Читать книгу Божья коровка. Книга 2 - Анатолий Дроздов - Страница 6

5

Оглавление

Появление в деле Когана встревожило Пинчука. Хотя Мурин уверял, что адвокат ведет себя индифферентно, следствию препятствий не чинит, капитан с ним не согласился. Этот хитрый сионист[21] обманул неопытного следователя, не раскрыв перед лейтенантом заготовленные им козыри, на суде же он их выложит непременно. И тогда… Капитан не сомневался: в суд и прокуратуру позвонили из горкома партии, дав им нужное «цэу»[22], только Коган – битый волк и прекрасно это знает. И, раз взялся защищать Коровку, значит, козырь держит в рукаве. Репутация у адвоката соответствующая: если дело и не развалит, то наказания для подсудимого добьется минимального. Капитану как-то рассказали: раз в Москве судили расхитителя. Там размер украденного был таков, что виновному грозило лет 15 с конфискацией имущества. Родственники подсудимого обошли московских знаменитых адвокатов. Те просили 10 тысяч за защиту, гарантируя виновному 10 лет колонии – с конфискацией, естественно. Родственников это не устроило, кто-то посоветовал им Когана. Тот за дело взялся, запросив за помощь полторы тысячи рублей и командировочные. В результате расхититель получил два года общего режима и без конфискации. Если для Коровки адвокат добьется условного наказания, это, может быть, устроит Григоровича, но никак не Пинчука. Все его старания пойдут насмарку, ведь квартира остается фигуранту. Потому Пинчук решил прийти на заседание суда, чтобы вовремя вмешаться, если вдруг потребуется. Например, дать «цэу» свидетелям. Их ведь выставят из зала заседаний, будут вызывать туда по очереди. Если первый – вернее, первая – «поплывет», Пинчук тихонько выйдет в коридор, где и побеседует с другой.

С капитаном увязался Мурин. Лейтенанту захотелось посмотреть, как расхваленный и грозный Коган облажается в представленном им деле. Оба отпросились у начальника отдела (тот не возражал) и отправились на улицу Якуба Коласа. Там в желтом двухэтажном здании располагался суд Советского района.

Первой неприятной неожиданностью для Пинчука стало многолюдье в коридоре перед входом в нужный зал. Поначалу он решил, что перепутал: суд по делу хулигана состоится, может быть, не здесь, только лист бумаги с текстом, прикрепленный кнопками к двери, убедил его в обратном. Объявление гласило: в этом зале суд рассмотрит дело фигуранта. Но тогда откуда люди, ведь Коровка – сирота? Кто, зачем привел сюда толпу? Коган? Очень может быть. Настроение у Пинчука, без того не радужное, покатилось вниз. Что задумал хитрый сионист?

Мурин тоже удивился, но переживать не стал. Больше зрителей – больше свидетелей позора адвоката.

– Надо бы места скорей занять, – предложил инспектору. – Вон народу сколько набежало! Могут не достаться.

Капитан с ним согласился. Офицеры просочились в зал, где и сели недалеко от входа. Если нужно будет выйти незаметно, то отсюда – в самый раз. Вслед за ними в зал потекла другая публика. Скоро все сидячие места закончились, только те, кому их не хватило, не ушли, встав в проходе или возле стен. Капитана это снова удивило. Странно. Суд затянется на день – вряд ли меньше, и зрители готовы столько простоять? Кто для них Коровка?

А тем временем заседание двигалось к началу. Заняли свои места прокурор и адвокат, секретарь суда разложила на столе бумаги, приготовившись вести протокол. Через боковую дверь конвой доставил подсудимого. Подведя Коровку к предназначенной ему скамье,[23] милиционер снял с него наручники, жестом приказав ее занять. Подсудимый подчинился, перед этим бросив взгляд в зал и помахав публике рукой. Этот жест собравшиеся встретили одобрительным гулом. Подсудимый был одет в рубашку с длинным рукавом, брюки, туфли. Все отглажено, начищено – не похоже, что провел недели в камере СИЗО. Адвокат, конечно, постарался: заявил ходатайство суду, ну а тот не отказал, разрешив вещевую передачу.

– Встать, суд идет! – объявила секретарь.

Зрители поднялись. В зал вошли судья и заседатели. Подойдя к своим местам, заседатели устроились на стульях, председатель предложил присесть и публике. Дальше началась обычная рутина: объявление рассматриваемого дела, представление суда. Секретарь доложила о явке в суд защитника и прокурора, подсудимого, свидетелей и потерпевших.

– Свидетелей прошу из зала удалиться, – объявил судья. – Ожидайте в коридоре вызова на заседание.

Подождав, пока те выйдут, он продолжил:

– Подсудимый, встаньте! Ваше имя, отчество, фамилия?..

Покончив с протокольными вопросами, Савчук стал зачитывать обвинительное заключение.[24] Бубнил, привычно, боковым зрением, отслеживая реакцию зала, подсудимого, защитника. Лица у пришедших в заседание морщились, но вели они себя прилично – не было ни возгласов, ни реплик. Может быть, тому способствовал вызванный судьей наряд милиции. Два сержанта встали возле входа и посматривали в зал сурово. Подсудимый тоже молча слушал, на лице защитника эмоций не читалось. Ну, так это Коган…

– Приступаем к допросу подсудимого, – объявил Савчук, покончив с чтением. – Подсудимый, встаньте. Что вы можете сказать по поводу обвинения, обстоятельств дела?

– Да вранье там все – до последней запятой, – ответил подсудимый. – Я не трогал этих обормотов – отдыхал и слушал музыку. Кстати, был одет и трезвый. Я не пью – это подтвердит любой, кто меня знает. Они мимо шли, а потом вдруг этот налетел, – он ткнул пальцем в Григоровича, – засадил ботинком по приемнику и сломал его. Я, конечно, возмутился, ну а он мне – кулаком. Только успокоил этого, как дружок его нарисовался. Тоже драться захотел. Ну, а мне что – щеку подставлять?

– Получается, на вас напали беспричинно, – хмыкнул заседатель Карпович. – Не находите, что это странно?

– Чего ж тут странного? – ответил подсудимого. – Оба были пьяными. Это и другие видели: участковый, два дружинника, девчонка. Нас всех отвели в опорный пункт, где инспектор и составил протокол. Написал, как было, и свидетели под этим подписались. Только в деле протокола нет, как и показаний тех свидетелей. Но зато возникли вдруг другие – тех, кто ничего не видел и на месте драки не присутствовал.

– Отчего же так случилось? – ядовито улыбнулся заседатель.

– Оттого, что у одного из этих хулиганов папа – большой начальник, – пожал плечами подсудимый. – И его сынок в опорном пункте этим козырял, угрожая всем нам неприятностями. Не соврал, как видим. Поэтому я подсудимый, ну, а он здесь, типа, потерпевший.

В зале недовольно загудели, кто-то выкрикнул: «Позор!»

– Призываю всех к порядку! – постучал ладонью по столу Савчук. – Нарушителей я удалю из зала. Вас, подсудимый, – тоже. Прекратите провоцировать публику инсинуациями. Вам все ясно?

– Понял, гражданин судья, – ответил подсудимый.

Савчук поморщился. К ответу не придраться, но как он это произнес… И еще это «гражданин». Ведь пока не осужден.

– Вопросы к подсудимому от обвинения? – продолжил заседание.

– Нет, – коротко ответил прокурор.

– Защитник?

Коган встал.

– Есть замечание по ведению суда. Вы не спросили подзащитного об обстоятельствах, имеющих значение для дела.

– Каких? – нахмурился судья.

– О государственных наградах.

– В материалах дела нет сведений о них.

– Там многое отсутствует, – заметил Коган. – Прошу задать вопрос.

– Хорошо, – нехотя кивнул Савчук. – Подсудимый, у вас есть государственные награды?

– Имеются, – ответил тот.

– Какие?

– Золотая Звезда Героя Советского Союза и орден Ленина.

По залу будто ветер пролетел. Пинчук почувствовал, как сердце на секунду встало. Он вытянул шею. Неужели?

– Подсудимый, попрошу вас избегать нелепых шуток! – насупился судья. – Здесь им не место.

– Подзащитный мой не шутит, – вновь вмешался Коган. Он подошел к столу судьи и стал выкладывать перед ним раскрытые коробочки. – Вот орден Ленина, а вот Звезда. Грамота Верховного Совета СССР о присвоении Борису Михайловичу Коровке звания Героя. Вот орденские книжки подзащитного и их заверенные нотариусом копии. Прошу приобщить их к материалам дела.

Его тирада ошеломила судей. Все трое на несколько мгновений замолчали, тупо глядя на награды. Первым пришел в себя народный заседатель. Взяв Грамоту, прочел ее и повернулся к подсудимому:

– За что Героя дали?

– За Даманский, – ответил подсудимый.

– Понятно. Молодец, сынок! Хорошую смену мы себе вырастили.

Пинчук почувствовал, как внутри все заледенело. Предчувствие его не обмануло: Коган приготовил козырь и сразу выбросил его на стол. Теперь пусть даже суд и согласится с обвинением, Коровку не посадят, определив ему условный срок. Но, скорей всего, отправят дело на доследование, а там тихонечко закроют. Квартиры капитану не видать, и это меньшее из зол. Он посмотрел на Мурина. Лицо у следователя было, как у персонажей на картине Репина «Не ждали». Капитан поспешно отвернулся. Что скажет ему после лейтенант, Пинчук представил ясно. «Почему пацан не сообщил мне о наградах? – спросил себя, да сам же и ответил: – А ты не спрашивал. Торопился. Вот и огреб. Хреново…»

Процесс тем временем продолжился. Впечатленный наградами Коровки, судья удовлетворил все ходатайства Когана – в том числе о вызове на заседание представленных им свидетелей защиты. Их тоже попросили выйти в коридор. Суд приступил к допросу потерпевших. Начали с Григоровича. Студент отбарабанил придуманную для него версию и смолк.

– Вопросы у сторон? – озвучил председатель.

– Позвольте? – Коган встал. Получив кивок судьи, спросил: – Скажите, потерпевший, как близко вы видели подзащитного? С каких сторон?

– Вплотную подошел, – ответил Григорович. – Со всех сторон и рассмотрел.

– На зрение не жалуетесь?

– У меня на оба глаза единица.

– Из ваших показаний вытекает, что подзащитный был обнаженным полностью. Вы это подтверждаете?

– Да.

– В таком случае, вы должны были рассмотреть отметины на теле подзащитного. Ну, там, родимое пятно, какой-то шрам. Вы что-нибудь заметили?

Григорович на несколько секунд умолк, напряженно размышляя.

– Был шрам на лбу, – промолвил, наконец. – Другого не заметил.

– Вы это подтверждаете?

– Да, – ответил потерпевший.

– Прошу отметить в протоколе, – сказал защитник. – Второй вопрос. Вы утверждаете: мой подзащитный бил вас кулаками. Какой рукой?

– Обеими, – ответил Григорович.

– И левой тоже?

– Да.

– Прошу и это записать, – сказал защитник. – Последнее. Мой подзащитный утверждает: вы разбили подаренный ему приемник, пнув его ботинком. Вы согласны?

– Он сам его и разломал! – воскликнул Григорович. – Со злости.

21

В СССР того времени яростно обличали «реакционную и агрессивную политику сионистского государства Израиль», соответственно поощряя предрассудок, что все евреи – сионисты.

22

«цэу» (ЦУ) – ценное указание.

23

В то время подсудимых еще не засовывали в стальные клетки, они сидели на скамье под надзором конвоя.

24

Во времена СССР обвинительное заключение оглашал судья, а не прокурор.

Божья коровка. Книга 2

Подняться наверх