Читать книгу Сила Берендея с нами навек - Анатолий Агарков - Страница 4

Глава 3

Оглавление

Ночной ветер гнал из-за леса огромную тучу, сверкавшую зарницами. Ещё чуть-чуть и гроза разразится над крепостью. Былята стоял на самой высокой башне и внимательно вглядывался в предгрозовую ночь. Где-то там, в темноте за воротами было капище, на которое ушёл Важин.

– Где же ты, волхв? – сердце сжалось в тягостном предчувствии.

Неожиданно сверкнула молния, и кусты, о которых говорил накануне Малушка, вспыхнули ярким пламенем.

Воевода перегнулся через перила – огонь сжигал кусты, не приближаясь к стенам крепости.

– А где гром? – поразила Быляту тишина, – вот ещё одна молния, уже на кусты с восточной стороны, а грома снова нет, странная какая-то нынче гроза.

Вдруг воевода увидел огонь, где совсем не ожидал увидеть, в стороне капища.

– Важин! – застонал Былята. – Говорил же, не ходи один.

Пламя, горевших идолов, осветило печенегов, прыгающих в диком танце посреди поляны. У одного из них в руках было копьё. Ноги воеводы подкосились, когда он понял, что за шар с развевающимися белыми нитями украшал копьё танцующего печенега. То была голова волхва, седые волосы Важина словно белое облако качались вокруг неё.

Вдруг с неба сверкнула ещё одна тихая молния, ударив прямо в печенега с копьём, потом ещё раз, и другой, настигая всех, кто убил волхва и поджёг капище. Скоро они живыми факелами бегали по поляне – до слуха Быляты, да и всех в крепости, донеслись их предсмертные крики.

Всё заглушил гром, прогремевший наконец с ночного неба. А хлынувший ливень постепенно загасил пламя над капищем.

Былята смотрел в его сторону и долго не мог понять, то ли слёзы бегут по щекам, то ли дождевые струи. Он взглянул внутрь крепости. В стане дружинников поднята тревога, и все они заняли места на стенах, готовые отразить нападение. Поселенцы-мужчины так же были на стенах и у ворот.

Но до рассвета никто к крепости не приблизился.

Едва солнце высветило верхушки деревьев, Былята велел позвать к себе плотника.

– Исполать тебе, воевода, – с поклоном поприветствовал хозяина вошедший в светлицу мастер.

– И ты будь благословен богами, Стожар. Проходи, присядь рядом, – жестом пригласил Былята. – Тяжелая просьба к тебе у меня. Давно Желя и Карна не приходили в нашу крепость. Но нынешней ночью послала их к нам сама Морена. Тяжело на сердце, Стожар, ох, как тяжело.

– Слышал я ночью страшные крики за крепостью, – тихо проговорил плотник, – кому домовину мастерить, скажи, воевода.

– Тот, кому домовина нужна, погиб, как подобает русскому человеку. Без стона, без крика. А смертным криком себя осквернили те, кто убил его, – Былята кулаками грохнул по столу.

– Кто же сей воин?

– Важин. Убили вороги нашего волхва и капище сожгли. Строгай домовину и готовь дрова для костра. Как готов будешь, скажи. Отправимся на место.

Сраженный страшной новостью Стожар, понурив голову, направился к выходу.

– Да, – остановил его воевода, – не говори в крепости о смерти волхва до поры до времени. Ступай.

Тяжелой поступью Былята пошёл на половину супруги.

Всеслава ждала мужа – как все в крепости, она слышала ночью страшные крики.

– Всеслава, жена моя, – с порога обратился к ней воевода, – позови баб-стряпух, готовьте тризну во имя Важина. Тризну будем править в крепости, на площади, а отдельно пусть приготовят блюда для кормления земли, чтобы Морена быстрей приняла к себе павшего волхва. Еще принеси мне полотна белого для савана.

Всеслава ладонью прикрыла рот, сдерживая рвущийся крик, и только кивнула в ответ мужу.

В полдень траурная процессия вышла из ворот крепости. Дружинники несли домовину, на подводе везли дрова, лопаты, вилы и большой котел с ритуальной едой.

Прибыв на капище, Былята был удивлён до глубины души, но сумел не показать этого. Тела печенегов сгорели дотла, только кучки серого пепла указывали на них. Тело же волхва возлежало на широкой доске, нетронутое огнём. Голова лежала на месте, лишь широкая полоса на шее говорила о том, что она была отсечена.

Воевода дал команду, и погребальный костёр был сложен посреди сожженного капища, под него закопали котел с едой для земли. Недалече установили домовину. Важина дружинники вместе с воеводой водрузили на костёр.

Былята, не пряча слёз, поднёс факел к дровам.

– Прощай, – одними губами прошептал он.


Неуступчивый и сварливый Баламошка с детства был частенько бит своими сверстниками. Затаился и растил в себе людоненавистника. Однажды подсмотрел, а потом здорово сыграл припадок больного падучей болезнью странника. Жизненная стезя была определена – он стал блажным, придурковатым, ёрным на язык и поступки человеком. Скорее шутом при обеспеченных средствами или властью, хотя имел острый ум и наблюдательный глаз. Отсюда и Баламошка – он давно забыл, как звала его мать.

С неудовольствием он обнаружил себя в той самой яме, куда столкнул, связав, пришлого мальчонку. Сколько он в беспамятстве отлежал? – кто бы сказал. Голова раскалывалась – ладно, что совсем не отлетела: удар был очень сильный. А вот шишки не было и крови тоже – кажется, пацан его котомкой шандарахнул. Камни он там, что ли, носит?

Окончательно придя в себя, Баламошка оценил ситуацию. Она была аховой. Конечно, можно было наврать воеводе: голова, мол, сбой дала, от того и мальчишку связал. Потрястись, пенку на губы припустить – глядишь, не казнит. Но выпорет точно. Неизвестно ещё, знает ли мальчишка про его шашни со старостой и доложил ли о них воеводе. Нет, рисковать не стоит – надо бежать из крепости.

Но уходить со двора с пустыми руками не в правилах Баламошки.

Сказано – сделано: дождавшись ночи, он прокрался на подворье Быляты. Собаки знали его, и шум не подняли. На крышу вскарабкавшись, через трубу Баламошка спустился в печь – ту, что обогревала в холодные дни покои воеводы. Летом её не топили, и сейчас зев был прикрыт заслонкой.

Баламошка устроился в глубине печи, привычный к голоду и неудобствам. Посидим и послушаем, решил он, воевода сам мне укажет, где прячет казну. Его быстрый, незнающий устали ум, все рассчитал точно. Он стал свидетелем откровений волхва и Быляты. А потом визит мальчишки открыл ему тайну – где воевода хранит сокровища.

Отправив мальчишку с дружинником в баню, Былята ещё раз осмотрел свитки – покачал головой, языком поцокал.

Явился дружинник и доложил, что Баламошку невозможно найти – нет его в клети, где обитал, и никто не видал его с позавчерашнего дня.

– Чудеса! – удивился Былята и махнул дружиннику – иди, мол, понял.

Достал из щели ключ и открыл им замок на большом окованном по углам сундуке. Опустил туда свитки и всё привел в исходное положение.

Покинул комнату со словами:

– Словлю – собственноручно до смерти запорю.

А тот, к кому относились эти слова, ловко вылез из печи, прикрыл на засов дверь, чтобы кто-нибудь ненароком не ворвался, достал ключ, открыл замок и неспеша рассмотрел сокровищницу Ужгорской крепости. Выкинул из мешка меха – куньи и собольи шкуры. Сложил в него свитки и добавил к ним большой и тяжелый кошель золотых монет – казну дружины крепости. Закрыл сундук, положил ключ на место, открыл засов входной двери и снова забрался в печь, прикрывшись заслонкой.

Когда воевода стоял на стене, всматриваясь в горящие кусты и огни на капище, Баламошка беспрепятственно спустился по верёвке на безлюдной и неосвещенной стороне крепости. Шёл без дороги полем, лесом. Шёл, полагая – то, что удачно началось, должно успешно и завершиться. В чаще лесной в корнях заветного дуба спрятал кошель с казной, а в дупле, в котором неоднократно ночевал, пускаясь в различные авантюры, оставил мешок со свитками для ромейского архонта. Правильно полагая, что до Корсуни ему не добраться с таким приметным грузом, решил получить выкуп здесь и сейчас – отправился на поиски Тираха.

Шёл наугад, выбирая направления в сторону противоположную от крепости.

К утру случайно наткнулся на печенегов. На большой поляне расположились степняки табором. Орда целая, но женщин не было – шли налегке, без кибиток.

Впрочем, когда Баламошку часовые схватили и поволокли к шатру темника, он увидел несколько кибиток, группой стоявших на краю поляны.

Это, должно быть, Тирах, – с облегчением подумал беглец.


– Отправишься с рассветом в Муром. Доложишь о гибели Важина. Пусть пришлёт нам князь Пётр нового волхва, – наказывал гонцу воевода.

В этот момент в светлицу вошли Белизар и Малушка.

– Исполать тебе, воевода, – поклонился Белизар, а его спутник молча склонил голову.

– Что-то случилось? – повернулся к ним Былята.

– Воевода, ты велел Баламошку к себе позвать, – начал говорить Белизар, но воевода перебил его:

– Так я звал его ещё третьего дня!

– Но нету дурачка в крепости, – развёл руками дружинник. – Сбежал. Воротные его не видели, значит, тайным ходом сбёг.

– Проверил бы ты, воевода, – встревожено проговорил Малушка. – На месте ли те свитки, что я тебе передал.

Былята, внимательно посмотрел на мальчика, достал ключ и открыл сундук.

– Нет свитков, – воскликнул он. – Похитил шут. И казны нет! Предатель! Догнать!!!

– Так где ж его теперь догонишь? – возразил Белизар. – У нас одна дорожка, у него тьма тьмущая, да и ушёл он не только что.

– Батюшка воевода, дозволь сказать, – Малушка тронул воеводу за рукав.

Былята кивнул, ещё не придя в себя от происшествия.

– Я так думаю, Баламошка будет искать Тираха. Ему свитки вернуть захочет. Позволь мне отправиться на поиски. Я смогу и до Мурома добраться. Сейчас вокруг крепости немало врагов обитается, взрослого да ещё всадника быстро скрутят и убьют. А я лесными тропками пройду. Думаю и Тираха найду, и Баламошку. И в Муроме о волхве князю скажу, – уверенно говорил Малушка.

Былята сидел, задумавшись, долго – гонец, Белизар и Малушка уже и ждать устали. Наконец, воевода встал, сделал несколько шагов по светлице и обратился к мальчику:

– Твоя правда, малец. Твоя. Хоть и боюсь я за тебя, но понимаю, что ты сможешь лесными тропинками и дорогами поручение моё выполнить. Значит, так, Белизар, подготовь Малушку. Еды дай, оружия какого снаряди и проводи.

Воевода подошёл к Малушке и обнял его:

– Смелый ты отрок. Вернёшься, пойдёшь служить ко мне в дружину?

– С радостью, воевода, – ответил Малушка и вместе с Белизаром вышел из светлицы.

Получив в стане дружинников запас еды, охотничий нож и лук со стрелами, Малушка вышел за ворота. Когда крепость скрылась за пригорком, он вошел в лес и тихо позвал:

– Идилон, ты здесь?

Дракон покряхтел, словно старый дед, и отозвался:

– Долго ждал тебя. Все бока отлежал.

– У нас с тобой важное задание от воеводы, – тихо проговорил Малушка. – Надо найти сбежавшего Баламошку, вернуть украденные им свитки, а потом добраться до Мурома к князю Петру и доложить о гибели волхва. Крепости нужен новый служитель богов.

– Я готов, – просто ответил дракон и подставил мальчику плечо. – Влезай. Полетим над дорогой невидимыми.


Темник хана Барыса Анбар почти без акцента говорил по-русски.

– Развяжи свой язык, – сказал он стоящему перед ним на коленях Баламошке.

– Я советник воеводы Ужгорской крепости Житомысл. Бежал от него, хочу к вам поступить, хочу верно служить вашему ханскому величеству. Хочу табун лошадей своих иметь и полную юрту жен.

Обнажив красивые зубы, Анбар оглушительно расхохотался, и все присутствующие в шатре поддержали его.

– В степи говорят – две бабы в одной юрте никогда не уживутся, а ты хочешь целый гарем в ней держать.

И снова оглушительный хохот степняков.

Житомысл-Баламошка насупился и, когда смех степняков затих, сказал:

– Я помогу вам взять Ужгорскую крепость малой кровью.

Печенеги разом посуровели.

– Говори.

– У вашего купца Тираха есть русский приятель Попалутовский староста Багалей. Надо послать его в крепость с вестью – мол, в село их приехали печенеги и, если дань селяне не заплатят, грозятся сжечь, а самих в полон угнать. Теперь печенеги спят, упившись бражки. Если воевода даст с десяток воев, их всех можно повязать и в крепость доставить. Былята даст дружинников, а вы их подловите в лесу и прикончите. Потом оденете их доспехи, еще столько же воинов возьмете под видом пленных и спокойно вьедите в открытые ворота крепости….

Чуток поразмыслив, Анбар сказал:

– Будет тебе табун лошадей и полная юрта баб. Кликнуть Тираха!

Воин стремглав кинулся выполнять поручение темника.

– Сколько тебе лет, советник воеводы?

– Двадцать восемь лет и столько же зим.

– Мудер! Крепость возьмем, будешь моим советником.

Из кувшина налил в рог кумыса, подал перебежчику.

– У тебя братья и сестры есть?

– Нет никого – гол, как сокол.

– Разве соколы голые?

– Так в народе говорят, мой хан.

– Я не хан, но сын хана от русской наложницы. Будешь при мне – научишь вашей народной речи. Ты женат?

– Не-ет…, но мечтаю.

– Будут деньги, будут жены – верно служи.

– Яки пёс!

Вошел Тирах, с достоинством преклонил голову перед ханским военачальником.

– Звал, Анбар?

– Есть у тебя товарищ – староста в урусском селении?

– Есть, отважный.

– Немедля пошли за ним.

– Зачем, о меч, разящий врагов.

– Я велел.

Тирах откашлялся, повертел головой, будто легкий шарф китайского шёлка душил его отечную шею и тихо сказал, чтобы слышал только Анбар.

– Я не простой купец. Я специальный посланник хана Барыса в урусские земли. У тебя нет права приказывать мне.

– А кто помешает мне бросить тебя связанным на муравьиную кучу?

– Гордость, наихрабрейший. Меня похоронят с почестями, а твою голову насадят на копье у ханского шатра.

Некоторое время два печенега разили друг друга взглядами. Анбар уступил.

– Можно взять Ужгорскую крепость малою кровью. За это хан на кол не посадит?


Пряный запах лечебных трав наполнил опочивальню. Старуха-ведунья тихонько водила слегка дымящим пучком трав над лежащей на кровати с закрытыми глазами Дарёной и что-то шептала. Потом затушила пучок в ендове с родниковой водой и повернулась к Всеславе:

– Больше не будут твою дочь злыдни пугать. Пои её на ночь моим отваром, и сон крепок будет.

– Спасибо тебе, бабушка, – жена воеводы приняла из руг ведуньи баклажку с питьем.

– Да, погоди ты благодарить, – осерчала ведунья. – Сны дочери твоей вещие. Беду чует девонька, вот и кричит по ночам. Молитесь Ладе-Рожанице да Макоше, пусть отведут ворогов от ворот. Знаю, нет больше капища. Так ты сверни из чистой ширинки матрешку, намажь ей очи сажей, а губы мёдом, и на рассвете покажи её Яриле, а на закате к Макоше обратись с такими словами: «Матушка моя, Макоша наша! Благослови дитя моё, чтобы болезнь ушла из тела, чтобы покой вернулся в сны, чтобы была счастлива дочь твоя Дарёна. Слава Макоши!»

Старуха собрала в узелок свои снадобья, поправила Дарёне одеяло, погладила по волосам:

– Спи, а Лада с Макошью твой сон остерегут, – и вышла.

Всеслава прилегла рядом с дочерью, стала её оглаживать и тихо петь колыбельную.


– Вижу! Вижу! Смерть твою, хан, вижу! – шаман стучал колотушкой в бубен, кружился на месте, так, что мельтешило в глазах. – Птица-ворон к тебе прилетит с вестями. Поверишь этим вестям, в поход пойдёшь, а там ждёт не дождётся тебя смертышка лютая! Сам голову сложишь, и ханство твоё потеряют наследники.

Шаман резко остановился, вскинул над головой бубен, стукнул в него последний раз и рухнул на ковёр.

Хан Барыс терпеливо ждал, когда шаман очнётся. Он привык прислушиваться к словам любимца Богов, потому и часто принимал верные решения. За это умение ходила за ним слава человека мудрого и удачливого. Нынешнее камлание повергло хана в уныние, ведь он надеялся еще до снега пойти в поход на урусские земли.

Шаман зашевелился и, кряхтя и постанывая, поднялся на ноги, пошатнулся и тяжело опустился на подушки возле хана. Барыс подал ему чашу с кумысом.

Шаман медленно тянул напиток и из-под лисьего малахая всматривался в лицо хана. То, что он увидел, ему не понравилось – хан был не доволен.

– Духи сказали мне, чтобы до снега ты не ходил на урусов. Я видел, как речная вода смешивалась с твоей кровью… о, мой хан, – прерывающимся голосом проговорил шаман. – А после снега, ближе к весне поход будет успешным.

– Иди, – махнул в сторону полога хан. – Я думать буду.


Дарёна сумела осторожно выбраться из крепости никем не замеченной. Её путь лежал по лесу к любимому месту в самой чаще. Там, у заветного дуба, она устроила своё маленькое капище во имя доброй богини Дивии. Добравшись до старого дерева, Дарёна достала из потаёнки узелок, где хранились припасы и вырезанный из бересты кап:

– Добрая Дивия, тебя прошу, сохрани от беды родителей моих и друга моего, Малушку.

Дарёна помазала живот капа жиром, рот – мёдом, уложила всё обратно в узелок и стала прятать под корни дуба. Но вдруг её рука нащупала в глубине поклажу. Но достать никак не смогла. Она обошла дуб с другой стороны, раскопала листья и под ними кожаный кошель.

– Я такой видела у батюшки!


Анбару пришлось изрядно напрячь зрение, чтобы разглядеть крепость с такого расстояния – высокие ворота и башенки по периметру, с которых лучникам удобно будет разить нападающих. Как и говорил Тирах, урусские крепости необычны, но по-своему очень красивы.

Потом темник посмотрел на небо. Над горизонтом собирались могучие кучевые облака, в которых вспыхивали изломанные червячки молний.

– По-моему, погода портится, – заметил он. – Не нравятся мне эти тучи.

– У нас часто бывают «сухие грозы» – тотчас отозвался деревенский староста Багалей. – Намного чаще, чем у вас в степи. Но не беспокойся – вреда от них почти никакого, гром один.

– Степняки боятся грозы – это у них в крови.

– Ты тоже, о, всемогущий?

– У меня урусская мать – она еще мальчиком меня заставляла в грозу на коне скакать.

– А я думал, пленный толмач обучил тебя по-нашенски борзо калякать.

– Хватит болтать! – оборвал его темник. – Ещё раз пройдемся по тому, что тебе предстоит. Прибежишь к воеводе и скажешь – печенеги в деревне, числом меньше десятка. Дань требуют, грозятся дома подпалить – сейчас упились и отдыхают. Можно без крови повязать – надо с десяток конных дружинников. Воевода отрядит людей, поведешь их дорогою, а вон в том лесочке мы им засаду поставим и всех расстреляем из луков – без потерь и шума. Ты как услышишь крик соколиный, падай с коня и в кусты ползи, если не хочешь стрелу в горло. Всё понял? Беги.

– Храни меня Велес! – пробормотал Багалей и поцеловал амулет на груди. И вдруг повернулся к кустам – оттуда шум ругани и борьбы.

– Тихо приказано сидеть, шайтаны безмозглые! – вырвав из ножен саблю Анбар ринулся в кусты. Деревенский староста за ним.

Несколько тел сплелись в одну кучу в отчаянной борьбе. Рядом стояла испуганная девчушка в разорванном сарафанчике. Темник кинул саблю в ножны и схватился за камчу.

– Вот я вас! Вот я вас! Вот я вас!

Сыромятной кожи семихвостая плеть со свинцовыми шариками на концах в момент рассыпала на тела кучу-малу.

– Что тут у вас? Золото? Где взяли? У девчонки отняли?

Анбар с презрительной улыбкой смотрел на испуганных воев своих.

– Значит, так – золото собрать, всем по монетке раздать, чтобы яро дрались даже в грозу. А девчонку тетивой удавить – нечего над малолеткой издеваться.

– Слава великому Анбару! – рявкнули несколько глоток.

– Тихо вы, твари!

Тут темник увидел Багалея.

– Ты еще здесь? Хочешь, чтобы камчой прошёлся по лицу? Воеводе скажешь – от печенегов….

Анбар уже сделал шаг к своему намерению, но деревенский староста не испугался – широко распахнув глаза и рот, он заикался, тыкая пальцем в девочку.

– Говори, – ожег его задницу камчей военачальник печенегов.

И слова посыпались, как горох из сита:

…эта девка – дочь воеводы Ужгорской крепости… Дарёна.

Сила Берендея с нами навек

Подняться наверх