Читать книгу Не прошедшие горнило - Анатолий Агарков - Страница 4

За доблестный труд на семейной ниве в конце июня был поощрен любимой женой увольнительной на футбольный матч. Просился зрителем, но под шумок сунул в спортивную сумку бутсы и плавки – возьмут, так сыграю, а форму на стадионе найду.

Нашел Шушукова, нашего тренера.

– Привет, Александр Петрович.

– Привет! Ты на игру?

– Если поставите.

– Играй.

– Формы нет.

– Найду.

И нашел. Я в раздевалку пошел.

Дружная команда футболистов «Луча» приветствовала старого игрока.

Слава Зырянов не без ехидства:

– Ну, как твоя семейная жизнь?

– Моя? – переспросил, но не потому, что не понял вопроса. Просто отношения у нас сложились не очень. После ухода из райкома я уже не донимал участкового звонками отправить тещу мою в ЛТП. – Жена моя – лучшая женщина в мире, но теща спуску не дает….

Слава хихикнул совсем по-мальчишески.

– А что это значит?

– Ты никогда не слышал этого выражения?

– Применительно к старой больной бабке? – нет.

– Она не пропускает ни одной мелочи, чтобы придраться ко мне и всегда оставляет последнее слово за собой. При этом пьет, паскуда, безбожно.

– А ты? Двинул бы ей разок между рог – пусть ходит жалуется.

– Когда-то и я считался крутым, как ты сейчас, но женщин пальцем не трогал.

– Значит, ты счастлив?

– Почему нет?

– Не похоже.

– А ты знаешь, что значит счастливым быть?

– Молодая красивая жена, хорошая работа, спорт, друзья…

– А как же строительство коммунизма? Разве оно не делает людей счастливыми само по себе?

– Только тех, кто на этой стройке хорошо зарабатывает.

– Вот как? У меня складывается впечатление, что Чепурной в РОВД запустил работу.

– Думаешь, он взяток не берет?

– Интересно, у кого менту взятки брать, если он не гаишник на дороге?

– А вот спроси Владимира Алексеевича, когда в гараже будешь пить.

– Увы, в райкомовское общество больше не вхож. А что касается формулы нашего счастья с Тамарой Борисовной, то она не особенно сложна. Главный секрет ее в том, чтобы каждый занимался своим делом – она с ребенком, я на работе. В последнее время приходится много работать, и я перестал на тренировки ходить, но работа мне нравится, а играть еще могу. Начало сезона пропустил, правда, но сегодня наверстаю.

– Мне тоже нравится моя работа.

– Это уже кое-что.

– Наверное.

– Работа, спорт и добрые друзья мужчине необходимы всегда.

– Чтобы быть счастливым? – да.

– А куда выезжали играть с начала сезона? – в моем голосе неожиданно прозвучали тоскливые нотки.

– Да порядком поездили – в Златоуст, Челябинск, Тимирязево, Еманжелинск – пол-области и столько же к нам.

– Ну, теперь, наверное, и я смогу, только без тренировок пока.

– Что-то мешает?

Я протяжно вздохнул, постучав бутсом в пол:

– Работаю в две смены – на недели никак не могу, только вот – в воскресенье.

– Ты шутишь!

– Ничего подобного. Первую смену, как мастер, вторую – токарем у станка.

– Так какого хера ты на бочку полез? – сидел бы в райкоме да сидел.

Народ потянулся на поле размяться.

– Не я полез, на меня полезли. Пойдем, попинаем.

Попрыгал, побегал, разогрелся. Поиграли пульку без ворот – защита на нападение. Начали отрабатывать стандартные ситуации и удары. Не все получалось, но я ликовал – есть еще ягоды в ягодицах! Шушуков обещал заменить меня, если заметит, что сильно устал. Значит, силы экономить не буду – выложусь на все сто и на скамейку. Впрочем, как игра пойдет – иногда полтора часа бьешься и только после игры замечаешь, как ты сильно устал. Азарт – великая штука!

Шушуков подошел.

– Я вижу технику не забыл. Это просто здорово, Анатолий! Я очень рад за тебя.

– А я рад, что ты меня принял.

– Так ты же заявлен. А с тренировками как?

– Пока не могу.

– Понятно.

Когда появились соперники в синей форме, почувствовал, как ко мне возвращается знакомое ощущение внутренней пустоты. Но не легкости, нет – ноги вдруг стали неуклюжими, а бутсы тяжелыми. Так всегда бывало перед встречей с заведомо сильным противником. Команда «Урожай» из села Варна возглавляла турнирную таблицу третьей группы, ни одного матча не упускала – рвалась во вторую группу. Мы играли не раз и ни разу у них не выигрывали.

– Ну что, Анатолий, готов выйти на поле? – это Кужемратов, главный врач районной больницы и страстный болельщик.

– Готов, Юрий Утимисович, готов.

– Тогда со щитом или на щите!

– К черту! – и побежал к боковому флажку, где команды строились, а Шушуков давал последние наставления на игру.

– Анатолий, на свое место «чистильщиком». Славу близко к вратарской не подпускай – знаешь, у него срезки бывают.

Зырянов играет центрального защитника. Я тоже, но за его спиной.

– Вобщем, ребятки, не нервничать, не грубить, не пасовать – перед противником имею в виду, – терпеливо наставлял Шушуков. – Поиграйте свою игру. Покажите болельщикам, как вы любите футбол, и они вам простят поражение.

– Как он меня задолбал своими «ребятками», – проворчал за моей спиной Дима Гвоздик.

– Парни, нашатырки нюхнули все…

– Теперь оскалились и в бой….

– Слава, повязка, где?

– В руке.

– Надень…

Свисток судьи на поле.

– Ну, все, ребятки, пошли…

– Задолбал…

Двумя вереницами мы побежали к центральному кругу – одна команда к триумфу, другая к своим мучениям. Надо признать, красивая саржа, из которой нам пошили форму, очень плотна для игры на солнце – воздух не пропускает, и тело под ней обильно потеет. Впрочем, об этом уже забыто….

Варненцы сразу повели штурм наших ворот большими силами.

То, что я и предполагал – игра не будет физически тяжелой, но нервной очень.

На воротах у нас играл Толик Беденко и с ним приехал какой-то виртуоз мяча из Увельского совхоза. Похоже, он стал сюрпризом для наших гостей – маленький юркий, большой любитель индивидуальной игры. Он ломился к воротам через все преграды – его аккуратно валили до линии штрафной. Судья судил честно. И постепенно игра выровнялась. Беденко выбивал далеко и очень точно – всегда своему протеже. И тот крутился юлой в окружении трех-четырех соперников. В опасном одиночестве два других наших форварда – Слава Невзоров и Голован. Оба способные на дриблинг, на мощный и точный удар по воротам.

Заценив ситуацию, я подумал в радостном предвкушении – что-то будет. Сегодня мы можем надрать задницу хваленому «Урожаю». Похоже, это и был тот решительный прорыв, которого от «Луча» ждут болельщики с начала сезона.

Случайно увидел среди них Пашкова А. М. Надо же! и этот здесь – пришел полюбоваться на нашу игру. А ведь не сказать, что мы выглядим убого.

Если выиграем, я подумал, надо отправить Шушукова к Пашкову – пусть пробьет новую форму для команды: в этой совершенно невозможно играть.

– Ничего пока держимся? – это Слава Зырянов. – Я вперед пододвинусь, к полузащите.

Прежде, чем ответить я окинул поле внимательным взглядом – где засада?

– Успевай возвращаться, не мешкая.

Когда мяч от наших ворот выбили на угловой, подошел к Беденко.

– Где это чудо достал?

– Наш, деревенский.

– Незаурядно играет. А школа чья?

– Моя, – гордо ответил Анатолий.

Был подан хорошо закрученный угловой – точно на голову одному из нападающих. Беденко в немыслимом прыжке снял угрозу вместе с мячом.

Мое место было у штанги, и я только глазами мог провожать эти броски и удары.

Потом был прорыв по краю, и если бы Зырянову не прошло в голову занять мое место, я бы не рискнул броситься на его ликвидацию.

– Спасибо, вовремя подстраховал, – хлопнул я его по плечу. – Если он меня обыграл, был бы выход один на один.

– Интуиция, брат.

– Слава Богу, все обошлось.

– Ты вовремя его нейтрализовал.

– На перехвате всегда легче играть.

Это произошло на тридцать пятой минуте – так записано в протоколе судьи. Зырянов опять провалился, а передо мной торчал высокий и тощий варненский центральный форвард. Мяч, посланный из глубины обороны, летел верхом к нему. Было три варианта:

– дать ему возможность мяч принять и не дать ему возможности меня обыграть;

– подтолкнуть его в спину во время приема, нарушая правила: был резон – пока до штрафного дело дойдет, народ вернется, а до ворот далеко, удар не опасным будет;

– сыграть на опережение.

Маневр был опасный – если он меня подтолкнет, а судья не заметит – выход один на один обеспечен. Раздумывать, взвешивая, было некогда, и я рискнул – выскочив из-за его спины, высоко выпрыгнул и отбил летящий мяч головою.

Он не толкнул меня в спину, он поступил гораздо подлее – очень грамотно с профессиональной точки зрения костолома. Он плечом подтолкнул мои ноги, а под тело поставил спину. Возвращаясь из заоблачных высот, я под углом врезался в землю, причем всей тяжестью на носок левой ноги. Раздался хруст, пронзила боль…

В следующий момент я на попе сидел и смотрел на свою стопу, которая была под прямым углом к нормальному положению. Вся моя жизнерадостность нафик пропала. Мне показалось, что на трибунах зло смеются надо мной.

Судья дунул в свой инструмент. Наши ребята подняли меня и отнесли за кромку поля – прямо в объятия Кужемратова.

– Вывих? Да, господи, сейчас исправим.

Он схватил мою стопу умелыми руками хирурга – снова раздался хруст, снова острая боль, и вот она уже смотрит туда, куда надо.

Подошла женщина в белом халате из дежурившей «скорой помощи».

– Заморозьте ему ногу, – приказал главный врач районной больницы.

Я снял бутс, гетр и носок. Голень распухла, стопа посинела.

Женщина попрыскала на них из баллончика – боль отступила.

Но не то что играть, даже встать на ногу я не мог.

– Его надо везти в травмпункт на рентген, – сказала она и помахала «скорой» рукой.

По беговой дорожке подошла «неотложка». Водитель наполовину извлек из будки носилки. Сочувствующие подняли меня, пронесли на руках и усадили на них. А уж лег я сам. Крупный мускулистый водитель с узким носом и тонкими чертами лица аккуратно вкатил носилки в будку и закрепил.

Скорее всего, не просто водитель, а санитар – подумал я, – или даже медбрат.

В южноуральском травмпункте молодой травматолог встретил меня с улыбкой.

– Ух, ты! настоящий спортсмен.

– Тяжелый был матч? – спросил он, ощупывая мою ногу. – Теперь у тебя будут тяжелые дни: похоже на перелом. Вон костыли – топай на рентген.

Через несколько минут, вертя снимок так и сяк, проворчал:

– Ну-ка, давай еще раз.

Сам пошел со мной в рентген-кабинет, сам укладывал ногу в нужных ракурсах под экран излучателя вредных лучей. И, наконец, остался доволен:

– Вот она! Видишь? – вот на снимке эту царапину выкаблученную.

Я был расстроен и подавлен свалившейся на меня неудачей и, конечно, ничего не увидел.

– Ставлю диагноз, – сказал он торжественно. – При резкой и неудачной нагрузке на стопу она повернулась, вывихнув малоберцовую кость и сломав большеберцовую. Перелом весьма неудачный… Вот такой, – он показал костяшками пальцев. – Как английская дабл-ю. Кто-то очень удачно тебе вправил малоберцовую кость и сложил перелом большеберцовой без смещения. Скажи спасибо, осколков нет. Перелом очень близок к суставу – нарост образующийся при его сращивании будет мешать при ходьбе. С футболом покончено и хромота на всю жизнь. Все – ставим шину и гипсуем.

Мне поставили шину – через пятку на обе стороны лодыжки. Замотали ногу в прогипсованный бинт. Когда разрешили, мы уехали и вернулись к окончанию матча – 0: 2 не в нашу пользу. Ну что ж, годится – бывало и по десять мячей доставали из сетки.

Потом все заинтересованные лица собрались в тренерской для документального оформления моей трагедии. Но перед этим зашел ее виновник пожать мне руку:

– Извини, так получилось.

Судья составил протокол – все подписались, кому нужно.

Врач с «неотложки» напутствовала:

– В аптеке выпишешь костыли и притопаешь в поликлинику, если не на чем ехать – оформим больничный.

Еще вызвалась отвезти меня на «скорой» домой.

Зашел Беденко попрощаться.

– Жить будешь?

Я промолчал.

– Пашков подходил, матерился – какой-то деревне, мол, проиграли.

– Что он понимает в колбасных обрезках…. Тезка, заедешь по этому адресу – я сейчас напишу. Там жена ждет-волнуется, а я поеду к родителям – неизвестно как нога себя поведет, когда кончится заморозка. Скажешь, что я изломался, и меня отвезли на свалку истории.

– Конечно, заеду!

– Спасибо, – мрачно поблагодарил, представляя, что ему скажет теща.

Меня высадили перед воротами, и домой я уже скакал на одной ноге.

Родители смотрели на меня и некоторое время оба молчали.

– Доигрался хрен на скрипке, – наконец оценил ситуацию отец.

Мама нахмурилась:

– Что Тома твоя скажет?

– Да выгонит – зачем ей калека сдался, – спрогнозировал отец.

– Конечно, – согласился я. – Вы примите?

– Куда же тебя девать? Чай не чужой.

Такие слова могли сказать и мама, и папа. Пусть будет хором.

Я постарался скрыть волнение благодарности.

– Что же, спасибо за приют.

Отец смерил меня проницательным взглядом.

– А что на работе скажут? – спросил он внезапно.

– Почему ты думаешь, что они могут что-то сказать? – совершенно искренне удивился я.

Отец смачно прищелкнул языком:

– Я однажды по дороге на работу разбился – мотоцикл занесло, а они записали: бытовая травма и заплатили копейки по бюллетеню.

– У меня оформленный протокол, соревнования официальные на первенство области, судья сказал – стопроцентно оплаченный больничный лист.

Отец глубокомысленно кивнул.

– У вас есть анальгин?

– Может, выпьешь: кровь разгоняет, а кровь у тебя сейчас – главный строительный материал.

– Хуже не будет? А вдруг «скорую» придется вызывать для обезболивающего укола – воздержусь.

Приготовив таблеток пачку и квас для запивки, я улегся на диван разглядывать телевизор. Нога ныла противно, но нестерпимой боли еще не было.

– Тамара-то знает? – подсела мама.

– Должны передать.

– Как ты попал на футбол? – ведь говорил, что бросил ходить.

– Тома отпустила поболеть, а ребята уговорили поиграть. И вот в таком я дерьме оказался. Обидно.

– Живи пока здесь – там-то от тебя сколько проку?

Я проглотил таблетку на всякий случай, запил квасом из банки и ничего не сказал.

– Все-таки жалко твою работу в райкоме – на виду, в тепле – чего не сиделось?

Тут я по-отцовски прищелкнул языком:

– Там угождать надо, а не работать.

– Ну, угождал бы – вон Анатолий Михайлович уже второй секретарь. Лиза, теща его, не нахвалится.

– Что-что, а угождать Анатолий Михайлович умеет – далеко пойдет.

– Вот и брал бы пример.

Отец аж засопел – Анатолий Михайлович Агарков, второй секретарь Увельского райкома партии, мой двойной тезка и, кажется, родственник через жену – его кумир кумиров. А на кожевниковское: «Он только галстуки, сидя в президиуме, умеет красиво поправлять» сказал: «Галстуки тоже надо уметь поправлять», Непрошибаемо!

– Нет, райком – это сборище упырей. Вот газету действительно жалко. Мы недавно об этом с Пал Иванычем говорили. Зимой он заканчивает ВПШ, и его уже звали в обком партии. Если получится, обещал спротежировать меня региональным внештатником в газету «Челябинский рабочий».

Сказал и от радости предвкушения перехватило дыхание, но постарался справиться с собой. Главное, цель ясна – к черту АИЗ! мне надо вернуться в прессу. В стране назревает что-то – что-то весьма важное и… интересное.

– Опять напортачишь что-нибудь и тебя снова выгонят, – вздохнула мама.

– Выгонят, если в местную газету идти. Надо на более высокий уровень выходить – Челябинск, Москва. Вон посмотрите – как здорово «комсомолка» пишет. Разве ей не нужны борзописцы с мест? Вы бы знали, как местные деятели партии боятся Реутова Виталия Петровича, а у него просто два журналиста из газеты «Правда» чаю дома попили случайно – и такой эффект!

Когда-нибудь, пообещал себе, стану настоящим журналистом и займусь серьезными материалами. Я прекрасно понимал, что ниже областной газеты соваться некуда – Увельский райком следит за мной тщательно. Сейчас, когда у меня появилось временное окно, надо попробовать написать несколько очерков и репортажей для областных газет и центральных. Пусть даже не публикации, пусть только контакт – письмо ответное, для кого писать, о чем и как. Я ни грамма не сомневался, что способен на заказные материалы – то есть писать не то, что думаю, а за что платят. Теперь я уже не считал это моральным и психологическим падением. Подобный шаг не в моем характере, но презирать себя за него не буду. С другой стороны, я себе плохо представлял, какие ветры откуда дуют, и что будет со страной через ближайшие два-три года.

Поздно вечером, чувствуя, что боль так и не угнездилась в ноге, предложил отцу:

– А давай выпьем.

Когда накрыли журнальный столик перед диваном в виду телевизора, я попросил:

– Мы завтра сгоняем с тобой в аптеку за костылями?

– Сгоняем.

Мне хотелось поговорить с отцом – показать ему, что я сломан, но не сломлен, что АИЗ – это бомбоубежище; я поднимусь оттуда и начну сам херачить своих врагов: я не смирился.

Отец налил и предложил чокнуться:

– Надеюсь ты знаешь, чего хочешь и делаешь.

Выпили. Отец снова налил.

– Вот только с Тамарой я тебя не пойму – объясни.

– Попробую, если поймешь… Она все свои силы и половину жизни посвятила противостоянию с матерью – вернее держит ее за руку на краю пропасти. При этом сама остается слабой и уязвимой для внешних воздействий.

– Кой черт тебя заставил на ней жениться? Нравится? – ну, дружили бы без последствий.

– Теперь уже поздно причитать, но скажу… После измены Ольги Викторовны, после собственных похождений мир изменился в моих глазах: все бабы, мне казалось, в нем..ляди! И вдруг Тамара Борисовна – такая чистая, непорочная и порядочная… Мне казалось, таких не бывает. Не устоял….

– Да, – согласился отец. – Есть ценности, которые не меняются.

– Какие, например? – я рад был переключить внимание со своей персоны.

– Верность, забота, взаимопонимание.

Я ничего не ответил, но подумал – а ведь отец оказался прав. Сейчас поясню, о чем это я. По дороге домой из Челябинска с моей свадьбы в машине разгорелся спор между отцом и зятем. Отец молчал-молчал и вдруг выдал:

– Не-а, жить не будут.

Зять был выпившим:

– С чего ты решил?

– Ну, если ее отец прямо на свадьбе говорит о любовниках, то как с такой жить?

А дело вот в чем. Поздравляя молодых, мой тесть поднялся и сказал:

– Оля и Толя, желаю вам стать добрыми друзьями и нежными любовниками!

Отец расслышал лишь последнее слово и сделал вывод.

– Я хотел извиниться перед тобой, отец.

– За что?

– За то, что не сделал карьеру, на которую ты надеялся.

Отец покачал головой.

– Мы предполагаем, жизнь располагает.

– И я верю, что не все еще потеряно. Придет время, и всех пашковых метлой сметет в урну истории, а я еще поработаю для блага Родины в полную силу.

Отец усмехнулся:

– Сейчас это довольно сложно, но будем надеяться, что со временем все изменится.

– Вся страна на это надеется, – я улыбнулся и поднял рюмку. – Давай, пап, выпьем за перестройку!

– Давай! Чтобы Пашкова убрали, Анатолия Михайловича поставили, и он вернул тебя в райком.

Опять за рыбу деньги!

– Что касается меня – обратного пути у меня нет. Ариведерче!

– Это ты сейчас на них сердишься, а пригласят – пойдешь.

– Нет. Я вообще ни на кого не сержусь – в том-то и беда. Проблема в том, что я проиграл. Но ведь жизнь – зебра; завтра я снова окажусь на коне, а они под его копытами….

Переведя дыхание:

– Фу… дед, кажется мы напились. Пойдем спать.

– Давай еще посидим – поллитра не осилили. Где это видано!

– Давай посидим, но тему сменим. Знаешь, иногда мне кажется, что я существую… как бы отдельно от себя самого. Такое возможно или у меня не все в порядке с психикой? У тебя такое бывает?

– Не знаю, я – это я, а ты такой заумный у нас…

Закончив застолье, мы вышли во двор..

Над головой бескрайнее небо, усыпанное яркими пятнами звезд и похожее на опрокинутую черную пиалу с розовыми краями. Где-то под ним же Тома и Настенька ….

Утром мы приехали к аптеке. Отец вошел и взял костыли напрокат. Подогнали их под мой рост. Я попробовал несколько шажков (прыжков?) … и улыбнулся: