Читать книгу Педагогика на кончиках пальцев. Введение в специальность - Анатолий Берштейн - Страница 22
Книга первая
Школьный блюз
Автопортрет на фоне профессии
Нестандартно-типичные
Некорректный вопрос
ОглавлениеМоя первая школа считалась самой хулиганской в городе. Работала в две смены. И каждый раз дежурный учитель дожидался, пока дети уберут свои классы, всё проверял, гасил свет и закрывал школу. В один из ноябрьских вечеров дежурным по школе был я. Всё шло нормально. Но в одном из классов меня ждал неприятный сюрприз.
На учительском столе сидело двое подростков лет по шестнадцать. В шапках и телогрейках. Они болтали с девчонками-дежурными. Ребята были нетрезвые.
Я прибегнул к дипломатическим приёмам, что означает миролюбивое забалтывание. Мол, уже поздно, не лучше ли девочек на улице подождать: они быстрее уберутся, быстрее освободятся. Мои слова никто всерьёз не воспринял. Сказали, что «всё нормально», что девочки и так уберутся… В общем, я вышел из класса уверенный, что добром всё не закончится. Но я дал себе ещё один шанс.
Мне было двадцать два года. Это моя первая школа. Я нервничал. Надо было что-то придумать.
Через пятнадцать минут я зашёл в класс снова. Всё то же самое, только более шумно и развязно. Я повторил просьбу. «Ладно, сказали, ведь всё нормально, значит, нормально», – резче ответили парни.
Я стоял в классе рядом с ними. На меня никто не обращал внимания. Я уже не знал, что делать. Сурово, напряжённо смотрел, но понимал, что мой испепеляющий взгляд никого не волнует. Ребята наглели: послышался мат, нарочито громкий гогот. Один из парней грубо схватил девицу и обнял её. Она неактивно вырывалась: «Ну, кончай, вали отсюда, тебе говорят…»
Я подошёл к парню, взял его за локоть и неожиданно повторил: «Ну, тебе же сказано – вали! Не понял, что ли?!»
Он быстро повернулся, сбросил с плеч телогрейку и проорал мне в лицо: «Чиво?!»
Мне было двадцать два года. Это была моя первая школа…
Я схватил его за отвороты телогрейки, резко дёрнул к себе и потом со всей силы отшвырнул в дверь. Второй вскочил и бросился бежать… На лестнице он получил хорошего пинка.
Я вернулся в класс, девочки усердно подметали. Я закурил. Пальцы дрожали. Сердце учащённо билось.
Через несколько минут вышел на улицу. Парни стояли недалеко от школы. Неожиданно я позвал их, вернувшись к дипломатии. «А драться не будете?» Я наигранно рассмеялся.
Поговорили о человеческом достоинстве (вернее, это я мораль читал), потом о футболе (в поисках контакта), об их родном городе (в виде мелкого подхалимажа с моей стороны). Ребята снова наглели… Расстались мы немиролюбиво.
Всю ночь я не спал. Думал. Правильно ли, что ударил? Правильно ли, что не сразу? Нужно ли было потом разговаривать? Не лебезил ли я?
На следующий день шёл в школу к первому уроку во вторую смену. По дороге снова думал, что теперь будет: или из школы выгонят, или вечером увижу тех же ребят, но с подкреплением.
Но я увидел их раньше, днём, у дверей школы. Они стояли вместе с какими-то незнакомыми старшеклассниками.
Я почувствовал себя неуютно и приготовился к разным неприятностям. Когда подошёл к ним, ребята неожиданно расступились, предоставив мне живой коридор.
Вдруг: «Здравствуйте, Анатолий Авраамович!» – с полуулыбкой и без агрессии произнёс вчерашний знакомый. «Здрасьте, здравствуйте», – уважительно донеслось от других. Я входил в школу, как триумфатор. Сразу успокоился, потом почувствовал прилив сил и на одном дыхании провёл все уроки.
Я понял, что завоевал у них авторитет. Я понял, что прошёл важное испытание.
…Вспомнилось, как в институте заставляли готовить план-конспект урока. Спрашиваем так, нам отвечают этак. Как-то от скуки спросил: «А если в ответ на ваше «так» вместо «этак» он просто пошлёт «на». Преподаватель сделал мне замечание и посчитал постановку вопроса некорректной. Думаю, он был неправ.