Читать книгу Неопознанная педагогика. Красноярский край. Человек вверх тормашками из деревни Караульной - Анатолий Цирульников, М. М. Эпштейн - Страница 7

Я зашёл в школу. Она называлась не гимназия, а просто общеобразовательная средняя школа № 1 г. Енисейска. Необычайно крутая школьная лестница. Ступеньки овальной формы, стёршиеся от ходивших по ним ботинок. «Я бы не советовала эту лестницу вообще трогать. Это не что иное, как время» – сказала мне завуч Нелля Михайловна Дьякова, которую я до этого встретил в пустой чистой школе и битый час мучил насчёт истории – зачем нужна эта история, как они её используют. «Ну, лестницу используем, наверное» – усмехнулась завуч. Но какие крутые ступеньки! – сказал я. «Мы привыкли. Нам кажется, так хорошо – ответила она. – По ним Нансен шёл…»

Сам Фритьоф Нансен, великий исследователь Арктики? В 1913 году он шёл, оказывается, по этим ступенькам, заходил в классы и здоровался с мальчиками, «здоровыми, весёлыми и бодрыми на вид», как он позже напишет в книге «Страна будущего».

Книга – о России, о Сибири.

О тех, кто в тот памятный день собрались в рекреационном зале этой мужской гимназии, и Нансен рассказывал им о путешествии к северному полюсу на «Фраме» в 1898 г., и показывал на большой карте, как они шли вдоль северного берега их великой Сибири, а потом носились во льдах.

«…Я говорил им по-английски, дети не понимали ни слова, но Востротин переводил им мой рассказ, и они, по-видимому, были заинтересованы и рады нашему посещению, которое длилось три часа. Всех учеников распустили на этот день, когда мы уехали, они гурьбой высыпали на улицу и побежали домой. Вот кому наш приезд, наверное, доставил истинное удовольствие».

Я ПОДНЯЛСЯ по ступенькам крутой школьной лестницы, по которой поднимался Нансен, открыл дверь и вошёл в тот самый зал, где он выступал, и где ждали меня сейчас другие дети. И по другому поводу. Проект, который реализовывали эти дети, ученики одного класса, назывался совершенно не в духе Нансена: «Изгнанные в Сибирь глазами потомков», и в нём эти мальчики и девочки рассказывали историю своих родных, репрессированных и сосланных в Красноярский край в 30-40-е годы двадцатого века.

И карта, которую они показали мне – тех же, в сущности, мест – была картой не путешествия, а конвоя, перемещения репрессированных из мест проживания в места отбывания ссылки. Из Москвы, Казани, Саратова, Кургана, Читы, посёлка Волчихи Алтайского края они «шли и шли, окружённые конвоем, бесконечные эти обозы, из снежной степи появляясь и в снежную степь уходя…»

То так, по Солженицыну, то по-другому, по Цветаевой дети откомментировали эту карту. «Есть на карте место/Взглянешь – кровь в лицо!/ Бьётся в муке крестной/ Каждое сельцо/»

Маленькая брошюра, которую ученики набрали на компьютере вместе с молодой учительницей истории – об этих местах, «сельцах». Использовали устные источники, воспоминания, семейные архивы. Я спросил детей: как отнеслись к этому ваши родные, бабушки, дедушки? Заинтересованно, ответили дети.

Кто-то из дедушек и прадедушек живёт ещё дальше на севере, правнуки им написали и они ответили. А иногда некому было отвечать, и дети отвечали за них.

«Это был 1937 год. В один обычный день подошёл ко мне председатель, Селиванов Николай, и спрашивает: «Что, Устин, как у тебя дела, как работается?» А я ему отвечаю: «Да как работается – плохо. Трудодни не платят – бедствуем»

На следующий день меня забрали, я даже не успел собрать с собой какие-нибудь вещи. И осталась моя Евгения с четырьмя детьми. Нас везли, как я понял, дальше на север, в Норильск. Холод, голод… Некоторые даже не выдержали и замёрзли. А оставшихся в живых расстреляли, в том числе и меня…»

Аня Стыжных, 10 класс – от лица своего прадеда Мизонова У.П.

МЫ СЕЛИ с ребятами на стулья в этом зале, где выступал Фритьоф Нансен, только лицом не к двери, а к окну – за сто лет изменился интерьер. И я задал детям, семерым девочкам и одному мальчику, этот затёртый, слишком общий вопрос, хотя знал, что на него нет вразумительного ответа – зачем знать историю? И более конкретные вопросы: что вы испытываете сегодня – злость? смирение? Досаду, обиду, горячую ненависть?

Они ответили по-разному.

«Конечно, – сказала одна, – я уже не помню, как там было, да и какая разница – но чаще всего возникает чувство горечи. Ведь они ничего не делали. За что – в Сибирь?» «Почему не в Крым» – усмехнулась завуч, тоже из ссыльных. – «А у меня, – сказала другая ученица, – ощущение не то, что печали глубокой, да, обидно, досадно, но всё-таки я оказалась здесь, среди таких же потомков как я…» – «Нет, правда, не было бы ссылки – не основали бы нашу деревню Шайтанку, где встретились мои бабушка и дедушка, и меня бы не было» – «А я думаю – чем ближе к тому времени, тем ощутимее боль, печаль, а чем дальше, тем слабее. Мой прадедушка озлобился, а его сыновья уже не были озлоблены, дедушка потом вернулся в село и стал председателем колхоза. И до сих пор у меня нет плохого чувства к нашей родине, даже к Советскому Союзу, который у нас был»

«А мне, например, стыдно за свою страну, – сказала одна из учениц, – что она могла так поступать с людьми. Когда я разговариваю с дедушкой, он плачет…»

Мы с завучем Неллей Михайловной спросили ребят, как они думают, в каком состоянии находились их прадеды, когда валили лес, тащили волокушу? Могли бы действительно вредить, и это было бы правильно, – этому строю, а они честно работали, достойно жили. Что ими двигало. Может быть, страх двигал? «Мне кажется, – ответил мальчик, – что страха не было. Бояться уже нечего было. Куда дальше?»

Вот и я думаю о том же, применительно к сегодняшнему. Ещё есть, чего нам бояться, и мы испытаем все стадии страха до последней – или уже нам бояться нечего? Хочу вместе с детьми понять, что чувствовали тогда их предки, не могли не чувствовать – слова, фальшивки, статьи УК РФ могут быть другие, а чувства… Местная партийная ячейка недовольна: не так в школе воспитывают! Не на тех примерах… «А детям будете передавать?» – спросил я ребят. – «Дети должны учится на примере родителей – засмеялись они. – Мы это для детей и делаем»

В педучилище, где преподаёт их учительница истории, прошла конференция «Культура и ссылка», и там, рассказали мне ученики, были другие ребята, из других школ и поселений, подобные нам, они тоже записывают про своих родственников, и мы им предложили войти в альманах и объединиться. «…Пережив и приняв боль родных как свою, – пишут ученики в своём исследовании, – мы иначе смотрим на историю. Прошлое позволило нам ощутить корни, соотнести свою жизнь с другими масштабами. Будущее зависит уже не от старших поколений, а от нас, которым сегодня по 14–15 лет».

Сибирь, страна будущего…

На прощанье я спросил про школьную уборщицу, жену Будённого, и дети рассказали – это был их самый первый проект – что да, в их школе, действительно, работала Ольга Стефановна Михайлова-Будённая, вторая жена легендарного маршала-героя. Красивая женщина, талантливая певица Большого театра. После ареста она двадцать лет отсидела в лагерях, и в сорок седьмом была сослана в Енисейск. Находилась в школе на должности сторожихи и уборщицы, пройдя двухнедельный испытательный срок (сохранился приказ по школе № 75, параграф 2). Как рассказывают знавшие её, Ольга Стефановна ни с кем не общалась, кроме секретаря школы, тоже ссыльной. Часто делала маски на лицо. Первое время, поселившись в городе, ходила в белом костюме, в перчатках до локтя, на неё обращали внимание. Отдушиной для неё был енисейский театр, куда она приходила при параде, а жители в фуфайках (это был народный театр).

Другим запомнилось как Будённая несла охапку дров, уже в фуфайке, ей тяжело было… Ещё рассказывали, как однажды Анна Ефимовна Цветкова, тогдашний директор, пришла в школу и услышала как Будённая играет на фортепиано. Увидев директора, та упала на колени и просила прощения… Та же Анна Ефимовна рассказывала, что Будённая просила разрешения преподавать в школе французский; директор сообщила в НКВД, и ей отказали.

Ещё ученики обнаружили, что в 1949–1951 годах Будённая жила на квартире у Геры Яковлевны Безруких. Получала посылки от племянников – одежду и продукты. Была ещё не сломлена. Но уже тогда у неё стала развиваться психическая болезнь, из старых простыней она шила шляпки, и написала донос, что хозяйка – купчиха. Её выгнали из квартиры. Она сломалась, попала в психиатрическую больницу… «Не было известно ни одному музею, – сообщили мне ребята, – это наше открытие».

«А Будённый, как он на это реагировал?» – спросил я. – «Он женился в третий раз» – сказал мальчик.