Читать книгу Хождение в пятую власть - Анатолий Агарков - Страница 4

Карьера моя взяла в карьер – боюсь, как бы шею аллюрами не свернуть.

Едва ли освоившись на новом месте, Кукаркин затребовал к себе Селезневу. И вот уже я – и о заведующего отделом сельского хозяйства. Впрочем, зарплаты мне это не добавило: по-прежнему числился радиоорганизатором, сидел на своем месте сотрудника в кабинете сельхозотдела и исполнял обязанности его заведующего. Но, оказывается, и Лена до моего прихода была как пакетик кофе – три в одном. А настоящим завотделом была Татьяна Зюзина, которая теперь в декрете. Нужное дело!

Новая должность давала свободу выбора тем материалов. И я задумался….

В дверь постучали. Вошел мой двойной тезка, и даже родственник, который Михайлович. Он решительно пожал мою руку и уселся на Ленин стул.

– А где?

Я заметил, как мгновенно потеплел взгляд директора Сельхозтехники на мой ответ:

– Селезневой нет, и больше не будет.

Анатолий Михайлович выложил на стол мятую-перемятую – немало, видать, потетешкался – нашу газету.

– Я по поводу статьи «А что за лозунгом».

И тут все стало на свои места. Напрасны были ядовитые замечания Лены – мол, проглотил обиду-де мой родственник и утерся. Вот он, здесь – ничего не глотал, улыбается. А застал бы автора – поджал губы, наклонил голову, как бульдог, готовый вцепиться в задницу – и не жди сочувствия, конопатая!

– Чуток припозднились.

– Потрясающе! – выдохнул родственник, на мгновение увлекшись какими-то внутренними видениями, потом вернулся в реальный мир. – Я принес материал в газету.

К мятой газете на стол выложил мятую же тетрадь.

– О чем? – я отодвинул стул, скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу.

– Все о том же, – кивнул Анатолий Михайлович, – о чем в статье у Селезневой.

При ближайшем рассмотрении оказалось не столь уж о том. Это вообще не статья для газеты, а план технического перевооружения Сельхозтехники – мол, стеллажи с запчастями, и контейнеры, вызываемые нажатием кнопки. Я с трудом давил зевоту.

Стряхнув сонливость, предложил:

– Оставляйте. Я сделаю из этого материал для газеты.

Однако родственник мой уперся:

– А разве это – не материал?

– Вы не беспокойтесь – подпись будет ваша. И гонорар.

Анатолий Михайлович глянул на записи и мрачно ухмыльнулся:

– Я бы хотел взглянуть под чем будет стоять моя подпись.

– Всенепременно.

После высочайшего визита директора райсельхозтехники вернулся к прерванным раздумьям – выбору темы. Чем успешно занимался вплоть до обеда. Уходя, глянул на себя в зеркало – отраженная ухмылка была лишена малейших признаков сочувствия.

Тема выбрана!

Это будет Увельский пищекомбинат – структурное подразделение Увельского райпотребсоюза. Серьезное предприятие. Летом 1973 года перед поступлением на ДПА я работал там два месяца – и на всю жизнь негативные впечатления.

Вернуться туда с удостоверением журналиста…. О-го-го! Дай Бог встретить моих притеснителей! Я ведь думал, думал долго об этом, а теперь имею возможность.

Пообедал, спустил на пол кота, уютно устроившегося на коленях, снял с брюк несколько прилепившихся шерстинок – все! журналист (мститель?) Агарков к бою и походу готов!

Так как там поживает Увельский пищекомбинат?

Вообще-то комбинат поживал плохо.

– Воруют и пьют, – вздохнула мастер виноразливочного цеха Клавдия Петровна. Казалось, она голосом ласкает детей неразумных – своих рабочих.

– Вы не против – я пообщаюсь?

Ага! Вот и кладовщица Платушина – жива, курилка! Сколько ж крови моей она выпила! Открывшаяся возможность сравнять счет мгновенно согрела душу. Будешь ты у меня, толстомясая, главным обличителем недостатков – ведь каждый играет, как умеет!

– Мне кажется у вас отличное чувство юмора – поднимем настроение нашим читателям?

Не ведая о моем коварстве, она пригласила в бытовую комнату, налила чаю.

Следом женщины собрались.

– Рабочие, говорите, тырят? А начальство?

– А те не воруют – так берут.

– Коммунизм, стало быть, у вас тут?

– Пока нет.

– А когда будет?

Кладовщица, прежде чем ответить, предпочла отхлебнуть глоток чаю.

– Когда настанет подходящее время, которое пока что еще не пришло.

– А кто-то пытается эту ситуацию как-то изменить?

– Кому-то надо….

– Попробуй только – получишь горбатых….

Кстати, «горбатые» – статья 33 трудового кодекса, предусматривающая увольнение нарушителя дисциплины по инициативе администрации.

Народ разговорился – успевай только слушать. Ой, какие они ядовитые! Кто мог бы подумать! Я даже голову склонил, пряча ухмылку. Набрал в грудь побольше воздуха и строчил, строчил, строчил….

Помнишь, толстомясая, как мы с твоим мужем катали двухсотлитровые бочки с грибами в подвал? Ему приезжие дали червонец, а мне…. Ты сказала – не надо, убогий, мол, обойдется!

– А что собственно здесь происходит? – в бытовку вошла девушка в белом халате. – Вы кто?

Я представился.

– И что вы здесь делаете?

– Осуществляю задание редакции.

– А вы что осуществляете? – обратилась она к собравшимся женщинам. – Не кажется вам, что это не осторожно – быть откровенными с посторонним человеком, пробравшимся сюда с определенной целью?

Захваченная врасплох Платушина откинулась на спинку стула и сердито сверкнула на меня глазами.

– Газета – орган райкома партии; наша задача – бороться с недостатками, – кротко напомнил я.

– А смотрите так, будто ведете следствие – и все пишите, пишите…. Кстати, предъявите-ка ваше удостоверение.

Она выжидательно замолчала.

Я подал документ и светски поинтересовался, заметив обручальное кольцо:

– А сестры у вас нет?

– Нет. Зачем вы спрашиваете?

– Как всегда, – вздохнул я. – Все прекрасные женщины уже замужем.

– Сомневаюсь, что здесь подходящее место для выслушивания подобных шуточек.

Похоже, тема уходит из нужного русла. Черт! Что ж, впредь наука.

С арктическим холодом в голосе девушка в белом халате заявила кладовщице:

– Я буду вам чрезвычайно признательна, Валентина Васильевна, если вы впредь не станете повторять такие инсинуации. Никогда.

У кладовщицы от изумления живот колыхнулся сам собой, а ледяные серые глаза красавицы вдруг сделались похожими на два оружейных дула.

Платушина открыла рот – и медленно закрыла. Читалась на ее лице: да что тут, к чертовой матери, творится?! и как от такой пигалицы может исходить столь чудовищная угроза? в институтах учат, надо полагать.

– Это всего лишь шутка, Аня – ни о чем всерьез мы не говорили.

– И не очень смешная! – девушка потерла запястья и нахмурилась, глядя куда-то вдаль. На скуле заиграл желвак. Она подняла голову и взглянула на меня. – Идемте, товарищ журналист, в мой кабинет.

– Господи, боже мой, Анечка, – всполошилась Платушина, – я ведь не имела в виду,… что ты на самом деле?

– Тем не менее, – резко перебила та, – все, что происходит в коллективе, относится к грифам «секретно» и «после прочтения, сжечь». Из чего следует, что если «в органе райкома партии» появится статья с обвинениями против нас, вы не сможете убедить руководство в своей невиновности. Подумайте о вытекающих из этого последствиях – будьте любезны. Особенно если… ну, все зависит от темы статьи.

Кладовщица озадаченно пожевала губу, переваривая услышанное. Затем просияла:

– Но… ведь товарищ корреспондент не будет писать о нас плохо. А что плохого о нас писать? А если… мы скажем, ничего не говорили – все сам придумал товарищ….

О себе напомнил:

– Агарков. Газета призвана вскрывать недостатки, указывать пути их устранения.

Платушина неловко поерзала широченным задом и начала медленное отползание в сторону.

– Да что вы вскрыли? Все – бабьи сплетни.

Ответом послужило лишь короткое пожатие плечами и неопределенный жест – я поднялся и пошел вслед за Аней, поджидавшей меня в дверях.

Похоже, девушка в белом халате становится просто удручающе дипломатична.

Ну, посмотрим, кто кого.

В кабинете с табличкой «Технолог производства».

Оторвавшись от созерцания моих кроссовок, хозяйка подняла голову.

– Я знаю, что у меня нет права просить об этом…. Тем не менее – о чем вы будете писать?

И криво улыбнулась – видать, через силу.

Черт бы побрал ее улыбку! Она меня обезоружила. Понимает ли, насколько опасен для руководителей предприятия мой визит? Наверное, да – и это опасение льстило мне куда больше, чем я рисковал показать. Но ей самой-то чего бояться? Уж я постараюсь, чтоб ее роль была наиболее позитивной.

– Ладно, – вздохнул, – скажу: впечатление негативное. Может быть, вы сможете показать позитивную сторону производственной деятельности вашего коллектива.

Я расслабился, готовясь слушать – она напряглась.

– Вот о чем я вас попрошу – не писать о людях с чужих слов: поговорили с Платушиной, о ней и пишите. Или обо мне – я отвечу на все ваши вопросы.

– Слово репортера, – снизошел я, выдержав хорошую паузу.

После этого расслабился полностью и даже почти развеселился. В последующие полчаса Анна рассказывала мне о делах производственных, перемежая информацию дифирамбами в адрес руководства. Лишь одно хуже субъективной критики безграмотного демоса – это еще более субъективная похвала грамотного специалиста. Совершенно очевидно, что сегодня технолог Аня ни на шаг не отпустит меня от себя – она даже не пожелала прерваться, когда после обеденного перерыва вновь из цеха донесся стук и бряк. Когда же она принялась излагать планы пищекомбината по техническому перевооружению производства, сослался на дела в редакции и удрал.

И только топая на работу, вдруг понял, что остался в дураках. Есть фамилии, есть недостатки, но я не выяснил их причины и, значит, не смогу указать путь к устранению. Раздраженно нахмурился – статья не слагалась. Все не так! И Аня тому причиной – действительно хороша дивчина! Мне следовало опасаться ее обаяния и следовать цели, с которой пришел, а я допустил ошибку. И еще – она вытянула из меня слово не критиковать начальство; просто выдавила его с упрямой прямолинейной решимостью – принудила фактически дать обет. Что делать?

Решение пришло, когда перешагивал со ступеньки на ступеньки, поднимаясь в редакцию. Я аж присвистнул. Тема получалась очень партийной. Да это же высшая справедливость – накормить этих пищеделов блюдом, приготовленным по собственному рецепту!