрывающимися от усталости глазами, маг действительно заслуживал сочувствия. Феронд вздохнул, глядя на него:

— Магия того не стоит, Лайгон.

— Стоит, — не согласился мужчина. — Я уверен, что она того стоит.

* * *

Лайгон проспал до ужина. Когда за ним пришла Лаивсена, у него даже не было желания отшучиваться, и потому он просто улыбался сестре. За ужином он молча ел, отвлёкшись лишь на ответ Браве, до которого всё же снизошёл, чтобы не обижать Феронда: «День прошёл отлично, разве по мне это не видно?»

Пища и хмельные напитки помогли ему немного прийти в себя. К концу ужина он снова мог с удовольствием раздражать Лаивсену своей манерой принимать пищу, не заботясь об эстетике. Он воспрянул духом, но решил, что на сегодня магии явно достаточно.

Так же он подумал и на следующий день, чувствуя, что всё ещё не готов продолжать обучение.

Лишь к исходу третьих суток он почувствовал себя полностью восстановившим силы. Но на ночь глядя решил не загружать голову, и потому перед сном отправился гулять. Из-за противного дождя в последние дни он гулял мало, и потому сейчас с удовольствием улёгся на влажную траву и долго всматривался в чистое ночное небо.

Мерцание звёзд и мягкий свет от далёких планет успокаивали и завораживали мага. Он ушёл довольно далеко от дворца и наслаждался тишиной, которая нарушалась лишь цикадами, но это не портило атмосферу ночной загадочности, а наоборот, дополняло и украшало её. Однажды он станет сильным магом и сумеет побывать в далёких мирах. Узнает, почему раньше Валинкар был открытым для походов в чужие миры, и что послужило истинной причиной того, что теперь никто не покидает эту планету. Ему было всё равно, к чему стремятся валинкарцы. У него были свои стремления. Впереди — целая жизнь, длинная и интересная. Лайгон точно знал, чего стоит достичь в первую очередь: высокого уровня магических способностей. Но спешить с этим не стоило. Маяться несколько дней головной болью и слабостью ему не понравилось. Возможно, Мэггон был прав, и пока они были слишком молоды и следовало довольствоваться малыми умениями. Но то, что маг не пытался больше постигнуть всё и сразу, не означало, что он был готов сдаться. Лайгон просто решил отдохнуть, обдумать, подождать. А потом взяться за дело с новыми силами. Так думал молодой мужчина, лёжа на лугу и глядя в ночное небо, пока посторонний шум не заставил его вернуться в реальность. Шаги. Шли двое и притом молчали.

Маг приподнялся, чтобы посмотреть, кто идёт. Феронд не спеша брёл по лугу, держа Браву за руку и что-то шепча ей на ухо. Лайгон улыбнулся: его брат сочетал в себе несокрушимую силу, внешность сурового мужчины и добродушную простоту и нежность к тем, кто ему дорог. Маг даже не мог отнести его к глупцам и примитивным валинкарцам — настолько трогательно младший брат относился к своей семье и к своей возлюбленной.

Заметив Лайгона, парочка хотела направиться в другую сторону, чтобы миновать его, но мужчина сам окликнул их:

— О, это вы! — его голос был приветливым, словно он ждал их здесь и был рад, что, наконец, дождался. — Идите-ка сюда!

Феронд, ведя Браву за руку, подошёл к брату. Рыжеволосая смотрела на мага с удивлением: никогда прежде она не замечала, что он любит лежать на земле, вглядываясь в небо. А сейчас он делал именно это и, судя по всему, собирался предложить присоединиться к нему.

— Смотрите, эта планета… — он указал пальцем вверх, и девушка со своим спутником запрокинули головы, но посмотрели совершенно не туда, куда маг указывал. — Да не эта, а та, желтоватая… Вот, всё верно, именно она. Она скоро погибнет. Примерно через полчаса эта планета вспыхнет, и небо озарится оранжевыми всполохами, а когда они стихнут, на её месте будет чёрная пустота. Такое не часто увидишь.

Феронд поглядел на мерцающее жёлтое пятно на небосводе, не нашёл его занятным и ответил:

— Чтобы это увидеть, не обязательно лежать здесь полчаса, можно просто вовремя посмотреть в небо.

— Верно, — усмехнулся Лайгон. — Но вы же, вроде как, влюблённые… Вам положено сидеть в обнимку и таращиться на что-то, хоть в пустоту, находя её прекрасной и всё такое, разве нет?

Брава смотрела на него с усмешкой и лёгким сожалением от того, что этому молодому человеку никогда не понять, как можно просто жить и наслаждаться простыми вещами, а не искать чего-то сакрального. Она спросила почти сочувственно:

— Так написано в книжках, которые ты читаешь?

— Нет, — ответил за брата Феронд. — Так говорила Элара, когда мы были маленькими, — воспоминания были тёплыми, и потому мужчина рассказывал с нескрываемой нежностью в голосе. — Видимо, Лайгон унаследовал любовь к чтению от матери: она всегда читала нам какие-то небылицы, рассказывала о любви и дружбе, предательствах и возмездиях…

— И вы с Лаивсеной постоянно засыпали, не дослушав до конца, — напомнил Лайгон, чтобы у Бравы не сложилось ложного впечатления, что её возлюбленный хоть что-то для себя уяснил из тех рассказов, что Элара дарила им каждый вечер.

— Ну да, — не смутился Феронд. — Засыпали. Но мне всё равно нравились эти вечера.

Он посмотрел в тёмно-зелёные глаза своей возлюбленной, и та погладила его по спине, глядя с обожанием. Он особенно нравился ей в такие моменты, когда был простодушен и говорил о чём-то сокровенном.

Лайгон недовольно посмотрел на них. Девушка восхищалась Ферондом, как казалось всем, кроме мага, который считал, что она восхищается не им, а собой рядом с ним. И, к чему лукавить, смотрелись они вместе прекрасно. Крупный и мужественный валинкарец и хрупкая яркая девушка, любящие друг друга. Казалось бы, маг мог порадоваться за брата, но он отвернулся от них и уныло вздохнул.

Спустя добрых пять минут краем глаза маг глянул в их сторону, замечая, что они целуются. Захотелось что-то сказать, чтобы они оторвались друг от друга, и он предложил, пересаживаясь в насиженного места с примятой травой:

— Если захотите посмотреть на гибель планеты, я могу подвинуться.

Брава посмотрела на него с укором:

— Планеты гибнут достаточно часто…

— Безусловно чаще, чем ты замечаешь… — согласился Лайгон.

Феронд решил не ждать, пока их диалог перерастёт в словесную перепалку, и, улыбнувшись магу, повёл девушку в сторону, продолжая что-то тихо говорить, склонившись к её уху.

Маг откинулся спиной на траву и вздохнул. Ослеплённый влюблённостью Феронд в упор не хотел замечать, что его чувство к этой глупой девушке не настоящая любовь. Если бы у Лайгона спросили, почему он так в этом уверен, он бы не смог внятно ответить. Впрочем, никто его об этом и не спрашивал, кроме его самого. Сам он никогда не влюблялся даже так, как его брат, не говоря уже о том, что смог бы назвать любовью. И каких-то веских причин считать, что Феронд не прав, у него не было. Всё, что он знал о любви настоящей — было почерпнуто из книг и сказаний. Девушки, с которыми ему доводилось проводить ночи, не вызывали тех чувств, которые им полагалось вызывать у любящего всем сердцем мужчины, и потому приходилось с ними расставаться, когда они становились излишне навязчивыми и желали проводить с ним не только ночи, но и дни. А на дневное время у мага всегда были планы, интереснее будничной общепринятой валинкарской жизни. И маг справедливо считал, что причина не в нём. Причина была в окружающих, но он не винил их в этом. Его всё устраивало в своей жизни. Кроме того, что Феронд выбрал себе Браву и намеревался сделать её своей единственной спутницей на всю жизнь. Это Лайгона раздражало и он, наконец, придумал, кто может помочь ему открыть брату глаза. Элара. Она всегда умела рассказать какую-нибудь сказку, воспевающую истинные ценности. Был шанс, что это заставит Феронда задуматься о том, действительно ли стоит зацикливаться на рыжей девушке.

* * *

Феронд сидел в своей комнате и приводил в порядок недавно раздобытый меч перед завтрашним состязанием. Волосы мужчины были стянуты сзади тесёмкой, чтобы не мешались, а лицо выражало задумчивость. Он вообще часто казался погружённым в глубокие мысли, так как стоило ему стать чуть серьёзнее, чем обычно, так сразу же на лбу появлялись суровые морщинки, и около поджатых губ тоже. Вид у мужчины от этого сразу становился серьёзным. Но это было лишь видимостью: на самом деле, сосредотачиваясь на каком-то деле, он мог ни о чём не думать.

В дверь постучали замысловатым стуком. Лайгон. Только он любил отличаться даже в таких мелочах.

— Ты один? — крикнул из-за двери маг.

— Один. Заходи! — отозвался брат.

Лайгон открыл дверь, но заходить не стал, опершись плечом о дверной косяк и глядя на чистящего или точащего свой меч Феронда (в данной ситуации было трудно определить, что именно он делал). Мечи было принято не затачивать остро, поскольку не было резона валинкарцам ранить друг друга. Феронд явно где-то откопал покрытый ржавчиной меч, зато с красивым резным эфесом и навершием, украшенным сверкающим бесцветным камнем. Замысловато изогнутая гарда тоже украшалась камнями, только матовыми. Из них был выложен какой-то знак, неизвестный Лайгону. В целом вещь выглядела добротной, только клинок был поеден ржой. Феронд старательно счищал её. Маг подумал, что, наверно, брату пришлось долго ползать по пыльным подвалам и старым оружейням, чтобы отыскать этот меч. Но спрашивать Лайгон не стал: ему было отлично известно, что в подвалах Валинкара чего только не сыщется. Он смотрел на то, как крупнозернистый камень в руке брата с характерным звуком двигался по поверхности клинка. Скучное зрелища и неприятный на слух звук. Но брат упоённо продолжал трудиться.

— Это увлекательно? — приподняв бровь, усмехнулся Лайгон.

— Ну да, — отозвался мужчина. — И небесполезно.

Маг улыбнулся и насмешливо спросил:

— Какая разница, в каком состоянии твой меч, если ты никогда никого не пронзишь им?

— Начищенный он лучше смотрится в поединках. И не говори, что не замечаешь красоты этого меча.

Лайгон понимающе кивнул, но вышло слишком неискренно. Брат улыбнулся ему, понимая, что тот считает глупостью его привычку участвовать во всех возможных мероприятиях и быть неизменно на высоте. Лайгон оглядел прибранную комнату. Совсем не так выглядели заваленные вещами, книгами и одеждой апартаменты мага. Он не любил наводить порядок, прекрасно ориентируясь в учинённом самим собой хаосе. Тем более этот хаос защищал его от наведывания незваных гостей — валинкарцы чтили порядок, и магия помогала им не прилагать усилий к его поддержанию. От этого у многих складывалось ложное впечатление, что Лайгон, окромя всех своих недостатков, ещё и слабый маг.

Он пробежал глазами по оружию, висевшему на стене, по портрету Бравы, который нарисовал какой-то весьма талантливый валинкарец, при помощи магических способностей воссоздавший на холсте образ рыжеволосой девушки. Она улыбалась своей привычной ничего не значащей и не дарующей тепла улыбкой, которая вызывала у мага желание отвернуться. Ему вообще казалось, что в Валинкаре не осталось нормальных живых представителей женского пола. Было немало желающих заполучить загадочного принца в свои ухажёры, и иногда он даже поддавался на провокации, но быстро разочаровывался. Впрочем, эти разочарования не расстраивали его особенно сильно: он довольно скоро утвердился во мнении, что валинкарские красавицы в большинстве своём отличаются друг от друга лишь внешностью. И всё равно, даже при этом, Брава казалась ему верхом глупости и отсутствия хоть какого-то внутреннего содержания. Странным было то, что магу казалось, что она не поумнеет и, прожив тысячу лет. А ведь валинкарцы могли бы быть лучше: например, Элара была мудрой (как он тогда считал), Лаивсена сочетала в себе зачатки разума и красоту… Где-то среди этого народа наверняка скрывались подобные им, только Лайгону они пока не встречались.

— Слушай, Феронд… — обратился маг к брату, вспомнив, зачем вообще пришёл. — Пойдём к Эларе? Мэггон наверняка ещё занят своими делами, так что мы не помешаем.

Карие глаза посмотрели на Лайгона с удивлением, и Феронд спросил, как бы не выражая протеста и не отказываясь от посещения матери, а просто желая узнать подробности:

— Зачем мы к ней пойдём? Виделись же за ужином.

Лайгон задумчиво пожал плечами, словно и сам не знал ответа и сказал неопределённо:

— Вспомним детство, послушаем какую-нибудь историю… про любовь, например…

— С чего такое желание? — удивился Феронд, откладывая оружие и камень в сторону.

— С того, что твоя Брава — апогей глупости, — без обиняков ответил маг. — Не говорю, что ты сам очень уж умный, но хотелось бы видеть рядом с тобой ту, которая будет совершенствовать тебя, а не ту, рядом с которой ты будешь деградировать.

Феронд с тревогой посмотрел на брата. Маг ожидал, что его собеседника могут обидеть сказанные слова или возмутить, но они, вопреки ожиданиям, вызвали сочувствие.

— Лайгон, — мягко начал Феронд. — Она не нравится тебе, да и ты пугаешь её. Если ты боишься, что из-за этого однажды я косо посмотрю на тебя — то ты ошибаешься. Если думаешь, что смогу быть таким, как ты, то тоже ошибаешься. То, что со мной Брава, не изменит того, что ты мой брат, и я всегда буду на твоей стороне.

Маг закрыл глаза и безнадёжно вздохнул. Феронд умел красиво и пафосно говорить. Но было бы лучше, умей он понимать, что говорят ему. Лайгон открыл глаза и со снисходительной улыбкой покачал головой, намекая, что его брат не прав, но слов на него тратить, чтобы доказать это, он не намерен.

— Но идея мне нравится, — продолжал младший брат. — Серьёзно. Я с удовольствием послушаю мамины сказки и на этот раз обещаю не уснуть.

Он отложил в сторону ржавый меч и камень. Поднялся с кресла и направился к двери, возле которой стоял маг. Лайгон усмехнулся и вышел из комнаты первым.

Они прошли по коридору, поднялись по широкой каменной лестнице, пересекли зал с огромными причудливыми островерхими окнами и остановились у двери в покои родителей. Лайгон постучал своим замысловатым стуком, и Элара вскоре подошла и открыла дверь, приветливо оглядывая пришедших.

— Не помешали? — спросил маг.

— Нет. Вы же знаете — можно прийти в любое время, — она посторонилась, пропуская их в больше, но изрядно заставленное мебелью помещение. — Давненько вы не заходили ко мне, да ещё и вместе.

— Да, — согласился Лайгон, по детской привычке усаживаясь на пол и опираясь спиной о кровать: именно так он привык сидеть в этих покоях. — Как-то всё некогда, да и… у нас с Ферондом разные взгляды на жизнь, и мы редко делаем что-то вместе, тем более, то, что интересно нам обоим.

Феронд тоже сел на пол, и Элара, улыбнувшись, последовала их примеру. Сев на ковёр, она расправила примятый подол своего светлого платья и поглядела на мужчин с явной ностальгией.

— И всё же мы пришли вместе, — заметил Феронд. — Потому что оба хотим услышать от тебя историю.

— Какую? — удивилась женщина, и маг пояснил:

— Сказку о любви.

Элара широко улыбнулась, посмотрев на Феронда, и усмехнулась:

— Тебя мучает бессонница, и ты решил обратиться ко мне за помощью?

Маг насмешливо глянул на брата. Тот смущённо посмотрел в пол, улыбаясь своим воспоминаниям. Он засыпал почти каждый раз.

— Нет, — ответил он. — Бессонница тут не при чём. Просто Лайгон считает, что я многое упускаю от того, что редко дослушивал сказки до конца. Я действительно редко дослушивал, — он улыбнулся и склонил голову. — Каюсь. Желаю исправиться…

— Боюсь, я уже позабыла почти все истории, а книги, что я читала, перекочевали в подвалы или в покои Лайгона… Но! У меня есть кое-что получше!

Она поднялась и направилась к столу. Взяв какую-то склянку, женщина вернулась и многозначительно показала её сыновьям.

— Это хитроумное снадобье помогает проецировать свои воспоминания. Я как раз помню одну сказку, во время прослушивания которой даже ты… — она тепло посмотрела на Феронда, и он улыбнулся, — …не уснул. Она короткая, но как раз о любви, как вы и хотели. К тому же, это воспоминание дорого мне не самой сказкой, а вашей реакцией на неё.

— Реакцией? — удивился Лайгон. — То есть Феронд даже смог прокомментировать то, что услышал?

Элара не ответила, рассмеялась, открыла крышечку и выпила содержимое склянки. Немного посидела, закрыв глаза, и щёлкнула пальцами, призывая образы из своих воспоминаний показаться всем присутствующим.

На возникшем объёмном полупрозрачном изображении появилась она. Ничуть не изменилась за эти годы. Молодая, красивая и мудрая. Она сидела на полу, устланном длинноворсным ковром, и держала на руках тяжёлый фолиант, обитый плешивым синим бархатом. Женщина заканчивала читать вслух сказку о любви и преданности, а два мальчика и девочка, сидевшие подле неё, внимательно слушали, чем всё закончится.

— …Они прожили много тысячелетий душа в душу, и не было любви сильней, светлей, прекрасней. И никто больше не омрачал их счастливую жизнь… Конец, — закончила Элара и взглянула на детей. — Ну как вам?

Вопрос этот в то время был каверзный, учитывая, что Лаивсена и Феронд прибывали в возрасте романтического максимализма, а Лайгон — резкого отрицания всего, что ему пытались навязать окружающие.

— Очень красивая история! — воскликнула Лаивсена, мечтательно прикрывая глаза.

Лайгон сделал вид, что история вовсе не показалась ему интересной, и фыркнул:

— Ерунда! Я лично никогда не влюблюсь, чтобы прямо так… — он поморщился, и женщина тихо рассмеялась, потрепав его чёрные непослушные волосы.

— Не зарекайся, — лукаво улыбнулась она ему. — Ну а ты что скажешь? — спросила она у Феронда.

— А я найду ту единственную… Влюблюсь раз и навсегда, и проживу с ней всю жизнь… — уверенно ответил он, и Лайгон притворно закатил глаза.

— Не зарекайся, — ответила младшему сыну мать.

Маг, сидя на полу рядом с улыбающимся Ферондом и глядя на полупрозрачную картинку, заметил странное движение на фоне. Пригляделся. Понял, что не на фоне, а в воспоминании. Пригляделся ещё раз и усомнился: здесь эта странная тень или всё же на картинке.

— Останови! — выкрикнул Лайгон, и от неожиданности Элара не успела удержать воспоминание, и картинка пропала.

— Ты чего? — спросил Феронд, настороженно глядя на брата.

— Там была тень, — сказал маг. — В воспоминании… Как будто от человека в капюшоне и с палкой в руке… Он стоял и слушал наш разговор…

— Так могло показаться из-за того, что картинка полупрозрачна… — Элара снова воспроизвела своё воспоминание, но тени Лайгон уже не приметил.

Женщина прекратила волшебство и посмотрела на сыновей.

— Что скажете сегодня?

— Насчёт сказки? — уточнил Лайгон, и она кивнула. — Она всё такая же глупая. А насчёт того, что я не собираюсь влюбляться по уши, то моё мнение тоже не изменилось. По крайней мере, не в ближайшие столетия и не в Валинкаре. Мама, не смотри так… Ни одна девушка не удерживает моё внимание надолго… Да и надо ли? И вообще, я пришёл послушать сказку не ради себя. А ради этого влюблённого в Браву…

Элара снисходительно улыбнулась, переводя испытующий взгляд на Феронда.

— Я тоже не меняю своего мнения, — он с вызовом глянул на старшего брата, на что Лайгон широко улыбнулся.

— Когда мнение ошибочное, не грех и поменять его, повзрослев, — заметил он.

— Ты поменяешь? — спросил Феронд у брата, хитро прищурившись.

— Как знать, — беззаботно пожал плечами он. — Я же не зациклен на традициях и законах, как некоторые. Захочу — поменяю своё мнение, захочу — останусь при нём. Я не отрицаю, что где-то во вселенной есть та, что заставит меня передумать.

Элара посмотрела на него, как на маленького глупого ребёнка и сказала:

— Вселенная огромна, Лайгон, но мы живём здесь… И спутницу жизни ты тоже найдёшь здесь. Рано или поздно ты смиришься с этим фактом.

Маг снова пожал плечами. Он знал, что не отступится от своего желания побывать в других мирах. Сейчас или через тысячу лет, но он узнает, что происходит на других планетах. Он посмотрел на Элару и уверенно заявил:

— В отличие от Феронда, я не принимаю первую же влюблённость за нечто великое. На поиск вечной любви можно и тысячелетия не пожалеть, если она стоит того. А она стоит, ведь так?

Феронд улыбнулся брату:

— Ты просто не допускаешь мысли, что не обязательно тратить долгое время, чтобы найти то, что ищешь. Ты пока не можешь понять меня… — он посмотрел на Элару и обратился уже к ней: — Спасибо, ты помогла мне понять, что я прав и что моя детская мечта почти сбылась. Я нашёл свою любовь… осталось прожить с ней всю жизнь.

Маг тяжело вздохнул и наигранно покачал головой, ничего не сказав. Феронд же, поцеловав Элару в щёку, поднялся и направился к выходу. Он срочно хотел повидать возлюбленную.

— Думаешь, он не прав? — спросила Элара у Лайгона.

— Уверен, что он не прав, — ответил маг, и выставил вперёд открытую ладонь, предупредив: — Объяснить и доказать это не могу.

— Волнуешься за него?

— Наверно, — задумчиво ответил Лайгон. — А, может, просто раздражает Брава со своим самодовольным видом. Она гордится, что заполучила его.

— Он тоже гордится, что заполучил её, — парировала Элара.

Лайгон внимательно посмотрел в светло-карие глаза матери. Она ничего не понимала. В эту самую секунду он чётко осознал, что она действительно ничего не понимала. Элара читала сказки, которые кто-то написал, и не понимала их сути. Она просто читала, просто показывала картинки. Эта женщина была добра, приветлива, прекрасна… но не мудра. Маг смотрел на неё и не мог понять, как же он не замечал этого прежде. Любящая Элара всегда была рада помочь советом, всегда стремилась понять, хоть никогда и не лезла в чужие дела. Лаивсена наверняка, как и в детстве, мечтает о сказочной любви, только, как и Феронд, не понимает, что это такое. Маг и сам толком не понимал этого. Но хотя бы мог распознать неверные варианты. Он знал, что поймёт, как только увидит настоящую любовь. Не обязательно свою, хотя бы чужую. Он знал, как Мэггон трепетно относится к Эларе, но это тоже было не то. Он знал, он чувствовал это.

Лайгон с удивлением обнаружил, что он единственный, кто вообще думает. Во всём Валинкаре пытливый ум был лишь у него, и лишь он видел в глупых сказках скрытый смысл. То, из чего Феронд делал глупый вывод, что надо прожить всю жизнь с любимой, Лайгон видел проблему в поиске этой самой любимой. И теперь он видел, что Элара точно так же не понимает, для чего он хотел, чтобы Феронд послушал её сказки. Она видела его с Бравой, и совершенно не понимала, что не нравится в этом союзе Лайгону. Маг осознал, что пришёл зря. И в то же время ему сразу как-то стало легко. Не было весомых причин разубеждать окружающих в их заблуждениях. Элара смотрела искренно и ласково, отчего Лайгон добродушно улыбался ей. Она, видимо, полагала, что убедила его, так как светло-зелёные глаза засветились умиротворением. На самом деле, он просто принял решение не вмешиваться. У него и раньше не было веских аргументов, чтобы доказывать Феронду его не правоту, но этот разговор с Эларой помог ему понять главное: ничто не мешает его брату прожить с Бравой счастливо, не подозревая, насколько его счастье неполноценно, а любовь не истинна. В любом случае, лучшей альтернативы у Феронда не было. Как, впрочем, и у самого Лайгона. Но маг твёрдо решил для себя, что он-то не сдастся во власть страстям, пленённой чьей-то пустой красотой.

* * *

Феронд бегом помчался к Браве. Увиденное воспоминание убедило его в том, что он готов любить одну единственную девушку всю свою несколькотысячалетнюю жизнь. Особенно, когда эта девушка была Бравой — самой прекрасной, нежной, красивой и желанной во всём Валинкаре и, как тогда думал мужчина, во всех иных мирах, если таковые существуют и книги Лайгона не лгут.

Переход со сводчатым потолком, лестница. Он взлетел по ней, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Ещё один переход. Дворец огромен, слишком огромен, чтобы можно было пройти до жилища Бравы спокойным шагом, и прожить всё это время без взгляда её тёмных зелёных глаз.

Ещё одна лестница, ещё длинней предыдущей. И кто придумал, что семья правителя живёт в обособленном крыле дворца, да ещё в самом низу, в то время, как сам дворец постоянно разрастается вверх и вширь, чтобы молодые валинкарцы могли пристраивать свои жилища? И почему Брава жила столь высоко, да ещё в противоположной части этого огромного, слишком огромного дворца.

Он прибежал к её двери, запыхавшийся, мокрый от пота и плохо представляющий, что скажет девушке, когда она откроет дверь. Он привалился к стене и постучал по двери костяшками пальцев. Из комнаты послушался возмущённый голос:

— Вообще-то я собиралась спать!

— Прости, — отозвался Феронд, но уходить не стал, намереваясь отдышаться.

Через некоторое время дверь распахнулась, и рыжеволосая девушка посмотрела на мужчину с интересом.

— Ты чего? — спросила она, оглядывая тяжело дышащего Феронда.

— Я… хотел увидеть тебя, — неловко улыбнулся он, отчего на левой щеке выступила морщина, и Брава ненадолго перевела взгляд на неё.

— Заходи, — девушка отступила от двери, пропуская в ярко освещённую комнату своего возлюбленного.

Феронд закрыл за собой дверь, оглядывая Браву. Она была в бордовом шёлковом халатике, полы которого достигали её пят. Распущенные рыжие волосы спадали по плечам, а глаза смотрели на мужчину с восторгом. Она уж и не ждала, что он придёт сегодня. А он пришёл. Красивый, взволнованный и притягательный.

— Что с тобой? — спросила она.

Он пожал плечами, не зная, как объяснить, приблизился к ней и нежно поцеловал в приоткрытые губы. Его кожа была солёной от пота, на Браву это совершенно не смущало. Девушка обвила руками шею возлюбленного, дотянулась до тесёмки, что стягивала его волосы, и освободила их от неё. Волнистые тёмно-каштановые пряди упали на плечи. Брава отстранилась, разглядывая мужчину и отмечая про себя, что припухшие от долгого поцелуя губы, к которым прилила кровь, были невероятно к лицу ему. Феронд не дал ей всласть полюбоваться собой, принимаясь жадно целовать её лицо, постепенно спускаясь к шее и щекотя её своим носом. Девушка зарылась пальцами в его волосы, причём кожа его головы была влажной после бега. Феронд нежно провёл ладонью по защищённому шёлком телу девушки от подмышки до бедра, и сильнее притянул к себе за талию. Он посмотрел в её прекрасное лицо: на щеках играл румянец, глаза горели желанием, а губы искали поцелуя. Его бросило в жар, и он стал наваливаться на неё, вынуждая отступать к постели.

Конец ознакомительного фрагмента. Купить книгу