Читать книгу Русская пляска - Анатолий Егин - Страница 2

Никто не может точно назвать возраст, с которого человек, пришедший дышать земным воздухом, запоминает себя. Одни смутно помнят происшедшее с ними события лет с трёх-четырёх, другие ещё позже, а вот Олег Родин помнил себя с двух лет, и, скорее всего, причиной этому была война.

Олег родился в Сталинграде в мае 1940 года, и когда ему пошёл третий год, в августе 1942-го, на его город посыпались бомбы, тысячи бомб. Город загорелся, город разлетелся на куски и крохи от взрывов этих воющих и гремящих бомб и крупнокалиберных снарядов, горела Волга, куда стекала пылающая нефть из повреждённых хранилищ. Страх, растерянность и ужас стояли в глазах военнослужащих, оборонявших город, и коренных жителей, гибли солдаты, гибли миряне. За первые дни бомбёжек и атак гитлеровцев пало несколько тысяч человек, а кто из граждан уцелел, перекочевали в подвалы, овраги и щели. Мама Олега едва успела собрать кое-что из детской одежды и еды и нырнула в бомбоубежище, благо жили на первом этаже и дверь в подземелье была в их подъезде. А в городе продолжало гореть всё, что могло гореть, трупы с улиц никто не убирал, военным было не до этого, танки и пехота врага захватывали городские кварталы, а самолёты с чёрными крестами, казалось, не покидали небо Сталинграда, продолжая методично сбрасывать на город свой смертоносный груз.

Родины жили на Нижнем посёлке завода «Баррикады», это что над Волгой, здесь было жильё для руководства военного предприятия, ведущих инженеров и учёных. Дед Олега работал заместителем главного конструктора и был эвакуирован с частью заводских специалистов завода в Кемеровскую область ещё в начале сорок второго года, отец малыша после четвёртого курса механического института ушёл на фронт, а бабушка по отцу умерла от какого-то острого заболевания в животе, едва успев увидеть внука. Олег с мамой Аней жили в большой квартире вдвоём, а в холодном сыром подвале так их было много: дети, мамы, старики, инвалиды. На всю жизнь запомнил Олежка серо-чёрные закопчённые стены, запах дыма, грохот снарядов и бомб, а с осени – холод и голод. Мальчишки десяти лет и старше утром отправлялись на Волгу за водой и на поиски любой пищи, часто бывало, что возвращались ни с чем и не все.

Завод по-прежнему продолжали бомбить, к ночи в подвале появлялись солдаты и ополченцы, которые пытались отстоять предприятие, они-то и делились хоть какой-нибудь едой с малышами. Олег запомнил большой кусок сахара-рафинада, который ему в ручонки вложил солдат и сказал:

– Это тебе, маленький мой. У меня точно такой же сын и зовут его Олег.

– И моего Олег, – ответила мама.

– Ну вот попал в точку! Живи, Олежка! Обязательно выживи в этой мясорубке. Может, и моему сыну кто-то поможет выжить.

Немцы напирали, ополченцев и солдат оставалось всё меньше и меньше, не видно было и отца неведомого Родину тезки Олега. Однако в октябре солдат в бомбоубежище прибавилось и не просто прибавилось, они спали почти друг на друге, но это было недолго. Бои начались отчаянные, ружейная стрельба и взрывы слышались от рассвета дотемна, даже ночью полностью не утихали. Военных в убежище с каждым днём становилось всё меньше и меньше, пайки, которыми солдаты подкармливали женщин и детей, уменьшились до такой степени, что бывало никому и маковой росинки в рот не попадало. В один из холодных дней поздней осени бойцы принесли в подвал много плиток шоколада: комдив Людников разрешил вскрыть резервный продовольственный склад. Это потом, уже взрослым парнем, Олег узнает, что они находились на так называемом героическом острове Людникова размером 700 на 400 метров, с трёх сторон были немцы, а сзади – начинающая замерзать Волга; снабжение было затруднено, продовольствие сбрасывали с самолётов, а боеприпасы доставляли ночью по воде. На одного бойца приходилось только по тридцать патронов и 15–20 грамм хлеба, но они стояли, потеряв за сорок дней около полутора тысяч человек. Дивизия сражалась своим и трофейным оружием, так и не пустив фашистов к великой русской реке. В декабре уставшие и голодные солдаты нашли в себе силы и пошли в атаку, соединившись по флангам со своими. А концу января враг был полностью повержен.

Олег помнил яркий солнечный свет 2 февраля 1943 года, лучи играя блестели на сугробах на фоне звенящей тишины, её нарушал только скрип шагов по напрочь замёрзшему снегу. Мамы держали детей на руках. Не пускали их ходить и бегать. Кругом ещё были мины и трупы, останки замерзших безжизненных тел солдат, наших, немцев, румын, итальянцев, австрияков и кто его знает кого ещё. А ведь совсем недавно это были живые люди, и как можно по ним ходить, их нужно хоронить! И хоронили! Каждый стоящий на ногах житель города обязан был упокоить пять трупов в день, вот и грызли замёрзшую землю женщины, старики, подростки.

– Люди, люди, зачем вы убиваете друг друга? – причитали женщины, уставшие от ада жизни в полностью разрушенном городе.

А дальше в памяти мальчугана сохранились только радости, их было много, потому что радовало всё. Радовало, что появилась еда. Немного, но регулярно. Радовало, что заработал детский сад, нашлись какие-никакие игрушки, воспитатели читали детям сказки, разучивали песни, и мама, она всегда была рядом, она работала поваром в этом же садике. Как же было не радоваться, когда детишек мыли настоящим мылом и укладывали спать на белые простыни, как радостно было бегать по зелёной траве и щипать зелень с детсадовского огорода. Вы когда-нибудь пробовали ботву редиски? Нет? Тогда вы не представляете, какой она была вкусной!

Олег её ел всегда, даже тогда, когда всего было в достатке. А как не радоваться тому, что детсад переехал на Вишнёвую балку в новое здание из красного кирпича. У каждой группы были отдельные помещения, а в них отдельные кровати для каждого ребёнка, раньше-то спали по двое на одной кроватке. Родиным дали отдельную двенадцатиметровую комнату в небольшом коттедже на улице Русской, недалеко от детского сада и новой школы.

Но больше всего радости принесла Олегу встреча с дедушкой Юрой.

Старший Родин вернулся из эвакуации весной 1947 года и сразу разыскал сноху с внуком. Олега долго обнимал, потом крепко жал руку и хвалил за то, что он так быстро растёт. Потом дед долго беседовал с мамой, после чего они обнялись и расцеловались. Олегу было невдомёк, что до войны у них отношения были, мягко говоря, натянутыми, уж очень не хотелось известному конструктору, чтобы сын женился на простой поварихе студенческой столовой, однако Павел был непреклонен, взял и женился против воли отца. Но сейчас, в 47-м Павла нет на этой земле уже три года, погиб он где-то в Польше. Есть сноха и единственный внук… кто может быть ещё роднее? Новая жена, которую Юрий Павлович привёз из Сибири, была милой и пригожей, однако внук есть внук, он продолжатель рода!

Олег был рад: в его жизни появился родной человек, с которым можно поделиться сокровенными мечтами, спросить совета, а дедушка во внуке души не чаял и баловал. К школе Олег был одет в новый вельветовый костюм и, размахивая новеньким портфелем, пошёл в первый класс. Учёба давалась мальчишке легко, он быстро научился читать и писать, арифметика стала любимым предметом, таблицу умножения освоил раньше всех. Анна радовалась подрастающему сыну, который без понуканий учил уроки и ответственно выполнял домашние обязанности: носил воду, дрова и уголь для топки, часто сам топил печь, а с весны до осени помогал матери в саду и огороде.

После всех уроков и домашних обязанностей оставалось немало свободного времени, которое ребята проводили на улице. Девочки играли в классики, куклы, прыгали на скакалке, у мальчишек на первом месте была игра в войну, а потом уже лапта, ножички, футбол, казаки-разбойники и прятки. Однако у сталинградских мальчишек были и тайные затеи, в которые родителей не посвящали, ибо за такие вещи строго наказывали. Да и как не наказывать за раскопки на местах боёв? Но пацанов в окопы и блиндажи тянуло, как магнитом.

В бесконечных, тянувшихся вдоль Сталинграда окопах и траншеях, множественных блиндажах оружия и боеприпасов было видимо-невидимо, все эти военные находки стреляли и взрывались, причиняя боль утраты и без того обездоленным семьям города-героя. А сколько калек было среди сверстников Олега, кто без руки, кто без ноги, а кто и без глаза! И всё это называлось мирными ранениями порой безалаберных мальчишек. Все вылазки в окопы пацаны совершали втайне и небольшими группами. Ходил на поиски и Олег, ходил вместе с соседом Вовкой Теняковым, парнем молчаливым, упорным и не безголовым. Было этим героическим ребятам лет по одиннадцать, когда после ливня они по пояс провалились в траншею и наткнулись на вход в блиндаж. Вдвоём с трудом открыли двери. Родин первым, светя фонариком, вошёл в низкое тесное помещение, вошёл и оторопел, руки и ноги онемели, язык не шевелился: прямо на него из-под фуражки смотрели огромные пустые глазницы немецкого офицера. Дурноту вызывал и вонючий, затхлый воздух подземелья. Олег очнулся от шока и выскочил из блиндажа.

– Ты чё такой бледный, Родя? – спросил Вовка.

– А ты сам глянь и поймёшь.

Теняков заглянул в блиндаж, почесал лоб.

– Так он же дохлый, фашист этот, и уже, похоже, совсем разложился… Ну вот чё, давай-ка айда домой, пусть блиндаж проветривается, а то там трупным ядом можно отравиться. Пока о находке молчок, придём дня через три.

Так и сделали, настроили себя и, храбрясь друг перед другом, не глядя и не трогая три скелета, обследовали блиндаж. Чего там только не было – и два автомата Шмайссера, и пистолеты, и ящик с гранатами, и добротные армейские термосы для еды. Олег нашел боевой нож, на рукоятке которого был немецкий орёл и знак СС. Лезвие в ножнах почти не заржавело, нож был хорош, и парень забрал его себе, а Вовка припрятал за пазуху несколько добротных ремней. Собрали термосы и пошли по домам.

На следующий день сообщили о находке в милицию, сказали, что случайно нашли и ничего там не трогали. Родин надёжно спрятал нож, правда, пару раз сыграл им в ножечки, он классно врезался в землю, и с таким оружием Олега победить никто не мог. А вот как об этом боевом ноже узнал дед Юра, мальчишка догадаться не мог, он тогда ещё не знал, что земля слухом полнится. Дедушка не ругался на него, он просто однажды сказал:

– Слышал я, у тебя есть очень хороший немецкий нож, а мне как раз такой нужен. Предлагаю поменяться. – с этими словами дед вытащил из кармана блестящий новенький перочинный ножик. Мальчишке ничего не оставалось делать, как уступить, деду отказать он не мог.

Больше всего Олег любил воскресенье, этот день они всегда проводили вместе с дедушкой. В тёплое время года ходили в цирк-шапито (в Сталинграде не было стационарного здания для цирка), осенью и зимой смотрели детские спектакли в кукольном театре, в театрах драмы и музыкальной комедии. После представления непременно обедали в ресторане «Сталинград», ели всякие вкусные салаты, наваристые борщи и обязательно по куску хорошего мяса с овощами. Дедушка съедал обед под две-три рюмочки водки, у внука на десерт всегда было мороженое и морс.

Юрий Павлович оказался прекрасным рассказчиком и полностью посвятил внука в историю семьи. Олег узнал, что его прадед Павел Иванович был инженером-железнодорожником, строил Транссибирскую магистраль и потому дедушка Юра родился на Урале, потом учился в Санкт-Петербурге, в Царицын же приехал только в 1912 году работать на пушечном заводе.

– Деда, а ты и сейчас пушки конструируешь?

– Ты поменьше об этом спрашивай, внучек. Это секрет. Скажу только одно, что если это пушки, то они особые, совсем другие.

Придет время, и Олег Павлович узнает, что его дед был одним из первых создателей ракетной техники, а пока о работе Родина-старшего они не разговаривали. Зато дедушка рассказывал внуку много интересных историй, часто недоговаривая, а когда парнишка спрашивал: «А что же дальше?» – «А дальнейшее ты узнаешь из книги», – отвечал дед, таким образом приобщая Олега к чтению литературы. И тот читал, сначала сказки, потом Аркадия Гайдара, Фадеева, Пушкина, Твардовского, Джека Лондона, Теодора Драйзера и Шолохова.

В Сталинграде в ту пору не существовало телевидения, многие юноши и девушки были завсегдатаями библиотек и читали, читали помногу.

Школьная программа предусматривала изучение многочисленных произведений, но в седьмом-восьмом классе Олег ещё не мог понять всех тонкостей и нюансов пушкинского «Евгения Онегина», считая главного героя бездельником и плутом, не приносящим обществу никакой пользы.

«Настоящий человек должен трудиться, преодолевать трудности, помогать людям, совершенствоваться в мастерстве, а не праздно прожигать жизнь» – так думал пионер Родин. Образцом для него были Павка Корчагин и лётчик Маресьев. Олег не просто так думал, он свято верил в то, что если все будут трудиться в поте лица своего – наступит коммунизм, исполнится вековая мечта человечества.

Семилетку Олег окончил на «отлично», мама хотела отправить его учиться в механический техникум, но дед посоветовал так:

– Думаю, тебе, внук, нужно окончить десятилетку, а потом сам решишь, в какой институт поступать. Я буду рад, если ты станешь инженером.

Паренёк согласился с дедушкой и пошёл учиться в школу № 13, ибо 72-я школа на Вишнёвой балке была семилетней.

Новая школа, новый класс, новые учителя… Все встретили новичка вроде неплохо, однако в каждой школе были не только пионерские и комсомольские лидеры, но и всякого рода шпана, которая часть школьников держала в страхе. Родину тоже устроили проверку на одной из перемен.

– Привет, паря! – приблатнённой походкой с надвинутой на лоб кепкой к Олегу подкатил шибздик. – А ты не покажешь ли нам, что у тебя в карманах, фраерок вишнёвский?

Олег стоял молча, ждал, что будет дальше.

– Ах, так ты ленишься залезть в собственный карман! Тогда я это сделаю, – сквозь зубы процедил мелкорослый.

Окружающие пацаны громко засмеялись, а мелкий протянул руку к чужому карману. Родин ударом в ухо сбил с ног несостоявшегося грабителя и твердой походкой удалился за дверь школы. Но после уроков Олег не успел даже дойти до калитки школьного двора, как получил удар в глаз. Толпа нападавших тут же разбежалась.

Расстроенный парень пытался замазать синяк кремами и пудрой, но ему это не удавалось. На следующее утро по дороге в школу встретил Картавого, так звали Сашку Соркина, предводителя вишнёвской шпаны.

– Пгивет, Годя! – прокартавил Сашка. – Я тебя таким кгасивым никогда не видел. Где схлопотал?

– Тебе-то какое дело?

– Мне как газ и дело. Думаю, фингал тебе поставили Оськины пацаны. А это не пегвое нападение на наших вишнёвских. Если я никаких мег не пгиму, мой автогитет упадёт. Усёк? Надо дать Оськиной кодле бой.

Думаю, в эту субботу на танцплощадке у дома культугы. Ты с нами пойдёшь?

Олег думал недолго, а что думать, шобле нужно отвечать их методами.

– Пойду! Потом скажешь во сколько.

– Молодец, Годя! Ты всегда был пгавильным пацаном.

Драка была страшной, дрались человек пятьдесят на пятьдесят, и не только кулаками – в ход шли ремни и колья. Спасибо, милиция разогнала, а то бы покалечили друг друга ребята из-за своих пацанских амбиций. Олег в драке не получил ни одного удара, зато сам трёх человек уложил на землю, силён был парень, от природы силён и от физического труда.

Не прошло и недели после драки, как к Родину подошёл Ося, Борька Оськин, учащийся ремесленного училища.

– Слышь, Родя, отойдём, базар есть.

– Базар есть, базарь здесь.

– Ты, слышь, поговори с Картавым, встретиться мне с ним надо.

– Тебе надо, ты и говори.

– Да не борзей ты, Родя. Я мировую заключить хочу, краснооктябрьские на нас бочку катят.

– Ладно, только говорить с Картавым сам будешь, а свести я вас сведу.

Вишнёвские объединились с баррикадскими, бились с краснооктябрьскими, потом договорились с ними и ходили в походы на Балканы, так тогда называли в народе район Сталинграда, где сегодня построен мост через Волгу.

Не прошло и двух месяцев, как жизнь Олега вошла в привычное русло. и мама перестала волноваться за сына, фингалов у него не было, зато лицо его часто украшала приятная улыбка. Учителя в школе поняли, что к ним пришёл способный ученик, пацаны зауважали Родю за его силу, за то, что он думает, прежде чем говорит, никогда не бахвалится, не предаёт и не сексотит.

Через год комсомольцы избрали Олега Родина секретарём школьной молодёжной коммунистической организации. Круг общения юного секретаря стал расширяться, он участвовал в районных и городских комсомольских мероприятиях, бывал в других школах, на заводах, завёл новых друзей, старше и опытнее, учился у них, но никогда никому не подражал, постепенно вырабатывая свой стиль подхода к делу. По инициативе Олега старшеклассники начали походы по местам боевой славы. По субботам под руководством учителей группой в 15–20 человек выходили в окрестности Сталинграда ухаживать за могилами воинов: поправляли ограды, красили памятники. Ночевали в палатках, а по вечерам засиживались у костра. На следующей неделе комсомольцы приходили в Музей обороны Царицына – Сталинграда, изучали места интенсивных боёв – и снова в поход.

Зимой ребята катались на лыжах, коллективно смотрели спектакли в драмтеатре, потом обсуждали их. Жизнь кипела, она была интересна для всех. Школьная комсомольская организация была отмечена в докладе первого секретаря горкома ВЛКСМ на городской отчётно-выборной конференции. Родина наградили почётной грамотой и избрали в обновлённый состав горкома комсомола.

Мама и дедушка радовались успехам сына и внука, но не бурно, про себя и между собой, а в беседах с Олегом намёками и напрямую давали понять, что человек, поднимающийся на вершину столь стремительно, может оступиться и упасть, притом больно ушибиться, если не разбиться совсем. Голова у парня конечно же кружилась от столь бурных перемен, но в ней одновременно подрастали разум и воля, юноша учился размышлять, разбираться в людях и на деле понимал, что ещё наивен и неопытен, а потому оглядывался и оценивал свои поступки.

Шёл десятый год учёбы в школе. А кто в этом возрасте не влюбляется? Влюбился и Олег. Его избранницей стала Валя Плаксина из соседней школы, девушка среднего роста с шустрыми карими глазками, постоянно смеющимися и озорными. Валя была лидером у старшеклассниц своей школы, но не комсомольским, а так, по жизни. Девчата признавали ум, способности, решительность и бескомпромиссность Валентины, с ней советовались. И не только девчонки, но и мальчишки, а учителя использовали ситуацию для управления учениками. Вале нравилось во всём быть первой, и никто не знал, Олег выбрал Валю или она его, но они подружились и со временем начали встречаться каждый день. Пацаны шептались и давали совет незнающим:

– К Вальке не клейся, с ней Родя ходит, этот и зашибить может.

Дружба двух десятиклассников постепенно перешла в привязанность и, наверное, в любовь. Встречая новый, 1957 год, они впервые поцеловались, не понимая, как всё случилось, но им обоим это понравилось, и чем дальше, тем больше. Инстинкт звал их к чему-то более глубокому, но Олег не решался, ибо толком не знал, как и что делать. Конечно, россказней от пацанов он слышал много, но это были какие-то пошлые, гадкие истории. В душе парень понимал, что это должно быть возвышенное чувство, которое приносит удовольствие и не роняет чести.

Спросить у деда внук стеснялся, потому и обратился с вопросом к тёзке Олегу, второму секретарю райкома комсомола, которого считал своим другом. Тёзка был старше Родина на семь лет, женат и опытен, его и спросил юноша о волновавшем:

– Скажи, пожалуйста, а есть ли серьёзная литература, обучающая интимным отношениям мужчины и женщины?

– Серьёзной я не встречал, а всякие самиздатовские книжонки типа лекций профессора Вертибутылочкина – это такая глупость, что читать не советую.

– А у тебя-то самого как с этим обучением?

– Меня, друг мой, обучила одна вдовушка из соседнего подъезда. Затащила к себе, лишила девственности, а потом показала столько приёмов любви, что и я и моя жена получаем сейчас полное удовольствие, и на сторону не тянет.

– А где же мне такую вдову найти?

– Этого я не знаю, моя-то уже года три как замуж вышла… А впрочем, скажи мне: Надя Глазкова, учительница младших классов, в твоей школе работает?

– В моей. Во 2б преподаёт. Но при чём здесь она?

– Так вот, есть непроверенные сведения, что Надежда Александровна любит зелёных мальчиков этому делу обучать. Если хочешь, проверь, друг любезный.

Родин ничего не ответил, но мысль эта не оставляла его несколько дней.

И вот вскоре на перемене старшеклассник стоял и наблюдал, как Надежда Александровна играла с учениками в «третий лишний». Играла задорно и бегала, как ребенок. Учительница не могла не заметить пристального взгляда Олега.

– Что засмотрелся, комсомольский секретарь? Иди поиграй с нами.

– Как-нибудь в следующий раз. А вот поговорить мне с вами бы хотелось.

Опытная женщина поняла всё с полуслова, пригласила парня зайти в класс, подвела к окну.

– Трёхэтажный дом видишь? Второй подъезд, квартира двенадцать.

Сегодня в шесть вечера жду на разговор.

Олег опешил, она это заметила.

– Что стушевался? Ты же поговорить хотел.

– В шесть буду, – твёрдо ответил Родин и быстро покинул класс.

К приходу Олега Надя поставила на стол бутерброды, бутылку вина, фужеры и чайные чашки. Не успел гость войти, как сразу оказался за столом.

– Вино будешь?

Олег пожал плечами.

– Да ладно, по чуть-чуть. С вином разговор будет свободнее и откровеннее.

А Родин не знал, что сказать. Надежда сама начала говорить о всяких пустяках, весело наблюдая за парнем. Они незаметно выпили бутылку вина.

– Я покину тебя на несколько минут, – сказала вдруг Надежда и исчезла за дверью ванной комнаты.

Вышла она в лёгком халатике, весьма откровенном. Олег совсем растерялся, когда она подошла к нему и откинула полы халата. Пребывая в полусознательном состоянии, Родин видел её как сквозь туман, не знал, что делать, но чувствовал, как она раздевает его, как в нём закипает какая-то невероятная сила, которая толкает, притягивает их друг к другу. Олег заключает Надю в объятья, губы обжигает горячий поцелуй. Партнёры сливаются в единое целое, женщина умело управляет всеми действиями мужчины, им хорошо, они вместе летят в полёт куда-то в небо, а может, и выше.

Когда всё закончилось, Олегу стало стыдно, а Надя, приласкав его, сказала:

– Ну вот и всё. На сегодня хватит. Поздравляю вас, товарищ комсомольский секретарь, вы стали мужчиной!

Свидания любовников продолжались почти каждый день, Надежда не уставала удивлять партнёра. Ему было хорошо, по вечерам он вспоминал жаркие встречи и примеры из литературы, когда отцы приводили сыновей к опытным женщинам для обучения искусству любви. Олег даже думал иногда о том, что публичные дома – это не совсем плохо, а может быть, для женщин плохо, но без этой учёбы нет улётной любви.

Частые свидания учительницы со старшеклассником не остались незамеченными для окружающих. Кто-то что-то увидел, кто-то что-то услышал, домыслил, добавил, передал другому и дошло до того, что Родина пригласила к себе директор школы.

– Говорят, у вас с Надеждой Александровной Глазковой связь? – напрямую спросила Галина Ивановна.

Олег покраснел, но вовремя взял себя в руки.

– Это в каком смысле связь?

– В прямом.

– Да, мы неоднократно встречались с Надеждой Александровной и обсуждали вопросы, как и в каких делах комсомольцы школы могут быть привлечены к шефству над учениками начальных классов.

– Ой ли?! И эти вопросы вы обсуждали у неё дома, в постели?

Родин ещё раз покраснел, но пауза была недолгой.

– Я не думал, что вы, Галина Ивановна, способны верить сплетням.

Я был о вас лучшего мнения.

Такого ответа от ученика директор не ожидала и немного смутилась.

«А что если это правда сплетни? А нужно ли публично разоблачать эту связь, если она существует? Начнутся суды-пересуды. В райкоме спросят, как можно было это допустить? Того и гляди исключат из партии».

Олег тоже не ожидал от себя такого ответа, уж слишком по-взрослому и даже нагло он звучал.

Директриса первой вышла из раздумья:

– Хорошо, я ещё раз проверю. Но если факты подтвердятся, вам обоим не поздоровится. – Сказала и тут же подумала: «И мне тоже не поздоровится, сама себя высечешь, как та унтер-офицерская вдова».

– Проверяйте, Галина Ивановна, но ещё раз уверяю вас, вы не правы.

Олег улучил момент и рассказал о разговоре с директором Наде.

– Ко мне больше ни ногой! Понял? Курс молодого бойца ты прошёл полностью, так что прощай, мой мальчик.

Родин переживал, Родин мучился, за это время он привык к Надежде, она стала ему дорога, он даже начал забывать о Вале, давно не встречался с ней. При первом после разлуки свидании Валентина с сарказмом сказала:

– Я знаю, что ты связался с проституткой. – Дала парню пощёчину, резко повернулась и ушла не прощаясь.

Комсомолец Родин переживал, корил себя за глупые поступки, которые совершил. Однако время – лучший доктор, оно всё лечит, оно стирает горечь, оно сушит слёзы. Со временем, уже повзрослев, Олег часто задумывался над этим: «А глупости ли это были, или просто жизнь, в которой случается всё, что позволяет понять её, эту жизнь?»

Директор школы тоже успокоила сама себя, решив, что правильно сделала, не разворошив «осиное гнездо». А Надя? Надя продолжала коллекционировать мальчиков, только теперь выбирала их в других школах и техникумах.

Вот и всё! Прощай, школа. На следующий день после выпускного бала Олег собрал все документы и отвёз в приёмную комиссию Института инженеров городского хозяйства. Решение стать инженером-строителем созрело ещё два года назад, когда Юрка Осадчий с их улицы попросил Олега помочь на строительстве жилого дома. В те времена многие заводы строили жильё для своих рабочих так называемым «хозспособом», и каждая семья, получающая квартиру в новом доме, должна была отработать на его строительстве какие-то часы. Юркин отец заболел, долго лежал в больнице, семья Осадчих не отработала положенное время, и все ребята с улицы Русской решили помочь другу, попеременно работая на стройке.

Родин удивлялся, как быстро растёт дом: пришёл на стройку – выкладывали стены второго этажа, а через две недели – уже третьего.

– А как вы определяете, сколько на один этаж нужно кирпича? Откуда знаете толщину балки для перекрытий? – задавал Олег вопросы мастеру.

– Для этого, брат, есть инженеры-проектировщики. Сначала они определяют структуру грунта и решают, каким должен быть фундамент, заливать туда бетон, вбивать сваи или делать и то и другое и так дальше и выше – до самой крыши. Чертят чертежи, рассчитывают нагрузки, вот по этой документации мы и строим.

Олега это заинтересовало, и он решил учиться и стать хорошим инженером-строителем. Дед одобрил выбор внука, мама была с ним солидарна.

1957 год был знаменателен не только для Олега Родина, но и для всей страны. В то время когда наш герой готовился к вступительным экзаменам в институт, Советский Союз, раздвинув створки «железного занавеса», 28 июля открыл Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. В Москву приехали тридцать четыре тысячи молодых людей и девушек из более чем 130 стран мира. Это было грандиозное событие, которое готовили два года. Были написаны песни, ставшие популярными на всей планете, выпушен новый автомобиль «Волга ГАЗ-24», по улицам курсировали новенькие автобусы «Икарусы». Фестиваль танцевал и пел, работали сотни творческих площадок на улицах и во дворцах культуры, шли конференции и диспуты с главным лозунгом: «Миру – мир!» Даже Московский Кремль открыли для посещения и экскурсий. Многодневный праздник широко освещался прессой во всех странах, о фестивале были сняты десятки документальных фильмов. Сталинградцы слушали репортажи по радио, смотрели новости в кинотеатрах, народ был на подъёме.

Олег еще не успел полностью освоиться в аудиториях института, а его любимая страна одержала первую победу в космосе, 4 октября на околоземную орбиту выведен искусственный спутник Земли. Весь мир аплодировал стоя! Ещё бы! Изделие человеческих рук, впервые преодолев земное притяжение, летало в безвоздушном пространстве и посылало человечеству сигналы «пи… пи… пи…» Русское слово «спутник» и сегодня знает весь мир.

Ну как не гордиться такой страной, которая через двенадцать лет после разрушительной войны встала на ноги, пошла путём созидания, добившись головокружительных успехов! Народ Страны Советов ликовал и был твёрдо уверен, что коммунизм будет скоро построен. Верил и Олег Родин. Вера крепла в нём с каждым днём, он старался учиться и жить достойным продолжателем дела отцов и дедов, он хотел построить новое общество, в котором всё будет «на благо человека, всё во имя человека».

Радовал и придавал уверенности парню и родной Сталинград, город, о котором иностранцы говорили, что в нём невозможно будет жить из-за колоссальных разрушений, предлагая построить его в другом месте. Но город вопреки прогнозам восстал из руин и строился непрерывно. На северной окраине уже вырисовывались здания и плотина гидроэлектростанции, рядом на правом берегу заканчивалось строительство алюминиевого завода, на южной окраине трудился Волго-Донской судоходный канал, был введён в строй нефтеперерабатывающий завод. Дымили и гудели, приглашая на смену рабочих, тракторный, «Баррикады», «Красный Октябрь», строились больницы и дворцы культуры, новые школы и детские сады. Кинотеатры зазывали на новые фильмы, театры ставили прекрасные спектакли, куда по вечерам люди ходили в нарядных костюмах и платьях, сшитых в ГДР, Чехословакии и Югославии. Как же не жить, как не учиться в этой удивительной стране, в этом героическом городе!

В институте для Олега многое было новым и в первую очередь сам учебный процесс, отличавшийся от школьного. Преподаватели, солидные учёные, умудрённые опытом научной и практической работы, так интересно вели занятия, что всё время хотелось продолжения, и оно было в лекциях, книгах, которых в библиотеке вуза было великое множество.

Студента Родина учёба захватила, да к тому же у него появилась возможность иметь свою комнату. В их домике освободилась десятиметровая комната, дед похлопотал перед заводским начальством, и Родиным разрешили её заселить. Теперь студент мог чертить и читать до поздней ночи, не мешая маме отдыхать. Олег был приятно удивлён, когда староста группы пригласил его получить стипендию. Триста рублей – это было богатство для семьи, ибо мама, работая больше чем на ставку, получала всего четыреста. Жить стало лучше, хотя и расходы увеличились, приходилось до института добираться на трёх трамваях. Но и это не беда: оформил льготный проездной билет, а в студенческой столовой на три-четыре рубля можно было неплохо пообедать.

Учёба учёбой, а комсомол всегда был рядом. Олега уже на второй неделе учебы пригласили в комитет ВЛКСМ.

– Так, товарищ Родин, член Сталинградского горкома комсомола, уже неделю отучился, а в институтский комитет ни ногой. Как это понимать?

По крайней мере, это неуважение, не по-товарищески ведёшь себя. Ну да ладно, на первый раз прощаю, присаживайся, поговорим, – пожурил секретарь комитета комсомола института.

Олег виновато склонил голову, присел на стул.

– Так, Олег Павлович, – продолжил секретарь, – мы рассмотрели все дела комсомольцев вашего курса и не нашли ни одного равного тебе по опыту комсомольской работы. Есть предложение рекомендовать тебя в комсомольские секретари первого курса. Как ты к этому относишься?

– Я согласен, – без колебаний ответил Олег.

Через три дня первокурсник факультета промышленно-гражданского строительства Олег Родин был избран комсомольским вожаком у своих однокурсников.

На демонстрации 7 Ноября Родину доверили идти с флагом впереди институтской колоны. Шеренги трудящихся, ветеранов войны и труда, молодежи и студентов под бравурные марши шли нескончаемым потоком по площади Павших борцов. Страна праздновала 40-летие Великой Октябрьской социалистической революции. Народ ликовал, свободный народ свободного государства.

После демонстрации в комитете ВЛКСМ института был накрыт стол, каждый принёс кто что мог. Впервые присутствующий на таком вечере Олег по-настоящему познакомился со всем комсомольским активом, здесь велись весёлые разговоры с мечтами о будущем, пелись общие комсомольские песни и сольные песни под гитару. В этот раз Родин впервые услышал песню Владимира Высоцкого «Если друг оказался вдруг…» и познакомился с Васей Головкиным, дружбу с которым они пронесли через всю жизнь.

Первый курс пролетел быстро, студент и глазом моргнуть не успел, а всё потому, что был сосредоточен на учёбе и комсомольской работе. Дни быстро сменяли ночи, недели месяцы, летняя экзаменационная сессия была, как и зимняя, сдана на «отлично». А сталинградское лето припекало ярким солнышком, звало отдохнуть и расслабиться.

Дед предложил Олегу поехать с ним и его супругой в Сочи, но внук отказался, он не хотел долго находиться в компании с Калерией Петровной: отношения у них не заладились ещё в детстве, потому что при первой встрече мальчик назвал новую жену деда бабушкой. Та аж почернела от злости и строго сказала:

– Никогда не называй меня бабушкой, мальчик! Какая я тебе бабушка? По крови не бабушка, по возрасту я ровесница твоей матери, а выгляжу даже моложе неё.

Олег от отчаяния чуть не заплакал, ему было очень обидно за маму, намного больше, чем за себя. Несмотря на возраст, мальчишка понимал, что его мамочка, пережившая ад Сталинграда и тяжесть повседневной физической работы, не может выглядеть, как эта холёная тётенька с накрашенными бровями и ногтями.

Студенту конечно же хотелось увидеть тёплое море, искупаться в нём, но он решил хотя бы месяц поработать на стройке и купить в дом новые стулья, самодельные табуретки уже уходили в прошлое. На работу устроиться было проще простого. Сталинград строило около десятка мощных трестов, но Металлургстрой был ближе к дому, специалисты его работали в Краснооктябрьском районе, возводя жилые и промышленные здания, дворец культуры, школы и магазины. Олег за двадцать пять рабочих дней не только заработал на стулья, но и приобрёл первый опыт общения со строителями, научился месить раствор, делать простую кирпичную кладку и хорошо накачал мышцы.

Остаток каникул Родин проводил в лагере комсомольского актива на острове Сарпинском. Лагерь располагался в местной школе, здесь отдыхали студенты всех вузов Сталинграда, а работники обкома и горкома комсомола проводили семинары и дискуссии по организации спортивно-массовых мероприятий, работе студенческих клубов, профкомов. В свободное время все купались, загорали, ловили рыбу, навели порядок на школьном дворе, отремонтировали забор. Когда же наступали тихие тёплые вечера конца лета, были и песни у костра, и печёная картошка, и конечно танцы.

Новых знакомств завелось много, но однажды Олег поймал на себе взгляд черноглазой стройной девушки, поймал и сделал вид, что ничего не заметил, и только на следующий вечер пригласил её танцевать. Познакомились. Алла Саблина училась на факультете иностранных языков в педагогическом, тоже перешла на второй курс. Она была легка и быстра в танце, от её тела исходил приятный аромат, а взгляды, брошенные на парня, обладали какой-то магической силой. После танцев студенту-строителю не хотелось прощаться с девушкой, он пригласил её погулять, она не отказалась, и они долго бродили по лесу. Полная луна не только хорошо освещала дорогу, но и колдовала, сближая молодых, которые почти всё о себе рассказали друг другу. Вечерние прогулки продолжались и частенько уходили за полночь. Однажды Алла оступилась, Олег подхватил ее и привлёк к себе. В порыве страсти парень обнял и поцеловал подругу, потом ещё, ещё, она отвечала ему, но вдруг вырвалась из объятий и убежала. Олег опешил, попытался её догнать, но она скрылась за дверями девичьей комнаты.

На следующий день Алла подошла к Родину сама.

– Олег, ты прости меня за вчерашнее.

– Это ты прости. Может, я поспешил?

– Нет, мне хорошо с тобой, но я боялась за себя, боялась переступить порог.

– Да ты же умница моя! – Олег обнял девушку. Теперь уже днём, на виду у ребят, поцеловал её скромно, в щёчку.

Дружба молодых людей продолжалась и после возвращения в город.

Встречались в основном по выходным да праздничным дням. Алла жила в новом доме на Аллее Героев, здесь всё рядом: и театры, и кино. Ходили друг к другу на институтские вечера, откровенничали, доверяли друг другу тайны, сердца их пели в унисон.

Алла много читала, в том числе литературу на немецком и английском языках, таких студентов считали элитой пединститута. Но девушка не кичилась этим и вообще была скромна во всём, с удовольствием делилась знаниями с окружающими, что Олегу очень нравилось. Родин уговорил дорогую ему девушку встречать 8 Марта у него, чтобы познакомить её с мамой. Анна Сергеевна обрадовалась, отпросилась с работы пораньше (в те годы в Международный женский день люди трудились), накрыла стол. Он получился по-настоящему праздничным: котлеты, отварная осетрина, чёрная икра, сырокопчёная колбаса и сыр, в центре красовалась бутылка вина «Южная ночь». Молодёжь пришла в дом ближе к вечеру с тортом и букетом тюльпанов, которые где-то достала Алла. Олег положил на стол три свежих огурца из обкомовской столовой, которые ему презентовал друг Вася Головкин. Женщины познакомились, Анна Сергеевна вручила в подарок девушке голубой газовый шарфик, а молодёжь матери – отрез крепдешина на платье.

Общались за столом с открытой душой, пытаясь больше узнать друг о друге.

– А у вас какое образование, Анна Сергеевна?

– Семь классов и поварские курсы – вот и всё моё образование, не получилось как-то. В Сталинград мы приехали, когда мне было шесть лет, отец трудился на строительстве тракторного завода, старшие братья тоже, а я была в семье последним ребёнком, седьмой. В 1934 году окончила семилетку, в этот же год умер отец, мы с мамой и двумя сёстрами остались без кормильца и потому все пошли работать. Я окончила курсы поваров, и направили меня в студенческую столовую Механического института, там познакомилась с отцом Олега Павлом, вышла замуж, родила, а тут война. Всё моё образование, милая Аллочка, проходило в подвалах Нижнего посёлка «Баррикад» под грохот бомб и снарядов, а потом на похоронах убитых солдат, разборе завалов, новом строительстве. Павел погиб, мне нужно было поднимать Олега, вот и пошла работать в детский сад, и сейчас варю детям щи да кашу. Вот так и живём… А ваша семья где была во время войны?

– Мы с мамой были в эвакуации за Волгой, в Николаевке, папа тоже был в эвакуации на Урале вместе с тракторным заводом, когда он вернулся в родной город, забрал и нас домой. Мама окончила мединститут, сейчас работает терапевтом в третьей поликлинике, в центре, а папа – секретарь Сталинского райкома партии.

– Что ж, я рада за тебя, девочка, что ты не испытала голода и холода Сталинграда. Дай бог тебе здоровья.

Весь вечер говорили о разных житейских делах, а когда зашла речь о литературе, Алла поняла, что Анна Сергеевна читает и классиков, и современную литературу, и была этим очень удивлена, особенно когда мама Олега начала говорить о Достоевском и романе «Братья Карамазовы», а она, студентка пединститута, его ещё не читала. Прощались тепло, Аллу пригласили приезжать в гости в любое время, ей в доме Родиных всегда будут рады.

Жизнь идёт себе и идёт, не останавливаясь, время делает молодых взрослее и умнее, взрослых – мудрее, пожилых – покладистее и сентиментальнее, а часть стариков – беззащитнее. Набирался ума и Олег.

В студенческой среде всё было просто, открыто, хотя встречались и трусы, и вруны, и хитроумные ловкачи, но в основном комсомольцы были полны отваги, целеустремленны. А цель была одна – строительство коммунизма. Родин всё больше и больше дружил с работниками горкома и обкома ВЛКСМ, его знали и ценили как хорошего организатора, которому верили, за которым шли.

После Первомайской демонстрации Алла пригласила друзей к себе домой отметить праздник. На вечеринке были в основном студенты пединститута и Олег с Васей Головкиным. Веселье получилось на славу: пили вино, танцевали, пели песни. Особенно понравилась всем песня нашей землячки Александры Пахмутовой. Олег красивым баритоном выводил «Песню о тревожной молодости»:

Ребята тут же дружно подхватывали песню, настроение у всех было приподнятое.

Часа через три к компании присоединился отец Аллы Михаил Алексеевич, который вернулся с демонстрации слегка навеселе, без этого было нельзя: секретарю райкома необходимо быть ближе к трудящимся массам. Саблин оказался человеком общительным и в беседах с молодёжью выдавал себя за простецкого парня, хотя Олег не раз ощутил на себе его острый, обжигающий взгляд, чувствовалось, что товарищ Саблин хочет с ним поговорить.

Догадливый Родин пошёл на контакт сам, и Михаил Алексеевич пригласил его на кухню перекурить. Когда остались вдвоём, Саблин достал из кармана пачку болгарских сигарет БТ, дефицитных в то время, и предложил Олегу.

– Спасибо, но я не курю.

– Это, может быть, и хорошо. Только ответьте мне на вопрос: вы бережёте здоровье или болеете?

– Болею, здоровым образом жизни болею. Правда, совсем здоровым мой образ назвать нельзя, потому как вино и пиво я пью.

Секретарю райкома не совсем понравился столь самоуверенный ответ, и он решил взять быка за рога.

– Я знаю, что вы дружите с моей дочерью, хотел бы прояснить ваши намерения.

– А какие могут быть намерения? Дружим, да и дружим, нам интересно вместе. А если вы хотите спросить, как скоро у нас будет свадьба, я ответить на этот вопрос сегодня не могу. Мне жениться ещё рано. Полагаю, что любой муж должен достойно содержать свою семью, а для этого надо работать и получать хорошую зарплату.

– Какую же зарплату вы считаете хорошей?

– По теперешним деньгам нужно получать в месяц хотя бы одну тысячу рублей.

– И вы полагаете, что получите эту сумму, работая инженером-строителем?

– Полагаю, что для этого нужно быть или не простым инженером, или работать сверхурочно.

– А если не инженером? Я слышал, что вы секретарь факультетского комсомольского бюро в горхозе.

– А что, у комсомольских работников большие оклады? Я пока не думал о карьере в комсомоле. Мне хотелось бы поработать на стройке, сделать что-то своими руками, своим умом.

– Понятно. Что ж, стремления у вас похвальные. Строители у нас всегда в почёте. Успехов вам, Олег… А не заждались ли нас друзья моей дочери? Не пора ли вернуться в компанию?

После застолья все пошли гулять. Полюбовались праздничным салютом, потом разошлись по парам. Олегу с Аллой было очень хорошо.

Но когда Родин ехал в трамвае домой, всю дорогу терзался мыслями о том, к чему отец его девушки завёл такой разговор. Что он имел в виду?

Что хотел узнать? Сам себе он отвечал, что нормальный отец должен всегда заботиться о будущем своих детей, так что всё нормально. Но осадок в душе остался.

Первомайские празднества остались позади, а о Дне Победы секретарь факультетского бюро ВЛКСМ помнил всегда. Несмотря на то, что это не был красный день в календаре, все люди и ветераны его праздновали во хмелю и радости. На заседании бюро решили создать бригады и в течение месяца помочь инвалидам войны привести квартиры и дома в порядок. Инициатива была поддержана горкомом, и пятнадцать бригад отправились в Кировский район: кому-то забор отремонтировали, кому-то печь, побелили кухни и комнаты, высадили в огородах рассаду. Одним словом, сделали всё, что просили фронтовики. Довольны были те и другие, между студентами и ветеранами завязалась дружба, и дальше молодёжь, не привязываясь к праздникам, помогала пожилым людям.

До конца мая Олег и Алла редко виделись, разговаривали в основном по телефону, правда, выбрались один раз в кино. Смотрели фильм «Жажда», главную роль играл знаменитый Вячеслав Тихонов. Фильм Олегу понравился. Когда на экране показывали бомбардировку Одессы, парню вспомнился холодный закопчённый подвал его военного детства, он даже ощутил запах тех жутких дней и ночей.

В июне, как и положено, началась экзаменационная сессия, времени на встречи с подругой не было, тем более расписание экзаменов у них было разным. Но всё в жизни имеет свой финал, и сессия тоже.

Июль! Свобода и отдых! Олег уже какой день не мог дозвониться подруге. Отвечала её мама: «Аллы нет, ушла с подругами… Алла ушла в магазин… Алла в кино». Какие-то нехорошие мысли рождались в душе парня, он попытался подкараулить девушку у подъезда, но всё тщетно.

А по телефону опять те же ответы: «Аллы нет дома». Настроение у Родина было совсем печальное, а тут ещё повестка из военкомата. Старший лейтенант приказал отправляться на медицинскую комиссию и готовиться к службе в Вооружённых Силах СССР. Комиссию прошёл, оказался здоров и годен к строевой службе.

– Пока гуляй, осенью жди повестки, – заключил старлей.

Вечером Олег встретился со своим лучшим другом Васей, который к этому времени работал вторым секретарём Советского райкома ВЛКСМ.

Друзья поговорили, поразмыслили и пришли к выводу, что в армии служить надо, но лучше бы после окончания института.

– Завтра схожу в горком к первому, может, он что-то с военкоматом решит, – заключил Вася Головкин.

Первый секретарь Сталинградского горкома комсомола Игорь Иванов принял Василия без проволочек и, когда тот издалека начал говорить о Родине, остановил его.

– Знаю я Олега не хуже тебя. Наш парень. Говори, что нужно.

Головкин рассказал.

– Всё понял. – Иванов поднял трубку «тройки» – телефона местной связи для руководителей, набрал номер областного военного комиссара и договорился о встрече.

Первый комсомолец города сообщил военкому, что Олег Родин стоит в резерве на должность секретаря комитета комсомола вуза. Через неделю Олега снова пригласили в военкомат и сказали, что призывная комиссия приняла решение дать ему отсрочку до 1962 года, до окончания учёбы в институте.

Этот вопрос был решён, но Олег всё время мучился другим, страдал, не зная, что случилось с Аллой. Где она? Как она? Быть может, серьёзно заболела? Может, ей плохо, нужно как-то помочь? Эти мысли не оставляли ни днём, ни ночью.

Но вот однажды в институтский комитет ВЛКСМ вошел мальчик и спросил:

– Как мне найти Олега Родина?

– Я Олег Родин. Что нужно?

– А я Игорь Саблин, брат Аллы. Вот тебе записка от неё.

Олег открыл записку. Алла писала: «Олег, дорогой мой человек, прошу тебя, меня не ищи. Обстоятельства сложились так, что мы не можем больше встречаться. Прости и прощай». Родин сидел и думал.

– Ну я пойду? – спросил Игорь.

– Погоди, может, ты мне объяснишь, что это за обстоятельства, что мешают нам встречаться?

– Да Алка замуж выходит. Вчера помолвка состоялась, свадьба в конце августа.

– Как выходит? За кого выходит?

– Да за соседа за нашего, Вадима Поспелова, он в Москве в дипломатическом институте учится, по-моему, МГИМО называется. Он старше сестры на два года, они с детства дружили, а теперь Вадику жениться надо, без жены за границу не выпускают. Алка не хотела замуж, но отец настоял.

– Ну что же… Спасибо тебе, Игорёк. Ответа на записку не будет. А ты, если что, заходи и будь здоров.

Мальчишка убежал, а Олег долго не мог подняться с места, в голове был туман и только один вопрос: «Как она могла? Как она могла предать нашу любовь?»

Парень встал, походил по комнате. Мысли молоточками стучали в висок: «А я-то думал, что она меня любит. А я? Я любил её?.. Да, я любил, думал о ней каждую минуту, её черные глаза не давали мне покоя, я всё время хотел их видеть, чувствовать её дыхание, наслаждаться запахом её тела. У нас чуть было не дошло до близости, но я щадил её, боялся запятнать её девичью честь. Может, зря? Нет, не зря, я люблю её и сейчас и тогда не мог перейти черту.

А какие у нас были беседы! Сколько она дала мне в плане познания культурного наследия и языка. Ну почему она не нашла меня, не пришла ко мне, когда отец стал настаивать на замужестве? Нет, скорее всего, она не любила меня, отец оказался ей дороже. Но ведь нам было хорошо вместе. Было! Было! И это так!.. Было, а теперь не будет. Может, пойти к ней, забрать, увести, спасти от родителей и жениха? Но кто тебя просил спасать? В записке ясно написано: прости и прощай, а ты всё фантазируешь. Лучше оставь дурные мысли. Ты ей не нужен, значит, и она тебе не нужна. Упокойся – и всё!»

Но покой не приходил, хотелось с кем-то посоветоваться. Но с кем?.. Не с соседом же Юркой, абсолютным прагматиком, уверяющим всех, что истина в вине, проверяющим это на практике и приговаривавшим: «Любовь приходит и уходит, а выпить хочется всегда». Может, поговорить с Васей Головкиным? Но это равносильно признания своей слабости и растерянности. А вот с дедом, с дедом нужно и можно поговорить, он не осудит, не предаст и совет хороший даст.

Вечером внук беседовал с самым близким ему человеком. Юрий Павлович внимательно выслушал исповедь Олега о любви и дружбе, немного помолчал и коротко сказал:

– Оставь её в покое, просто забудь.

– Я не шучу, дедушка.

– Я тоже. Ты знаешь, у нас в испытательном цехе есть слесарёк, весёлый парень Генка Глазов, знаток пословиц и поговорок, так вот он часто говорит: «Не бегай за женщиной и электричкой, придёт следующая».

Может, и грубо это звучит, но по жизни справедливо, а ты жить только начинаешь, у тебя всё впереди.

– А я не хочу следующей любви, я хочу быть с Аллой!

– Но она-то не хочет.

– А ты откуда знаешь?

– Знаю, внучек, знаю. Если женщина что-то захочет, она добьётся.

Вырвет кусок изо рта, устранит соперницу, переплывёт моря и океаны.

– А если ей отец мешает? Скажи, почему он так поступает?

– Ну это, брат, не ново. Во все времена отцы мечтали выдать свою дочь замуж за власть имущего состоятельного мужчину и часто добивались этого, иногда перешагивая через неписаные законы сословий.

– О чём ты говоришь, дед? Какие сословия? Сословия похоронила революция в 1917 году.

– Э-э-э нет, внучек, не похоронила. У нас сейчас есть диктатура?

– Ну, есть диктатура пролетариата.

– А кому же диктует рабочий класс свою мораль и образ жизни?

– Известно кому, крестьянам, интеллигенции и прочим домохозяйкам.

– То-то же! Значит, уже есть сословия, только не называются они теперь так. Пусть это будет группа людей, у которых похожая работа, взгляды на жизнь, образование, думаю, ты не будешь отрицать, что у каждой группы свой подход к делу, свой лексикон, уровень культуры и конечно же отношение к семье и браку. Больше общаясь в какой-то среде, люди, как правило, находят здесь же свою вторую половинку.

– Что ты этим хочешь сказать? Мы что, с Аллой не одного сословия?

Мы же оба студенты.

– Конечно же не одного. Ты выходец из рабочего класса, мама твоя рабочая. Повар – это чисто рабочая специальность. А твоя Алла – дочь секретаря райкома партии. Улавливаешь разницу?

– Нет. Её отец член партии коммунистов, а партия – честь, ум и совесть нашей эпохи.

– Может быть, и так, хотя можно поспорить. Но ты же не будешь отрицать, что есть рядовые коммунисты и есть руководители компартии.

А руководители имеют привилегии и чем выше поднимаются по служебной лестнице, тем слаще привилегии. Вот и получается, что руководители в нашей стране – это как бы другое, особое сословие.

– Какие там привилегии, дед? Рабочим их тоже дают, путевки в санатории, и они покупают их не по полной цене, а по половине стоимости.

А рабочие на вредных производствах какие льготы имеют, сам знаешь.

– Олег, дорогой ты мой, знай, что дед твой тоже пользуется привилегиями. Я как конструктор, работающий с секретной техникой, прикреплён к больнице Третьего главка Министерства здравоохранения, пользуюсь бесплатными путёвками в санаторий. А статус наших лечебных учреждений намного выше обычных, что заметно и в уровне знаний медперсонала, и в медицинской аппаратуре, и в месторасположении в курортных городах. И доставляют нас туда с вокзалов персональные машины. А уровень всех учреждений ЦК КПСС и Совета министров ещё выше, чем у нас, и всё, то что там есть, полностью к вашим услугам. Так что отец Аллы пользуется всем этим и стремится подняться выше. Ты же сам радовал маму огурцами из обкомовской столовой. А у трудящихся свежие огурцы к празднику 8 Марта есть?.. Вот потому отдать свою дочь за дипломата хотелось бы каждому отцу, это не только престиж, но и выгода со всех сторон. Как вы там говорите, теперь усёк?

– Да я как бы в общих чертах это знал, но…

– Вот тебе и но! Так что начинай забывать свою Аллу. Года через два-три это будет казаться тебе красивым сном и приятным воспоминанием о юношеской любви.

Олег ничего не ответил. Попили с дедом чаю, поговорили о том о сём, и сын явился к матери, когда отчаяние почти покинуло его. Боль, однако, была глубокой и долго терзала душу студента. Олег часто, особенно по вечерам, возвращался к трагической, как он считал, ситуации, много размышлял, читал и постепенно менял своё отношение к женщинам. С той поры к комсомольской работе Олег начал относиться по-другому, ему теперь захотелось войти в это, как говорил дед, партийно-руководящее сословие, а путь в него лежал через комсомол.

Василий Головкин был на совещании в обкоме комсомола. Было это в конце июля, начиналась уже подготовка к новому учебному году. Комсомольцам промышленных предприятий необходимо было выяснить в подшефных школах, в какой помощи они нуждаются, и оказать её. После совещания к Василию подошла Тамара Бойцова, отвечающая за работу пионерских лагерей.

– Вася, родненький, выручай. Срочно нужен физрук в лагерь «Серебряные пруды». Парень, который там работал, заболел, его прооперировали, а у нас там смена трудных подростков, ну никак без физрука нельзя.

– Тамара, я-то тут при чём? У нас в городе есть физкультурный институт.

– Да говорила я с ними, у них все в отпусках, а у именитых спортсменов особый график тренировок, который ломать нельзя.

– Я не знаю, чем тебе помочь, подруга.

– Васенька, ну найди кого-нибудь. Может, на заводах есть ребята-спортсмены? Ну подумай, Вася.

– Постой, постой, я, кажется, уже подумал. Ты Олега Родина из горхоза знаешь?

– Что-то не припомню. Но при чём здесь горхоз, мне спортсмен нужен.

– Ну этот не только спортсмен, имеющий по двум видам лёгкой атлетики второй разряд, он ещё и организатор хороший.

– Так давай прямо сегодня его ко мне.

– Сегодня не обещаю, а завтра с утра будет.

Вечером Головкин неожиданно навестил дом своего размышляющего над жизнью друга и уговорил его поехать поработать в пионерском лагере, а заодно и развеяться.

До железнодорожной станции Арчеда новоиспечённый физрук доехал на поезде. А дальше на попутных машинах добрался до пионерского лагеря «Серебряные пруды» за день до открытия смены. Знакомство с педагогическим коллективом состоялось: пионервожатые – ребята и девчата, весёлые и задорные, завхоз с хитрыми бегающими глазками, директриса – подчёркнуто строгая женщина лет сорока.

На следующий день прибыли пионеры: шустрые разбитные пацаны и подрастающие и начинающие набирать женские формы девчонки. У детей начался отдых, а у персонала – работа и немало забот. Олег думал, как обуздать буйный нрав мальчишек, но сразу ничего придумать не мог.

Помог один шкет, который после утренней зарядки подкатил к физруку и спросил:

– Ты Родя, что ли?

– А ты вишнёвский, что ли?

– А то нет. А ты как догадался?

– Ну, для начала, не ты, а вы. Зовут меня Олег, можно без отчества.

А тебя как звать-величать?

– Я Колька, самый младший брат Картавого. Слыхал про такого?

– Не только слыхал, дрались вместе с баррикадскими и краснооктябрьскими, когда ты, Колян, ещё в детский сад ходил. Усёк?

Колька Сорокин кивнул и громко высморкался.

– Так вот, землячок, предлагаю тебе стать моим помощником.

– Сексота из меня хочешь сделать? Не пойдёт! Я пацан конкретный.

– Какой же ты конкретный пацан, если у тебя даже маленького ножечка нет!

– Как это нет? – Сорокин достал из кармана перочинный нож.

– А в ножечки со мной сыграть слабо? – спросил физрук.

– А ты потом плакать не будешь? Я ж тебя в два счёта разделаю.

– Плакать? Давай посмотрим, кто из нас будет плакать.

Игра началась как всегда стоя, нож брали за лезвие и, подкручивая, втыкали в землю; потом с головки, с носа, с подбородка, с кулачка, груди, живота, колена и носка. Олег не ошибся ни разу. Колька дважды не воткнул лезвие в землю.

– Сдаюсь, товарищ физрук.

– В помощники идёшь? Завтра организуем чемпионат лагеря по ножичкам.

– Иду! Иду в помощники. А что, можно в ножички играть открыто?

– Под нашим с тобой руководством можно. Только пусть пока это будет секретом. Собери пацанов, у которых есть ножи, а утром я скажу, где и в котором часу будет турнир.

Соревнования состоялись недалеко от пруда. Участвовало человек двадцать пять, победителей было двое, дополнительный раунд не определил, кто лучше. Родин объявил, что чемпионами лагеря стали двое, Николай Сорокин и Владимир Павлов, им будет вручён первый приз – по дополнительной порции компота и по два пирожка. Ребята аплодировали победителям.

– Хотите повторить турнир? – спросил физрук.

– Хотим! – дружно закричали пионеры.

– Тогда так. Прошу все ножи сдать мне до следующего соревнования.

Пацаны притихли, застыли в нерешительности, но ненадолго, первыми ножи отдали сегодняшние чемпионы, а за ними и остальные, все до единого.

Через два дня Олег решил провести соревнования по стрельбе из рогатки, он заметил, как мальчишки вечером стреляли по птицам. Мишени каждый готовил себе сам, физрук лишь выдал листы бумаги и циркуль, определив диаметр кругов. Рогаток у пионеров тоже было немало и у всех разные, но били прилично, на расстоянии в 10–15 шагов можно было серьёзно ранить маленькую птичку. В стрелковых соревнованиях определились свои чемпионы и тоже получили призы. Но рогатки Родин не конфисковал, однако строго договорились по птицам не стрелять и оборудовали рядом с лагерем стрельбище. Когда стрелковая площадка была почти готова, на неё обратила внимание директор Фаина Ильинична и вызвала физрука к себе.

– Это как же понимать, Олег Павлович? Всё, что запрещено в лагере, вы поощряете да ещё и развиваете, тем самым поддерживаете хулиганьё.

– Я не согласен с вами, товарищ директор. Мне кажется, я нашёл подход к ребятам, которых вы называете хулиганьём. Если бы им приказали сдать ножи, я уверен, что половина их точно была бы спрятана, и в самый неподходящий момент они пошли бы в ход, а мне удалось собрать всё. Вы полагаете, что они бросят играть в ножички? Запретите здесь, приедут домой, всё равно будут тыкать ножи в землю, а я учу их делать это безопасно. Или, может быть, вы считаете, что стрелять из рогатки по птицам лучше, чем по мишеням?

Родин замолчал, молчала и директриса. В её голове бурлили мысли:

«А ведь он прав, этот парень. Он умён, мыслит трезво, а как аргументирует! А главное, меня не испугался, другие бы раскисли, извинялись, а этот сразу в атаку. Хорош мужичок, крепок и лицом недурён».

– Ладно, товарищ физрук, садитесь и пишите объяснительную, излагайте всё подробно. Я подумаю, что с вами делать, как с вами быть.

Олег сел писать, Фаина Ильинична ходила по кабинету туда-сюда.

Ходила, ходила, потом подошла к физруку сзади и со словами: «что-то долго пишешь, Олег Павлович, дай-ка я гляну, что ты там изобразил», наклонилась над листом бумаги, положив свою упругую грудь на плечи парня, и учащенно задышала. Олег уже был мужиком не из робкого десятка, он аккуратно опустил ручку в чернильницу и правой рукой начал гладить коленку дамы, поднимаясь всё выше и выше. Фаина опомнилась.

– Не здесь и не сейчас, – шепнула она на ухо физруку. – Дверь в моём домике после отбоя будет открыта. Жду.

Олег думал до вечера: «А нужно мне это? Зачем мне эта женщина?

Может, ну её в баню? А может, и нет? Я же решил относиться к бабам по-другому, пора бы и начинать. И потом, ты же сам хочешь близости с женщиной. Ты же мужик».

Вечер был жарким, ночь – ещё жарче. Фаина была из тех женщин, что позволяют делать с ними всё, даже сами напрашиваются.

Жизнь в пионерском лагере шла своим чередом, директор позволяла физруку проводить разного рода состязания. Ребята и девчата бегали, плавали, прыгали в длину и высоту, победителей награждали грамотами, компотами, пирожками, яблоками.

Лето приближалось к осени, смена закончилась, пионеры отправились по домам, воспитатели написали отчёты и тоже засобирались домой. Любовники расставались без сожаления, Фаина, поцеловав друга, просила в городе её не искать: боялась мужа, но главное, не хотела компрометировать себя, ибо ей светила должность директора школы. Олег был рад такому исходу, женщина на восемнадцать лет старше была ему не нужна.

Было им хорошо вместе, ну и всё на этом, ничто в этой жизни вечным не бывает.

Начался 1960 год, который в марте принёс Родиным большое горе – скончался дедушка Юра. Умер талантливый конструктор тихо, ночью в постели, Калерия Петровна проснулась, а муж уже холодный. Она перепугалась и скорее к родственникам на Вишнёвую балку. Похоронами деда занимался внук, ему активно помогали сотрудники конструкторского бюро. Юрия Павловича любили и уважали за талант. Он иногда находил такие неожиданные решения, что многие и предположить не могли, что именно это решение и есть выход из положения. А вот теперь больше не было на свете нашего старика, как величала его молодёжь. Грустили все и хоронили конструктора Родина с большим достоинством. Гроб с телом покойного от дома культуры до Второй продольной магистрали города студенты строительного института несли на руках. Это была уже дань уважения своему комсомольскому вожаку.

Олег только перед похоронами узнал, что его дедушка был награждён орденами Трудового Красного Знамени и «Знак Почёта», тремя медалями, среди наград был ещё и знак лауреата Сталинской премии.

После похорон Олег затосковал, загрустил, очень часто вспоминая деда, его мудрые советы, его неторопливый подход к любому делу. Олег понимал, что теперь всё должен решать сам, он единственный мужчина в своей семье. Жизнь быстро отрезвила парня и вывела из грусти, жизнь брала своё, она бурлила и звала вперёд.

Шестидесятые годы – годы расцвета СССР, который гудел заводами, шумел созревшими колосьями полей России и Украины, целинных земель Казахстана. Поэты и писатели издавали ранее не подлежащие печати произведения, в которых царил дух свободы и романтики, торжествовала правда жизни, театральные постановки и кинофильмы были далеки от ура-патриотизма первых послевоенных лет. Хорошел и родной город: широкие проспекты, красивые дома, грандиозная стройка мемориала на Мамаевом кургане.

Перед летней сессией комсомольцы института избрали Родина заместителем секретаря вузовского комитета ВЛКСМ, эта должность оплачивалась половиной ставки секретаря. Олег начал дополнительно получать ещё четыреста рублей и уже не считал свою семью малоимущей, ибо теперь они с мамой жили на 1350 рублей в месяц.

Летнюю сессию заместитель секретаря комитета комсомола института сдавал досрочно, как и тридцать семь студентов разных курсов, которые вошли в состав строительной бригады или отряда, твёрдого названия пока ещё не было. Олег ещё зимой начал изучать опыт московских студентов, отправлявшихся летом на целину строить жильё, кое-что додумал сам, затем начал формировать отряд из проверенных, умеющих работать руками и мозгами ребят. На собрании решили так: если они бойцы, то у них должен быть командир, он же прораб, он же мастер, кроме того, как это было принято в СССР, кто-то должен осуществлять политическое руководство, а потому нужен комсорг или лучше комиссар.

Десятого июня отряд отправился в Старополтавский район достраивать новую школу в одном из сёл. Работали от зари до зари, но первого сентября вместе с руководством района перерезали ленточку и ввели бесконечно радостных учителей и учеников в новое здание.

Первый секретарь райкома КПСС доложил обкому о хорошей инициативе комсомольцев, областной комитет ВЛКСМ наградил бойцов отряда и на заседании бюро рекомендовал опыт студентов Института инженеров городского хозяйства распространить в других вузах Волгограда.

1960 год подходил к концу, 31 декабря в областном центре была запущена первая троллейбусная линия, соединившая Центральный и Краснооктябрьский районы. Проезд стоил пятьдесят копеек, но только один день. Первого января 1961 года в СССР появились новые деньги. Рубль стал равен десяти копейкам, тысяча – ста рублям, а значит, и проезд в троллейбусе стоил пятак. Мелочь начала иметь цену, ибо булка белого хлеба стоила двадцать копеек, а на стипендию студентов технических вузов в сорок пять рублей жить было можно! Вот и жили, жили и радовались, да ещё как!

В конце марта Родиных ожидал сюрприз. Олега пригласили в нотариальную контору для оглашения завещания деда. Внуку в наследство приходился вклад в одну тысячу новых рублей, теперь у парня появилась сберегательная книжка и большие по тем временам деньги. На семейном совете мама предложила передать одну треть вклада Калерии Петровне.

– Так будет справедливо, – констатировала Анна Сергеевна. – Так будет правильно. Не жили богато и этим не разбогатеешь. Жадным быть нельзя. Жадность – это мерзкое качество. Если бы все люди вокруг были скупердяями, мы бы, сынок, не выжили в военном холодном подвале.

Олег снял со счёта 333 рубля и понёс вдове деда. Калерия Петровна была удивлена и начала отказываться от денег.

– Я не могу уйти от вас, не выполнив волю моей мамы, не вручив вам вашей доли. Мама не поймёт, если не будет выполнено её поручение, – с этими словами Родин положил деньги на стол.

– У тебя удивительная мама! – после паузы сказала вдова. – В этой простой женщине столько благородства, что я порой завидую.

Калерия Петровна взяла деньги и удалилась в другую комнату. Её не было минут пять. Олег сидел в растерянности, не зная, уходить или не уходить.

– А это вам с мамой, это часть наследства, оставленного мне мужем. – Вдова положила перед Олегом семь золотых червонцев царской чеканки.

Родин впервые в жизни увидел золотые деньги, взял в руки. Покрутил, разглядывая.

– Спасибо. Вы очень любезны и благородства у вас не меньше, чем у мамы.

С тех пор женщины подружились, вместе ходили в театры, кино, на концерты, совершали покупки в магазинах. Олег радовался за них и вскоре порадовал маму: купил или, как тогда говорили, достал телевизор «Рекорд», трюмо и новые шторы. Анна Сергеевна вновь начала чувствовать себя счастливой, ощущала себя почти так, как рядом с Павлом, единственным мужчиной в её жизни. Она всё ждала его, часто представляла, что вот сейчас откроется дверь и в комнату войдёт её Паша, но он не шёл и не шёл, не было его на этом свете.

Никто из простых граждан СССР не ждал и не гадал, какой праздник будет у них 12 апреля 1961 года, когда весь мир облетела небывалая новость: человек в космосе! В космосе наш советский парень майор Гагарин Юрий Алексеевич!

К вечеру в Сталинграде собрался стихийный митинг, тысячи людей вышли на Центральную набережную поздравить друг друга, порадоваться за свою страну, страну счастья и побед. От всей души простые жители города выкрикивали: «Слава КПСС! Слава советскому правительству!

Слава советским учёным, конструкторам и рабочим!». Ну как можно было не верить партии, которая вела народ от одной победе к другой?!

Летом, в августе, на орбите был космонавт № 2 – Герман Титов и летал там уже не час, а больше суток. Через год уже два корабля одновременно кружили вокруг Земли, управляли ими Андриан Николаев и Павел Попович. А что хвалёные американцы? Они через месяц после полёта Гагарина совершили суборбитальный полёт, в котором астронавт Шепард был чуть более пятнадцати минут. Вот так-то! Мы впереди! Мы лучшие!

Эта мысль не оставляла советских людей, особенно молодёжь, они верили и стремились к лучшему будущему, не теряя уверенности в завтрашнем дне.

Время шло неумолимо. В 1962 году Олег Павлович Родин получил диплом инженера-строителя и собрался идти на работу в трест «Металлургстрой», но военкомат есть военкомат, он всё видит и всё знает о призывниках. Повестка не заставила себя ждать, опять медкомиссия, и то же заключение: здоров, годен к строевой службе. Олег и не расстраивался, понимал, что служить необходимо, каждый мужчина должен научиться защищать своё Отечество. Но случилось так, что перед самым призывом Родина пригласил к себе первый секретарь Волгоградского обкома ВЛКСМ Геннадий Елисеев.

Да, именно Волгоградского, потому что с ноября предыдущего года Сталинград стал называться Волгоградом. Партия и правительство в борьбе с последствиями культа личности Сталина решили стереть память о вожде народов в душах советских людей и переименовали город тихо, никого не спросив. Просто утром 10 ноября 1961 года главная газета области вышла под названием «Волгоградская правда», а в ней – постановление о переименовании города по просьбе трудящихся.

Непривычно было сталинградцам называть себя волгоградцами, а часть города за речкой Царицей ещё лет десять называли по-старому Вторым Сталинградом. Однако человек ко всему привыкает, привыкли и к новому названию города, к новым названиям учреждений, районов и улиц.

В приёмной комсомольского вожака области Родин ждал недолго, с Геннадием Павловичем, как теперь его все уважительно величали, Олег был знаком давно, ещё по работе в горкоме. Поздоровались по-дружески, похлопали друг друга по плечу, Геннадий перешёл к разговору без предисловий.

– Олег, хочу пригласить тебя поработать в аппарате обкома. Как ты на это смотришь?

– Смотрю хорошо, но меня военкомат на днях оформит в армию. Я и медицинскую комиссию уже прошёл.

– Да? Это для меня новость. Однако погоди, я сейчас же с облвоенкомом свяжусь.

Елисеев тут же договорился с генералом о встрече, на которой два руководителя в основном обсудили подготовку призывников к службе в Вооружённых силах, а позже Геннадий Павлович заговорил о своих кадровых проблемах, в частности, рассказал о призыве Родина. Военком тут же пригласил офицера с данными о призывниках, и не успели собеседники выпить по чашке чая, как майор прибыл с докладом, после которого генерал внёс предложение:

– Конечно, отсрочку вашему Родину дать можно, одна уже была, будет и вторая. А потом что? Третья, четвёртая? Я тут на днях был в Камышине, общались с начальником военного училища генералом Рождественским, так вот он просил меня подобрать хорошего офицера на должность главного комсомольца училища или как это у вас правильно называется, в армии это помощник начальника политотдела по комсомольской работе.

– А у нас секретарь комитета ВЛКСМ высшего военно-строительного училища.

– Вот-вот, а вы говорили мне, уважаемый Геннадий Павлович, что он возглавлял комитет комсомола в горхозе. Так знайте, что одним из пожеланий генерала Рождественского было, чтобы новый офицер разбирался в строительном деле, чтобы курсанты на него пальцем не показывали, чтобы молодёжь с первых курсов с энтузиазмом выходила на стройки города и помогала строить хлопчатобумажный комбинат и крановый завод. Как предложение?

– Предложение ваше, товарищ генерал, очень хорошее, Родин по всем характеристикам подходит. Комсомольская организация Камышинского военного училища стоит у нас на учёте, Олег будет работать под нашим крылом. Есть только два «но»: первое, согласится ли Олег, он у нас всё время трудностей ищет; второе – насколько мне известно, он в армию призывается рядовым.

– Второе «но» исправим мы. У нас есть приказ министра обороны присваивать офицерские звания военнослужащим с высшим образованием, обеспечив им учёбу на краткосрочных курсах. А вот первое «но» – это ваша забота. Думаю, он согласиться. За глупого вы бы меня не просили, а умный сразу поймет все преимущества при таком призыве в армию.

Так что оправляйте Родина служить Родине.

Олег очень обрадовался такому предложению: он отслужит, сняв проблему с призывом, но главное – будет служить офицером, это не солдатскую лямку тянуть, и маму можно будет навещать, да и ей к нему можно будет приезжать, Камышин не за горами.

В начале сентября товарищ Родин принял военную присягу, надел новую форму с погонами лейтенанта и готовился к отправке на курсы усовершенствования политсостава в Киев. Начало занятий на курсах было намечено на первое ноября, и потому молодой лейтенант постигал азы армейской службы на рабочем месте. Комсомольскую работу в политотделе училища курировал заместитель начальника подполковник Андраник Гайкович Бабаян, офицер-фронтовик, который с лета 1942 года до конца войны служил в артиллерийском полку, видел ад смертельных баталий, спасал и хоронил товарищей, встретил в своей жизни сотни, если не тысячи людей с разными характерами, желаниями и устремлениями.

Данная природой мудрость предков не позволяла тогда ещё молодому офицеру терять самообладание даже в самых безнадёжных ситуациях, он стал для своих солдат родным отцом. После войны капитана Бабаяна рекомендовали на политработу, но никаких академий он не заканчивал, то жена болела, то сыну был нужен строгий отцовский глаз. Однако умение офицера находить подход к людям вызывало у начальства глубокое уважение к нему.

Подполковник быстро понял, что лейтенант Родин человек твёрдый, основательный, обладающий достаточным умом для своего возраста.

«Из такого, пожалуй, можно слепить хорошего офицера», – заключил Бабаян и принялся учить молодого. Учил не по мелочам, давал задачи на сообразительность, вводил в тонкости армейской службы не спеша. Перед отправкой в Киев «дед Андрей», так его называли курсанты, беседовал с Олегом пытаясь понять, что он хочет получить от учёбы. С первых минут разговора Родин сообразил, куда клонит начальник, потому ответил напрямую:

– Я и сам не знаю, что мне нужно познать в первую очередь. Прошло почти два месяца службы, а я, как слепой котёнок, налетаю на углы, не познав глубоко тонкостей армейских отношений и подходов к делу. Вот только сейчас начал понимать, чем отличается комсомольская работа на гражданке от подходов к ней в армии.

– Это хорошо, сынок, что ты так самокритично оцениваешь своё положение. Хочу посоветовать тебе не стремиться объять необъятное. За два месяца на курсах ты должен ухватить основные направления политработы, остальное мы отполируем здесь, на месте, по ходу дела. А вот главная твоя задача – это научиться разбираться в людях, без понимания психологии человека, группы людей политработника не бывает. Приедешь на учёбу, ваш курс разделят на взводы по тридцать человек, вот и присмотрись к тем, с кем будешь тесно контактировать. Мысленно раздели людей на категории. Среди твоих коллег будут удачные служаки, карьеристы, выпивохи, неудачники, а там сам увидишь, кто ещё. Вот и присмотрись к этим ребятам. Они непременно собьются в кучки по интересам, а ты постарайся понять, что хочет и к чему стремится та или иная стайка. Вот это и будет твоим основным заданием. На курсах учатся не только на занятиях, но и в офицерском общежитии, в быту человек как на ладони. А конспекты пиши, пиши старательно, мы их потом проштудируем.

Киев! Киев – матерь городов русских! Для кого-то город детства, для кого-то город первой любви, а для некоторых просто столица советской Украины, город ласковый и гостеприимный. В шестидесятых годах прошлого века Киев уже оправился от последствий фашистской оккупации и боевых ран. Он строился и расширялся, возводил комфортное жильё для горожан, отели для гостей, стадионы, театры и кинотеатры. Город любовно хранил свою гордость – Софийский собор, Андреевскую и Кирилловскую церкви, тысячелетнюю Киево-Печерскую лавру, он давно спустился с днепровских круч на левый берег, где росли высотные дома Дарницы.

Берега Днепра соединяли мощные красивые мосты, по которым бегали не только автомобили, но и поезда метро.

Железнодорожный состав, на котором прибывал в Киев лейтенант Родин, въезжал в город-красавец с левого берега через Дарницу, в окна вагона смотрели архитектурные ансамбли, удивительно сочитающие в себе помпезность старины и лёгкость современности. Киев встретил Олега гулким шумом вокзала, офицер вышел на привокзальную площадь и направился к такси.

– На улицу командарма Каменева поедем? – спросил лейтенант таксиста, приоткрыв переднюю дверь «Волги».

– Сколько дашь? – поинтересовался толстомордый белобрысый водитель.

– Сколько нужно, столько и заплачу.

– По счётчику, что ли?

– Конечно.

– Садись.

Олег бросил чемодан на заднее сиденье, сам сел рядом с водителем.

– А ты знаешь, лейтенант, что ехать нам далеко, на другой конец города, и счётчик насчитает немало.

– Трогай, друг, трогай.

«Волга» рванула с места в карьер и повернула налево.

– А я думал, нам направо. И вообще, объясни мне, почему у вас такие длинные расстояния между троллейбусными остановками? Пять остановок и конец города? Или, может быть, Киев меньше нашего Сталинграда?

Водила притормозил и выполнил правый поворот.

– Раз знаешь город, лейтенант, какого хрена на троллейбусе не поехал? – разозлился шофёр.

– А мне на такси удобнее.

Водила ничего не ответил, сделал кислую физиономию, нижняя губа слегка отвисла, придавая лицу придурковатый вид. Обидно было, что какой-то москаль обвёл его вокруг пальца.

– Вот твоя улица, если тебе на проходную военных курсов. Но туда я не поеду, разворачиваться там неудобно.

Счётчик насчитал 72 копейки, Олег вручил обиженному рубль.

– Сдачи не нужно. – Лейтенант взял свой чемодан и пошёл к проходной. На душе скребли кошки от общения с этим скаредным шоферюжкой. Однако рядом с грустью была и радость с благодарностью коллеге по политотделу капитану Сидорину, который учился два года назад на этих курсах и подробно рассказал Олегу, как до них добраться.

На проходной Десятых центральных курсов усовершенствования политсостава прибывший учиться лейтенант предъявил командировочные документы, дежурный по КПП дал команду сопроводить Родина до его комнаты в общежитии. Жилая часть курсов располагалась на третьем этаже, в каждой секции по две комнаты: в одной – три койки, в другой – две, посередине санузел. Всё чистенько, всё прилично. Сопровождающий солдатик занёс чемодан лейтенанта в двухместную комнату.

– Вот ваша кровать, – указал проводник. – Разрешите идти?

– Спасибо. Свободен.

Олег огляделся. Мрачный день поздней осени не радовал светом, и поначалу комната показалась неуютной. Осмотрелся… тумбочка и платяной шкаф присутствовали, на окнах висели приличные занавески, на стенах полки для книг. Офицер включил свет, стало несколько веселее.

Родин снял шинель, открыл шкаф, а там висела другая шинель с майорскими погонами. Олег сообразил, что его сосед уже на месте, и не просто сосед, а целый майор. Не успел лейтенант приспособить свою верхнюю одежду к плечикам, как дверь комнаты мягко отворилась и вошёл молодой спортивного вида русоволосый майор с голубыми глазами и короткой причёской с аккуратным пробором. Олег вытянулся в струнку.

– Здравия желаю, товарищ майор! Лейтенант Родин, Камышинское военное училище.

– Здравия желаю и вам, лейтенант Родин. – Майор протянул руку. – Как тебя зовут?

– Олег.

– А меня Игорь. Это очень интересно, мы в Киеве, где в древние времена княжили и Олег, и Игорь. Нам княжить не придётся, а жить и дружить два месяца мы должны, посему предлагаю без званий, имён-отчеств и на «ты». Идёт?

– Идёт, – обрадовался Олег. – Ты какого года рождения?

– 1937 года.

– Я помладше, с 1940-го.

– С возрастом разница в три года стирается, её ощущаешь лишь в школьные годы. А ты, я смотрю, в армии недавно.

– Всего два месяца. Я выпускник Сталинградского, вернее, теперь уже Волгоградского института инженеров городского хозяйства.

– Так ты двухгодичник. Срочную служишь?

– Выходит так.

– А я потомственный военный. У нас, Сокольниковых, с древности все были воинами. Дед мой Фёдор Степанович служил в Генеральном штабе, отец Василий Фёдорович войну закончил комдивом, на фронте получил немало ранений, от их осложнений и умер в 1953 году. Я на похоронах дал себе клятву продолжить дело отца.

– Оно и видно, ты выглядишь как гусар! Подтянутый, всё на тебе ладно, форма подчёркивает накачанную фигуру, да и звание майора получить за четыре-пять лет службы не так просто.

– Это ты точно сказал, не так просто. Мне случай помог, тот случай, который не запланируешь и никому не пожелаешь. Я только получил капитана, командовал ротой, были учения, нас танками обкатывали.

Казалось, всё несложно. Мы пехотинцы в окопах, а танки на нас идут, грохот стоит, гусеницы лязгают, ощущение не из приятных, но ничего страшного, пригнись, заляг в окопе, танк над тобой прокатит, поднимайся и гранату ему в задницу брось. Но это просто для большинства, а у меня в роте один солдат запаниковал, заорал, глаза навыкате и на бруствер полез, а Т-62 уже рядом! Махнул я из окопа, рядового ногой столкнул в траншею и за доли секунды успел ускользнуть от гусеницы под днище… Машина с грохотом ползла надо мной, и время это показалось мне если не неделей, то сутками точно. Так что, мой новый друг, капитаном я прослужил месяц. Майора досрочно присвоил мне командующий округом и назначил на должность главного комсомольца армейского корпуса, потому мы сейчас с тобой и вместе.

Олег смотрел в глаза этому классному русскому парню, не зная, что сказать.

«А ведь так рождаются герои!» – думал лейтенант.

– Да не смотри ты на меня такими восторженно-влюблёнными глазами. Я в тот момент не думал, не размышлял, что делать, всё получилось как-то спонтанно, я действовал как автомат, как робот какой-то.

– Но трусы так не поступают, это удел людей со стержнем внутри, с убеждённостью в правом деле, с добротой в сердце. Согласен?

– Согласен, но предлагаю не обсуждать больше эту тему, а пойти пообедать.

В обеденном зале для цикла «комсомольцев», как их коротко называли на курсах, было накрыто двадцать пять столов. Отличались они табличками с номерами комнат. Сокольников и Родин присели на отведённые им места, и тут к столику подплыла девушка неопределённого возраста, но явно молодящаяся, одетая в форму, пошитую так, чтобы выставить напоказ все женские достоинства.

– Здравствуйте. Меня зовут Марина, я буду вас обслуживать.

У Олега моментально мелькнула мысль, что такие дамы готовы обслуживать не только за столом. Они переглянулись с Игорем и оба улыбнулись.

– Очень приятно, – промолвил лейтенант. – А что у нас сегодня на обед, милая Марина?

– Борщ украинский с пампушками, бифштекс рубленый с рисом и компот.

– Альтернативы нет? – поинтересовался майор.

– Никак нет и не бывает, – ответила официантка и походкой модели, от бедра, отправилась за обедом, а молодые офицеры рассматривали её подруг по работе, шустро обслуживающих другие столики. Вновь прибывшим курсантам они казались все на одно лицо, поскольку похожи были не только одеждой, но и боевым макияжем, зовущим к любви и приключениям.

Обед оказался вкусным, не домашним, конечно, но и не тем, что подавали в городских столовых. Так что жить можно. Послеобеденный отдых был недолгим. В 15.00 офицеров построили, объявили распорядок дня, зачитали списки учебных взводов, коих было четыре по двадцать пять человек в каждом, напомнили о правилах поведения во время учёбы.

Старшим офицером цикла назначили майора Сокольникова, ему командиры взводов должны были докладывать об отсутствующих на занятиях по разным причинам курсантах.

Занятия начались со следующего дня, основа – партполитработа, хотя читали и тактические дисциплины, и историю армии и флота, выезжали на полигоны, водили боевые машины, проводили политзанятия в частях Киевского военного округа. Свободное время начиналось с 16 часов и, естественно, по воскресеньям, нарядов никаких, выход в город свободный, учись, отдыхай и радуйся.

– Как ты относишься к театру? – спросил Игорь Олега на второй день учёбы.

– Не только хорошо отношусь, но и стараюсь не пропускать ни одной премьеры в сталинградских театрах, да и в Камышинском драматическом уже дважды был.

– Это хорошо, значит, сойдёмся. Есть предложение сегодня вечером изучить репертуар киевских театров и купить билеты заранее, полагаю, что в столице республики в театрах бывают аншлаги. Как идея?

– Мысль прекрасная и вовремя выказанная. Полностью согласен.

– Олег, всё хочу спросить тебя, почему ты свой родной город продолжаешь называть Сталинградом? Если мне не изменяет память, его уже год Волгоградом зовут.

– Это правда, Волгоградом, но Сталинград как-то ближе. Я там родился, пережил самые страшные для города времена, вырос и возмужал там, а к новому названию не только я, многие не могут привыкнуть. Думаю, у нас, у старожилов, это пройдёт, родятся в городе новые люди, для них новое название будет родным. Время людей меняет, не только названия.

Занятия на курсах шли своим чередом, Родину было интересно. Он потихонечку стал вникать в специфику комсомольской работы в войсках, она строилась на армейском единоначалии, ограниченно допуская дискуссии в рамках армейских уставов. Знакомство с партполитработой в войсках вызвало у него вопрос: почему есть занятия по политагитации в наступлении и обороне, а нет таковых в отступлении и окружении? Но вопросов молодой офицер не задавал, полагая, что всё ещё впереди. А тут неожиданно для всех этот вопрос задал, вечно пребывающий в состоянии похмелья капитан Шеболдас.

– А когда же мы будем проходить партполитработу в отступлении?

Преподаватель полковник Цыбулько кашлянул и сам задал вопрос Шебллдасу:

– Какая у вас выслуга лет, капитан?

– Двенадцать с половиной лет, товарищ полковник.

– Так вот, почти за тринадцать лет службы вы должны были бы изучить доктрину нашей Советской Армии. Наша армия, товарищи офицеры, не отступает, а иногда организованно отходит на заранее подготовленные позиции. Ясно?!

– Ясно-то ясно, но не совсем понятно, – промычал капитан.

После занятий Олег признался Игорю, что у него на языке давно уже крутился такой же вопрос, и не только о партработе в отступлении, но и в окружении.

– Правильные вопросы у вас с Шеболдасом, – согласился Игорь, – только у тебя от ума, а у него от алкогольной интоксикации, на фоне которой отсутствует инстинкт самосохранения. Цыбулько обязательно напишет рапорт об этом, на его взгляд, происшествии, и капитана станут воспитывать. Считаю, что наши военачальники упиваются плодами победы в войне, не проанализировав глубоко все события. Что, в армии Власова все были предателями, когда он сдавался в плен? Кто скажет, какие политработники и как работали с личным составом? Думаю, что некоторые из них просто не знали, как себя вести и что делать в условиях окружения и голода, полной неосведомлённости о действиях командования армией, вот и впали в прострацию и сдались в плен. По окончании курсов напишу рапорт в штаб округа с предложением внимательно изучить эту проблему и начать учить людей действовать в критических ситуациях.

– Написать напишешь, но много ли начальников прочитают – вопрос!

– Ты прав, но сразу эту стену не разрушить. Напишу я, ты доложишь своему начальству, другой, третий. Капля воды, как известно, камень точит, а молчание – это знак согласия. Ну ладно, хватит молотить, давай в театр собираться.

– Да у нас ещё почти два часа есть.

– По городу погуляем, пока не холодно.

– Согласен. Только одно меня смущает. Ты в театре будешь выглядеть как щёголь, а на мне китель висит как мешок. Видно, не умею я форму носить.

– Дело не в умении, – констатировал майор. – Я тебе давно хотел предложить заняться твоей формой, да боялся – обидишься.

– Что, новую купить предлагаешь?

– Зачем? Бери китель, пойдём к интендантам, сделаю тебе всё по первому классу.

Игорь сам распорол китель на спине по швам и заузил его ниже лопаток, как бы приталив. Олег примерил.

– Вот это да! Сидит, не висит и при этом не морщит. Ты где так портняжничать научился?

– В училище, друг мой, в училище. Уж очень хотелось во время увольнений перед девушками пощеголять.

На следующий день привели в порядок всю, в том числе и полевую, форму лейтенанта. Родин теперь выглядел бывалым щеголевато-аккуратным офицером.

В театр друзья ходили регулярно, послушали все украинские национальные оперы: «Тарас Бульба», «Наталка Полтавка», «Запорожец за Дунаем» и конечно же «Ночь перед Рождеством». Они часто бывали в Академическом театре русской драмы, где начинала блистать Ада Роговцева.

Повеселиться ходили в театр оперетты.

Однажды в половине десятого вечера возвращались в расположение своих курсов.

– Я что-то сильно проголодался. Не заглянуть ли нам в ресторан? – предложил Сокольников, проходя мимо станции метро Крещатик.

– А почему бы и не зайти, – поддержал его друг.

Парни поднялись на четвёртый этаж. Дорогу в ресторан «Метро» перекрыл швейцар.

– Всё, товарищи офицеры, ресторан закрывается.

– Но ещё же не закрылся, а за полчаса успеем выпить и перекусить, – сказал майор, вкладывая в ладонь стража дверей рубль.

– Ну раз успеете, то заходите.

Друзья присели за первый от эстрады столик. Оркестр помогал солистке петь: «я могла бы забежать за поворот, я могла, бы забежать за поворот, я б могла да только гордость не даёт…».

– А мы не гордые, мы есть хотим… Девушка! – позвал Игорь.

К ним торопливо подошла молодушка с точёной фигурой. Её ножки, обутые в туфли на высоком каблуке, делали её ещё стройнее, чёрные глаза блестели, тугая каштановая коса была переброшена через левое плечо, словно показывая путь к сердцу. Если бы красавица ещё и улыбнулась, она вообще была бы неотразима, но её лицо было холодным, как у снежной королевы.

– Товарищи, кухня уже не работает, готовых блюд нет. Может, зайдёте в следующий раз?

– Как вас зовут, милая барышня? – спросил майор.

– Зовут меня Клара, но это не меняет положения дела.

– Ой ли! – Игорь встал, подошёл к официантке, взял её под ручку, слегка прижал к себе и начал что-то шептать ей на ушко, периодически поглядывая на Олега. Девушка заулыбалась, и в зале ресторана стало как будто светлее.

– Я всё поняла, всё сейчас же будет исполнено. – Клара подошла к метрдотелю и что-то восторженно объяснила ей, потом одна поспешила в буфет, другая на кухню.

– Что ты ей такого наплёл?

– Правильно определил, действительно наплёл. Ты же служишь в бывшем инженерно-ракетном училище, вот я и сообщил девушке большой секрет, что ты обеспечиваешь старты наших космонавтов, что сейчас у тебя короткая командировка, ты читаешь лекции на наших курсах, а я, майор, к тебе приставлен для обеспечения твоих нужд и желаний. Так что вы, лейтенант Родин, большой учёный и важная птица, если ординарцем у вас служит майор.

Клара уже спешила к офицерам с подносом, на столе мигом появились солёные овощи, сало, салат «Столичный» и бутылка горилки с перцем.

– Котлету по-киевски принесу попозже, когда народ разойдётся. А вы не спешите, мы ещё около часа будем подводить итоги дня, так что ужинайте спокойно.

Важная персона с ординарцем выпили по единой и тут же повторили, с удовольствием закусывая.

– Ну ты даёшь, Игорёк! – сказал Олег с подчёркнуто серьёзным видом.

– Я всё делаю для вашего удовольствия, товарищ засекреченный учёный. Это девушки нам подают, мы наслаждаемся. А если бы ты не был важным чином, мы лежали бы на своих койках и жалели о пропущенном ужине в столовой. Ну что, выпьем за девчат, которые ещё в сказки верят! – Майор поднял рюмку и лихо отправил горилку в желудок. – Хорошо, когда выпьешь да ещё!

Двери ресторана закрыли на ключ, официантки во главе с метрдотелем что-то обсуждали, стучали костяшками счётов, и уже минут через пятнадцать к офицерскому столику подошли Клара и Вера, так звали метрдотеля.

– Мы хотели бы скрасить ваше мужское одиночество, если вы не против.

– Я-то не против, если только Олег Павлович возражать не будет.

Олег осмотрел девчат с ног до головы.

– А вы не болтливы, девушки?

– Что вы, что вы… – дуэтом ответили красавицы. – Ну если так, можно и пообщаться, но недолго. Усаживайтесь поудобнее и выпейте вместе с нами.

Клара села рядом с Родиным, Вера напротив, и в перерывах между тостами девушки засыпа́ли Олега вопросами: «А вы Гагарина видели? А с Титовым вы встречались, говорили? А правда, что Николаев не женат? А действительно ли, что Попович наш украинский парень?» Лейтенант не спеша рассказывал то, что читал в газетах, видел по телевидению и слышал по радио. Ответы были коротки и общеизвестны, но звучали из уст «очевидца», а потому казались весомыми и содержательными, никто не удивился их краткости, ибо всё остальное было под строгим секретом.

На столе появились горячие блюда и ещё одна бутылка. Клара всё ближе и ближе подвигалась к Олегу, и вот парень уже чувствовал горячее бедро соседки, осторожно положил на него свою руку, и вдруг молния, сотворённая чувствами, резанула «засекреченного учёного», обожгла, затуманила мозг. Клара наклонилась к лейтенанту и прошептала:

– Я готова увидеться с тобой, но отдельно и не сегодня, у меня женские дела, «больные дни». Предлагаю встретиться послезавтра у нашего метро.

Родин не любил, когда женщины навязываются, но в этот раз было что-то другое. Он был готов схватить и, растерзать красивую девушку, испить её до дна. Но молния сверкнула и улетучилась. Отрезвившись, Олег на правах секретного спеца скомандовал:

– Нам пора! По чашке чая и на базу. Завтра большая работа.

Клара на прощанье опять шепнула:

– Послезавтра жду.

Олег кивнул.

Утром лейтенант проснулся каким-то вялым и пасмурным, под стать погоде, глянул в окно на мокрый снег с дождём, настроение стало ещё хуже. Нет, голова у Олега не болела, его не тошнило, двести пятьдесят граммов выпитой вечером водки были нормальной дозой. Парня мучали воспоминания о встрече с черноглазой официанткой.

«И какой чёрт дёрнул меня погладить её коленку, и эта глупая баба тут же готова была отдаться. Но она говорила о каких-то больных днях, что это за больные дни? Ещё прихватишь какую-нибудь дрянь… А-а-а, что ты печалишься? Тебя же никто не заставляет идти на свидание с ней, никто!

А раз никто не заставляет, не ходи. Вот и не пойду. Она-то на меня запала, узнав, что я засекреченная личность, а так-то лейтенантов в ресторане бывает немало. Всё, всё, всё! Остановись!» – Родин заставил себя отбросить глупые мысли, однако настроение пришло в норму лишь к обеду.

Вечером в спортзале играли в волейбол и обыграли офицеров с цикла партийной работы, оттого и ужин был приятным, вечер тёплым, сон крепким. Но под утро приснилась Клара, она целовала Олега, отдавалась ему в разных позах, а когда этот сексуальный кошмар закончился, лейтенант вскочил и побежал в душ. Но и душ не погасил страсти, ему хотелось прямо сейчас помчаться на свидание.

День тянулся долго, и ожидание встречи только усиливало желание.

В семнадцать ноль-ноль наш щёголь рванул с места и пошёл пешком, без цели заходя в магазины.

К шести часам Родин подходил к станции метро на Крещатике и издалека узнал Клару. Она стояла с большой плетёной корзиной в руках и вглядывалась в прохожих. Олег решил, что негоже приходить на свидание раньше и показывать девушке, что он очень хочет её видеть, потому свернул в переулок, а к ожидающей его даме подошёл ровно в шесть вечера. Клара, увидев желанного мужчину, расцвела в лучезарной улыбке.

– Вам помочь? – спросил Родин, глядя на корзину.

– А почему вам? Мне кажется, мы позавчера перешли на «ты». Не так ли? А корзину я понесу сама, офицерам не положено носить поклажу, полную винно-водочных изделий и закусок.

– Но офицеры должны, даже обязаны помогать дамам. – Олег перехватил корзину из рук Клары. – Я так понимаю, что ни в кино, ни в театр мы сегодня не пойдём.

– Правильно понимаешь, мы идём ко мне домой, мне очень хочется побыть с тобой вдвоём. Пошли?

Они не спеша шли по Крещатику, свернули на улицу Городецкого и, не пройдя квартала, вошли в арку. Квартира, в которой обитала Клара, была трёхкомнатной. Родина поразила огромная библиотека, богатая ореховая мебель, картины на стенах.

– Хорошо живёшь, Кларочка. Это твоя квартира или снимаешь?

– Квартира моей родной тётки, они с мужем врачи, он хирург, она гинеколог, уехали в командировку в Египет и уже больше года там, – ответила Клара, споро накрывая стол.

Глядя на её быстрые и отточенные движения, Олег начал закипать, а после нескольких рюмок водки страсть начала рушить все моральные устои и безумствовать. Женщина отвечала таким же безумством. Она была умным сексуальным бойцом и не перехватывала инициативу, хотела показать, что мужчина, и только он сегодня хозяин, потому позволяла ему всё. На землю любовники опускались лишь для того, чтобы выпить очередную порцию спиртного или минералки, и опять возвращались в космос.

Обессиленный Олег не помнил, как уснул, но чувство долга толкнуло его в 6.30, он вскочил, сел на постели, организм требовал ещё отдыха, а труба звала. Секретный спец наскоро проглотил кофе и исчез за дверью, на прощанье сказав Кларе: «Я тебе позвоню».

Лейтенант вошёл в комнату, когда майор уже готовился к зарядке. Увидев друга, оторопел. Лицо Родина было серым, под глазами мешки – чёрные круги, плечи опущены.

– М… м… да! – протянул Игорь. – Видимо, ночь была не только тёмной, но и бурной.

– прохрипел Олег.

– Лейтенант Родин приказываю вам срочно принять душ, зарядка отменяется, видать, ночью и так была перегрузка.

Горячие струи воды постепенно привели в чувство молодой здоровый организм, лицо порозовело, в глазах посветлело. Но пришла слабость, да такая, что ни рукой, ни ногой. После душа Олег плюхнулся в кровать. Завтрак и первая пара занятий прошли без героя-любовника. Ко второй паре он слегка оклемался, писал какие-то конспекты, не вникая в тему. В себя лейтенант окончательно пришёл только к вечеру.

На следующий день, когда лектор из ЦК КПСС читал лекцию об уроках и последствиях Карибского кризиса, Олег полностью осознал, что осенью 1962 года мир был на грани третьей мировой войны. Тонкая нить могла в любой момент порваться, и тогда атомная война была бы неизбежна. Однако хватило мудрости у Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущёва и президента США Джона Кеннеди пойти на уступки друг другу. Наши демонтировали свои ракеты на Кубе под обещание американцев прекратить блокаду острова и вывезти свои ракеты из Турции. Всего две недели назад, 20 ноября, все обещания были выполнены, и мировое сообщество вздохнуло. Лектор неоднократно подчёркивал мудрость политбюро нашей коммунистической партии, доказывал преимущества социалистического строя перед капитализмом, уверял в радостном процветании советского народа по сравнению с угнетаемым в капиталистических странах рабочим классом.

– Только советский народ смог за семнадцать послевоенных лет восстановить почти полностью разрушенное народное хозяйство и превзойти Америку, не видевшую войн больше столетия. СССР во многих сферах промышленности, особенно в отраслях, участвующих в освоении космоса, впереди всей планеты, – с энтузиазмом докладывал лектор.

Курсанты в офицерских погонах аплодировали и искренне были рады, что служат в армии самой прогрессивной страны мира. Олегу стало стыдно, что он здесь, в Киеве, во хмелю развлекается, а его сверстники стоят на передовых рубежах Родины, по полгода ходят на подлодках в подводном положении, сутками несут дежурство в воздухе, сдерживая агрессора.

«Всё, хватит расслабляться!» – сказал сам себе Родин и приступил к выполнению задания подполковника Бабаяна. Он разделил однокашников своего цикла на символические группы, названия которым придумал сам. Первую группу Олег назвал «настоящие офицеры», из ста человек в неё вошли десять, и два с натяжкой, во главе группы стоял конечно же Игорь Сокольников. Это были профессионалы, серьёзно относящиеся к воинской службе, готовые в любых условиях вступить в бой, постоянно изучающие военные науки, историю и географию театров возможных военных действий, с уважением относящиеся к своим починенным.

Вторая группа – «клуб почитателей Бахуса», участников человек двадцать, из них 3–4 непостоянные члены. Остальные, возглавляемые капитаном Шеболдасом, почти не просыхали. Было неясно, как члены этого клуба относятся к службе в своих подразделениях, но курсы они считали дополнительным отпуском, а пьяные компании – лучшим времяпрепровождением. Олег ни разу не видел, чтобы кто-то из них открывал книгу, зато бутылки они сдавали регулярно.

В третьей группе было не больше пяти человек, представители её водку пили мало, но пиво – вёдрами. Да! Да! Не кружками, а вёдрами, выпивали за один раз по 15–20 кружек пива. Ребята эти были как на подбор пухленькими, на занятиях по физической подготовке рекордов не били, в быту не задирались, однако в театры тоже не ходили и лучшим подарком для них был жирный вяленый лещ. Олег назвал их «бирбаухи», что в переводе с немецкого означает «пивные животы».

Основная, четвёртая группа состояла из мужиков разных, кто курил, кто нет, кто-то ходил в кино, кто-то нет, одни писали домой письма, другие звонили по телефону. Со стороны казалось, что этим офицерам всё равно, где они, что с ними происходит, они просто не пускали в свой внутренний мир никого, не комментировали происходящих событий. Некоторые из них не ночевали в общежитии, приходили только на занятия, но никогда не хвалились своими донжуанскими успехами, и вполне возможно, что ночевали у родственников. Эта группа именовалась у Родина «себе на уме», и была сложнее других для понимания, здесь с каждым нужно было работать индивидуально. Пятая группа в кучки не сбивалась, но интерес у них был один: они сразу охмурили официанток из офицерской столовой, хотя тех и охмурять было не нужно, они всегда были готовы отдаться новым курсантам и испытывать новые страсти.

Столовские девушки старели, но всё время хотели, а их неразборчивым кавалерам тоже было всё равно, где и с кем спать, лишь бы рядом была женская грудь. Эти пары легко сходились и легко расходились, может, когда-то кто-то и страдал, но было это давно. Олег назвал этих ребят «вольносовокупляющимися».

Самую малочисленную группу составляли три старших лейтенанта, у которых не было фундаментального офицерского образования, они вышли из сверхсрочников, закончивших шестимесячные офицерские курсы.

Объединяло их не только неважное образование, но и отсутствие общечеловеческих знаний, привычки читать. Неумение анализировать не позволяло им постичь науку управления, правильно оценить политическую ситуацию, что перечёркивало все их старания. Оттого они выглядели смешными, особенно когда задавали преподавателям глупые вопросы.

Некоторые над ними откровенно посмеивались, а лейтенант Родин жалел, ибо сели они не в свои сани, а пересаживаться поздно, что же теперь поделаешь. Так и назвал их Олег «ничего теперь не поделаешь».

Через пару дней лейтенант поделился своими мыслями и черновыми набросками с майором Сокольниковым. Игорь почитал и спросил:

– А в какую группу ты записал себя?

– Хотелось бы в первую, но опыта военной службы не имею. Во вторую и третью не могу, хотя от спиртного нос не ворочу. Для четвёртой я больно открытый человек, а про остальные я и говорить не хочу.

– Это почему же? Судя по твоему виду, три дня назад в пятую группу ты вполне бы подошёл, ночь-то провёл с официанткой.

Родин опустил нос, но возразил:

– Но официантка не из нашей же столовой, а молодка из ресторана.

– Это несколько повышает ваш рейтинг, лейтенант, – рассмеялся Игорь. – А в общем-то, все твои научные исследования – это баловство, по одному периоду жизни людей судить нельзя, хотя в твоих размышлениях что-то есть, они как отправная точка могут быть положены в научно-психологическое исследование. Так что дерзай, друг любезный!

Родин попробовал дерзать, за два дня прочитал несколько статей по психологии и понял, что наука это серьёзная, требует хорошей подготовки и времени, а потому оставил дерзания на потом.

Вечером были в театре оперетты, смотрели «Принцессу цирка». Актриса, игравшая княгиню Феодору Палинскую, была удивительно похожа на Клару, может, Олегу так показалось, но героиня воспламенила в душе лейтенанта тот пожар, бушевавший несколько дней назад. Пожар не утихал ни после спектакля, ни ночью, к утру Родин сдался и в обеденный перерыв позвонил Кларе.

– Я жду тебя хоть сейчас, у меня сегодня выходной, – словно ждала звонка, ответила Клара.

Вечер и начало ночи вновь были бурными, но без безумного накала, как в прошлый раз, они даже разговаривали в перерывах между любовными играми, говорила больше Клара. Она поведала Олегу, что родилась в 1942 году и отец её немецкий офицер Хорст Кранцлер, он ещё в сорок первом сделал её мать своей любовницей. Влюбился до беспамятства в молодую украинку с тугой русой косой, влюбился так, что после рождения дочери, которую сам назвал Кларой, добился разрешения на брак с женщиной «низшей» расы. В ноябре сорок третьего Хорст погиб под Васильковом, где они жили, а через две недели после освобождения города нашими войсками мать девочки арестовали и больше никто её не видел. Клару воспитывала бабушка. В 1946 году, демобилизовавшись из армии, её удочерила родная тётя, дала ей свою фамилию и отчество мужа, других детей у новых родителей не было и приёмную дочь они баловали. Клара училась в элитной школе в основном на тройки, душа к учёбе не лежала.

Зато она любила наряжаться и рано начала привлекать внимание ребят. В восьмом классе она влюбилась в Богдана Охрименко, он тоже был без ума от одноклассницы, пылкие влюблённые согрешили, и не раз, Клара забеременела. Тётя-мама, будучи опытным гинекологом, заметила это сразу, на первых неделях беременности, тянуть не стала и сделала дочке аборт. Добрые люди не преминули сообщить об этом директору. Богдана и Клару исключили из школы, и тут же их любовь закончилась. Родители определили юную женщину в вечернюю школу рабочей молодёжи. Для учёбы в ней нужна была справка с места работы, справку получили у знакомого директора ресторана «Метро», и Клара периодически приходила туда помогать официанткам. Вечно праздная ресторанная жизнь не настраивала на серьёзный лад, да молодушка этого и не хотела, потому легко приняла ухаживания заместителя директора и начала с ним сожительствовать. Не прошло и года, как зама посадили за решётку, он постоянно «химичил» с поставками продуктов. Родители Клары ещё за полгода до этих событий подписали трёхгодичный контракт на работу в Египте и уехали в командировку, а работающая официанткой дочь осталась одна в огромной квартире. Она не дремала: за взятку получив аттестат о среднем образовании, начала поиск дальнейших гладких дорог своей жизни.

Лейтенант Родин, слушая эту исповедь постепенно менялся в лице, настроение у него портилось, страсть испарялась, а когда любовница произнесла: «А теперь я в свободном полёте. Женился бы ты на мне, Олежка. Я была бы тебе верной до конца дней своих», в глазах Олега помутилось от ненависти к этой ненасытной дуре. И хотя был второй час ночи, Родин не прощаясь сорвался с места и с твердым убеждением никогда сюда не возвращаться хлопнул дверью.

Уснул Олег не сразу, терзали мысли, рвали на части: «Дурак ты, Родин! Дурак и не лечишься! С кем связался?! В то время когда ты с мамой мёрз и голодал в сталинградском подвале, мать этой стервы кушала булки с маслом и конфетки, ублажала фашиста и вскармливала эту дурёху, которая выросла такой же проституткой и дрянью. Ты на кого запал, дебил? Всё, хватит, уймись, забудь про дурацкие подвиги. Вокруг столько симпатичных девчат, наших советских, прекрасных, чистых душой девушек. Да и вообще, пора тебе жениться. Пора!»

Задремал Олег лишь под утро, спал всего часа два, а проснулся бодрым. Настроение было среднее, но после зарядки с хорошей нагрузкой, науки пошли впрок, и всё вокруг стало радовать.

Расставались офицеры перед новым годом, 30 декабря. Олег и Игорь по-братски обнялись и пообещали не забывать друг друга. Оба получили хорошие характеристики от командования курсов – и по домам. Родин добирался в Волгоград самолётом, из аэропорта поехал сразу домой, на Вишнёвую балку, на улицу Русскую.

Мама не ожидала приезда сына, радости её не было предела. Сын вручил подарки, Анне Сергеевне очень понравилась тёплая шерстяная кофта и варежки с национальным украинским орнаментом. Киевский торт и шампанское пришлись как раз к новогоднему столу. Встречали новый, 1963 год втроём, Калерия Петровна тоже получила подарки – шарфик и белые лайковые перчатки.

Мама радовалась сыну недолго, уже в середине дня первого января Олег сидел в вагоне поезда, идущего до станции Петров Вал, второго числа он должен был быть на службе. Поезд прибыл на станцию назначения вечером. Олег пошёл на остановку автобуса, но тут около него затормозил генеральский уазик.

– Садитесь, товарищ лейтенант, подвезём, – пригласил солдат-водитель.

Родин зашёл с пассажирской стороны, намереваясь приветствовать генерала, но тут дверца открылась и ласковый женский голос сказал:

– Здравия желаю, товарищ лейтенант! – Это была жена начальника училища и мать всех курсантов Нина Петровна. – Садись быстрее, а то замёрзнешь, уж больно легко ты одет, всё в фуражке щеголяешь.

– И вам здравия желаю, Нина Петровна! – ответил Родин, садясь в машину. – Одет я так потому, что уезжал на курсы осенью, а сейчас зима, и очень хорошая зима.

– Знаю, что был ты в Киеве. Как там Киев, поди хорошеет? Я-то его видела осенью сорок третьего года, когда мы немцам шею свернули. Эти фашистские гады, перед тем как драпать, его специально разрушали.

– Отстроился Киев и продолжает строиться. Местные говорят, что ещё краше стал.

– Ну и слава Богу! – сказала командирша и перекрестилась.

Комсомольцу Родину это не показалось странным, мама его тоже крестилась, и молилась, и часто ходила в церковь. Он знал, что люди, пережившие ад Сталинграда, да и других военных сражений, верили в Бога и молились ему, и не только женщины, но и некоторые мужики.

У лейтенанта Родина началась пора созиданий и творчества. По форме доложив начальству о результатах учёбы, он начал проверять жизнью теоретические познания, полученные в Киеве. Для начала Олег внимательно изучил комсомольский актив, побывал почти на всех собраниях взводных организаций, на всех ротных, подобрал ребят, желающих активно проявлять себя в общественной жизни, провёл комсомольское отчётно-выборное собрание училища, на котором на восемьдесят процентов изменился состав бюро. Работа активизировалась, и большинство комсомольцев зашевелилось, потому что делалось всё, чтобы молодежь проявила способности в спорте, художественном творчестве, организационной работе. Родин начал формировать строительный отряд, бойцов которого индивидуально обучали на каменщиков, монтажников, отделочников и сантехников. На работу в училище пришли два актёра Камышинского драматического театра, организовали театральный кружок, обучали ребят сценическому мастерству, начали ставить спектакль. Не обошли своим вниманием курсантов и сотрудники музыкальной школы, с их помощью был создан вокально-инструментальный ансамбль. Преподаватели физической подготовки, увидев всё это, начали лично заниматься с подающими надежды спортсменами.

Курсантов-активистов поощряли дополнительными увольнениями в город, залогом этому были новые отношения между училищем и хлопчатобумажным комбинатом, где работало несколько тысяч молодых девчат. Комсомольцы училища и комбината проводили совместные мероприятия. Одно их первых состоялось в День Советской Армии и Военно-Морского Флота, 23 февраля. После поздравления военных был дан большой концерт, а потом – танцы. Было весело, приятно, а главное – массово, не то что раньше.

Организаторы решили повторить начинание 8 Марта и подготовку к новому мероприятию начали на следующий день. Олег по организационным вопросам активно контактировал с Ириной Былкиной – заместителем секретаря бюро комсомольской организации текстильного комбината, они были знакомы со дня, когда молодого офицера кооптировали в состав Камышинского горкома ВЛКСМ.

Ирина в бюро горкома избиралась не в первый раз, на комбинате была освобождённым комсомольским работником и, по сути дела, командовала всеми комсомольцами. Энергии этой удивительно подвижной и инициативной девушки не было предела, в Былкиной всё кипело! И это при очень привлекательном миловидном личике, сияющем зелёными глазами. Однако на этом все женские прелести Ирины заканчивалась. Тело её без намёка на талию и ягодицы выглядело как неотёсанная колода, опирающаяся на умопомрачительно кривые ноги. Былкина с первых дней знакомства проявляла к лейтенанту Родину особое внимание, и не раз в их беседах проскальзывали очень прозрачные намёки. Олег отшучивался и не стремился завязать, кроме деловых, какие-либо контакты, всё время ссылаясь на занятость.

Вечер накануне Международного женского дня был интересным и насыщенным. Ребята и девчата кружились в вальсе, нежно прижимались друг к другу, в зале царила необыкновенная атмосфера дружбы, переходящей в любовь. Олег был счастлив от того, что всем было хорошо и он был одним из организаторов этого «хорошо». Проходя среди танцующих пар, лейтенант перехватил взгляд девушки, стоящей в сторонке. Её точёная фигурка, длинная пшеничного цвета коса и несколько печальные васильковые глаза звали Родина, и он подошёл.

– Здравствуйте. А вы почему не танцуете?

– Жду, когда вы меня пригласите.

– Я приглашаю вас. – Олег щёлкнул каблуками и склонил голову.

Офицер обнял девушку за талию, положил на свою ладонь её руку и почувствовал, как мощный разряд прошёл прямо через сердце. Ему показалось, что он знает девушку целую вечность, что они где-то уже встречались. Запах её тела был удивительно знаком ему, и всё, всё, всё было в ней каким-то родным и близким.

– Как зовут вас, прелестное создание?

– Варвара, Олег Павлович, если хотите, Варя.

– Хочу и буду называть тебя Варя. Очень хочу, чтобы ты тоже не называла меня на «вы» и по отчеству. Для тебя, Варюшка, я Олег, – он сказал это так, будто всё уже было решено и они знакомы уже тысячу лет.

Варвара совсем не удивилась и в том же тоне ответила:

– Хорошо, согласна. Я всегда и везде буду называть тебя Олег.

Они танцевали и танцевали, даже в перерывах не отходя друг от друга, говорили и говорили, словно после долгой разлуки не могли наговориться.

– Может, пойдём погуляем? – предложил Родин.

– Я тоже очень хочу на воздух.

– Пошли одеваться, встретимся в фойе на выходе.

Олег зашёл в кабинет администратора за шинелью. Не успел войти, как был припечатан к стене огромным бюстом Былкиной.

– Сегодня, Родин, ты идёшь провожать меня.

– Это кто тебе сказал?

– Это я тебе сказала!

– А я тебе говорю: остынь и отойди от меня. Я спешу.

– К этой дуре Варьке?

– Прошу тебя, освободи дорогу. Ну не драться же мне с тобой!

– Да хоть и побей, всё равно ты будешь мой.

И тут в Родине проснулся вишнёвский хулиган, готовый и по морде дать.

– А ну отхлянь, шалава вонючая! – Он поднял правую руку, она испуганно отошла в сторону. Лейтенант, на ходу надевая шинель, глянул на Былкину так, что у той задрожало всё внутри.

Настроение было испорчено, но с Варей Олег держался молодцом.

Варя рассказывала о себе, о том, что родилась и выросла в деревне под городом Иваново, окончила семилетку, затем текстильный техникум и по распределению приехала в Камышин, работает на отделочной фабрике технологом, помогает деньгами родителям и младшим братьям. Любит читать и ходить в кино, избрана комсоргом цеха.

– А театр любишь?

– Я не часто бывала в театрах, в Иваново два раза ходила. А здесь не была ни разу.

– Тогда давай на этой неделе сходим. Я посмотрю репертуар и куплю билеты.

– С тобой с удовольствием.

На прощание Олегу очень хотелось поцеловать девушку, ему показалось, что и она хочет этого, однако лейтенант сдержал порыв. В ту пору девушки были гораздо целомудреннее и скромнее, потому, прощаясь, парень ласково погладил девушке руку. И опять! Опять эта искра, это необыкновенное чувство. Что это? А это было началом большой любви.

Домой Родин шёл в приподнятом настроении. Будто и не было этого дурацкого эпизода с Иркой Былкиной, он о ней и думать перестал.

А она о нём думала, и думала со злостью. Былкина была из тех женщин, которые уподобились мужикам типа: «сказал, моё, значит, моё».

Ира затаилась, вся кипя как медный самовар, ждала случая, и он не преминул быть.

Один из курсантов училища подружился с ткачихой, дружба дошла до интимных отношений, она понесла, а он на попятную: это не я и беременность не от меня. Начались разборки, вмешался комсомол, а курсант Сидоров ни в какую. Ткачиха Петрухина писала жалобы во все инстанции.

Сидорова заставляли жениться, угрожая исключить из училища, и это за месяц до диплома! Жениться-то курсант женился, а как получил диплом и назначение в часть, уже в лейтенантских погонах, подал на развод.

Вот тогда-то Былкина и накатала докладную в обком комсомола о недостатках в коммунистическом воспитании курсантов в училище, добавив к этому случаю несколько бытовых пустячных примеров. В докладной через строчку фигурировала фамилия Родина как главного виновника всех недостатков. Секретари обкома, зная Олега, конечно, ничему не поверили, однако проверку с участием офицеров облвоенкомата в училище организовали.

Возглавлял комиссию Василий Головкин – заместитель заведующего организационным отделом обкома ВЛКСМ. Три дня работали проверяющие, беседовали с курсантами и начальством, с вольнонаёмными и жёнами офицеров, изучали документы. Нигде никаких изъянов не нашли, кроме как научили протокольный сектор лучше писать свои бумаги.

В заключение теперь уже полковник Бабаян сказал членам комиссии, что за всю свою многолетнюю службу он не помнит лучшего комсомольского вожака, чем лейтенант Родин, и эта докладная записка больше похожа на жалобу от зависти и ненависти лично к Олегу Павловичу. Мнение политотдела одно: это гнусная ложь в адрес офицера. Члены комиссии с ним согласились, а Головкин, прощаясь с полковником, заключил:

– Вот что делает неразделённая любовь! – Он-то знал всю подоплёку лживой докладной, Олег за рюмкой чая рассказал.

Комиссия уехала. Одна из работниц Камышинского горкома комсомола встретила Ирину в коридоре.

– Привет. Зайди как-нибудь, пошепчемся.

– Пошли сейчас, у меня до совещания есть пятнадцать минут.

Не успела за девушками закрыться дверь, как подруга затараторила:

– Дура ты, Былкина. На кого жалобу настрочила?! Ты хоть знаешь, что у Родина в обкоме все друзья? С ними как ни поговоришь, они в конце разговора Олегу привет передают. Секретари ждут его, ждут, когда он отслужит, и место в обкоме для него уже готово. А ты, глупая, на него поклёп возвела. Так что мой совет тебе – извиниться и наладить с ним хорошие отношения.

Но Былкина никогда ни перед кем не извинялась, это было не в её правилах. Ирка вскоре своей огромной грудью соблазнила курсанта-выпускника, прикинулась беременной, и тот увёз её то ли в Сибирский, то ли в Дальневосточный военный округ. Больше о Былкиной никто ничего не слышал.

А пока на улице стоял жаркий май, в иные дни температура доходила до тридцати градусов, в устье Камышинки пацаны уже купались, город был наводнён клубникой, пошли первые огурцы, в палисадах отцветала сирень. Олег дарил Вареньке цветы каждый день, был по уши влюблён, она отвечала ему взаимностью. Встречались вечером, расставались около полуночи, но до близости дело не доходило, хотя оба уже были готовы.

Родин твёрдо решил сделать всё по закону: супружеские отношения только после свадьбы, поэтому быстро сделал предложение своей любимой.

У Вари из глаз покатились слёзы, это были слёзы радости и счастья, она была согласна, ждала этого предложения.

По закону – так по закону, невесту необходимо было познакомить с матерью. Лейтенант отправился к своему прямому начальнику просить трёхдневный отпуск в Волгоград.

– Ты что же такой-сякой, а? Я его за сына почитаю, а он от меня невесту прячет! – улыбаясь возмутился мудрый армянин, давно заметивший, что Олег влюблён. – Значит, поступим так, сначала невесту представишь мне, а если получишь одобрение, поедете к матери. Сегодня в 19.00 жду вас у себя дома, жене моей тоже интересно будет взглянуть на твою избранницу. Скажи хотя бы, как её зовут?

– Варвара.

– Красивое имя! Варя, Варенька!

– Я зову её Варюшка.

– Для армянина это не совсем правильно. Наши школьные учителя русского языка всё время удивляются великому и могучему русскому слову, говоря: «Это удивительный язык, Настя – это женское имя, а «ненастя» – это непогода». У нас в языке нет мягкого знака и мягкие звуки не приняты, потому Варюшка будет ассоциироваться с варежкой.

Оба рассмеялись. Погода и настроение были прекрасные. Хорошо и по-доброму прошёл ужин у Бабаянов, жена полковника Анаит-джан приготовила массу армянских блюд, всё было очень вкусно, была музыка, были шутки, со стороны можно было подумать, что это одна семья. Олег и без слов понимал, что Варя хозяевам понравилась. Эта удивительная девушка очень хорошо чувствовала ситуацию, присматривалась к тому, что делает Анаит Ашотовна. Они вовремя уходили на кухню, чтобы дать мужчинам поговорить.

– Билеты бери на пятницу. В понедельник должен быть на службе, времени тебе хватит, такая девушка не понравиться твоей маме не может.

Лейтенант Родин ослушался начальника и взял билеты на ночь с четверга на пятницу, уж очень не терпелось ему познакомить двух любимых женщин. Рано утром в пятницу молодые шли по улице Русской. Анна Сергеевна, предупреждённая сыном, ждала их, но не так рано, оттого и смутилась, засуетилась, не зная, с чего начать встречу. Потом собралась, обняла сына, познакомилась с Варей, начала накрывать стол, и девушка как-то незаметно и естественно вписалась в этот процесс.

За утренним чаем мать внимательно рассматривала избранницу сына, та была нежна и открыто улыбалась, от неё исходило какое-то приятное тепло. Первое впечатление у матери жениха осталось хорошим и дальше только улучшалось.

– Я на обед Калерию Петровну пригласила. Ты не против?

– Как я могу быть против близкой родственницы и, как я понимаю, твоей подруги?!

– Да, сынок, мы в последнее время очень сблизились, стали понимать друг друга, часто встречаемся. Вместе гуляем, ходим в театры и на концерты.

– Я только рад этому, мамуля.

За обедом беседовали на разные темы, Калерия Петровна, как опытная «кадровичка», задавала Варе массу вопросов, некоторые – открыто каверзные. Варя принимала их с улыбкой, что знала, на то отвечала, а если затруднялась ответить, говорила об этом откровенно.

– Олег мне много дал в плане культурного образования, я стала больше читать, полюбила театр, и чем больше узнаю, тем больше понимаю, что пока ещё мало знаю.

– Это похвально, – заключила Калерия. – Я тоже всю жизнь пытаюсь учиться, но пока далека от совершенства.

– А что такое совершенство? Есть ли оно? И что мы понимаем под словом «совершенство»? На мой взгляд, человек должен уважать людей, проявлять сочувствие, научиться понимать всех, кто его окружает, и тогда любовь к людям и окружающему миру сделает своё дело. А образование и воспитание – только хороший помощник в этом процессе, – рассуждала Варя.

Вечером молодёжь помчалась в центр города на встречу с друзьями Олега. Оставшись вдвоём, подруги делились впечатлениями. Анне Сергеевне Варя понравилась, а Калерия Петровна, привыкшая во всём сомневаться, сказала:

– Первое впечатление может быть обманчивым. Мы ведь, бабы, какие? Непредсказуемые мы. Так что поживём – увидим. А что Олегу жениться пора, это да.

Настоящая комсомольская свадьба состоялась в последнюю субботу июля. Жених был в парадной форме с погонами старшего лейтенанта, звание ему было присвоено досрочно за успехи в боевой и политической подготовке. На невесте были необыкновенное платье и фата работы лучших мастеров комбината. На этой свадьбе гулял весь Камышин!

Стройотрядовцы соорудили рядом со строящимся зданием дворца культуры навес, подготовили столы и лавки. Комсомолки комбината застелили столы новеньким текстилем, закуски готовили всем миром, девчата из общежития наделали много разнообразных салатов из свежих овощей, мясокомбинат отпустил колбасные изделия по себестоимости, повара-прибалтийцы из училища приготовили хек под маринадом, да такой, что пальчики оближешь. Старались Анна Сергеевна, Калерия Петровна и мама невесты Валентина Васильевна, не осталась в стороне и Анаит Ашотовна, словом, кто мог и хотел, готовили свои любимые блюда. К столу приходили тоже все, кто хотел, персональные приглашения ждали только почётных гостей, среди которых были генерал Рождественский с супругой, все офицеры политотдела, секретари и члены бюро Камышинского горкома и Волгоградского обкома ВЛКСМ. Свидетелями на свадьбе были Василий Головкин и подруга Вари Катя Дудина. Свадебных подарков было множество, как это было принято в то время, дарили посуду, постельное бельё и празную домашнюю утварь. Командование части вручило молодым путёвку в военный санаторий на Чёрном море, а стройотрядовцы – стиральную машину «Волжаночка».

Свадьба была не только очень широкой, но и весёлой. Вокально-инструментальный ансамбль училища задавал тон, звучали любимые советские песни «А у нас во дворе», «На побывку едет молодой моряк», конечно же про текстильный городок, югославская «Девойка мала», польская про рыжий гриб, финская «Летка-енка». Кто-то взял в руки гитару, и прекрасные голоса молодых курсантов выводили мелодии про девчонок, танцующих на палубе, «пароход белый-беленький» и Усть-Илим – городок на таёжной тропе. Вина и пива было достаточно, поэтому гуляли дотемна и танцевали до упаду.

На следующий день по приглашению комитета комсомола текстильного комбината молодые с близкими друзьями поехали на турбазу, где была уха, купание в речке Иловле и опять песни, великолепные раздольные русские и жизнеутверждающие комсомольские.

В понедельник старший лейтенант Родин оформил отпуск, все поздравляли молодого мужа, а полковник Бабаян, улыбаясь, сказал:

– Молодец, сынок! Всех армян перещеголял, у нас на свадьбах собирается человек по двести, а у тебя, кажется, больше трёх сотен было. Молодец! Вах какой молодец!

В поезде Саратов – Адлер до Волгограда с молодыми ехали мама и Калерия Петровна. Олег в какой уже раз заметил грусть в глазах жены деда и, улучив момент, когда они остались одни в купе, спросил:

– Что случилось с вами, дорогая родственница? О чем грустите?

– Да что ты, Олег. О чём же мне грустить? Наоборот, я рада, что ты женился. А грустинка в моих глазах, наверное, от того, что стала старше, чем себя ощущаю.

Сочи, море, август, ласковая волна да чистое небо и полная свобода! Кто не испытывал на отдыхе раскованности, тот обязательно должен это испытать. Молодые впервые в жизни увидели море, впервые дышали морским воздухом, купались не только в солёной морской воде, но и в вечно праздничном настроении города-курорта. У Родиных не было никаких забот и хлопот: накормлены, обихожены, расслаблены, ну чем не медовый месяц! Вдобавок ещё и ездили экскурсиями на водопады, озеро Рица, в Новый Афон, смотрели концерты лучших советских артистов.

Двадцать четыре дня пролетели незаметно, как в хорошей доброй сказке.

В Камышине, как и положено, ждала служба. Работы с первокурсниками предстояло много, но старлей был не один, уже действовал хорошо подготовленный комсомольский актив. Особенно рьяно в бой рвались курсанты второго курса, уж очень им хотелось показать себя перед салагами, научить их, помочь им, выявить способных для общественной работы людей. Старшекурсники тоже старались. В училище кроме вокально-инструментального ансамбля появился хор, небольшой танцевальный коллектив, нашлось много желающих войти в состав стройотряда. Однако самой большой гордостью Олега Павловича стала лекторская группа, члены которой выступали в школах и на предприятиях, рассказывая о малоизвестных подвигах наших солдат в годы войны, организовывали встречи с ветеранами.

Дома всё было прекрасно. Молодые супруги любили друг друга и понимали с полуслова. Варя быстро забеременела и носила ребёнка без всяких осложнений. Беременность только красила молодку, она по-прежнему была стройна и весела. Олег, прикладывая руку к чреву жены, уже чувствовал шевеление своего ребёнка. В эти дня на телефонные переговоры его вызвала Калерия Петровна.

После взаимных приветствий Олег с тревогой спросил:

– Что-то случилось с мамой?

– Нет-нет, с мамой всё в порядке, у меня есть к тебе разговор, серьёзный разговор и не по телефону. Ты мог бы приехать? И желательно побыстрее.

Старший лейтенант с позволения начальства оформил командировку в Волгоград и уже на следующий день позвонил в дверь дедовской квартиры. Двери открыла похудевшая, с чёрным лицом и ввалившимися глазами Калерия Петровна. Олег понял, что случилось что-то серьёзное, а может быть, и непоправимое, и оказался прав. Хозяйка усадила его за стол в гостиной.

– Ты видишь, мой сынок или внук, как тебе больше нравится, что со мной стало? У меня рак, я узнала об этом ещё до вашей свадьбы. Тогда же мне сказали, что опухоль неоперабельная и мне остаётся только ждать, ждать смерти, она уже близка, и я начала прощаться с этим миром. Завещание написано, всё моё имущество и деньги будут принадлежать тебе, ибо всё это было нажито благодаря твоему деду, а у меня наследников нет, кроме двух двоюродных сестёр, которые не отвечают на мои письма.

Самые близкие мне люди – это ты да твоя мама, потому ты и есть законный наследник. Жалко только, что квартиру нельзя передать в наследство, она принадлежит горкомхозу, а вот прописать тебя в неё можно, за этим я тебя и позвала, уж больно мне не хочется, чтобы в этом доме поселились чужие люди.

Внимательно слушая Калерию Петровну, Родин думал о том, как несправедлива жизнь: ведь его «бабушке» только сорок шесть лет! Он думал и моячал, паузу прервала смертельно больная женщина.

– Что молчишь?

– Думаю, как быть. Меня не пропишут, ибо я военный, гражданского паспорта у меня нет, а в удостоверении личности офицера зарегистрирована квартира в Камышине.

Калерия помрачнела, глаза увлажнились.

– Но выход есть, и хороший выход, – продолжал Олег. – Давайте пропишем в эту квартиру жену мою Варюшку, она выпишется из общежития комбината без всяких проблем.

Вечно сомневающаяся Калерия Петровна задумалась, потом кашлянула.

– А не оттяпает ли она потом эту квартиру у тебя?

– Это исключено. Варя беременна. Наш ребёнок уже ворочается в животе и в мае должен появиться на свет. Ребёнок тоже будет прописан здесь, а там в сентябре я демобилизуюсь и тоже пропишусь, а пока жить все будем на Вишнёвой балке.

– Ну что ж, так, значит, так. Присылай Варвару и побыстрее, думаю, пропишут её, фамилия у нас-то одинаковая и родственница она законная.

В феврале молодые приехали в Волгоград оба, Олег в морозы не хотел отпускать Варю одну и, оказалось, приехал не зря. Управдом начал канючить, тянуть резину, похоже, сам глаз положил на хорошую квартиру. Родину пришлось подключать всегда выручающего его Васю Головкина, который теперь работал инструктором горкома КПСС. После звонка из партийных органов управдом сразу стал приветлив и любезен, проблему решил в один день, попросив Олега сообщить о его расторопности в райком партии.

Перед отъездом молодёжи к месту службы «бабушка» высказала просьбу:

– Олег, дорогой мой, прошу тебя похоронить меня в одной могиле со своим дедом, он был единственным человеком на этой земле, которого я любила по-настоящему. И ещё, если у вас с Варей родится сын, назови его Юрой.

– Я по-другому и не думал.

Родственники расцеловались на прощание, и это было действительно прощание. В начале апреля Калерия Петровна умерла. Олег выполнил все её просьбы, и сын, который родился в День пионерии, 19 мая, был назван Юрием.

Лето выдалось хорошим, было не очень жарко, солнышко ласкало берега Волги, а она пела и шумела во всю свою ширь. Люди жили и не тужили, работали, отдыхали, радовались хорошим новостям, а плохих тогда почти и не было. Родины не могли наглядеться на своего младенца, который активно сосал мамину грудь и хорошо спал, не доставляя больших хлопот по ночам. Правду сказать, так было не всегда, молодая мама обратила внимание, что месячный сын начал беспокоиться, у него покраснели щёчки. Помазала детским кремом – не проходит. Хорошо, что Анаит Ашотовна была рядом, посмотрела мальчика и спросила Варвару:

– Ты, доченька, клубнику ела?

– Ела, и много съела, уж очень захотелось.

– Так вот теперь про клубнику забудь. У ребёнка, похоже, диатез, который вызвала эта ягода, так бывает, но это быстро пройдёт, если мама будет есть всё умеренно и в основном молоко, каши и мясные бульоны.

Варя всегда была понятливой, а теперь стала ещё и умеренной.

Полковник Бабаян не переставал радоваться активности курсантов училища, жизнь в котором кипела благодаря хорошему инициативному парню Олегу Родину. Такого смело можно было рекомендовать для вступления в партию, и начальник написал своему воспитаннику рекомендацию. Такую же рекомендацию написал собиравшийся уходить на пенсию начальник училища генерал-майор Рождественский, и на январском собрании Олега приняли кандидатом в члены КПСС. С тех пор Андраник Гайкович стал уговаривать Родина написать рапорт о переходе на постоянную кадровую службу в Советскую Армию, а тот ни в какую не соглашался.

– Подумай, дорогой сынок. Ты за год с небольшим столько дел наделал, что на пятерых хватит, ты прирождённый политработник, останешься служить – вскоре получишь капитана, переведём тебя на должность инструктора по организационно-партийной работе и отправим учиться в Военно-политическую академию имени Ленина. Парень ты способный, полковником станешь быстро, а там и до генерала один шаг. Улавливаешь, какая перспектива? Подумай!

Олег даже думать не хотел на эту тему, он дал слово первому секретарю обкома комсомола вернуться после службы домой и работать в комсомольских органах. Говорил с Родиным и новый начальник училища генерал Качанов, настоящий боевой офицер, опытный военный инженер, участвовавший во всех основных битвах Великой Отечественной войны – под Москвой, в Сталинграде, на Курской дуге и в Берлине, но и он не убедил Олега.

– Родин – настоящий мужик, – сказал Качанов Бабаяну. – С таким в любой бой ходить не страшно, сказал и сделал. А посему, раз решил парень работать на гражданке, значит, решил! Может, там он пользы больше принесёт, чем в армии в мирное время. Ты же сам, Андраник Гайкович, видишь, как в стране жизнь кипит, осваивается космос, в Сибири строятся гидроэлектростанции, открываются нефтяные и газовые месторождения на севере, так что перестань агитировать Олега, не то он нас с тобой уговорит поехать новый город в Сибири строить.

Старший лейтенант Родин демобилизовался в конце сентября 1964 года, приехал в родной Волгоград, поселился в квартире деда и договорился с промышленным обкомом комсомола, что на работу выйдет во второй половине октября: необходимо было наладить быт для жены и сына-грудничка.

Никто из рядовых партийцев, тем более членов ВЛКСМ, не ждал-не гадал, что на пленуме ЦК КПСС 14 октября со всех руководящих постов будет смещён Н. С. Хрущёв. Партийные и комсомольские органы начали готовиться к перестройке, вновь соединяться в единые органы управления, промышленные и сельскохозяйственные структуры канули в лету, и, естественно, грянуло сокращение штатов. Многих уволили, но Олегу Родину работу нашли, хотя и не руководящую, он согласился поработать инструктором организационного отдела обкома комсомола. На приёме у первого секретаря областного комитета Николая Лапина, которого Олег знал мало, ибо раньше он руководил сельчанами, а теперь всеми комсомольцами области, Родин получил задание создать настоящий стройотряд.

– Сделай, как ты сделал в Камышине, чтобы были каменщики и бетонщики, сантехники, электрики, отделочники, дабы ребята с нуля могли возводить здания и сооружения. По опыту этого года, больше тысячи студентов-комсомольцев работали на строительстве Волжского химкомбината, работали в основном подсобниками, темпы строительства они не увеличивали, а иногда просто крутились под ногами специалистов. А у тебя опыт есть, вот и возьмись. Сделаешь по уму – отправим ребят строить в Сибири или на севере. К 1966 году нам необходимо подготовить несколько хороших ударных отрядов, чтобы можно было их отправить на всесоюзные комсомольские стройки.

Ударили по рукам, и Олег, как всегда, влез в дело с головой. Дома, слава богу, было всё хорошо, мама помогала Варе растить малыша, и Юра рос, набирался сил, не болел, уже самостоятельно сидел и пытался вставать на ноги.

Для начала дела Родин подобрал комиссара. Им стал Борис Калачёв, вдвоём составили план действий. В первую очередь подобрали бригадиров каменщиков, монтажников, бетонщиков, сантехников-теплотехников, снабженцев, всех их включили во временный штаб отряда, который назвали «Волга». Далее нужно было решать, сколько бойцов и каких специальностей необходимо набрать на лето 1965 года. Комиссар на заседании штаба выступил с предложением:

– Друзья, в любом случае мы должны начинать учёбу бойцов по специальности прямо сейчас, весна не за горами. На мой взгляд, не нужно бояться набрать ребят побольше, часть из них всё равно отсеется, кто-то к лету не сможет поехать по разным причинам, кто-то поймёт, что не туда попал, а из тех, кто будет с нами, отберём в поездку лучших. Да и потом, мы же отряд не на один год создаём, потому каждый подготовленный боец со временем выполнит свой долг перед родиной. А что касается ближайшего лета, предлагаю поручить командиру связаться с одним из сибирских регионов, выехать туда, заключить договор, тогда мы точно будем знать, сколько и каких спецов нам понадобится в будущем году.

Штаб одобрил предложение Калачёва, и в декабре Олег попросил первого секретаря Николая Лапина связаться с Тюменским обкомом комсомола. Секретари пришли к выводу, что отряд необходимо отправлять в Сургут, там с осени началось большое строительство жилья и зданий социальной направленности для рабочих-нефтяников, прибывающих на начавшие функционировать новые участки добычи нефти. Рабочих рук на севере не хватает, нужны подготовленные строители, способные строить объекты с нуля до крыши.

– Вы попали в точку, молодцы, ребята! – похвалил Лапин командира и комиссара. – Начинайте учёбу и отбирайте проверенных в деле, нам летом нужно показать, на что способны комсомольцы города-героя.

Бойцы досрочно сдали зимние экзамены и принялись за совершенствование по своим специальностям, ибо в отряд отобрали в основном ребят, которые до поступления в вуз успели поработать на стройках.

Пятого января командир стройотряда «Волга» Олег Родин отправился в Тюмень. Дорога неблизкая: по заснеженной России поездом с пересадкой в Свердловске. К концу третьих суток Олег прибыл в дышащий морозом и дымом областной центр. В Тюменском обкоме комсомола Родина познакомили с сопровождающим, который был родом из Сургута. Николай Усов, заведующий отделом студенческой молодёжи, договорился с авиаторами, перевозящими грузы в строящийся город нефтяников, комсомольцам выделили два места рядом с кабиной пилотов. Трудяга Ли-2 взял курс на северо-восток и через два часа приземлился в Сургуте. Спустившись на землю, сразу почувствовали крепчайший северный мороз, скорее всего, ниже тридцати градусов.

– У вас всегда так, Коля?

– Всегда. Это нормально, иногда бывает и до сорока, правда, не часто.

Ветра не было. Родин было начал привыкать к морозу, но ноги не согревались, они мёрзли всё сильнее, обувь у командировочного была не для севера. Хорошо, что быстро нашли машину, и, хоть в кабине грузового ЗИЛа было не жарко, ноги начали слегка отходить. На территорию строительно-монтажного управления прибыли быстро, вошли в приёмную начальника по фамилии Кропачев. Олег от неожиданности остановился у входа, за столом секретаря сидела обворожительная испанка с обжигающими чёрными глазами.

«Откуда взяться на севере знойной южной женщине? – мелькнуло в голове гостя. – Такие красавицы должны украшать подиумы на демонстрации мод, а она на стройке, да ещё в таком вызывающе-прекрасном наряде».

– Здравствуйте, товарищи! Вы из Волгограда?

– Да, мы из Волгограда и Тюмени, – ответил Усов.

– Раздевайтесь и проходите, Александр Михайлович ждёт вас.

Олег пришёл в себя от чудного видения, снял пальто и шапку.

– Сразу видно, что вы из Волгограда, одежонка-то у вас так себе, на пять минут наших морозов, – проговорила «испанка», слегка окая.

– А вы, похоже, с Верхней Волги.

– Да. Я из Плёса. Знаете такой город?

– Любимое место художника Левитана. Так выходит, что мы с вами земляки?

– Вот именно почти. Хотя для некоторых сто вёрст не крюк. Заходите же в кабинет, у начальника и без вас дел полно.

За руководящим столом сидел крепкий русоволосый мужчина лет пятидесяти. Он удивительно легко поднялся со стула, твёрдой походкой подошёл к гостям и крепко, по-сибирски, пожал им руки.

– А вас, молодой человек, я откуда-то знаю, – произнёс начальник СМУ, глядя на Николая. – Вы очень похожи на нашего Петра Усова.

– Ну как же мне не быть похожим на родного отца!

– Так ты Колька, что ли?

Усов кивнул.

– Говорят, ты в Тюмени большим начальником стал.

– Не совсем так. Комсомольские руководители – это не обком партии.

– Ну ты парень цепкий и не глупый, у тебя всё впереди.

– Поживём – увидим. Александр Михайлович, хочу представить вам командира студенческого строительного отряда «Волга» Олега Родина.

– Очень рад. Давайте-ка, молодёжь, присядем, и Олег нам расскажет, что у него за отряд, а главное – на что его бойцы способны.

Родин рассказал всё без утайки, ибо видел, что с такими основательными людьми не шутят и правды от них не скрывают. При этом Олег не забыл рассказать о своём опыте работы с камышинским курсантским отрядом.

– Так, значит, говоришь, каменщики с опытом у вас есть. А сварщики?

– Сварщиков пока нет, но при необходимости найдем. У нас в политехническом институте сварочными научно-исследовательскими работами занимаются.

– Э-э-э, брат, мне тут не наука нужна, а практика. Нужны хорошие сварщики, способные надёжно варить плети для теплотрассы. Понял?

У меня есть намерение заключить с вами договор о строительстве здания котельной и прокладке теплотрассы до жилых домов. Давай проект смотреть, если ты в этом соображаешь.

– Да как-нибудь соображу, я всё-таки инженер-строитель.

– Тогда давай, инженер-строитель, смотри. – Кропачев положил на стол проект, и Олег начал изучать бумаги.

Документы были толковые. Котельная располагалась в центре микрорайона, расстояние теплотрассы до потребителей было оптимальным, только до телевизионной станции «Орбита» метров на сто длиннее, чем до домов второй линии. Родин отметил небывалую глубину траншеи, она доходила до двух с половиной метров, в южных регионах так глубоко трубу не опускают. Строительство самого здания котельной никаких вопросов не вызвало.

– А кто будет монтировать оборудование котельной?

– Это забота не ваша, есть специалисты.

– Тогда вопросов нет.

– Ну раз нет, поехали проведём рекогносцировку на местности. Одевайтесь. Хотя вы, Олег, погодите. – Кропачев нажал кнопку селекторной связи. – Алиса, зайди.

Прекрасная «испанка», чья стройная фигура просматривалась даже через телогрейку, вошла и устремила свои милые глазки на начальника.

– Найди-ка товарищу Родину хороший полушубок, а обувь у меня есть. – Руководитель зашёл за ширму и вышел оттуда с добротными унтами собачьей шерсти. – Примерь, должны подойти.

Обувь была слегка свободна, зато тепла и уютна. Алиса принесла овечий полушубок и предложила гостю примерить, раскрыв его в руках.

Когда одежда села на плечи парня, девушка сзади провела по спине ладошками, проверяя, хорошо ли сидит, да провела так ласково, что даже через шубу Олег ощутил её биотоки. Проникли они, казалось, до самого сердца, он повернулся, а в её глазах играли светлые лучики.

Фундаменты домов, котельной и телестанции «Орбита» занесло снегом. Родин убедился, что стройплощадка компактна, восемь будущих пятиэтажек-хрущёвок были ориентированы по розе ветров, строить теплотрассу к ним будет удобно, всё рядом, всё под рукой, лишь бы снабженцы успевали.

Кропачев, для того чтобы проверить компетентность будущего подрядчика, задал Олегу несколько специальных вопросов, на которые он ответил толково, после чего они пожали друг другу руки и решили подписать договор. В конторе уточнили ещё количество бойцов, место их проживания и питания.

– Мы уже всё обдумали, если привезёшь человек пятьдесят, то разместим на территории больницы, она с весны будет на ремонте, поживёте в палатках, а в августе, когда ночи станут холодными, переведем в один из больничных корпусов. Питаться будете на больничном пищеблоке, девчата справятся, в больнице останется не больше половины пациентов, так что нагрузка у поваров не увеличится, а мы будем им доплачивать, чтобы старались. Остальные детали отработаем по приезде вашего передового отряда… Ну так что, подписываем договор?

Олег вытащил из офицерского полевого планшета два бланка Волгоградского обкома ВЛКСМ, на нижней строчке подписанные секретарём обкома, подпись была скреплена печатью. С текстом договора долго не мудрили, взяли типовой образец, Алиса вписала названия организаций, объёмы работ, сроки исполнения, дополнили новой строкой, что стороны в ходе работ могут по обоюдному согласию вносить в документ изменения. Кропачев подписал, пожали руки, обменялись экземплярами. Первый шаг был сделан.

– Обмыть бы надо, а то дело не пойдёт, – предложил Усов.

– Ты, молодой, поперёк батьки в пекло не лезь! У нас всё продумано, «всё на мази».

Алиса пошла в комнату отдыха начальника накрывать стол, а Родин спросил:

– От вас в Волгоград дозвониться можно?

– Как нечего делать, у нас спецсвязь. Пиши номер телефона.

Через две минуты Олег говорил с приёмной первого секретаря Волгоградского обкома комсомола Лапина, соединили с ним сразу, Родин доложил, тот похвалил и попросил не задерживаться. Пока говорили с первым, к телефону подошёл Борис Калачёв.

– Готовь сварных, Боря, хороших газосварщиков нужно будет человек пять или шесть. Мы помимо здания котельной будем прокладывать теплотрассу. Подробности по приезде, но к приезду должны быть кандидатуры сварных, всё остальное идёт по плану. До встречи. Всем привет.

На столе уже стояла непритязательная, но обильная закуска: консервы мясные, рыбные и овощные, бутылка водки и бутылка спирта.

– У нас, как в Магадане, растут сухие фрукты и консервные продукты. Что пить будем? – глядя на Олега, спросил Кропачев.

– Да водка как-то привычнее.

– Это смотря кому. Нам с Колей спирт роднее.

Усов кивком подтвердил и поднял тост за успех общего дела.

– А это наш витаминный деликатес, – с аппетитом закусывая спирт какой-то белой массой, сообщил Александр Михайлович. – Древняя национальная еда хантов – строганина, крепко мороженная рыба с солью.

Попробуй, гость наш дорогой.

Олег положил в рот ложку незнакомого ему блюда: непривычно, но вкусно. К концу застолья Родин уплетал строганину за обе щёки.

– Александр Михайлович, наш самолёт улетает в Тюмень завтра в полдень, – доложила секретарша.

– Ну вот и ладушки, гостям долго ждать не придётся. А место в гостинице Олегу Павловичу готово?

– Какое ещё место! – не дал ответить Алисе Усов. – Мои родители ждут нас и спальное место гостю приготовили. Так что извините, Александр Михайлович, но нам пора и вы с нами.

– Я бы с удовольствием, но дела. Дела, братцы мои! Даст бог, пообщаемся летом.

На прощанье обнялись, как старые друзья. На выходе Олега снова обласкал взгляд Алисы, он оглянулся и послал ей воздушный поцелуй.

– До свидания, моя прекрасная «испанка». Надеюсь, зима пробежит быстро.

Вечер в семье Усовых получился тёплым. Мама Николая напекла пирогов и шанежек, выставила на стол много разных закусок. Выпили, разговорились, оказалось, что отец Коли воевал в Сталинграде и не где-нибудь, а в дивизии Людникова.

– Так, может, мы с вами и встречались, Петр Петрович, там, в подвале на Нижнем посёлке Баррикад, но я был мал и все солдаты казались мне на одно лицо.

– Может быть, Олег Павлович, может быть. Те дни сейчас кажутся страшным сном и лежат тяжёлой раной на сердце. Подвалов и мамочек с детьми я видел немало, вполне возможно, и тебя видел, разве всё упомнишь. Давай лучше выпьем за твой город! – растрогался ветеран.

– Он и ваш город, потому что стоит благодаря вам, вы его не отдали фрицам, – добавил Родин.

Выпили в этот день крепко, пели песни, общались как родные. Тогда все люди относились друг к другу, как к родным, тем более если находилось что-то общее в биографии.

Спал Олег крепко, а на рассвете приснилась ему Алиса с игривым взглядом, согревая и лаская, она подталкивала к страсти. Молодой здоровый мужик проснулся, сел на кровати и сказал себе: «Куда ночь, туда и сон», но мысли о прекрасной женщине никак не покидали. Он строго осудил себя: «Дурак ты, Родин! Дома ждут любимая жена, сын, мама, а ты черт знает что во сне увидел и раскис».

Утром плотно позавтракали, распрощались с хозяевами, прошлись по городу, по магазинам, Олег набрал на сувениры местных рыбных деликатесов – и в дорогу.

В конце третьих суток Родин был в Волгограде. О как же хорошо дома!

Как уютно, как приятно! родной красавец город гордо стоит над величавой волгой! С нетерпением ждут друзья и семья, сын подрастает, уже активно ползает, прыгает в детской коечке, глядишь, скоро ходить начнёт, за ним тогда глаз да глаз нужен! Хорошо, мальчика без внимания не оставляют. Анна Сергеевна теперь после работы спешит не к себе на улицу Русскую, а к детям, Варе помогать, ползунки да подгузники постирать-погладить и так по мелочам – то одно, то другое сделать. Олега радует, что его родненькие красавицы нашли понимание, понапрасну не ссорятся, друг друга понимают с полуслова, даже Юрочка к бабушке тянется не меньше, чем к матери.

На семейном совете обсуждали, где Варе теперь работать. Она сама уже всё продумала и решила устроиться в ближайшее ателье мод.

– Кроить и шить я умею, с тканью работать не впервой. Единственное препятствие, что нет у меня специального образования закройщика.

– Ну, это не беда. В городе есть технологический техникум, где готовят таких специалистов. Можно пойти учиться заочно.

– Если мама с Юриком по вечерам посидит, я готова.

– И я готова, – приняла решение Анна Сергеевна.

В конечном итоге задумали в сентябре отдать Юру в ясли, а Варя будет поступать в техникум, получать второе образование.

Подготовка стройотряда к работе шла полным ходом. Олег сам контролировал занятия по профессиональной подготовке бойцов: если каменщики и бетонщики были уже на хорошем уровне, то сварщики втягивались в дело не просто. Трое подавали надежды, у четвёртого получалось так-сяк, а еще у двух студентов вообще ничего не получалось. Родин не без труда разыскал профессионала высшей пробы, он тоже был студентом, но вечернего отделения, звали его Витя Бабошкин. Согласие ехать в Сургут Виктор дал, однако не просто было уговорить его начальство в тресте «Машстрой»: не хотели отпускать хорошего мастера летом, когда на стройках максимальная нагрузка. Все же под напором комсомольского обкома руководство треста уступило.

Комиссар отряда Калачёв активно работал с профессорско-преподавательским составом, объясняя важность трудового семестра. Сессию все бойцы сдали досрочно и неплохо, очень старались, ибо хотелось поехать на север, потрудиться там во благо родной страны. В те годы помогать Родине было делом чести, и были это не просто слова. Страна залечила военные раны и стремительно развивалась, теперь Сибирь, особенно её северная часть, стала мощным рычагом движения вперёд, к благополучию Отчизны. А к чувству патриотизма примешивалась и мечта поправить своё материальное положение, дабы учиться не с пустым карманом.