Читать книгу Карибский кризис глазами российских подводников (пятьдесят пять лет спустя) - Анатолий Батаршев - Страница 11

2 сентября 1953 года на плацу Тихоокеанского Высшего военно-морского училища (ТОВВМУ) в стройных шеренгах застыли выпускники трёх факультетов (минно-торпедного, артиллерийского, штурманского) – молодые лейтенанты, смелые, отважные, устремлённые в будущее, полные радужных надежд на большие свершения в морских и океанских просторах…

Прошло 55 лет. На традиционную юбилейную встречу выпускников ТОВВМУ-53 в Тихоокеанский военно-морской институт им. С. О. Макарова, преемник ТОВВМУ, 4 октября 2008 года собралось 14 человек, среди которых были две вдовы наших однокашников Володи Белобородова и Лёши Сапрыкина – Алла Белобородова и Мария Сапрыкина. Маловато, конечно. Да и на юбилейной встрече «50 лет спустя» 4 октября 2003 года было всего немногим больше 20 человек. Эта убыль вполне понятна. Поредели наши ряды. Кто ушёл из жизни, кого стали одолевать болезни. Из европейской части России на юбилейную встречу «55 лет спустя» выбрался лишь автор этих строк. Не смогли приехать наши однокашники вице-адмирал Николай Хромов и капитан 1 ранга Семён Белокрылов (Калининград), капитаны 1 ранга Юрий Лебедев и Александр Плотников (Москва), капитан 1 ранга Анатолий Калинин и капитан 3 ранга Евгений Губский (Таллин), капитан 1 ранга Владимир Анциферов и капитан 2 ранга Валентин Шабанов (Санкт-Петербург) и др. Однако многие из оставшихся живых слали письма и телеграммы, звонили своим друзьям-товарищам, собравшимся на встречу в свою альма-матер.

Председатель оргкомитета Саша Булатов приветствовал собравшихся, зачитал письма и телеграммы однокашников. Заместитель председателя Володя Любимов сделал перекличку. Выстроившиеся в одну шеренгу ветераны Военно-морского флота после зачитывания их фамилий отвечали традиционно – «Я». Когда была названа фамилия капитана 1 ранга Владимира Белобородова, за него ответил его сын:

– Капитан 3 ранга в отставке Сергей Белобородов.

Рядом с ним стояла его мать – Алла Белобородова. Но вот дошла очередь до капитана 1 ранга Алексея Сапрыгина. Последовал ответ:

– Супруга Алексея Сапрыгина Мария. Вслед за ней поднялся её сын:

– Капитан 2 ранга Сергей Сапрыкин.

«Значит, есть преемственность поколений», – подумал каждый из нас, а Володя Любимов произнёс:

– Окончить перекличку. Слово предоставляется начальнику музея ТОВМИ капитану 1 ранга Ивану Фёдоровичу Команицыну.

Иван Фёдорович представил собравшимся поступившие за последние пять лет экспонаты, рассказал о событиях в жизни музея, прокомментировал о поступлении в музей последних печатных изданий. Среди таких изданий была отмечена и моя книга воспоминаний «Ходили мы походами…». В кни-ге раскрыты характеристики деловых и личностных качеств наших однокашников, оставивших заметный след в развитии Военно-морского флота и становлении военно-морского образования в России. Многие однокашники приобрели эту книгу. Я был польщён, что она оказалась востребованной флотскими читателями (Батаршев А. В.).

Встреча была продолжена в уютном придорожном кафе близ ТОВМИ 4 октября 2008 года. Конечно, были традиционные тосты за тех, кто в море (кто-то добавил: «а также, кто на вахте и гауптвахте»), за тех, кого уже нет с нами… Как и прежде вспоминали о весёлых днях курсантской юности, о своих воспитателях-наставниках, преподавателях ТОВВМУ. А на следующий день, 5 октября встреча продолжалась на даче нашего однокашника Новомира Моисеевского на Русском острове в бухте Аякс.

К юбилейной встрече однокашников мы с Володей Любимовым готовили к изданию в газете Тихоокеанского флота «Боевая вахта» очерки об индонезийском походе подводных лодок 613 проекта в составе 54-й отдельной бригады подводных лодок Тихоокеанского флота в летне-осенний период 1962 года. В то достопамятное время капитан-лейтенант Анатолий Батаршев был флагманским минёром, а Владимир Любимов – старшим помощником командира подводной лодки С-235 этой бригады. К сожалению, выпуск очерков задерживался, к юбилейной встрече было опубликовано лишь половина номеров газеты «Боевая вахта», в которой печатались наши воспоминания.

На даче у Новомира Моисеевского зашёл разговор о Юрии Лебедеве, ныне проживающем в Москве. Однокашники Юрия, в особенности минёры, подходили к нему с особой меркой. Как-никак, он ведь бывший старшина нашей роты в звании главного старшины, и к тому же в училище не поступил, а перевёлся из «подготы» (Владивостокского военно-морского подготовительного училища). Но и это ещё не всё. Он ведь бывший юнга и, говорят, участник Великой Отечественной войны! В 1945 году Юра учился в Кронштадте в знаменитой Школе Юнг! Первокурсники ТОВВМУ относились к Юрию Лебедеву, я бы сказал, с каким-то внутренним почтением, особенно в период летней морской практики. Как же! Когда однокашники, пришедшие с гражданки, с большим напряжением преодолевали азы морской практики, хождение на шлюпках на вёслах и под парусом, сдавали и пересдавали зачёты по флажному семафору, клотику (световая связь по азбуке Морзе), по флагам расцвечивания и т. п., т. е. по всем позициям, что относилось к морской практике, наш Юра Лебедев был вне конкуренции. Все эти премудрости настоящей, нужной для каждого уважающего себя моряка, морской практики, Юра знал в совершенстве. Вот почему каждый из однокашников относился к нему с определённой долей почтения и симпатии.

Сам по себе он был оптимистом, прекрасным товарищем, ровным в общении, искренним и надёжным другом, особенно для тех, с кем он сблизился ещё в «подготе». Лучшим другом Юры ещё с «подготы» стал Толя Воронков. Их обычно видели вместе (в увольнении, на спортивных соревнованиях, в часы отдыха в клубе училища или на танцах с девушками). Лично мне Юра Лебедев импонировал. Наши отношения были ровными, товарищескими, если не сказать приятельскими. К нему я относился с определённой долей почитания. Однако у каждого из нас был свой круг друзей, определяемый общими интересами, пристрастиями и симпатиями. У меня, например, лучшим другом был Толя Пичугин. И личное время мы проводили со своими друзьями-товарищами вместе.

После училища мы с Юрием служили на разных соединениях. За всё время моей службы в ВМФ встретиться с Лебедевым мне не удалось. На юбилейной встрече у Володи Любимова я узнал адрес своего бывшего ротного старшины и по прибытии в Питер выслал ему в Москву свою книгу «Ходили мы походами …» (СПб; Кронштадт: Морская газета, 2007). Через неделю получаю от Юрия письмо.

«Здравствуй, Анатолий Васильевич!

Приношу глубокую благодарность тебе за книгу «Ходили мы походами…». Твои очерки всколыхнули во мне воспоминания о друзьяхтоварищах по ТОВВМУ. Почти двое суток не выпускал книгу из рук, всматриваясь в фотографии наших однокашников. Перечитал книгу несколько раз. Со многими из описанных тобою выпускников наши флотские дороги пересекались, об этом буду помнить всю свою жизнь. После окончания академических курсов командиров соединений кораблей при Военно-морской академии в 1973 году я был назначен заместителем начальника отдела противолодочных сил в Главном штабе ВМФ. Прослужил там до ухода в запас.

Анатолий, приезжай ко мне, когда будешь в Москве. Непременно буду ждать. Ведь нам много следует переговорить. Юрий Лебедев».

Переписка с друзьями и данные, почерпнутые в Главном архиве ВМФ в Гатчине, позволили мне кратко описать основные вехи в служебной деятельности Юрия, которые приводятся ниже.

Юрий Николаевич Лебедев родился 30 июня 1929 год в г. Сарапул Удмурдской АССР. Когда мальчику было несколько месяцев, он лишился отца. В стране шла коллективизация сельского хозяйства. Отец был врачом, часто приходилось разъезжать по районам, оказывая медицинскую помощь нуждающимся. Близ г. Тюмени на Николая Лебедева напала банда, и он погиб. Мать Юрия, тоже врач, перебралась с сыном после гибели отца на жительство в село Чумляк Челябинской области. В 1937 году мать Юрия (член ВКПб с дореволюционным стажем) по ложному доносу была арестована. Перед войной после тщательного разбирательства она была освобождена. Ушла на фронт, всю войну проработала в полевом госпитале. Войну закончила в Венгрии. В 1945 году демобилизовалась, устроилась на работу в поликлинику г. Шатура Московской области. Навсегда сохранил Юра Лебедев любовь к своей матери, и она платила ему тем же. Редкие встречи с нею превращались для них обоих в праздник. В письмах к матери Юра делился своими успехами, советовался по житейским вопросам, обменивался фотографиями.

С 1937 по 1942 гг. Юра Лебедев воспитывался у тёток в г. Оса Молотовской области (ныне Пермская область). Город Оса находится на берегу Камы в 200 км ниже по течению от Перми. В основном там прошло детство Юры Лебедева. Осенью 1942 года Юра поступает в Ремесленное училище № 22 (РУ-22) г. Молотова. Училище готовило рабочих для речного флота. Юра выбрал специальность моториста-дизелиста. С 1943 по 1945 год смышленый юноша работал на судах Волжского и Каспийского речных пароходств (кочегаром – на буксирном пароходе «Тюмень», мотористом – на теплоходе «Леваневский» и катерах Камлесосплава).

С 1945 года – новая веха в учебной и служебной деятельности юноши. В том году он становится воспитанником только что открывшейся Школы Юнг ВМФ (г. Кронштадт). Его новая специальность – рулевой сигнальщик. Впоследствии ему будет присвоено звание «Ветеран Великой Отечественной войны (труженик тыла)». После окончания Школы Юнг ВМФ Юра поступил во Владивостокское военно-морское подготовительное училище (1946–1949).

Дальнейшее прохождение службы ветерана-подводника впечатляет:

1949–1953 гг. – курсант ТОВВМУ (минно-торпедный факультет);

1953–1954 гг. – слушатель Курсов офицерского состава подводных лодок при 51-ом УОПП ТОФ;

1954–1956 гг. – командир БЧ-2–3 подводной лодки Б-17 (Ленинец, 13 серии), базирующейся в б. Улисс (Владивосток);

1956 г. – слушатель Специальных курсов офицерского состава (СКОС) ВВМУ инженеров оружия (г. Ленинград);

1956–1957 гг. – флагманский специалист ракетного оружия 123-й бпл 40 Дипл КТОФ (б. Улисс);

1957–1960 гг. – помощник командира подводной лодки Б-62 (АВ 611 пр.) (б. Улисс, затем – б. Крашенинникова на Камчатке);

1960–1961 гг. – старший помощник командира Б-89 (АВ 611 пр.);

1961–1962 гг. – слушатель ВСООЛК, отделение командиров пл;

1962–1965 гг. – старший помощник командира К-99 (629 пр.) 29 Дипл Камчатской военной флотилии;

1965–1967 гг. – командир Б-62 (АВ 611 пр.);

1967–1969 гг. – командир К-63 (651 пр.);

1969–1970 гг. – заместитель командира 4-й бригады 6-й эскадры ТОФ;

1970–1972 гг. – заместитель командира 19-й бпл 6 эскадры ТОФ;

1972–1973 гг. – слушатель Академических курсов командиров соединений кораблей при Военно-морской академии;

1973–1988 гг. – служба в Главном штабе ВМФ (Москва). Ему доверяют ответственную должность заместителя начальника одного из отделов Главного штаба ВМФ. О деятельности отдела можно прочитать в журнале «Морской сборник» (№ 3 за 2009 год).

В 1988 году Юрий Лебедев уходит в запас.

У Юрия Лебедева прекрасная семья. Жена – прелестная Тамара Антоновна, два сына (Олег 1957 г. рожд. и Андрей 1959 г. рожд.). Пошли уже внуки. Оба сына окончили московские институты, работают в Москве.

Несмотря на годы, Юрий по-прежнему бодр, полон энергии, ведёт посильную общественную работу. В 2003–2005 гг. был заместителем председателя Президиума Совета ветеранов КТОФ и КАФ (Краснознамённой амурской флотилии). С 1969 г. по настоящее время Юрий – активный член военно-охотничьих обществ (с 1973 г. – член КВО-219 от ГШ ВМФ). В 1997 году Лебедеву решением Президиума Центрального совета ВОВ присвоено звание «Почётный охотник». Таков в кратком изложении служебный путь ветерана-подводника, прекрасного товарища, скромного и отзывчивого друга.

В один из погожих февральских дней 2009 года я сижу с Юрой за столом в уютной гостиной его московской квартиры. Я привёз другу ксерокопии всех 19-ти номеров газеты «Боевая вахта», в которой были в период с сентября по ноябрь 2008 года опубликованы очерки-воспоминания об индонезийском походе подводных лодок 613 проекта в 1962 году. За чашкой чая идёт у нас долгая неспешная беседа «про жизнь», о кредо истинного подводника, об однокашниках, многие из которых уже ушли из жизни. Ушли из жизни и наши закадычные друзья – Толя Воронков и Толя Пичугин. Такова философия жизни. Посетовали и подняли чарку за тех, кого уже нет с нами.

– Юра, у каждого подводника, пожалуй, есть отдельные моменты, эпизоды, которые предопределяют его дальнейший профессиональный путь. Одни становятся командирами подводных лодок, командирами соединений, другие – флагманскими специалистами, третьи же… сходят с дистанции. Каковы наиболее памятны эпизоды в самом начале твоей профессиональной карьеры подводника? – спросил я.

– Интересные поучительные истории и эпизоды из флотской жизни, конечно, есть, пожалуй, у каждого. Вот один из них:

«В 1954 году я был назначен командиром БЧ-2–3 на подводную лодку Б-17 («Ленинец» 13 серии), базирующуюся в б. Улисс. До сих пор отчётливо помню день, когда меня вызвал командир и приказал подготовить артиллерийские установки к стрельбе:

– Завтра выходим в море, будем стрелять по буксируемому щиту».

По штату в БЧ-2 у меня расписаны два комендора – командир отделения старший матрос Пинчук и матрос Петин. Остальные были приписными по боевой тревоге. Начали готовить 100 мм артиллерийскую установку. Старший матрос Пинчук затвор орудия решил почистить и смазать его на пирсе. Затвор тяжёлый, весом около 30 кг, был снят с орудия. Во время перехода Пинчука по сходне на пирс с этим затвором, из последнего выпал стальной палец и… бултых в воду! Что же делать?! Ругать Пинчука? Но поможет ли это делу? Хотя, кажется, я уже обозвал его растяпой, да ввернул еще пару слов из флотского непечатного лексикона. Делать нечего, кроме как действовать. Ведь не поздоровится, если БЧ-2 сорвёт стрельбу. Позор! Приказал Пинчуку принести аппарат ИСМ (предшественник аппарата ИДА). Сам включился в аппарат и пошёл под воду искать на грунте злополучный палец. Глубина – 10 метров, на грунте – ил, банки, обрывки стальных тросов, чего только там нет! Поиск оказался безрезультатным. А время приближается уже к обеду. Сижу на пирсе, горюю. Что же делать? Вероятно, моё состояние беспомощности и безысходной печали можно было прочитать на лице. Подходит мичман из механической мастерской береговой базы.

– Что, лейтенант, пригорюнился?

– Да вот палец от затвора уронили в воду, облазил в ИСМ весь грунт в месте падения пальца – никаких следов.

– Чертежи есть?

– Да, имеются.

– Несите, я посмотрю.

Посмотрел мичман чертежи и говорит:

– Тут нужна специальная сталь, а у нас в мастерской такой нет. Я Вам вот что посоветую: там, на задворках базы стоит вагон. Снимите с него буфер (тарелку со штоком), из него я выточу вам палец.

Я приказал своим комендорам раздобыть этот буфер. Притащили буфер в механическую мастерскую, знакомый мичман выточил из него палец, который свободно подошёл к нашему затвору. Отлегло от сердца.

На следующий день вышли в полигон для стрельбы. Отстрелялись отлично, получили прямое попадание в щит. О злополучном пальце от затвора 100 мм артиллерийского орудия я доложил командиру капитану 3 ранга Фащевскому Глебу Кузьмичу лишь после стрельбы. Командир вначале пожурил меня, но в конце добавил:

– Молодец, надо всегда в жизни принимать ответственные решения. Эти слова я запомнил дословно, и был благодарен командиру за отеческую заботу, за воспитание и профессиональную выучку молодых офицеров.

Вскоре 45 мм пушка на лодке была снята в связи с установкой РЛС «Флаг». В начале 1955 года была снята и 100 мм орудие, вместо неё была установлена 25 мм спаренная установка 2-М8, которая предназначалась для стрельбы, как по надводным, так и по воздушным целям. А старший матрос Пинчук здорово переживал за свою оплошность, но я его больше не ругал. Служил он хорошо, и через полгода стал классным специалистом.

– Это очень интересная история, – сказал я, – нечто подобное из своей лейтенантской практики рассказывали мне наши однокашники Дима Симонов и Витя Матюхин. Об этих эпизодах я писал в своей книге «Ходили мы походами…», вышедшей в издательстве «Морская газета» в 2007 году. Но вот наш однокашник, Егор Савенко, как-то говорил мне, что ты хорошо знал знаменитого, опытного подводника контр-адмирала Виктора Дыгало.

– Конечно, знал. Но это уже другая история уже в мои зрелые годы. Дело было в «автономке», когда я, старпом пл К-99 (629 пр.), фактически выполнял обязанности командира лодки. Вот как это было:

«Шёл второй месяц «автономки» подводной лодки К-99 (629 пр.) в Северной части Тихого океана. Это было, если не ошибаюсь, в марте 1965 года. Старпомом на этой лодке я служил уже третий год, давно уже сдал на самостоятельное управление подводным ракетоносцем 629 проекта, и на этот раз командование 29 Дивизии подводных лодок Камчатской военной флотилии доверило мне управление К-99 вместо заболевшего командира капитана 2 ранга В. К. Пятова. Старшим на борту был назначен заместитель командира 29-й Дипл капитан 1 ранга Виктор Ананьевич Дыгало (позже он станет командиром этой дивизии, контр-адмиралом). Доверие, оказанное мне, окрыляло мою душу, но вместе с тем обязывало ко многому. Я это хорошо понимал. Практически вся ответственность за поход, за личный состав и состояние лодки легла на мои плечи. Я знал личный состав. «В суровых испытаниях подводники не подведут, так они у нас воспитаны, – размышлял я, – ну, а в труднейших ситуациях выручит советом опытный подводник Виктор Ананьевич Дыгало».

Конечно, переход на позицию осуществляли скрытно, своевременно уклоняясь от обнаруженных кораблей и самолётов. Маневрирование на позиции осуществляли днём на глубине наибольшей скрытности, ночью осуществляли зарядку аккумуляторной батареи (АБ) в режиме РДП (работа дизеля под водой). Нашей скрытности на позиции способствовала погода – низкая сплошная облачность, морось. В такую погоду самолеты противолодочной обороны (ПЛО) США обычно не летали. Кораблей и судов в районе нашей позиции не наблюдалось.

Однажды в утренние сумерки, окончив зарядку АБ, снялись с РДП, всплыли в позиционное положение для уточнения своего места и приёма радиоинформации. Отдраив верхний рубочный люк, я вышел на мостик, за мной – рулевой сигнальщик. Погода мерзкая – низкая сплошная облачность, морось, волнение моря около четырёх баллов, видимость порядка 20−25 кабельтовых. Вдруг слышу голос своего рулевого сигнальщика:

– Товарищ командир, у Вас на голове – огонь!

Обращение ко мне, как к командиру, – вполне понятно, весь экипаж знает, что в этом походе я для любого подводника лодки – Бог и царь. Это льстило моему честолюбию, однако, что за чёрт! Какой там огонь?! Провёл рукавицей по голове – на рукавице столб синего огня! Стряхнул рукавицу об ветроотбойник и повернулся к сигнальщику. Но что это?! На всех выступающих частях ограждения рубки и крышках ракетных шахт – столбы синего огня, а антенна «Накат» превратилась в огненный шар! Первая мысль обожгла как молния: «У нас на борту жидкостные ракеты с ядерными боеголовками. Если возникнет искра, какой-либо пробой электрического заряда – в лучшем случае выйдет из строя ракетное оружие, в худшем – поминай лодку со всем экипажем, как знали. Не приведи, Господь!» Командую:

– Все вниз! Срочное погружение!

Задраиваю верхний рубочный люк, командую боцману:

– Нырять на глубину 30 метров!

Закончив манёвр погружения, докладываю В. А. Дыгало об обстановке.

О светящихся электрических разрядах я ранее где-то читал, но могут ли они причинить вред подводной лодке, – не знал. Лишь впоследствии, интересуясь подобными явлениями в море, из разных литературных источников я вычитал, что светящиеся электрические разряды наблюдаются в тех случаях, когда напряжённость электрического поля атмосферы становится слишком большой. Электрический потенциал возрастает в сотни и даже тысячи раз. На острых предметах в этих случаях этот потенциал может достигнуть критического значения, в результате чего происходит электрический «пробой» воздуха, сопровождающийся появлением электрических зарядов – огней Эльма. Это название происходит от церкви Святого Эльма в Италии. Ещё в средние века на башнях этой церкви подобные огни наблюдались незадолго перед грозами, сопровождавшимися непогодой и шквалистыми ветрами.

Через три часа после нашего погружения погода резко ухудшилась. Десять суток океан словно взбесился, резкие скачки атмосферного давления вызвали ураганный ветер, и как результат – сильное волнение моря. Особые трудности возникли в связи с необходимостью зарядки аккумуляторной батареи под РДП. При такой погоде удержание лодки на перископной глубине – большое искусство. Беспорядочная качка, скачки давления внутри отсеков лодки при периодическом закрывании клапана РДП из-за толчеи водной стихии изнуряли личный состав. Конечно, плавание под РДП, особенно в штормовую погоду, требует большого профессионального опыта и мастерства подводников. Кроме того, следует иметь в виду, что лодка под РДП демаскирует себя из-за шума дизеля и газовыхлопа в воду. При этом сама лодка остаётся «глухой», акустики водную среду плохо слышат. Таким образом, плавание в штормовую погоду под РДП таит многие неожиданности и опасности (столкновение или таран с надводным кораблем (судном), столкновение с чужой лодкой, ведущей слежение за нашей субмариной и т. п.).

Известна, например, судьба подводной лодки С-80, погибшей в январе 1961 года в Баренцовом море, виной чему следует считать человеческий фактор. Но связан он с эксплуатацией системы РДП. Лодка затонула на глубине 200 метров. Поиск лодки оказался безуспешным. Она была случайно обнаружена лишь в июле 1968 года. У рыболовных судов, ведущих лов рыбы в районе гибели лодки, рвались сети.

После подъёма лодки и «реконструкции» событий, повлекших за собой её гибель, выяснилось, что до момента трагедии лодка шла под РДП при сильном волнении моря и значительном обледенении. Налицо – нарушение инструкций по эксплуатации системы РДП. Герой Советского Союза Адмирал флота Г. М. Егоров в своей книге «Фарватерами флотской службы» так высказался на этот счёт:

«Командир лодки допустил нарушение инструкции, запрещающей плавание под РДП при сильном волнении моря и обледенении. Решение командира пл С-80 тренировать экипаж при плавании под РДП в условиях тяжёлого шторма в полярную ночь не вызывалось никакой необходимостью. По существу, это стало роковым для него и всего экипажа» [6 с. 152].

Подтверждается высказывание легендарного подводника вице-адмира-ла Г. И. Щедрина: «На подводной лодке нет мелочей, победа в единоборстве с врагом, также как и живучесть лодки зависят от каждого члена экипажа, будь то офицер, рядовой матрос, старшина или мичман».

– Как же закончилось эта «автономка», о которой ты мне рассказываешь, – спросил я Юру. И вот что он мне дальше поведал.

Одним из показателей оценки деятельности лодки на боевой службе в то время считалось соотношение времени нахождения лодки под водой и в надводном положении. Требовалось не менее 90 % времени на боевой службе находиться в подводном положении. Правда, плавание лодки под РДП засчитывалось как относительно скрытное ввиду относительно малых размеров выступающих частей перископа и устройства РДП, если субмарина была способна заблаговременно погрузиться на безопасную глубину при обнаружении работающих РЛС кораблей и самолётов. Категорически запрещалось находиться в надводном положении в районе назначенной позиции. Своевременное обнаружение целей, безопасность плавания лодки под РДП во многом зависит и от тщательного наблюдения вахтенных офицеров в перископ, от радиометристов и акустиков, от рулевых горизонтальщиков, удерживающих лодку на перископной глубине, от мотористов и электриков, впрочем, от всего личного состава, несущего вахту в отсеках, особенно – в центральном посту. Забегая вперёд, можно констатировать – лодка выполнила задачу в «автономке» с высокими показателями, а время пребывания её под водой превысило 90 % отведённого времени на боевую службу.

Однако десятидневный ураган сделал своё дело. Полностью сорвало ограждение ракетных шахт, и в довершение всего лопнула тяга привода вертикального руля между гидроцилиндром и прочным корпусом в восьмом отсеке. Лодка стала практически неуправляемой. О сварке тяги на поверхности из-за сильного волнения моря не могло быть и речи. Оставался единственный способ – электросварка на глубине. Так и сделали. Лодка погрузилась на глубину, где качка уже не ощущалась. Тщательно удифферентовали подводную лодку. Выступающий из прочного корпуса отрезок тяги вертикального руля закрепили струбцинами. Движение под водой осуществляли под мотором экономического хода. Загерметизировали отсеки, кроме переборки между 7-м и 8-м отсеками, через переборку протянули электрошланги для сварки. Командир БЧ-5 капитан-лейтенант Э. С. Кирпичёв и командир группы движения старший лейтенант В. А. Еремеев с электриками начали подготовку к сварке. На подводной лодке – это дело тонкое, требует чрезвычайной осторожности, внимания, высокой профессиональной подготовки. Подготовка к сварке заняла довольно продолжительное время. Тщательно протёрли район сварки от подтёков масла, гидравлики, район сварки обложили матами, убрав из отсека патроны регенерации, подготовили средства пожаротушения, противогазы. Нарезали стяжки из аварийных ломов. По готовности начали сварку. Для надёжности на тягу вертикального руля наварили несколько стяжек, после чего освободили тягу от струбцин и опробовали перекладку вертикального руля. Из-за наваренных стяжек руль стал перекладываться на правый борт на 15 градусов, на левый борт – лишь на 5−7 градусов. Закончив сварочные работы, лодка встала под РДП. Провентилировали отсеки от задымления. Продолжили несение боевой службы в заданном районе. К-99 хотя и имела ограничение в перекладке руля, управлялась под водой и РДП нормально, чему способствовало грамотное использование трёхвальной установки движения.

Задумчиво посмотрев мне в глаза, как бы вновь переживая прошедшее от нахлынувших воспоминаний далёкой юности, Юра Лебедев продолжил:

«Шла ведь Холодная война, и та «автономка» была мне особенно памятна. На боевой службе мы сделали всё, что смогли. С окончанием срока пребывания на позиции, первый раз коротким сигналом передали РДО о начале движения в базу. Переход также совершили скрытно. И на душе как-то стало светло, теплее и радостно, когда в перископ увидели белоснежные сопки Камчатки перед входом в родную Авачинскую губу.

С особой теплотой вспоминаю заместителя командира 29 Дивизии пл, тогда капитана 1 ранга Дыгало В. А., который своим богатым опытом подводника и профессиональными знаниями делился со мной, осуществляя общее руководство на боевой службе в той «автономке».

С благодарностью вспоминаю своих подводников с К-99: замполита капитана 2 ранга В. С. Гусева, помощника командира капитанлейтенанта В. П. Смолярчука, командира БЧ-3 капитан-лейтенанта В. П. Саковского, командира БЧ-1 старшего лейтенанта А. И. Белова, командира БЧ-5 капитан-лейтенанта Э. С. Кирпичёва, командира группы движения БЧ-5 старшего лейтенанта В. А. Еремеева, командира БЧ-4 и РТС капитан-лейтенанта В. П. Нестеренко, командира БЧ-2 старшего лейтенанта Н. И. Решетникова, врача капитана м / с Д. А. Сыча, а также всех матросов, старшин и мичманов. Все они, несмотря на тяжёлые испытания в том боевом походе, со знанием дела, ответственно и профессионально работали на своих постах. Это благодаря им, наш подводный корабль с честью выполнил поставленные задачи на боевой службе. Низкий вам поклон, дорогие мои сослуживцы. Я с грустью расставался со своим экипажем – вскоре мне предстояло принять в своё командование подводную лодку Б-62 (АВ 611 проекта)».

Остаётся добавить: Юрий Лебедев прослужил командиром Б-62 два года, после чего был назначен командиром подводной лодки К-63 (651 пр.). В командование же Б-62 вступает наш однокашник Борис Чарный (1967 г.). В 1969 году, сдав дела командира К-63 нашему однокашнику Егору Савенко, Юрий Лебедев становится заместителем командира 4-й бригады 6-й эскадры ТОФ, а через год – заместителем командира 19-й бпл 6-й эскадры. В 1972–1973 гг. Лебедев заканчивает Академические курсы командиров соединений при Военно-морской академии, после чего назначается заместителем начальника одного из отделов Главного штаба ВМФ (Москва).