Читать книгу Плерома - Анатолий Белоусов - Страница 3

Syzygia – 3
Крипта[9]

Оглавление

Живя,

Будь мертв,

Будь абсолютно мертв —

И делай все, что хочешь,

Все будет хорошо.


Бунан Дзэндзи

– Prace chest! Поехали! – Юрий Алексеевич захлопнул дверцу машины и повернулся к Даосу, изображая на лице кислую улыбку. – Извини, что заставил ждать. Проспал.

Он виновато развел руками.

Даос молча завел мотор. Набирая скорость, машина вырулила со стоянки.

– Чего такой хмурый?

– Нормальный, – ответил Даос, не поворачивая головы. – А ты, как я вижу, снова не в меру веселый. Был у Макса?

– Ой, перестань, – скривился Юрий Алексеевич, – сколько можно об одном и том же. Ну был, и что с того? Мне твои нравоучения уже вот где сидят!

Он выразительно чиркнул ладонью себе по горлу.

– Дурень ты, что я еще могу сказать, – с грустью в голосе произнес Даос.

Вести воспитательную работу он и не думал. «Что я ему, нянька, что ли? Взрослый мужик, сам знает, чем все это обычно заканчивается. Ну покурил травы, ну нажрался бы, это еще туда-сюда. Иногда даже полезно. Нет ведь, тянет его на какие-то идиотские эксперименты. Вот Гында узнает, он ему врежет. Вылетит как пробка, будет тогда опять с копейки на копейку перебиваться по своим газетенкам».

– Куда хоть едем? – поинтересовался Юрий Алексеевич.

– Работать едем.

– Ясно, что не на прогулку. А конкретнее?

– В «Клуб». Звонил Тюка, назначил встречу на десять часов.

– Это снова насчет твоих железяк? – скосомордился Юрий Алексеевич.

– Нет, – спокойно ответил Даос, – это насчет пропажи. Не знаю, каким образом, но дипломат всплыл у них. Гында велел разобраться. По возможности тихо.

– Ну сопляки, ну дают! У них что, совсем ума не осталось?

– Кто бы выступал по поводу ума, – усмехнулся Даос.

Юрий Алексеевич фыркнул, но промолчал.

«А вообще-то, он прав, – думал Даос, поигрывая пальцами на баранке руля, пока машина стояла на светофоре. – Зря пацаны в это дело влезли, ох зря. Ладно, нас послали, а если б кого другого? Собирали чугун, вот и собирали бы себе. Плачу им неплохо, чего еще надо?..» Он попытался прикинуть, каким образом дипломат мог попасть к Тюке, но придумать что-либо вразумительное было довольно сложно. Или это какое-то недоразумение, или…

Загорелся зеленый, Даос убрал ногу с педали тормоза и легонько нажал на газ.

– Слушай, – Юрий Алексеевич достал сигарету, закурил, – а когда нашего бугая завалили? Я что-то по телефону со сна не разобрал.

– Пару часов назад. А около восьми был звонок от Тюки. Дипломат у него, но как он к нему попал… – Даос пожал плечами. – В общем, пацаны даже не догадываются, чей он и чем они рискуют, объявив себя. Требуют пару кусков зелеными, дурачьё…

– Ну дела! А что Гында?

– Ничего. Велел разобраться.

– Мм… да…

Несколько минут ехали молча.

– Что будем делать? – осторожно поинтересовался Юрий Алексеевич.

– Ничего не будем. Заберем дипломат и отвезем его Гынде.

– Ясно. А… пацаны?

– А пацанам скажем, чтобы валили из города и забыли о том, что видели. Думаю, не дураки, сами все сообразят, когда узнают, во что вляпались.

– Ясно…

Юрий Алексеевич докурил сигарету и выкинул окурок в окошко.

«Ничего тебе не ясно, – раздраженно подумал Даос, – отчитываться перед Гындой ты, что ли, будешь? Он ведь так просто не успокоится. Он ведь захочет знать, кто Питона шлепнул и почему этот кто-то до сих пор преспокойненько себе разгуливает. Ладно, если эти малолетние отморозки на самом деле ни в чем не виноваты, а если нет? Впрочем, это ерунда. Вот только отмазать их будет совсем не просто».

Он оторвал взгляд от дороги и посмотрел на приятеля. Юрий Алексеевич листал какой-то журнальчик, время от времени хмыкая и покачивая головой.

– Нет, ты только послушай, – воскликнул он, продолжая брезгливо цыкать. – «Двадцать девятого июля около двадцати двух часов[10] на Бурковском кладбище двое сотрудников милиции остановили велосипедиста, разъезжавшего по тропинкам деревенского погоста. На вопрос, что он делает на кладбище в столь неурочный час, пожилой мужчина ничего вразумительного не ответил. В отделе внутренних дел у задержанного изъяли фонарь, нож, стамеску и полиэтиленовый пакет, после чего кладбищенский велогонщик Дамаки признался, что он в очередной раз намеревался взломать гроб для совершения полового акта с трупом».

– Что это за бред? – перебил Даос.

– Никакой не бред. Это про некрофилов.

– Тебе заняться больше нечем?

– Чего ты развыступался?! – воскликнул Юрий Алексеевич, изображая невинное удивление. – Некрофилы – больные люди, их жалеть надо, а ты сердишься. Почитал бы лучше «Клошмерль». Там один аптекарь, который…

– Не читал и не собираюсь! – отрезал Даос. – Тебя все еще прет, что ли? Вы чем там вчера с Максом вмазывались?

– Твое какое дело? – обиженно буркнул Юрий Алексеевич. – Тебе, кстати, от Макса привет.

– Больно мне нужны его приветы.

– Ну и дурак.

Вместо ответа Даос показал руку с вытянутым вверх средним пальцем.

Настроение у него было довольно паршивым. И дело здесь даже не в пропавшем дипломате. Дипломат – это так, мелочи. Частный случай, заурядное задание. Просто как-то тоскливо стало в последнее время на душе. Как-то одиноко и до невозможности грустно. И «служба» эта паскудная у Гынды опостылела, и все остальное. Мальчик на побегушках, мать твою так! «Эх, знала бы Надюха, чем я на самом деле занимаюсь, давно бы послала меня куда подальше…» Он тяжело вздохнул.

– Опять депрессняк, – не упустил случая съехидничать Юрий Алексеевич, – а еще на меня наезжает. Чем вмазывался, да чего такой веселый.

– А не пошел бы ты в баню! – огрызнулся Даос, впрочем, вполне беззлобно.

– Тазики переворачивать? Нет уж, увольте. Мне и здесь неплохо.

Юрий Алексеевич швырнул журнал на заднее сиденье, потянулся, жутко хрустя суставами.

– Я вот пока ночью по городу с Максом бегал, – заговорил он, – все думал о нашем вчерашнем базаре.

– С чего бы это? – усмехнулся Даос.

– Не знаю. С одной стороны, ты, конечно, прав. Человек – это всего лишь еще одна ступенька в бесконечной эволюционной лестнице. Никакой мы не венец природы, а так… «Мыслящий тростник», ничего больше. Однако в том, что касается непосредственно разума… – Юрий Алексеевич выдержал глубокомысленную паузу. – Здесь я с тобой (…Разум – это святое!..) ну никак не могу согласиться.

– Великолепно! – рассмеялся Даос. – С некрофилов на философию. Здорово тебя перебрасывает.

– Ты давай не увиливай. Нечего мне тут зубы заговаривать. По-твоему получается, что в плане познания окружающего мира человеческий разум только все запутывает. Так, да?

– Не совсем.

– Как это – не совсем?! А что ты вчера плел?

– Не плел, а излагал точку зрения, – поправил Даос. – И речь шла не о разуме, а о так называемом «здравом смысле».

– Хм, на самом деле?

– Я сказал, что полагаться в деле познания на здравый смысл, это все равно, что производить расчеты для космоса с помощью арифмометра или карманного калькулятора.

Он резко затормозил, едва не сбив пытавшегося перебежать дорогу мужичонку. Юрий Алексеевич со всего размаху ударился о лобовое стекло.

– Ты что, придурок, совсем охренел?! – заорал Даос, высовываясь в окошко. – На тот свет захотел, идиот недоделанный?!.

Мужичок отскочил на обочину, испуганно захлопал глазами.

– Вот урод, – пробормотал Юрий Алексеевич, почесывая (…нету разума, нет и чувства…) ушибленный лоб.

Он погрозил и без того напуганному пешеходу кулаком.

– Трудно вообразить, сколько заблуждений скрывается за этим пресловутым «здравым смыслом», – как ни в чем не бывало продолжал Даос. – Взять, к примеру, сновидение. Сколько веков считалось, что не бывает сновидений, в которых спящий осознавал бы то, что он спит. Сначала философы, а затем психологи и психоаналитики все в один голос утверждали, что подсознание на такой рационализм не способно. Однако сегодня вдруг выясняется, что все это ерунда и что можно спать и в то же время находиться в состоянии «дневного осознания действительности». Можно! Исторически все это открывается только сейчас, тогда как и сон, и данный феномен объективно существовали всегда.

– Погоди, погоди, – Юрий Алексеевич поднял руки и замотал головой, – при чем тут сновидения? Что ты такое несешь?

– Я специально привел этот пример, поскольку феномен «осознанного сновидения» затрагивает сферу индивидуального опыта, а не является результатом развития воззрений социума. Общественная практика и принцип историзма тут ни при чем.

– Хорошо, – отмахнулся Юрий Алексеевич, – я ни хрена не понял, но это неважно. Вчера мы говорили совсем о другом.

– О Боге и о возможности рационального доказательства Его объективного бытия или небытия?

– Да! И о том, насколько в решении этого вопроса можно полагаться на разум.

– Прекрасно, – согласился Даос, – давай поговорим об этом.

Он с трудом подавил улыбку. Юрий Алексеевич (а в просторечии Плотник) когда-то был неплохим журналистом. Очень любил свою работу, много ездил, много писал. Быть бы ему журналистом и по сей день, если бы год назад судьба не свела его с Гындой. Что именно произошло между ними, Даос не знал, но после той встречи Плотник вдруг оставил работу в редакции и без каких-либо видимых колебаний перешел к Гынде, который тут же поставил его напарником Даоса.

Трудно сказать, явились ли причиной столь резкой перемены деньги, или же (по утверждению самого Юрия Алексеевича), он просто понял, что его писанина не имеет ровным счетом никакого значения. Как бы там ни было, с журналистикой он порвал. Однако смена деятельности никоим образом не повлияла на круг его интересов и манеру общения. В разговорах с Даосом он всегда затрагивал темы, в которых разбирался довольно плохо, но которые искренне его интересовали и в которых он хотел бы разбираться чуточку лучше. Так и теперь. Их диспут о сущности Бога длился уже третий или четвертый день.

– Итак, – торжественно начал Юрий Алексеевич, – мы имеем три доказательства того, что Бог действительно существует[11]. И доказательства эти мы получаем благодаря разуму, благодаря мышлению, а не экспериментам или повседневному опыту.


– Вот потому-то, – ввернул Даос, – все они ровным счетом ничего не доказывают.

– Элементарный здравый смысл говорит нам, что «само собой» или по воле случая возникнуть ничего не может. Необходим Творец! А кем бы такой творец ни был, он и есть Бог. Бог, создавший эту материальную вселенную.

– Откуда это, интересно, такая приверженность к детерминизму? – поинтересовался Даос. – Впрочем, даже если принять твою точку зрения и быть до конца последовательным, закономерно возникает вопрос: если причиной возникновения Мира послужил Бог, то что послужило причиной возникновения самого Бога?

– Бог вечен! – воскликнул Плотник, всем телом разворачиваясь к Даосу.

– В таком случае, – с улыбкой возразил тот, – что же нам мешает объявить вечным сам Мир? Сделаем так, и необходимость в Творце отпадает сама собой.

– В пользу того, что Бог существует, говорит та гармония, то совершенство, те слаженность и упорядоченность, которые сверху донизу пронизывают Вселенную. Все в ней, от малого до великого, подчиняется определенным законам. А То, что создало эти законы, что постоянно поддерживает их неизменными и заставляет работать, не может быть ничем, кроме Господа!

– Почему же не может? – рассмеялся Даос. – Утверждают же материалисты, что законы мироздания есть атрибуты самой материи. Думаю, и твои, и их аргументы в равной мере логически обоснованы. Что до гармонии…

Он помолчал, затем продолжил:

– Как знать, не является ли гармония только плодом человеческого воображения, нашей субъективной оценкой мировой взаимосвязанности и уравновешенности? Еще Гегель заметил: глупо полагать, будто Бог создал пробковое дерево для того, чтобы было чем затыкать бутылки.

– Дурак твой Гегель! – огрызнулся Плотник.

– Гегель – философ, – поправил его Даос, многозначительно поднимая вверх указательный палец.

– А по поводу онтологического доказательства, я надеюсь, ты вообще не станешь распространяться. Его убогость очевидна даже последнему кретину.

– Не буду, – уныло согласился Юрий Алексеевич. – Оно не доказывает существования Бога, а говорит лишь, что если Он и вправду существует, то должен быть существом абсолютным, включающим в себя все, в том числе и собственное бытие.

– Сам-то хоть понял, что сморозил?

– Понял.

Несколько минут Юрий Алексеевич выглядел мрачным и подавленным.

– Но как же уникальность Вселенной?![12] – воскликнул он с отчаянием. – Как же уникальность Солнечной системы, Земли?!


– Уникальность? – переспросил Даос. – Не понимаю, о чем ты, но напомню тебе банальную истину. В Бога можно либо верить, либо не верить, а все попытки рационально обосновать Его бытие или небытие заранее обречены на провал. И знаешь почему? Да потому, что разум далеко не всемогущ и с помощью разума человек познает только ничтожно малую часть этого безграничного и загадочного мира. В том, что касается Бога, в том, что касается вопросов Жизни и Смерти, Бытия и Небытия, а также многих других фундаментальных вопросов, разум бессилен, ибо с его помощью можно обосновать как одну точку зрения, так и другую, диаметрально ей противоположную.

Он посмотрел на Плотника.

Юрий Алексеевич с беспечным видом ковырял в носу. «Какой же я идиот, – подумал Даос. – Распинаюсь перед ним на полном серьезе, а для него этот треп – только забавное времяпрепровождение. Журналюга, он и есть журналюга. Ему что о Боге трепаться, что о некрофилах – все едино».

– Эй! – рявкнул он. – Кончай в носу ковырять! Палец сломаешь. Забей-ка лучше косячок. У нас, насколько я помню, после вчерашнего должно было немного остаться.

– Нету ничего, – отводя глаза, признался Юрий Алексеевич. – Вчера оставалось, а сегодня нету.

– Это еще почему?

– Ночью с Максом докурили остатки.

– Ну ты и жлоб.

– Сам ты жлоб! – взвился Юрий Алексеевич. – Трава моя, что хочу с ней, то и делаю. Я что, не имею права хорошего человека угостить?

– Да на кой хрен вам трава, если вы на героине торчите. Зря только добро перевел.

– Когда мы раскуривались, – терпеливо пояснил Плотник, – никаким героином еще и не пахло. Его сейчас вообще в городе не достать. Я Макса раскурил, а Макс, в качестве благодарности, поделился своей заначкой.

Он захихикал.

– А от тебя, сколько ни раскуривай, слова доброго в свой адрес не услышишь. Вот уж на кого действительно добро зря переводится.

Даос издал презрительное: «Пс-с».

– Если так сильно надо, – предложил Юрий Алексеевич, – можно заехать и взять. Я тут одну точку знаю, ganja высший класс. Кстати, по пути. Можем заскочить прямо сейчас.

– Нет, – отрезал Даос, – заскакивать никуда не будем. Нету, так нету. Да мне, по большому счету, не очень и хочется.

– А чего тогда разводишь?

– Да не развожу я, – отмахнулся Даос, – вспомнилось просто…

– Э-эх, послал Господь напарничка.

Юрий Алексеевич сладко потянулся, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.

– Сейчас бы вздремнуть пару часиков, – пробормотал он. – Всю ночь с Максом по городу бегали. Под утро только прилег, тут ты со своим дипломатом.

– Не со своим, – напомнил Даос, – а с Гындиным. Я, что ли, виноват, что Питона ухлопали? И вообще, не нравится работа, можешь валить обратно в редакцию. Там тебе, кстати, самое место.

Притормозив возле старого парка, Даос свернул на обочину и припарковался у здания инфекционной больницы.

– Пошли, – он пихнул Плотника в бок, – надо еще разыскать этот чертов «Клуб». Я понятия не имею, где он тут у них находится.

Они пересекли больничный дворик и проникли в парк через пролом в чугунной решетке. Поначалу Юрий Алексеевич слегка нервничал, а Даос, напротив, оставался спокойным и невозмутимым. Он ишачил на Гынду четвертый год, а за такое время можно привыкнуть к чему угодно. Да и сама встреча не казалась чем-то особенным. Подумаешь, пацаны. Проблема заключалась не в том, чтобы их развести, а в том, как доходчивее объяснить им, в какое дерьмо они вляпались. Однако очень скоро их роли поменялись.

– А, черт! – Юрий Алексеевич зацепился за край решетки, послышался треск разрываемой материи. – Кажется, брюки порвал.

– Смотри, куда прешь, – угрюмо отозвался Даос.

– Через ворота надо было идти, а не красться задворками.

– Вот и шел бы, раз такой умный.

– Умный, – нервно хихикнул Плотник, – но не настолько же.

Они прошли метров сто по узкой тропинке, вышли на боковую аллею. Осмотрелись, но не заметили ничего подозрительного. На одной из скамеек сидел молодой человек с газетой, остальные скамейки были свободны.

– Так, – соображал Даос, – по-моему, нам туда.

– По-моему, тоже, – ввернул Плотник, бывший в этих местах впервые.

Когда проходили мимо парня с газетой, Даоса кольнуло недоброе предчувствие. Что-то едва уловимое, не имеющее под собой никакого объективного основания. Однако, привыкнув доверять интуиции, он насторожился. То, что внешне выглядело вполне благополучным, на деле могло обернуться совсем иным. В самом конце аллеи он обернулся и успел заметить направленный в их сторону пристальный взгляд.

– Что случилось? – удивился Юрий Алексеевич.

– Ничего, – ответил Даос, – так, просто… Ты давай не расслабляйся.

– Понял. Буду эрегированным.

– Вот-вот. Таким и будь.

Они исследовали западную часть парка, но так и не нашли ничего, что хотя бы отдаленно смахивало на Тюкины описания «Клуба». Развалины игрового комплекса, старая кособокая сторожка, офис какой-то туристической фирмочки. Все это было совсем не то.

– А ты уверен, что понял его правильно? – раздраженно спросил Юрий Алексеевич.

– Который час? – Вопросом на вопрос ответил Даос.

– Половина десятого.

– Плохо. Я хотел появиться там раньше их.

– Давай перекурим, все равно опоздали.

Плотник, не дожидаясь ответа, уселся на ближайшую лавочку. Закурил. Даос присел рядом, продолжая коситься по сторонам.

– Расслабься, – Юрий Алексеевич хлопнул его по плечу, – все будет пучком. В конце концов, даже если мы и обломаемся с этим несчастным дипломатом, нам-то какое дело? Лично мне на него глубоко наплевать. Гынде надо, пускай у него голова и болит. Давай поговорим о чем-нибудь, отвлечемся.

– О чем с тобой говорить?.. – вздохнул Даос.

– Как – о чем? – удивился Юрий Алексеевич. – О жизни, конечно.

– Слишком пространная тема.

– Вот и прекрасно! – обрадовался Плотник. – Мне все интересно, от инфузории или эволюции до полной бытовухи. Во всем есть своя прелесть.

Даос промолчал.

Краем глаза он заметил в дальнем конце парка того самого парня с газетой. Видение было мимолетным, вполне возможно, что ему только показалось, но он хорошо знал, насколько значительной бывает роль случайностей в нашей жизни, чтобы отмахиваться от них, как от надоедливых насекомых. Тем более сейчас, когда каждая мелочь может иметь далеко идущие последствия. Даос, продолжая слушать болтовню Плотника, внимательно наблюдал за тем, что происходило вокруг.

– Я тут на днях у тебя в тачке одну книжечку видел, – сияя, как начищенное серебряное блюдо, сообщил Юрий Алексеевич, – ты что же это, на самом деле интересуешься подобной литературой?

– Какую еще книжечку?

– Мм… «Омикрон», кажется. Ну, или что-то в этом роде. Что-то такое, метафизически-трансцендентальное.

– Во-первых, не трансцендентальное, а трансцендентное. В данном контексте этот термин более уместен. А во-вторых… с каких это пор ты начал рыться в чужих вещах?

– Не рылся я, – обиделся Плотник, – она у тебя на заднем сиденье валялась. Если для тебя это так важно, нечего разбрасывать где попало.

Он усмехнулся.

– И вообще, какой-нибудь дешевый детективчик, знаешь ли, был бы гораздо уместнее.

– Ты хоть заглядывал в нее? – рассеянно спросил Даос.

На соседнюю скамейку присел поддатый мужичок. Долго рылся по карманам, наконец достал пачку «Примы» и задымил. С минуту Даос внимательно наблюдал за ним, потом отвел взгляд. «Нет, – решил он, – обычный мужик, ничего особенного».

– Так, – пожал плечами Юрий Алексеевич, – полистал маненько. Картинки интересные, а об остальном сказать что-либо вразумительное довольно трудно.

– А?.. – встрепенулся Даос. – Ты о чем?

Юрий Алексеевич нахмурился.

– Что происходит? – спросил он серьезным тоном. – Может, объяснишь мне, наконец?

– Ничего… Вернее, не знаю. Ощущение какое-то нехорошее. Что-то не так, а что именно, не пойму.

Даос вздохнул.

Плотник был для него больше, чем просто напарник. Можно сказать, друг. Но даже ему Даос не мог раскрыть всего того, что творилось у него в душе. Слишком далеким стал для него мир обычных людей, слишком ограниченным и закрытым, замкнутым на самом себе. Ну как, к примеру, выразить чувство опасности, которое он сейчас испытывал? Как объяснить, что это больше, чем просто предчувствие, что это нечто, ощущаемое физически, как свет, тепло или холод?

– Да что не так-то?! – продолжал допытываться Плотник. – Ничего не понимаю…

Он поплевал на окурок и раздраженно швырнул его в урну.

– Что-то идет не так, как надо, – упрямо повторил Даос. – Я чувствую!

– Чувствуешь? И что ты чувствуешь?

– Пошли! – Даос решительно поднялся. – Я знаю, где находится «Клуб».

Спустившись по главной аллее, они вышли к большой деревянной беседке, откуда открывался вид на Глаховский пруд, сверкавший в лучах утреннего солнца. Легкий ветерок поднимал на воде рябь. Повсюду чернели рыбацкие лодки. Небольшой прогулочный катер отходил от пристани, оставляя после себя длинный растекающийся след. Немного постояв, они свернули вправо.

Даос шел вперед уверенно, озадаченный Юрий Алексеевич семенил следом. Несколько раз он пытался завести разговор, но Даос упорно не желал вступать в диалог. Обогнули чашу пересохшего фонтана, нырнули в кусты. Долго пробирались через густые заросли, наконец оказались в придорожной канаве. Даос, приложив палец к губам, осторожно высунулся и посмотрел в сторону большого пятиэтажного здания, стоявшего на противоположной стороне улицы.

– Уф, совсем взмок, – шепотом пожаловался Юрий Алексеевич, оттягивая ворот рубахи. – И так жарища, а после этого марш-броска вообще…

Он слегка отдышался, перекатился поближе к Даосу и тоже высунул голову из канавы. У подъезда пятиэтажки стояло несколько иномарок. Людей видно не было, но откуда-то из-под земли грохотала музыка. По всей видимости, «Клуб», о котором шла речь, располагался в полуподвале. Все окна здания с первого по пятый этаж выглядели пустыми и мертвыми. Если бы не музыка и припаркованные у входа машины, можно было бы подумать, что дом абсолютно необитаем.

– Это что, и есть «Клуб»? – спросил Плотник.

Даос молча кивнул.

– Какого ж тогда черта мы перлись через весь парк?

Даос пожал плечами, не произнеся ни слова.

Хлопнула дверь, из здания вывалились несколько парней в спортивных костюмах. Постояли, о чем-то негромко переговариваясь, затем подошли к одной из машин. Постояли еще немного. Закурили. Наконец залезли в тачку и, задним ходом вырулив на дорогу, уехали.

– Ну что, – поинтересовался Юрий Алексеевич, – так и будем лежать?

– Смотри туда. – Даос указал на белый фургон без окон, стоявший на обочине, метрах в пятидесяти от «Клуба».

– И что?

– Теперь туда, – ткнул пальцем в направлении стоянки.

В одном из автомобилей Плотник заметил человека. Тот сидел неподвижно, откинувшись на спинку сиденья и слегка приспустившись вниз, так, что при беглом взгляде его силуэт полностью сливался с внутренностью салона.

– Хм… – Юрий Алексеевич почесал подбородок. – Что будем делать?

«Дошло, наконец», – подумал Даос. Что делать, он еще и сам не решил. По здравому разумению, самым правильным сейчас было бы взять ноги в руки и незаметно слинять отсюда тем же путем, каким они пришли. Черт с ним, с дипломатом. Здесь Плотник прав, Гынде надо, пускай у него голова и болит. Другой вопрос – пацаны. Если их сейчас так оставить, то не сегодня-завтра всем им посвинчивают головы. Это уж как пить дать. Ерунда, конечно. Кто они ему, чтобы так из-за них запариваться? Никто!.. А все-таки жалко…

– Надо идти, – сказал он не совсем уверенно.

– Думаешь?

Плотник сосредоточенно посапывал, закусив нижнюю губу.

– Надо, – повторил Даос. – Бог даст, пронесет. Главное, не расхолаживаться.

– А если не пронесет?

– Ну, а если не пронесет, значит, такая уж наша судьба.

Он улыбнулся:

– Не дрейфь. Ты ведь у Гынды в Центре зарегистрирован? Вот и прекрасно. «Кронос – ваш шанс победить время!» Лет через тысячу встретимся, тогда и поговорим обо всем.

– Меня твои подъёбушки уже конкретно достали! – злобно зашипел Юрий Алексеевич. – Можно подумать, ты сам не зарегистрирован.

– Да не кипятись ты так. И я, разумеется, зарегистрирован… был.

Он выдержал паузу.

– Ну что, идем?

– Идем, – вздохнул Плотник. – Семи смертям не бывать, а одной… Может, и вправду, пронесет…

Они выбрались из канавы, отряхнулись и не спеша направились к зловещей пятиэтажке. Юрий Алексеевич изо всех сил пытался казаться беззаботным, но чем сильнее он пыжился, тем отчетливее проступала на его лице звериная сосредоточенность.

– Ты это, – пошутил Даос, – смотри не пукни от напряжения.

Юрий Алексеевич вежливо улыбнулся.

Поравнявшись с машиной, в которой сидел мужик, Даос с удивлением отметил, что тот как две капли воды похож на того, который шлялся с газетой по парку. Сходство было невероятным. Причем сходство это заключалось не столько в чертах лица, сколько в его выражении. Создавалось впечатление, будто они носили одну и ту же маску. Мужчина проводил их пристальным взглядом.

Возле железной двери, ведущей в «Клуб», они ненадолго задержались. На двери висел бумажный плакат с изображением скелетика ископаемой птицы.

– Двадцатого мая, суббота, девятнадцать ноль-ноль. Ю-dance club, – прочитал Даос, – памяти Легендарной Птицы Археоптерикс посвящается[13] выставка концептуальной графики – Archaeopteryx lithograph. В экспозиции:


• монументальный эстамп;

• минималистическая монотипия;

• «Сады Адама»;

• Лифты.


– Лифты… – эхом отозвался Плотник, пялившийся на тот же плакат. – Какие еще лифты?

– Грузовые, наверное, – усмехнулся Даос, – не пассажирские же.

Он нажал кнопку звонка.

Долгое время ничего не происходило. Минуты через три лязгнул отодвигаемый засов, дверь приоткрылась, и на пороге возник бритый парень в темном балахоне с капюшоном.

– Чё надо? – вызывающе спросил он.

Без лишних разговоров Даос затолкнул его внутрь и вошел сам. Плотник, прошмыгнув следом, проворно закрыл дверь на щеколду.

– Где Тюка? – поинтересовался Даос, ухватив растерявшегося парня за грудки.

Парень неопределенно мотнул головой. Даос, отпихнув его в сторону, устремился вперед по темному коридору.

* * *

– Как дела у Надюхи? – спросил Плотник, пытаясь переорать грохот музыки.

– А тебе-то что? – нахмурился Даос.

Они стояли в дверях огромного танцевального зала. Юрий Алексеевич подпирал правый косяк, Даос – левый. Темноту задымленного помещения разрезали вспышки лазера. Все здесь находилось в движении. В такт музыке двигалась толпа, в такт толпе двигались клубы дыма, висевшего сверху, подобно смогу над большим промышленным городом. Метались разноцветные зайчики, пронзая дымную завесу и отскакивая от стен.

– Когда сто человек стоят рядом, – процитировал Даос, – каждый теряет свой рассудок и получает какой-то другой.

– Не стоят, – поправил его Плотник, – а прыгают и повизгивают.

– Но рассудка-то все равно нет.

– А зачем он здесь нужен? Это же коллективная медитация. PRODIGY – музыка неживой природы! Бежит электричество по проводам, течет газ по трубам, горит огонь, давая тепло… Это движение без мысли, чувства и остановки.

«Насчет коллективной медитации мысль интересная, – отметил про себя Даос. – Что-то здесь действительно есть. Что-то от первобытных языческих оргий. Хочешь не хочешь, а так и тянет поучаствовать в этом "празднике тела"… Не правы идеологи. Исторически человеческий язык возник вовсе не как средство общения между людьми, вызванное необходимостью совместной трудовой деятельности. Исторически он должен возникать из таких вот диких плясок, как нечто сакральное, имеющее ценность только до тех пор, пока длится этот ритуальный танец. На предметы и действия повседневного быта он распространяется гораздо позже… Смысл рождается именно в безумии, мысль и слово есть порождение отсутствия того и другого…»

Он усмехнулся, сам поражаясь тому, какая чушь лезет в голову.

– А где наши гаврики? – проорал Плотник. – Ты что, всерьез надеешься отыскать их в этом дурдоме?

– Их здесь нету, – ответил Даос, прищуривая левый глаз.

– То есть как это нету?!.

– А так вот и нету. У них же дипломат, полудурок.

– Ну?.

– Баранки гну! Ты бы поперся с дипломатом на дискотеку?

– Ничего не понимаю…

– По комнатам надо поискать, дурень, – терпеливо пояснил Даос.

– Ну, так чего ж мы тогда здесь стоим?!

– Я не знаю, это ты встал.

Юрий Алексеевич сплюнул в пол, смачно при этом выругавшись.

Покинув дискотеку, они направились дальше по коридору. То ли под действием темноты, то ли по какой другой причине на Даоса нахлынул поток бессвязных образов. Вспомнилась Надя, ее очаровательная улыбка и грустные черные глаза. Когда они разговаривали в последний раз, ему показалось, что она о чем-то догадывается. Да и как, в самом деле, можно было верить той ерунде, которую он плел, рассказывая ей о себе. Все в Глахове знают, кто такой Гында, и то, что он работает на Гынду, говорит о многом. «Бросить бы все это к чертовой матери», – подумал он, отлично понимая, что бросить это не так-то просто. Слишком привык он к такому образу жизни, слишком далеко зашел.

В мини-баре, куда они завернули, Тюки тоже не оказалось. За одним из столиков сидела шумная компания подростков, за другим – два мордоворота бандитской наружности. Опрокинув у стойки по рюмке ледяной «Столичной», Даос с Плотником двинулись дальше.

– Что ж темно-то так, – сокрушался Юрий Алексеевич. – Как у негра в заднице, честное слово.

– У тебя ствол с собой? – шепотом спросил Даос.

Где-то позади, в самом начале коридора, он уловил подозрительный шум. За грохотом музыки разобрать что-либо было довольно сложно. Может, это кипишует тот чудик, который открывал дверь, а может… Нет, вроде бы все спокойно.

– Конечно с собой, – раздраженно ответил Плотник. – Ты меня что, совсем за идиота держишь?

– Нет, – прошипел Даос, – не совсем.

– Ну, так перестань задавать идиотские вопросы.

– Хорошо. Больше не буду.

Метров через десять коридор неожиданно закончился тупиком. Они, потоптавшись на месте, совсем уж было решили вернуться (неисследованной оставалась еще южная часть помещения), когда Плотник заметил пробивающуюся снизу полоску света.

– Смотри! – Он вцепился Даосу в руку. – Ты видишь, да?..

– Вижу. – Даос напрягся. – Не слепой.

В полу находился люк. Они откинули крышку и осторожно спустились. Здесь оказался еще один коридор, гораздо уже первого, освещенный вмонтированными в стену лампочками под стеклянными колпаками. Юрий Алексеевич удивленно присвистнул:

– Ё-моё, да это прямо лабиринт какой-то.

От центрального хода в обе стороны вело множество боковых ответвлений. Грубые каменные стены, сводчатые потолки и бетонный пол вызывали подавленность и дискомфорт. Трудно было поверить, что под обычным городским зданием может располагаться нечто подобное.

– Здесь бы уместнее смотрелись факелы, а не лампы, – в полной растерянности пробормотал Плотник. – Что будем делать?

– Не знаю, – чистосердечно признался Даос. – Приходить в замешательство, что еще остается делать…

Однако прийти в замешательство им не дали. Откуда-то сбоку вынырнул парнишка в синей джинсовке и, деловито подойдя к Даосу, пожал ему руку.

– Что-то вы, Сергей Николаевич, запоздали, – произнес он. – Мы уже подумали, что вы совсем не появитесь.

– Привет, Ныш. – Даос улыбнулся в ответ. – Как тут не опоздать, если вы так запрятались. Тюка где?

– Там, – парень махнул рукой, – все там. И Тюка, и Лёха с Бартом. Пойдемте, я вас провожу.

Выключив в коридоре свет, он зажег фонарик.

– Это еще зачем? – удивился Даос.

– Положено так. Свет я только для вас врубал, чтобы вам легче было отыскать вход.

– Что за перец? – зашипел Плотник, наклоняясь Даосу к уху.

– Тюкин приятель, – ответил тот. – Они вместе занимаются задвижками. Кстати, нормальный парень.

– А-а… Понятно.

Вся процессия медленно двинулась по коридору.

– Что это за бомбоубежище? – поинтересовался Даос.

– Это не бомбо-, это наше убежище, – пояснил Ныш. – Наверху располагается «Клуб», а внизу – мы. Сюда, как говорится, вход только для посвященных.

– Понятно. Значит, мы тоже попадаем под эту категорию?

– В каком-то смысле – да.

Ныш резко свернул в сторону.

«Будь я проклят, если все это не сон, – в растерянности подумал Даос, – в жизни ничего подобного не видел! Да тут заблудиться, как два пальца обоссать. Будешь потом шарахаться, пока тебя какой-нибудь Минотавр не сожрет. Впрочем, эти засранцы должны чувствовать себя здесь, как рыба в воде. Для них это родная стихия…» (Он не знал наверняка, но догадывался, откуда берутся задвижки, которые он у них покупает.)

– И давно вы забрались в это подземелье? – спросил он.

– Давно, – ответил Ныш. – Намного раньше, чем наверху появился этот дурацкий «Клуб».

– И что же, не было никаких проблем?

– Как не было, конечно были. Еще какие! Поначалу эти уроды нас отсюда вообще выставили. Правда, потом сами же и прибежали звать обратно.

Он рассмеялся.

– Подвалов-то этих никто, кроме нас, толком не знает. А тут такого понаворочено… В общем, договорились по-мирному. Они нас не трогают, а мы им, в случае чего, оказываем посильную помощь.

– В случае чего, это как? – влез с вопросом Юрий Алексеевич.

– Ну-у… мало ли, – уклончиво ответил Ныш. – Здание-то дореволюционное. Да тут, ко всему прочему, находится общегородской канализационный коллектор. Он уже лет шестьдесят как заброшен, однако время от времени что-то в него передавливает, и тогда такое зловоние поднимается, что хоть стой, хоть падай. Ни один слесарь, ни один сантехник не может понять, что почем. Ходят, плечами пожимают, а вглубь заходить боятся. Вот тогда к нам за помощью и бегут.

Ныш снова заржал.

– А иначе никак. Отсюда из-за этого и «Комитет по недрам» съехал. – Он ткнул пальцем вверх. – Тут раньше «Комитет по недрам» располагался. Все пять этажей занимал, зараза.

– Слушай, – Плотник поморщился, словно что-то припоминая, – а это не вас я сегодня ночью видел?

– В смысле?!. – Ныш резко остановился, фонарик в его руке потух.

– Вы еще из подвала возле стадиона вылезали. Что-то такое тяжелое пёрли.

– Нет, – включив фонарь, Ныш двинулся дальше, – не нас. Я ничего тяжелее стакана не поднимаю. Что я, ишак, что ли?

Они долго блуждали по темным, пропахшим плесенью коридорам. Казалось, Ныш специально запутывает следы. «В самом деле, – отметил про себя Даос, – без него нам теперь отсюда в жизни не выбраться. Знает, сучонок такой, что делает. Странно только, что ему не приходит в голову одна простая вещь. Вот возьму я его за шиворот, приставлю к башке пистолет, и выведет он меня, вместе с дипломатом, туда, куда мне потребуется. Выведет как миленький».

– Ну вот, – произнес наконец Ныш, – кажись, пришли.

Он, остановившись перед ржавой железной дверью, несколько раз в нее стукнул. Спустя пару минут раздался ответный стук, и дверь заскрипела, отходя в сторону. Вся компания ввалилась внутрь.

Комната, в которой они оказались, была совсем маленькой. Метра три на четыре, не больше. В центре стояли стол, покрытый цветастой клеенкой, набор разнокалиберных стульев и длинная лавка. Вдоль стен располагалось что-то вроде стеллажей, заставленных разным хламом. В дальнем углу – две канистры и огромная деревянная бочка. Освещением служило несколько керосиновых ламп, развешанных под потолком.

При их появлении сидевшие за столом парни привстали, однако по знаку Тюки, открывшего дверь, тут же уселись на место. Всех присутствующих Даос хорошо знал. Тюка и Ныш поставляли ему задвижки с вентилями (которые он, с неплохой для себя выгодой, перепродавал ЖЭКам и различным ремонтно-строительным организациям). Парни за столом были студентами. Один, Барт, компьютерщиком, а второй, кажется, Лёха, религиоведом. Пару раз он встречался с ними, когда забирал у Тюки очередную партию «железа», и еще раньше – в Реабилитационном Центре у Гынды. Словом, все здесь были свои.

– Здорово, диггеры, – поприветствовав Тюку, Даос подошел к столу и по очереди пожал руки парням.

Было заметно, что все они ужасно нервничают. Тюка изо всех сил старался казаться спокойным, но и ему было явно не по себе.

– Чего это вы под землю-то забрались? – Даос пересек комнату и уселся на один из свободных стульев. – Другого места для встречи найти не могли?

Плотник остался стоять у дверей.

– Ну, вы же сами сказали, Сергей Николаевич, что мы диггеры, – заговорил Тюка, – а где еще находиться диггерам, как не под землей?

По всей видимости, Тюка был здесь за лидера. Вернее, корчил из себя лидера, что выходило у него довольно-таки плохо.

– Но мы-то не диггеры, – произнес Даос.

– Так ведь не мы в вас нуждаемся, – Тюка издал нервный смешок, – а вы в нас.

– Хм… Это еще как сказать. Жизнь, она ведь такая забавная штука…

Он запустил руку во внутренний карман пиджака. При этом жесте парни ужасно побледнели, а Тюка даже попятился.

– Спокойно, спокойно, – Даос достал мятный леденец и ловко зашвырнул его себе в рот, – все нормально. Где дипломат?

– А где… деньги? – заикаясь, спросил Тюка. – Вы, я вижу, налегке.

– Деньги? – ухмыльнулся Даос. – А зачем они вам, деньги?

– Как зачем? – растерялся Тюка. – Мы же… договорились.

– Так оно, конечно. Только ведь на том свете деньги ни к чему.

Он громко хрустнул леденцом.

– Я… я вас не понимаю. – Губы у Тюки задрожали. – Мы же договорились. Вы же сами сказали…

На глаза ему навернулись слезы.

«Э-эх, – мысленно вздохнул Даос, – ну что ты с ними будешь делать. Это же дети. Их бы выпороть хорошенько да поставить в угол на горох. Насмотрелись детективов, понавоображали себе бог весть что… Крутые парни, мать твою так!»

– Вот что, – сказал он, нахмурившись, – хватит хлюпать, давайте поговорим спокойно, без истерик. Вляпались вы серьезно и как будете выкручиваться, это еще большой вопрос.

– Да уж! – замогильным голосом пророкотал Плотник.

– В общем, давайте начистоту. Каким образом дипломат оказался у вас? Искренне надеюсь, что к убийству Питона вы не имеете ни малейшего отношения. Потому что если я ошибаюсь, то ни я, ни Плотник, – он кивнул в сторону двери, – помочь вам уже ничем не сможем.

Повисло напряженное молчание.

– Значит, так, – порывшись в карманах, Даос достал несколько мятых бумажек, пересчитал, – здесь пятьсот баксов. Это вам лично от меня. Где дипломат?

Барт молча нырнул вниз, клеенка зашевелилась, и через секунду дипломат лег на стол. Откинув крышку, Барт сел на место.

– Прекрасно, – Даос всучил деньги Тюке, стоявшему столбом посреди комнаты, – будем считать эту проблему решенной. Теперь осталось дело за малым. Как эта штука к вам попала?

Снова молчание. Тюка, пробормотав что-то невнятное, уставился в пол.

– Это… я нашел, – дрожащим голосом признался Лёха. – Но, честное слово, я понятия не имел, чье оно… А тот мужик… Я подумал, он пьяный!

– Вы кому-нибудь показывали дипломат, с кем-нибудь говорили об этом?

– Нет! – хором ответили Тюка и Ныш.

– Нет, – эхом отозвался Барт. – Лёха сразу примчался ко мне, а от меня мы прямым ходом двинули к Тюке.

– Точно?

– Точно! – Все закивали головами.

Даос задумчиво почесал подбородок. В том, что парни говорят правду, он не сомневался. Слишком они были напуганы, чтобы врать. Да и в любом случае сдавать их Гынде не было ни смысла, ни необходимости. Самое главное, что подробностей этой истории никто не знает.

– Итак, дело обстоит следующим образом, – заговорил он, продолжая хмуриться. – Мужик, которого ухлопали сегодня утром, работал на одного очень серьезного человека. И этому человеку ужасно не понравилось то, что произошло. Я подчеркиваю – ужасно! А шутить этот человек не любит, потому как он на самом деле очень серьезный. Улавливаете, о чем речь?

Дружное кивание головами.

– Я, конечно, вам верю, но беда в том, что от меня в данной ситуации почти ничего не зависит. Максимум, что я могу для вас сделать, это вообразить, будто нашей сегодняшней встречи никогда не было. Вы оставили дипломат в условленном месте, а сами на встречу не явились.

Он выдержал многозначительную паузу.

– Если после нашего разговора вас увидит в городе хотя бы одна собака… – Даос саркастически усмехнулся. – Имейте в виду, что мы далеко не единственные, кто вас сейчас разыскивает.

– Но мы же ничего не делали! – с отчаянием в голосе воскликнул Тюка.

– Сожалею, но это уже никого не интересует.

Даос подошел к столу. Несколько секунд разглядывал содержимое дипломата, затем захлопнул крышку и передал его Плотнику.

– Раньше надо было соображать, – ядовито отозвался тот.

– Сергей Николаевич, – раздался голос из дальнего угла.

Говорил Ныш. С некоторым удивлением Даос отметил, что он оставался совершенно спокойным, тогда как на остальных парнях лица не было.

– Вы действительно так о нас переживаете?

Даос недоуменно поднял брови.

– Просто я не совсем понимаю, откуда ваш «очень серьезный человек» мог узнать о нашем существовании и почему нас сейчас кто-то разыскивает. Ведь, если я правильно понимаю, по телефону Тюка разговаривал с вами, а значит никто, кроме вас…

– Все верно, – перебил его Даос, – но неужели вы думаете, что я мог поехать на эту встречу, не получив благословения того, на кого работаю?

– На какой срок мы должны исчезнуть из города? – все так же бесстрастно осведомился Ныш.

Даос усмехнулся. Реакция паренька ему очень понравилась.

– Чем дольше вас здесь не будет, – с улыбкой произнес он, – тем лучше. И чем меньше вы станете болтать, тем опять-таки будет лучше.

– Понятно, – кивнул Ныш, – спасибо за проявленное великодушие.

В последней фразе прозвучала откровенная ирония.

– Ну, раз всем все понятно, – невозмутимо подытожил Даос, – гасите лампы – и на выход. Мне ваше подземелье уже порядком осточертело.

Он развернулся на сто восемьдесят градусов и шагнул к двери.

Обратный путь оказался намного короче. Путать следы теперь не было необходимости. Во-первых, Даос с Плотником и так уже были сбиты с толку, а во-вторых, в свете произошедших событий их положение коренным образом изменилось. Из прощелыг, преследующих собственную выгоду, они превратились в благодетелей и защитников. Первым по коридору шел Тюка. За ним – Лёха с Бартом. Даос и Плотник посередине, а Ныш замыкал шествие. У всех (кроме, разумеется, Даоса и Юрия Алексеевича) оказались небольшие карманные фонарики, которыми и освещали дорогу.

Вопреки его недавнему публичному заявлению, подземелье Даосу чем-то даже понравилось. Нервозность, охватившая его во время поисков «Клуба», сменилась уверенностью и спокойствием. Не было больше и дискомфорта, который он поначалу испытывал, глядя на мрачные сырые стены. И хотя ощущение нависшей опасности не исчезло полностью, теперь Даос был настроен гораздо более оптимистично.

– Что думаете делать? – Он обернулся к Нышу.

– Еще не знаю, – ответил тот. – За всех говорить не буду, а я, скорее всего, сяду на поезд или автобус, и сегодня же ноги моей в Глахове не будет.

– Нервничаешь?

– Нет. – Ныш покачал головой. – Чего мне нервничать? С одной стороны, я ведь понимаю, что все далеко не так трагично, как вы нам представили. А с другой…

Он вздохнул.

– А с другой стороны, именно такой встряски мне, наверное, и не хватало.

– Что ты имеешь в виду? – удивился Даос.

– Жизнь (…про кота я говорю. Такая сволочь!..) я имею в виду. Свою беспонтовую, никому не нужную жизнь. Уж кто-кто, а вы-то, Сергей Николаевич, должны понимать подобные вещи.

– Интересно, – усмехнулся Даос, – за кого ты меня принимаешь?

– За Сергея Николаевича Липутина, – невозмутимо ответил Ныш, – за кого же еще вас можно принять?

– Что-то ты темнишь. Какая встряска? И с какой это стати я должен тебя понимать?

– Не знаю, – двусмысленно ответил Ныш, – почему-то мне так кажется.

Некоторое время Даос шел молча. Не без интереса он отметил, что Ныш чем-то напомнил ему его самого, лет десять назад. Такой же самоуверенный, такой же вдумчивый и подчеркнуто загадочный. С одной стороны, было ясно, что Ныш работает на публику, пытаясь произвести впечатление, а с другой… А с другой стороны, он действительно соответствовал тому образу, который пытался представить.

Даос улыбнулся. «Ну вот, – подумал он, – даже манера мыслить и изъясняться у нас в чем-то схожа. С одной стороны, конечно…»

– Тихо! Всем тихо! – раздался голос Тюки.

Фонарики разом потухли, все окружающее провалилось во тьму. Даос, пошарив руками, наткнулся на Плотника. Юрий Алексеевич напряженно сопел, прижимая дипломат к груди.

– Что случилось? – спросил Даос, обращаясь сразу ко всем.

Каким-то внутренним чутьем он понял, что они находятся возле того самого люка, через который спускались из «Клуба» в подземелье. Постепенно, когда глаза привыкли к темноте, он начал различать едва заметную полоску света слева от себя. Сверху доносился приглушенный шум. Не музыка, а что-то совершенно иное. Какие-то крики, гвалт, словно наверху завязалась нешуточная свара.

– Что происходит? – повторил он свой вопрос, догадываясь, что подтвердились его худшие предчувствия.

– Не знаю, – засипел в ответ Тюка, – похоже на облаву.

В голосе его не было ни страха, ни растерянности. Скорее досада и раздражение.

– Какая еще, на хрен, облава? – подал голос Плотник. – Вы это… дурочку не валяйте.

Тюка, опустив крышку люка, в которую упирался головой, зажег фонарик и присел на ступеньку.

– Объясняю популярно. Наверх сейчас нельзя, так как наверху орудуют люди в масках.

– Какие еще люди? – заверещал Плотник. – Что ты тут нам впариваешь?!

– ОМОН или ФСБ, не знаю, – невозмутимо ответил Тюка.

Его недавняя неуверенность улетучилась, в голосе звучали командные нотки. Он снова почувствовал себя лидером.

– Насколько я понимаю, – вмешался Даос, – отсюда есть и другой выход.

– Есть, – согласился Тюка.

«Еще бы его не оказалось, – усмехнулся про себя Даос. – Судя по тому, какой ты спокойный, иначе и быть не могло».

– Ну, так пойдемте скорее, – сердито буркнул Юрий Алексеевич, – пока эти уроды сюда не вломились.

– Не вломятся, – заверил его Тюка, – уж сюда-то точно не вломятся. В принципе, мы можем никуда не ходить. До обеда перекантуемся здесь, а когда все уляжется, выберемся нормальным ходом, как белые люди.

– Вот что, белый человек, – осадил его Даос, – времени перекантовываться нету ни у вас, ни у нас. Вас, кстати, это касается в гораздо большей степени. Так что хватит умничать. Давайте, вперед и с (…басней…) песней.

Тюка, заметно помрачнев, поднялся и с явным недовольством побрел обратно в катакомбы. Вся процессия устремилась следом.

– Час от часу не легче, – вполголоса проворчал Юрий Алексеевич.

– Я думал, все будет гораздо хуже, – напомнил ему Даос, – или ты уже забыл чудаков, ошивавшихся перед «Клубом»?

В самом деле, не окажись этого подземелья и проходи встреча наверху, в «Клубе», как изначально предполагалось, и вся эта кутерьма могла закончиться совершенно по-другому. Или их обоих забарабали бы, или пристрелили, это уж как пить дать. Учитывая специфику их деятельности, последнее, кстати, гораздо более вероятно. Впрочем, ничего еще не закончилось. Еще успеют и забарабать, и пристрелить…

Очень скоро стены коридора заметно сузились, потянуло канализационной вонью. Во влажной темноте, разрезаемой вспышками фонариков, было слышно, как чертыхается Плотник. Несколько раз они проходили через большие квадратные комнаты с множеством узких продолговатых проемов в стенах. Судя по хлюпанью под ногами, это было что-то вроде гигантских грязевиков. Оставалось только удивляться, как Тюка умудряется ориентироваться в этом запутанном переплетении коридоров, коллекторов и комнат. Даос уже давно потерял всякое представление о том, где они находятся. По его мнению, с одинаковой степенью вероятности они могли вылезти как с противоположной стороны пятиэтажки, так и на другом конце парка или даже города. Здравый смысл уступал место иррациональным представлениям о времени и пространстве.

В его голову лезли ассоциации с лабиринтами древнеегипетской цивилизации. И если б не тошнотворная вонь, вполне можно было бы вообразить, что они перенеслись на несколько тысячелетий назад. «По крайней мере, – рассуждал он, – я бы, наверное, нисколько не удивился, окажись на этих стенах петроглифы или криптограммы. До сих пор не могу поверить в реальность происходящего. "Люди не желают задумываться над тем, – вспомнилась совершенно неожиданно цитата из Тагеса[14], – что треть жизни проводят во сне…"»

– Ныш, – позвал он, – долго нам еще здесь плутать? У меня уже крыша съезжать начинает.

Ему никто не ответил. Даос, почувствовав недоброе, обернулся. Позади никого не было.

– Вот черт!

Резко развернувшись, он шагнул вперед, с размаху налетев на бетонный выступ. Произошло что-то невероятное. Он стоял в темноте в полном одиночестве и только сейчас начал отдавать себе в этом отчет. Не было больше ни тусклого мельтешащего света фонариков, ни хлюпанья ног по илистому полу. Не было вообще ничего! Даос, не помня себя от ужаса, истошно завопил.

Вопль его унесся в пустоту, отскакивая эхом от стен. Он кинулся вперед, но тут же налетел на другой каменный выступ, да так, что едва не расшиб себе лоб. В области солнечного сплетения болезненно заныло. Даос вспомнил, что у него нет с собой ни спичек, ни зажигалки – все осталось в машине. Он привалился спиной к шершавой бетонной поверхности и медленно опустился на пол. Дрожащей рукой нащупал рукоятку пистолета под пиджаком. Достал оружие, издав при этом сдавленный смешок. Единственное, на что пистолет мог сейчас сгодиться, это пустить себе пулю в лоб. Или в рот. Или в ухо… Это, как говорится, дело вкуса.

«Все, – промелькнула мысль, – теперь-то мне точно крышка!..»

10

…двадцать девятого июля около двадцати двух часов… – Юрий Алексеевич цитирует статью Александра Тарасова «Осквернитель».

Из откровений Дамаки: «…Последнее время с женой живем плохо, в связи с чем с марта 1986 г. проживаю отдельно. В марте-апреле 1985 г. у меня стали возникать сильные половые возбуждения. Решил удовлетворить половую страсть с трупом женщины. Пошел на Рогожское кладбище, взяв велосипед, стамеску для взлома гроба и фонарь. Приехал я на кладбище около 23 часов. Убедившись, что никого нет, нашел могилу недавнего захоронения по свежим венкам. Дорыв до гроба, я стамеской попытался открыть крышку, однако этого сделать не смог, после чего сломал верхнюю часть крышки гроба и через образовавшийся пролом за ноги вытащил из гроба труп…»

(«Щит и меч». № 9, 1991.)

11

…мы имеем три доказательства того, что Бог действительно существует… – так называемые «доказательства бытия Божьего»:

1. Космогоническое доказательство: «…как и все на свете, сам мир должен иметь свою причину, каковой и является Бог…»;

2. Телеологическое доказательство: «…весь мир свидетельствует о мудрости Творца, настолько все в нем упорядоченно и целесообразно…»;

3. Онтологическое доказательство (схоласта Ансельма Кентерберийского): «…Бог представляется нам самым совершенным существом. Если это существо не обладает признаком бытия, значит оно недостаточно совершенно, и мы впадаем в противоречие с самим собой, устранить которое можно, лишь признав существование Бога…»


В разговоре между Плотником и Даосом из классических доказательств затрагиваются только эти три. «Историческое доказательство», «доказательство Августина», «доказательство Канта» и др. – игнорируются.

12

…но как же уникальность Вселенной?!. – в данном случае, пытаясь доказать существование Бога, Юрий Алексеевич прибегает к помощи так называемого «антропного принципа».

Из эссе доктора Юдина «О мироздании»: «…Слишком сложна цепь существующих во Вселенной взаимодействий, чтобы мыслить ее не созданной по разумному плану. Вселенная уникальна, как уникальны Земля и Человек. <…> Проиллюстрируем данное утверждение, хотя бы на примере условий, необходимых для возникновения жизни. <…>


1. Расширяющаяся Вселенная. Благодаря разбеганию галактик, их суммарное излучение приходит в каждую точку пространства сильно ослабленным. Если бы галактики сближались, плотность радиации в любой точке космоса, а значит, и температура космической среды, оказались бы столь велики, что в такой Вселенной возможность существования не только жизни, но и каких-либо сложных структур вообще была бы полностью исключена.


2. Трехмерность пространства. В одно- или двухмерных пространствах осуществимы лишь такие движения, при которых образование сложных структур весьма маловероятно. В пространстве же, обладающем четырьмя и большим числом измерений, все круговые траектории оказываются неустойчивы – планеты будут либо падать на Солнце, либоулетать в бесконечность. Не удержалась бы и их атмосфера, т. к. в многомерных пространствах сила тяготения убывает с расстоянием значительно быстрее, чем в трехмерном.


3. Средняя плотность материи. Средняя плотность материи во Вселенной близка к критической. Это именно то условие, которое необходимо для образования биологических живых структур. Окажись средняя плотность намного меньше критической, и силы инерции возобладают над силами тяготения; это значит, что станет невозможным формирование галактик, звезд, планет, а следовательно, и жизни. Если бы средняя плотность, напротив, оказалась значительно больше критической, то существенно сократился бы и промежуток, отделяющий начало расширения Вселенной от того момента, когда это расширение переходит в сжатие. А при коротком цикле пульсации Вселенной для формирования разумных существ просто не хватит времени.


4. Фундаментальные постоянные. Прежде всего, это фундаментальные физические константы, характеризующие четыре типа взаимодействий – электромагнитного, гравитационного, слабого и сильного; а также заряд и массу электрона. Имей фундаментальные постоянные числовые значения, хоть немного отличающиеся от тех, что они имеют, и ни одна сложная структура не могла бы существовать. Это касается не только живых организмов, но даже атомов и молекул.


5. Уникальность Солнечной системы. Солнечная система расположена в нашей галактике в зоне коротации, где угловая скорость волн плотности совпадает с угловой скоростью обращения звезд, где нет поэтому галактической ударной волны, существующей в спиральных рукавах, – там, где скорость распространения волн плотности отличается от угловой скорости обращения звезд вокруг центра галактики. Зона коротации – своеобразный галактический пояс жизни. Там же, где существует ударная волна, сжимающая газ, идет интенсивный процесс звездообразования, препятствующий возникновению жизни.


5. Уникальность Земли. Жизнь на Земле смогла возникнуть только в силу стечения определенных обстоятельств. Именно это стечение обстоятельств и является уникальным. Во-первых, Земля находится на таком расстоянии от Солнца, при котором она получает оптимальное для обеспечения жизни количество энергии – тепла и света. Во-вторых, уникально то, что именно на этой планете, единственной в этом смысле среди прочих, существует гидросфера, без которой возникновение биологической жизни невозможно. В-третьих, уникально то, что Земля обладает озоновым слоем, защищающим все живое от жесткой ультрафиолетовой радиации, и магнитным полем, которое отражает или захватывает частицы высоких энергий, пронизывающих космическое пространство и губительных для всего живого…»

(Саис, 1994 г.)

13

…памяти Легендарной Птицы Археоптерикс посвящается… – Эстамп – картина-оттиск, снимок с гравюры.

Концептуальная история эстампа: «…Сам принцип эстампа или отпечатка можно увидеть как в первобытном искусстве, так и в процессе развития всей остальной истории искусств:

– Палеолит; Ориньяк- Солютрейский период (35–20 тысяч лет до н. э.) – отпечатки кистей рук первобытного человека на сводах пещер;

– XX век; Манхэттен, кафе "Планет Холливуд" – следы рук голливудских знаменитостей;

– I век н. э.; Нерукотворный Образ, или, иначе, Спас Нерукотворный, – важнейший образец, которому следовали мастера во все времена, пока существовало древнерусское искусство, икона, созданная, по преданию, не только при жизни, но и по воле самого Иисуса Христа;

– "Туринская Плащаница";

Далее можно совсем уйти от осознанной человеческой деятельности и обратиться к Природе-Матери, когда еще человек и не думал быть. Уже тогда можно встретить один из основных принципов сохранения информации – отпечаток. Достаточно вспомнить Легендарную Птицу Археоптерикс, известную нам по известняковым отпечаткам…»

(Творческая студия аудиовидеозаписи «Археоптерикс», 1997 г.)

14

…вспомнилась совершенно неожиданно цитата из Тагеса… – Тагес (Таг) – этрусское божество, сын Гения, внук Юпитера. Мальчик по внешнему виду и мудрец по уму. Явился людям неожиданно: пахарь, работавший в поле близ города Тарквиний, увидел выскочившего из борозды Тагеса. На крик крестьянина сбежались этруски. Тагес обучил их искусству жрецов-гадателей. Поучения Тагеса были записаны в пророческие книги этрусков и переданы потомкам.

Плерома

Подняться наверх