Читать книгу Мастеровой - Анатолий Дроздов - Страница 3

Паровоз, пыхтя дымом из трубы, подкатил к Московско-Курскому вокзалу. Встал, лязгнув сцепками. Открылись двери вагонов, и на перрон стали выходить пассажиры. Из синих и желтых[18] – купцы, офицеры, чиновники и помещики. Шли дамы в шелковых платьях и шляпках. Из зеленых вагонов валил простой люд – мастеровые, крестьяне, женщины в платочках. На перроне стало суетно. Засновали носильщики с бляхами на груди, громко предлагая свои услуги, вопили разносчики, рекламируя немудреный товар: булки, пряники, леденцы. В толкотне и гаме никто не обратил внимания на мужчину, вышедшего из зеленого вагона. На нем был легкий бумажный[19] костюм без жилетки, косоворотка и кепка. На ногах – ботинки коричневой кожи. В руках он нес такого же цвета саквояж и чемодан. Пройдя перроном, Федор, а это был он, выбрался на привокзальную площадь и подошел к извозчику, грустившему на облучке. Причина грусти читалась без труда: денежных пассажиров расхватали конкуренты.

– Свободен, шеф? – спросил мужчина, ставя чемодан на землю. – Или ждешь кого?

Что такое «шеф», извозчик не знал, но вопрос понял. Опытным взглядом окинул вопрошавшего. Одет как мастеровой, но во все новое, саквояж и чемодан дорогие. Деньги явно есть.

– Двугривенный в любой конец, – буркнул хмуро.

– Дам три, если отвезешь к дому, где сдают квартиры, – пообещал потенциальный седок. – Только чтобы дом хороший: водопровод, электричество, ванна и теплый клозет. И неподалеку от оружейного завода. Есть такой?

– Разве что на Миллионной, – почесал в затылке извозчик. – Доходный дом советницы Хвостовой[20]. Но там дорого.

– Ничего, – сказал мастеровой и забросил чемодан в коляску. Следом впрыгнул сам. – Трогай, шеф!

Дорогой они обгоняли пассажиров, решивших сэкономить на извозчике. Навьюченные сумками и узлами, они брели к городу[21], заняв всю дорогу. Извозчику приходилось покрикивать, чтобы расступились. Наконец, дорога освободилась, и коляска въехала в город. Седок молчал, хотя было видно, что в Туле он впервые. Такие обычно пристают с вопросами. Отвечать извозчик не любил – был из неразговорчивых. Если бы он слышал диалог, который шел в голове седока, то сильно удивился бы.

– Зачем гривенник переплатил! – возмущался Федор. – Он бы и за два отвез, а то и менее. Следовало торговаться. Все так делают.

– Успокойся, Федя! – отвечал Друг. – Привыкай жить по-новому. Мы с тобой не босяки с Привоза. Уважаемые люди, и должны вести себя соответствующе.

– А еще чемоданы эти, ботинки, костюм из чесучи, – продолжал ворчать Федор. – Ладно, полотняный – в нем по летнему времени не жарко. Чесуча-то зачем? Шерстяной дешевле стоит. И какой! Из бостона.

– В шерстяном запаришься, – возражал Друг. – Чесуча легкая, пропускает воздух. Ваша нынешняя мода – телу смерть. Выходной костюм обязательно с жилеткой независимо от погоды. А коли жара? Да еще белье дебильное – кальсоны и рубаха. Взмокнешь. Маек и трусов нет.

– Это что? – удивился Федор.

– Легкое белье. Сорочка без рукавов и подштанники выше колена.

– Кожа от штанин зудеть будет, – не одобрил Федор.

– Если ткань шерстяная, – возразил Друг, – ну, а ноги потные. В чесуче не запаришься.

– Дом захотел дорогой, – не отстал Федор. – На хрена нам квартира? Ночевать можно и в гостинице. У нас места нет. Неизвестно, примут ли и какое жалованье положат. Может, зря ехали.

– Предоставь это мне, – успокоил Друг. – На завод сразу не попремся. Оглядимся, знания подтянем. Для того и квартира. Ну, а деньги… Сколько из-под камня достал?

– Шесть сотенных.

– Твое жалованье за год.

– Больше ста уже потратили, – буркнул Федор.

– Ну, и хрен с ними! Не жалей. Лучше посмотри вокруг. Нравится? Нам тут жить…

Пока длилась эта перепалка, коляска миновала мост через Упу и стала подниматься по Миллионной. Возле длинного кирпичного здания извозчик остановился.

– Доходный дом Хвостовой, – объявил, указав кнутом. – С вас три гривенника.

– Свободные квартиры здесь имеются? – поинтересовался седок.

– Сами спросите, – буркнул извозчик и протянул ладонь. – Деньги!

Седок спорить не стал, отсчитал ему монетки, взял чемодан с саквояжем и спрыгнул на мостовую. Извозчик проводил его взглядом.

«Ну, ну! – подумал злорадно. – Заждались вас здесь».

– Но, пошла! – прикрикнул на кобылку, шлепнув ту вожжой. Следовало уезжать как можно поскорее. У Хвостовой седоку дадут от ворот поворот, а скандала извозчик не хотел. Он свое дело сделал. Ну, а что не предупредил, так не спрашивали.

* * *

Аглая пребывала в дурном настроении. С одной стороны, радость – наконец, освободил квартиру поручик, надоевший безобразиями. То пьянку шумную затеет, то непотребных девок приведет. А те скачут и орут, словно лошади в стойле. Жильцы жаловались и грозились полицией. Пришлось пообещать поручику сообщить о его художествах командиру полка. Офицер съехал, но не заплатил, задолжав за два месяца. Обещал вернуть, только перспективы виделись туманными. Денежки – тю-тю. Аглая этого не любила, потому и переживала.

Было время, когда такие заботы ее не волновали. В восемнадцать лет Аглаю выдали замуж за коллежского советника Хвостова. Жених был много старше, вдов, имел взрослых сыновей, зато служил по финансовому ведомству, где занимался акцизами. В Туле слыл завидной партией. А семья Аглаи была небогатой. Отец – учитель гимназии с невеликим жалованьем, двое сыновей и дочь, которая, считай, бесприданница. Кто ж такую замуж возьмет? И тут появился Хвостов. Красотой он, правда, не блистал и в принцы не годился. Не герой романа. Аглая поплакала и смирилась – лучше так, чем в девках оставаться. Скоро поняла, что горевала зря. Николай Гаврилович жену обожал. Не жалел денег на наряды и украшения. В женских собраниях Аглае отводили почетное место – госпожа коллежская советница[22]. В Москве или Петербурге таких, может, пруд пруди, а вот в Туле обыскаться. Дамы, годившиеся ей в матери, кланялись первыми. Глазками сверкали, но никуда не денешься – этикет.

Так прошло десять лет. Детей у пары не случилось, но Хвостов не переживал – у него имелись сыновья. Мачеху они не выносили, что Аглаю не тревожило – пасынки жили далеко. Один – в Вильно, а другой в Пензе. Муж дал им образование и пристроил на службу, после чего объявил:

– На мои деньги не рассчитывайте. Я начинал коллежским регистратором[23] и всего добился сам. Вот и вы старайтесь. Что делать, знаете. Я же поживу для себя – заслужил.

Любви к мачехе у детей такое заявление не добавило. Аглае было наплевать. Муж ее любил и заботился. Приобрел доходный дом на ее имя. Так поступали многие чиновники. Купишь сам, спросят: деньги-то откуда? Жалованье хоть приличное, но на дом не хватит. Ну, а так жена приданое вложила. Не беда, что у Аглаи его не было совсем: кто об этом знает?

Дом был новым и большим. Его начал строить купец, но не завершил – разорился. Банк выставил дом на торги, тут Хвостов и подсуетился. Чтобы довести дом до ума, взял кредит – опять-таки на ее имя.

– Не волнуйся, душенька! – успокоил жену. – При моих доходах мы ссуду быстро вернем. Выплатим – и заживем припеваючи. Мне скоро пенсион выйдет, срок подходит. Держать в должности не будут – много на нее желающих. Доходы упадут, а тут дом будет кормить.

Так бы и случилось, не срази советника удар. Молодой вдове после похорон пришлось окунуться в прозу жизни. Для начала разобраться с пасынками – те претендовали на наследство. Кое-что им перепало, но по мелочи. Разевали рот на дом, но не получилось – на ее имя оформлен. Она купила, ей и принадлежит. Но зато возвращать кредит пришлось тоже ей. А там выплаты – вспомнить больно. Как вдове чиновника ей оформили пенсион, но его и близко не хватало. Банк предлагал дом купить, но Аглая отказалась. Он же заселен, жильцы деньги платят. Кто же продает дойную корову?

– Лучше постоянный доход, чем деньги сразу, – учил ее муж. – Пусть даже их много. Они все равно кончатся, а тут все при тебе.

Выплаты банку забирали доход почти целиком, но Аглая не печалилась. Рассчитается, и все будет ее. Пришлось, правда, сократить расходы. Она переехала в собственный дом, где заняла квартиру из двух комнат. Скромно, но не нужно платить. С делами справлялась без управляющего: хлопотно, но опять-таки экономия. В собраниях почти не бывала – на наряды не хватало денег. Можно и во вдовьем, но срок траура кончается. Придешь в ношеном – поползет молва: советница обнищала. Не беда: пару лет можно потерпеть. Придет час, и она вновь станет блистать в обществе. А тут этот поручик… Тридцать рублей задолжал, скотина! Половина ее пенсиона. Ей ссуду выплачивать из него?

Стук в дверь оторвал ее от терзаний.

– Войдите! – отозвалась Аглая. Это кого принесло?

Дверь отворилась, в комнату заглянул швейцар. Аглае приходилось его держать – дом-то приличный. Тоже вот расход. Пусть всего пять рублей в месяц[24], но и это деньги. Аглая скривилась.

– Прощения просим, – поклонился швейцар, – там квартиру снять хочут. Мужчина, молодой.

– Кто таков? – спросила Аглая, оживившись. – Он представился?

– Говорит: мастеровой.

– Мы не сдаем квартиры рабочим! – рассердилась Аглая.

– Так и сказал, – поспешил швейцар. – Говорю: тут чистая публика обитает. Ну, а он в ответ: так и я не грязный. Да и деньги у меня есть.

– Цену называл?

– Да, госпожа советница. Ответил, что согласен. Попросил вас позвать.

Аглая задумалась. Можно, конечно, наглеца выставить, но деньги уплывут. Лето, желающих снять жилье в городе нет совсем. Состоятельные господа переселяются на дачи, чтобы жить на природе. Вывозят семейства и даже мебель. С квартир съезжают или оставляют за собой, но за сниженную плату. Чтобы не терять жильцов, приходится терпеть.

– Как он выглядит? – спросила.

– Как обычный мастеровой. Полотняный костюм и косоворотка. Но ботинки на ногах дорогие, как и чемодан с саквояжем.

– Я поговорю с ним, – сказала Аглая и встала из-за стола. Надо разобраться. В конце концов, недолго отказать.

По лестнице она спустилась на первый этаж. Швейцар топал позади. Незнакомца Аглая увидела издали. У входных дверей топтался молодой человек в светлом полотняном костюме. Рядом стояли чемодан и саквояж. Швейцар не соврал – недешевые.

– Вы хотели меня видеть? – спросила Аглая, подойдя ближе.

Кандидат в жильцы повернулся к ней и улыбнулся.

– Bonjour, Madame. Êtes-vous la maîtresse de cette merveilleuse maison?[25]

От неожиданности Аглая растерялась. Французский она знала – все-таки гимназия за плечами, но чтобы на нем говорил мастеровой?

– Уи, – выдавила, придя в себя.

– Je ne m'attendais pas à ce que vous soyez si jeune et belle. Ce sera plus agréable de vivre ici[26], – продолжил мастеровой. Или не мастеровой вовсе? – Меня зовут Федором, фамилия Кошкин, – добавил по-русски. – Как обращаться к вам?

– Коллежская советница, – отчеканила Аглая.

– Хочу снять квартиру, госпожа советница.

– Готовы платить пятнадцать рублей в месяц? С наступлением холодов дополнительно еще пять за отопление.

– Почему бы нет? – пожал плечами Кошкин. – Мастеровой высшей квалификации, как я, получает, как армейский капитан. Могу себе позволить.

Аглая задумалась. С одной стороны, хорошо – нашелся жилец. С другой – он мастеровой. У нее дом для чистой публики. Инженер, купец, врач, директор гимназии… Как отнесутся к соседству?

– Не тревожьтесь, госпожа советница, – поспешил мастеровой, видно, догадавшись о ее терзаниях. – Человек я смирный, в быту скромен. Водку пьянствовать не буду, безобразия нарушать тоже, – он улыбнулся. – Если обману, прогоните – и все дела.

– Хорошо! – тряхнула головой Аглая. – Идемте, покажу квартиру.

Она сняла нужный ключ с доски над столом швейцара и пошла вперед. Кошкин, подхватив с пола вещи, двинулся следом. Квартира располагалась в дальнем конце первого этажа. Аглая отперла дверь и вошла внутрь. Там посторонилась, пропуская нового жильца. Тот прошел вперед и, поставив вещи, огляделся.

– Сорок квадратных аршин[27], – стала перечислять Аглая. – Два окна. Освещение электрическое, – она указала на свисавшую с потолка лампочку на шнуре. – Отопление паровое, зимой тепло. Кровать железная, никелированная, с панцирной сеткой[28]. Мягкая перина и подушки. Есть умывальник, шкаф, буфет с посудой, стол и два стула. Все необходимое для жизни.

Кошкин подошел к кровати, отогнул покрывало с одеялом и пощупал белье.

– Меняют раз в месяц, – просветила Аглая. – Хотите чаще – заплатите прачке. Она же постирает ваше белье. Горничная убирает раз в неделю. Дополнительно – за отдельную плату. Почистить и погладить вещи – тоже к ней. Понадобится послать в лавку иль трактир, скажете швейцару. Он кликнет мальчика. Горничную тоже позовет.

Кошкин подошел к окну, отодвинул штору и попробовал его открыть. Получилось легко.

– Уходя, закрывайте за собой, – предупредила Аглая. – Вдруг влезет кто и обворует. Так-то место здесь спокойное, но бывает.

– Хорошо, – кивнул мастеровой. – Клозет и ванная?

– Идемте, – позвала Аглая.

Нужные места располагались неподалеку, Кошкин их внимательно исследовал. Хмыкнул, увидав вделанный в пол эмалированный чугунный унитаз со сливным бачком на высокой трубе. Чтоб пустить воду, требовалось дернуть за свисавшую на цепочке фаянсовую грушу. В ванной он открыл кран и попробовал рукой воду.

– Холодная.

– Нагревается колонкой на дровах, – Аглая указала на узкий железный ящик рядом с ванной. От него к глухой стене вела жестяная труба. – Только вот испортилась, дымит. Ну, так лето на дворе, можно потерпеть. Баня есть неподалеку.

– А если починю? – спросил мастеровой.

– А сможете? – засомневалась Аглая.

– В этом доме я смогу все, – усмехнулся Кошкин. – От водопровода и электричества до телефона. Им, кстати, пользоваться можно?

– За отдельную плату[29], – уточнила Аглая. – Захотите позвонить – оставьте гривенник швейцару. Позвонят вам – платить не нужно, но швейцару, который к аппарату позовет, следует дать на чай.

– Понял, – кивнул Кошкин. – Ну, так что с колонкой?

– Как почините – хоть каждый день мойтесь, – сказала Аглая. – Дрова в подвале. И еще. Самовар у нас не греют, но можно вскипятить чайник на спиртовой горелке – он в буфете есть. Спирт купите в аптеке.

– Договорились, – кивнул Кошкин. – Меня все устраивает.

– Тогда пожалуйте плату – за два месяца вперед.

Кошкин удивленно поднял брови, но полез в карман. Достал пухлый бумажник, извлек из него две купюры – багрово-серую и синюю[30] и протянул ей.

– Благодарю, – Аглая взяла деньги и спрятала их в карман платья. – И еще паспорт для прописки[31].

Он отдал ей документ.

– Ключ от двери в замке, – сообщила Аглая. – Уходя, оставляйте швейцару. Так не потеряется, да и горничной нужен, чтоб прибраться. До свидания.

Она повернулась и пошла к себе. По пути велела швейцару позвать к ней горничную. Та не заставила себя ждать и явилась почти следом.

– Вот что, Фрося, – сообщила ей Аглая. – У нас новый жилец. В шестом нумере, где ранее поручик квартировал. Пригляди за ним.

– Для чего? – удивилась горничная.

– Непонятный он какой-то. Говорит, что мастеровой, и похоже, что не врет – при заводе в Москве жил. Так в паспорте значится. Кстати, отнеси его в участок для прописки, – Аглая протянула Фросе серую книжицу. Та взяла и спрятала в карман фартука. – Но со мной мастеровой по-французски заговорил. Причем, бойко так, и произношение у него правильное – как в гимназии учился. Комплимент сделал, будто дворянин какой. Странно это. Дровяную колонку в ванной первого этажа починить взялся. Я-то разрешила, ну а вдруг сломает? Скажешь мне, как выйдет. Все, иди!

Горничная поклонилась и убежала. Аглая достала из кармана полученные от жильца купюры и внимательно рассмотрела. Печать четкая, водяные знаки наличествуют. На фальшивые не похожи. Только на душе все равно тревожно. Кто этот странный мастеровой? Ей только с полицией неприятностей не хватает. Она спрятала деньги в шкатулку и вздохнула. Но с другой стороны – прибыток, тридцать рублей ее. Не придется пенсион затрагивать, чтобы банку заплатить.

…Фрося заявилась к вечеру.

– Значица, так, – начала, устроившись на предложенном хозяйкой стуле. – Паспорт я снесла, городовой завтра сам отдаст.

– Этот не упустит, – усмехнулась Аглая. – Что жилец?

– Ходил к дому Ермолаева-Зверева на Киевской, – доложила горничная. – Вызнал у швейцара, где тут лавки, Клим и подсказал. Вернулся на извозчике. Чего-то накупил, мальчик свертки нес. Сам книги тащил.

– Книги? – удивилась Хвостова.

– Вот такую стопку! – показала Фрося. – Сложил все у себя, переоделся в темное и велел швейцару подать лестницу в ванную. Дескать, поручение хозяйки исполняет – колонку починить. Клим принес. Жилец на нее взобрался и кусок трубы снял – кривой такой. Он его «коленом» обозвал. Попросил у меня старую газету, завернул в нее и во двор вынес. Там вычистил из колена сажу. Нам сказал, что нельзя воду сосной и елкой греть – от них сажи много.

– А чем можно? – заинтересовалась Аглая.

– Осина и ольха, – сообщила Фрося. – Дуб годится. Так сказал. Говорит: они сажи не дают, более того – ее сжигают. В подвале перебрал дрова – подходящие отложил. Спросил меня, сколько нужно для колонки, я сказала. Он отнес их в ванну, где сложил в колонку и пристроил трубу обратно. Подпалил дрова – и колонка загудела. Никакого дыма!

– Починил, значит, – обрадовалась Аглая.

– Точно так, – подтвердила Фрося. – Он велел Климу унести лестницу, ну, а мне прибрать – сажи там насыпалось. Я сделала и ушла. Спустя время решила поглядеть – как с водой? Захожу, а он в ванне плещется, дверь за собой не запер. Увидал меня и заулыбался. «Хорошо, что ты зашла, красавишна, – говорит. – Мне бы спинку потереть». И мочалку тянет.

– Охальник! – покачала головой Аглая.

– Да еще какой! – подтвердила Фрося. – Я ему в ответ: «Не жена я вам, чтобы спины натирать, а порядочная девушка!»

– Ну, а он?

– Засмеялся. «Ладно, – говорит. – Загляни ко мне через часок. Работа для тебя будет».

– Ну, а ты?

– Конечно, заглянула – от работы я не бегаю. Мне копейка не помешает. Захожу, а он чай пьет. Дорогой такой – из жестяной банки. На тарелке кусок пирога лежит. Сам в халате со шнурами – не дешевом. Рублев десять стоит, поди. Увидал меня, заулыбался и на койку кажет: «Вон работа для тебя, красавишна, – шить умеешь?» Я, впрямь, обиделась: чтобы я да не умела? Но смолчала. Подхожу к койке, а на ней белье мужское, новое совсем. «Что сделать?» – спрашиваю. Он в ответ: «Из рубах выпори рукава, проймы подруби. У подштанников отрежь штанины, чтобы мне до середины бедра. Края тоже подруби». «Это ж панталоны дамские получатся, – говорю. – Кто ж такое носит?» Он как засмеется! «Уморила! – говорит. – Ну, какое дамское? Там ширинка спереди! Кружева с воланчиками где? Это чтоб не жарко было». Я плечами пожала и взяла: хозяин – барин. «А еще в шкафу костюм новый и сорочка белая, – говорит. – Их погладь». Заглянула в шкаф – висят. Аккуратно так, на тремпелях. Носовые платки сложены, рядом чистые носки. У поручика-то все валялось – грязное и чистое вперемешку. Я все забрала и ушла. Быстро сделала – там работы ничего. Принесла обратно, он осмотрел и похвалил. Полтину дал, – похвасталась горничная. – Не жадный.

Она достала из кармана фартука монету и продемонстрировала ее хозяйке.

– Что еще заметила? – спросила Аглая.

– Ну… – Фрося захихикала. – Когда в ванне он сидел… У него спина и грудь волосатые. Чисто обезьян!

– Нашла, на что смотреть! – сморщилась Аглая.

– Я же не подглядывала, – оправдалась Фрося. – Что ж он дверь не запирает? Люди говорят, – сказала, снизив голос, – что такие волосатые дюже страстные в постели. Женок любят так, что те кричат от удовольствия.

– Тьфу, бесстыжая! – плюнула Хвостова. – Прочь поди!

Горничная встала и ушла. По спине было видно, что она смеется. «Вот же дура! – подумала Аглая. – Страсть ей подавай! А сама читает по слогам». Злость, однако, улетучилась. Аглая разделась, прочитала вечернее правило и легла в постель. Час не поздний, но вставать ей рано. Это прежде она спала до полудня. Сейчас на ней дом с прислугой, и за всем нужен глаз да глаз. Быть хозяйкой хлопотно.

Сон, что пришел к ней, оказался непотребным. Перед Аглаей предстал Кошкин – обнаженный, если не считать дамских панталон до колен. Грудь жильца густо покрывал курчавый волос.

– Touchez, Madame, – сказал он ей, указав на свою грудь. – Je vous assure que c'est très agréable. Vous ne le regretterez pas[32].

– Как вы смеете! – возмутилась Аглая. – Я коллежская советница!

– Ce n'est pas un obstacle à l'amour[33], – подмигнул он ей. – Je vais vous montrer quelque chose.

Он наклонился и стал стаскивать с себя панталоны.

– Прекратите! – крикнула Аглая. – Я в полицию пожалуюсь!

– Ну и дура! – нагрубил он и растворился в воздухе.

Аглая пробудилась и некоторое время лежала, ощущая, как бьется в груди сердце. Приснится же такое! А все Фрося с ее бесстыжими разговорами. Выгнать ее, что ли? Подумав, Аглая решила, что не стоит. Горничная у нее старательная, жильцы довольны. А что речи бесстыжие ведет, так что взять с глупой девки? В рабочей слободе росла. Аглая смежила веки. Таясь даже от себя, она хотела досмотреть сон. Чтобы грубиян все же показал, что у него в панталонах…

* * *

– Хорошо как! – сказал Федор, накрываясь одеялом. – Ванная, перина, комната на одного. Никогда в такой роскоши не жил.

– Ну, а ты зудел, – хмыкнул друг. – То ли еще будет!

– Ты зачем по-французски говорил? – спросил Федор. – У хозяйки аж глаза на лоб полезли.

– Удивить хотел. Не сдала б она квартиру мастеровому. Ну, а так… Раз французский знает – человек культурный.

– Денег взяла с нас вперед…

– Но зато квартира наша. Или недоволен?

– Что ты! – завертел головой Федор. – Еще бы Фросю под бочок, так и вовсе сказка.

– Придержи коней! – взволновался Друг. – Фрося замуж хочет, аж пищит – то по ней видно. Не успеешь пернуть, как захомутают.

– Ну, и что? – возразил Федор. – Девка работящая и красивая. Сиськи видел? Во! Задница какая!

– Тоже мне ценитель красоты! – хмыкнул Друг. – Сиськи, задница… Не затем мы сюда ехали. Этих сисек по России – горы. Если чешется в штанах, то найди вдову. Вот хозяйку, например.

– Что ты! – изумился Федор. – Я ей не ровня. Она ж дворянка!

– Ну, и что? Хрен ровни не ищет. Повидал я этих фиф – к нам на сервис приезжали. Тачка – миллионы стоит, брюликов на ней – центнер. А сама стреляет глазками в парней. Они ж замуж по расчету выходили. Мужья много старше или все в делах. На жену или времени нет, или хрен вялый. Ну, а той хочется. Была у нас комната с диваном, вот туда их и водили. Драли только так. Слесаря-то молодые, члены словно кость. Ну, и дамочки довольны – сервис на высоте! У себя в кругу особо не вильнешь – мигом муж узнает. Здесь же причина уважительная – авто забарахлило.

Друг захохотал.

– Ты их… тоже? – спросил Федор.

– Нет. К тому времени немолод был и терпеть их не могу, кошек драных.

– Что такое сервис?

– Мастерская по ремонту автомобилей. У нас женщины их водят – машины-то другие. Две педальки, коробка-автомат, руль можно пальчиками крутить – такой легкий.

– Ты в машинах понимаешь?

– Не совсем. Я там в мастерской работал. Подточить, подшлифовать, иногда деталь сделать. Попадались пепелацы, к которым запчасти не найти или ждать долго. Вот и точил. По образованию я военный инженер. Отслужил срок, на пенсию вышел молодым. Довелось повоевать, ранен был. Это засчитали. Посидел чуток на пенсии – скучно. Руки у меня были. Я в военное училище со срочной поступал, до нее работал на заводе. Попросился в сервис – взяли, ну, а там пошло. Постепенно на оружие перешел.

– Это как?

– Охотой увлекался. Ну, а ружья там – полуфабрикат. Крепкая основа, но подгонка никакая. Я свой карабин до ума довел, показал друзьям. Попросили сделать им. Мне не жалко. Так пошла молва, понесли другие. Этим уж за деньги. Клиентов набежало много. Из сервиса ушел, стал работать на себя. Все легально: мастерская, разрешения, полиция проверяла постоянно. Ну, так я не нарушал. Прежде чем в работу взять, документы спрашивал. Данные записывал. Никакого левака – репутацию берег. Что мне только не несли! Ружья, пистолеты, револьверы… Были и с кремневыми замками, эти восстанавливал. Есть там любители старины, огнестрел коллекционируют. Не беда, что состояние не боевое, но замок чтоб исправный был. Показать гостям, курком щелкнуть. Платили хорошо. Экспертом стал, даже за границу ездил.

– Языки для этого учил?

– У меня к ним способность. Где бы ни жил – перенимал. В Кишиневе на молдавском говорил, в Ташкенте – на узбекском. Английский и немецкий знал со школы, французский выучил на пенсии. Чем больше языков знаешь, тем легче новый изучать. Звали в переводчики, но не захотел. Руками работать интереснее.

– А в каких ты был чинах?

– Не помню, – вздохнул Друг. – Вроде, в небольших – капитан или майор.

– Ого!

– Это здесь «ого». Подпоручик – уже величина: дворянин, ваше благородие. У нас их за людей не считали. Бегает какой-то лейтенантик – ну, так их море.

– А зачем книги по металлам покупал? Ты же инженер?

– Зато ты – нет. Просто так передать знания не могу – только при совместном изучении. Это первая причина. Есть вторая. Станки, материалы, технологии – все другое. Там я точно знал, для чего какую сталь взять, обработать чем, закалить и отпустить. Здесь же нуб полный.

– Это кто?

– Новичок, ничего не знающий.

– Не скажи! – возразил Федор. – Колонку мигом починил.

– Ну, так что там сложного? Коль дымит – проблема с дымоходом. А она откуда? Если прежде не было, значит, сажа. Вычистить – и все дела.

– Про дрова знаешь…

– Дача у меня с печкой была, много лет ее топил. Раз почистив дымоход, плюнул на такое счастье. Люди подсказали: не топи елкой и сосной, чередуй с ольхой или осиной. Десять лет затем не чистил – не было нужды.

– Как ты много знаешь! – пригорюнился Федор. – Не чета мне.

– Ну, так жизнь прожил. Слышал поговорку: «Если бы молодость знала, если бы старость могла»? Есть возможность ее изменить. Слушайся меня, и мы прорвемся. D'accord?[34]

– Уи, – ответил Федор и уснул.