Читать книгу В стране вечных каникул. Мой брат играет на кларнете. Коля пишет Оле, Оля пишет Коле (сборник) - Анатолий Алексин - Страница 7

Я уже привык поздно вставать. Сквозь сон я слышал, как мама упрекала папу:

– Топаешь своими ножищами! А он не должен слышать, что мы так рано поднимаемся: нельзя подавать ему дурных примеров!

Папа снимал ботинки и ходил по комнате в носках и на цыпочках. Будильник в нашем доме по приказу мамы онемел и просто молча показывал время, как самые обыкновенные безголосые часы.

Но в то утро мама сама разбудила меня.

– Петр, – шепотом сказала мама, – ты окончательно не просыпайся: тебе еще спать да спать! Но я не могу уйти на работу, не предупредив тебя о том, что в цирке бывает несколько представлений в день… Если понравится, можешь остаться и на второе, и на третье.

Когда Дед Мороз успел сообщить маме, что я собираюсь в цирк? И почему она не спрашивает, на какие деньги я туда пойду? И не волнуется, как я туда доберусь, хотя цирк находится совсем в другом конце города?

Никто, конечно, не смог бы ответить мне на эти вопросы. Да и вообще, когда дело касается сказки, лишних вопросов лучше не задавать.

Днем, выйдя на улицу, я не успел даже подумать, на чем бы мне добраться до цирка… Я не успел об этом подумать, потому что прямо к подъезду подкатил тот самый пустой троллейбус с дощечкой «В ремонт!» на заднем стекле.

В нашем доме, на третьем этаже, жил один большой начальник, директор завода. За ним каждый день приезжала машина, которую в доме называли «персональной». Это слово почему-то произносили негромко, вполголоса. Тот легковой автомобиль марки «эмка», высокий и прямой, точно карета с мотором, сейчас не пустили бы на центральные улицы нашего города, как не пустили бы какую-нибудь старую телегу. Но в то время «эмка» казалась мне роскошным автомобилем. Иногда большой начальник катал ребят в своей персональной машине: взрослых людей в ней, кроме шофера, помещалось не больше четырех, а нас, ребят, набивалось по семь или даже по восемь человек. Ну а в моем персональном троллейбусе могли бы уместиться десятки пассажиров, но ехал я в нем один-одинешенек.

Мне очень хотелось, чтобы ребята или хотя бы взрослые соседи увидели, как я сажусь в свой персональный троллейбус. Но уж так всегда получается: если хочешь, чтоб тебя увидели, то как раз в эту минуту рядом никого не оказывается. Только один незнакомый пешеход сказал другому:

– Посмотри-ка, здесь теперь сделали остановку троллейбуса!

Я повернулся и гордо сообщил:

– Здесь нет остановки. Это за мной приехали!..

И поднялся по ступенькам навстречу той же самой приветливой кондукторше.

Как и в первый раз, кондукторша стала предлагать мне:

– А не пересядешь ли ты лучше вперед, поближе к водителю? Там меньше трясет. А не перейдешь ли ты лучше на другую сторону? Там солнце не бьет в глаза. А может быть, ты хочешь посидеть на моем, на кондукторском месте?

Я уже не стеснялся доброй кондукторши. К тому же путь был более долгим, чем в первый раз, и я успел прогуляться по всему троллейбусу: посидел возле кабины шофера, и на кондукторском месте, спиной к окну, и под белой табличкой «Для пассажиров с детьми и инвалидов». А троллейбус катил вперед без всяких остановок, и даже светофоры светили ему всюду своим самым нижним, зеленым, глазом: наверно, Дед Мороз считал, что на моем пути к развлечениям не должно быть никаких препятствий!

Никаких!..

– До скорой встречи, – прощаясь, сказала кондукторша.

«Ага, значит, она приедет сюда за мной после представления», – сообразил я. Спрыгнул на тротуар, побежал к цирку и тут услышал за спиной голос какого-то гражданина:

– Когда это здесь пустили троллейбус?

– Не знаю, – ответил другой. – Должно быть, поставили столбы, провели провода и пустили.

– В том-то и дело, что никаких проводов нету! Посмотрите-ка вверх! Посмотрите!

На тротуаре уже собрались любопытные. Я вместе с ними задрал голову вверх: никаких проводов действительно не было.

– А теперь взгляните туда, взгляните! – не успокаивался все тот же гражданин.

Я вместе с другими повернулся в ту сторону, куда он изумленно тыкал пальцем, и увидел вдали свой персональный троллейбус, длинные «усы» которого свободно болтались, словно плясали в воздухе над крышей.

– Никогда не видел ничего подобного, – протирая глаза, сказал какой-то старичок. – Чтобы троллейбус ездил без проводов, как автобус…

– И не грузовой троллейбус (тот и без проводов может, на одном моторе), а самый обыкновенный, пассажирский… Не-во-о-бра-зи-мо! – медленно произнес гражданин в шляпе. И надел на нос очки, чтобы получше разглядеть это чудо.

«И не то еще увидите, если я захочу вас удивить! Стоит только мне зайти хотя бы вон в ту автоматную будку, набрать две двойки и попросить Деда Мороза…» – с этими мыслями, счастливый и гордый, я покинул прохожих, не привыкших вот так запросто, прямо на тротуаре, встречаться со сказкой.

По вечерам здание цирка выглядело наряднее, чем в дневное время: вечером фамилии акробатов, укротителей и клоунов были написаны разноцветными огнями. А сейчас, днем, кое-какие фамилии даже трудно было разобрать: утром на буквах налипли снежинки, а потом потеплело – и буквы вытянулись, потекли вниз. Но я все же сумел прочитать, что в представлении участвует знаменитый клоун-богатырь.

Остальные фамилии я прочитать не успел, потому что на меня наскочила какая-то дама, державшая за руку маленькую девочку:

– У тебя нет лишнего билета?

– У меня нету… – ответил я.

Маленькая девочка, которая совсем уже приготовилась попасть в цирк (я видел это по ее празднично заплетенным косичкам), скривила губы, еле-еле удерживаясь от плача. И меня тоже стала тревожить мысль: «Как же пройти мимо контролеров туда, где скоро загремит музыка, и забегают по арене светящиеся круги, и будет показывать свои номера знаменитый клоун-богатырь? Тут ведь не Докмераб, не столица Страны Вечных Каникул. И дядя Гоша не встречает меня у входа…»

Так думал я, потихоньку, боязливо приближаясь к тому месту, где широкий поток зрителей словно бы входил в искусственный шлюз – в узкий проход, по обеим сторонам которого стояли контролерши в форменных костюмах с серебряными полосками на рукавах. Неужели Дед Мороз забыл обо мне?..

Когда до опасного шлюза оставалось всего несколько шагов, я услышал осторожный шепот:

– Вниз, направо, вторая дверь… Не оглядывайся! Мы с тобой не знакомы!

Выбравшись из общего потока, я все-таки обернулся и увидел того человека, который шепнул мне на ухо: «Вниз, направо, вторая дверь…» Он тоже был в форменном костюме с серебряной полоской на рукаве и, стало быть, тоже работал в цирке. Но ведь он, значит, мог бы просто так, без билета пропустить меня в зал! И почему я не должен смотреть в его сторону? Почему должен подчеркивать, что мы не знакомы?

«Вниз, направо, вторая дверь!» – повторил я про себя. Вниз?.. Может быть, Дед Мороз хочет, чтобы я проник в здание цирка подземным ходом? Но на той самой второй двери справа не было написано «Подземный ход», а было написано «Служебный вход».

Я вошел… И ко мне сразу кинулось трое или четверо людей в форменных костюмах с серебряными полосками.

– Никто не видел, как ты сюда зашел? Никто не слышал, как тебя сюда послали?

– Никто, – ответил я. – А что такого особенного, если б кто-нибудь и услышал?

– Это невозможно! – раздался громовой голос. – Тогда бы все погибло.

– Что погибло? – тихо спросил я, отступая назад перед огромным человеком в ярком и нелепом клоунском костюме. – Что бы тогда погибло?

– Тогда бы весь мой номер сегодня в зале помер!

Эти стихи почему-то очень напомнили мне стихи дяди Гоши.

– Нет, никто ничего не видел, – тихо сообщил я.

– Тогда все будет гладко: ведь ты – моя «подсадка»!

Дядя Гоша декламировал только во время представлений, а этот знаменитый клоун-богатырь (конечно же, это был он!) все время разговаривал в рифму. «Наверно, не все люди, которые пишут и даже говорят стихами, называются поэтами», – неожиданно подумал я.

У клоуна-богатыря было свирепое лицо: насупленные брови, огненно-красные щеки, которые напоминали две раскрашенные тыквы, глаза состояли из одних только круглых черных зрачков, а белков совсем не было. Но это была маска. А под ней, мне казалось, должно было скрываться лицо, очень похожее на лицо массовика дяди Гоши – вечно ликующее, неизвестно чему улыбающееся. И лысина, наверно, была такая же блестящая, словно отполированная, хотя над маской торчала мохнатая и густая щетка чьих-то чужих волос.

Заметив, что я ничего не могу понять, клоун подтвердил:

– Кто я?

– «Подсадка»! Одна, как говорится, из трех.

Значит, он иногда все-таки переходил на прозу.

– И куда я должен подсаживаться?

Я молчал.

– Опять не понимаешь? Это, вероятно, из-за стихов, – прогремел над самым моим ухом клоун-богатырь. – Давай поговорим, как нормальные люди.

– Очень хорошо! – обрадовался я.

– Главное – секретность, или, как говорится, конспирация. Никто не должен знать, что ты – моя «подсадка». Соображаешь?

Я по-прежнему соображал довольно туго.

– Слушай дальше! Ты тихонечко, чтобы никто, как говорится, ничего не заметил, выйдешь отсюда в фойе. Походишь туда-сюда, как самый обыкновенный зритель. Даже можешь купить мороженое: обыкновенные зрители всегда едят мороженое. А потом, когда прозвенит третий звонок, войдешь вместе со всеми, в общей, как говорится, массе, в зал и сядешь на пятое место в десятом ряду. Сиди и жди, когда я начну выступать. Мой, как говорится, коронный номер: поднятие тяжестей. Чтобы доказать, что мои тяжести очень тяжелые, я вызову трех самых, как говорится, обыкновенных зрителей из зала на арену. Первым будешь ты! Только не вздумай поднять мои тяжести…

– Я не смогу, – тихо сказал я.

Клоун-богатырь перешел на шепот. Но и от его шепота подрагивал графин на столе:

– Ты вполне сможешь поднять мои тяжести, потому что они очень легкие. Но ты должен делать вид, что их невозможно не только поднять, но даже, как говорится, сдвинуть с места. Соображаешь?

– Как говорится, ага… – ответил я, невольно подражая богатырю, который поднимал легкие тяжести. – Только одно мне не совсем понятно.

– Что именно?

– На какие деньги я куплю мороженое?

Клоун загремел своим богатырским хохотом. Он хохотал очень долго. Но лицо его при этом ничуть не менялось: оно по-прежнему было свирепым, потому что это было не лицо, а маска.

– Кто, как говорится, получает на орехи, а кто – на мороженое!

Клоун протянул мне деньги. «Какой добрый, благородный богатырь! – подумал я. – Совсем как в легендах или былинах!..» Значит, именно с его богатырской помощью Дед Мороз решил бесплатно провести меня в цирк, да еще и угостить мороженым! Мороженое я любил не меньше, чем пастилу, шоколад и пряники.

Ни на одном стуле, ни в одном зрительном зале мне не было так приятно сидеть, как на пятом месте в десятом ряду.

Ведь я был не просто зрителем – я был участником представления, но тайным участником, и никто вокруг об этом не знал.

Сперва на арену вышли четыре медведя. Тяжелые и с виду неповоротливые, они ловко вскакивали на ходу в мотоциклетные коляски, объезжали арену на самокатах и даже разгуливали на передних лапах, задрав задние вверх. Я не хлопал, не визжал от восторга, как мои соседи, сидевшие в десятом ряду, – я все время пристально вглядывался в медведей и думал: а может быть, это не настоящие звери? Если тяжести могут быть легкими, то и медведи могут быть не медведями. Может, какие-нибудь артисты залезли в бурые шкуры и нацепили медвежьи маски?

Медведи свободно расхаживали по арене… А тигры не пользовались таким доверием: они были в клетках. Но там, за стальными прутьями, они выделывали такие номера, что я опять стал сомневаться: может быть, это вовсе не тигры? Катаются на шарах, прыгают сквозь горящие обручи. Гораздо ловчее, чем я сквозь обручи дяди Гоши… Вот если бы меня послали проверить: настоящие они или не настоящие? Я представил себе, как дрессировщик провозглашает на весь цирк: «Сейчас обыкновенный зритель, сидящий на пятом месте в десятом ряду, проверит моих зверей. Если он выйдет обратно из клетки, значит, звери не настоящие, а если не выйдет – значит, все в порядке». От одной этой мысли все мои сомнения сразу рассеялись: нет, конечно, тигры не нуждаются ни в какой проверке! Я готов был подтвердить это прямо со своего места в десятом ряду, даже не подходя к клеткам.

Когда чего-нибудь ждешь, время тянется томительно-медленно. Я не замечал, какой интересной и разнообразной была цирковая программа, потому что с нетерпением ждал выхода на арену знаменитого клоуна.

И вот наконец на арене загремели стихи:

Вслед за клоуном появились две тележки с такими гирями, что, казалось, упади они – и на манеже образуются глубокие воронки. Люди в форменных костюмах с серебряными полосками на рукавах везли тележки медленно, тяжело отдуваясь, то и дело останавливаясь для отдыха.

– Мои помощники, или, как говорится, ассистенты! – сообщил клоун. И стал заниматься гимнастикой, готовясь к поднятию тяжестей. Он вытягивал руки – и мускулы его вздымались, как крутые пригорки на ровной дороге. «Наверно, клоун пошутил, что тяжести легкие», – подумал я, видя, как естественно выбиваются из сил, надрываются и вытирают пот со лба ассистенты, катившие по арене повозки с гирями.

Громогласно объявив об этом, клоун обвел застывшим свирепым взглядом ряды зрителей и в рифму спросил:

Сразу вверх потянулись руки.

– Возьмем с каждой трибуны первых попавшихся зрителей, – объявил клоун-богатырь.

– Ребенок! Он, ясное дело, не поднимет! – запротестовал кто-то в зале.

– Вес моих гирь испытают представители разных поколений! – объявил клоун-богатырь. – Как говорится, и старые, и малые!..

И тут же ему на глаза «случайно» попался я…

Я был в десятом ряду, но очутился внизу на арене так быстро, будто сидел в первом. Однако, очутившись там, внизу, я вдруг понял, как это страшно – выступать перед зрителями. Сотни глаз со всех сторон уставились на меня и на гири. И все ждали… Только обычно от человека, стоящего на арене, рядом с гирями, ждут, чтобы он их поднял, а от меня ждали, чтобы я не сумел их поднять. Все было наоборот.

Я смотрел на клоуна, как на самого настоящего богатыря и героя: он расхаживал по арене совершенно спокойно, будто вокруг не было никаких зрителей и никто с трибун на него не глазел. А у меня тряслись коленки, и я со страху чуть было не поднял гири, которые были такими легкими, что, казалось, прямо-таки прилипали к моим ладоням и тянулись за ними вверх. Но я вовремя опомнился, напряг все свои силы и сумел не поднять! Я даже не сдвинул их с места. Потом я, подражая ассистентам клоуна-богатыря, стал вытирать пот со лба. Пот у меня действительно выступил…

– Что, не под силу? – над самым моим ухом прогремел голос.

– Не под силу, – растерянно ответил я.

– Устами младенца, как говорится, истина глаголет! – торжественно провозгласил клоун. – Теперь вызовем первых попавшихся зрителей с другой трибуны. Начали мы с ребенка, а сейчас вызовем мужчину. Да покрепче, поздоровее!

Я вернулся на свое пятое место в десятом ряду. Представление продолжалось… А мне хотелось, чтобы оно уже кончилось: не терпелось поскорее вернуться домой и позвонить Деду Морозу. У меня была к нему одна очень важная просьба!..