Читать книгу Не уходи - АНАТОЛИЙ ЭММАНУИЛОВИЧ ГОЛОВКОВ - Страница 36

Учителя моей грешной жизни дрались до первой крови.

Но если что, доставали перья и шли до конца.

Потому что до этого они выживали в оккупации, сбегали из детдома, сидели, служили, ходили в море.

За каким-то чертом меня малолетку занесло в техникум, где они учились. И понеслось.

Салагу они «прописали» в общаге стаканом водки, горбушкой и луком.

Показали первые аккорды.

Валера Огнев, сидя за спиной, накладывал каждый мой палец на определенный лад. Струны врезались в кожу, как ножи, не заснешь ночью.

С гитарой было легче понравиться девочке с третьего курса. Но после исполнения ей песни о геологах, выяснилось, что девочка встречается с ревнивым боксером.

Тогда учителя велели надеть перчатки, и мною занялся Степан.

Он показывал, как вести себя, когда назревает драка. Как нанести удар первым, уходить от удара и смываться, если атас.

Через год Сурен обучил меня выигрывать в карты и домино.

Серега – подкидывать заячий хвост на свинчатке до сотни раз, метать ножички.

Лёнька – добывать еду.

Голодного кота пускали через отдушину на склад, он намертво цеплялся в сосиски, его вытаскивали за верёвку и заставляли делиться добычей.

Или как ловить кур на удочку, угонять мопед, собирать приемник в мыльнице, грамотно спрыгивать с подножки товарняка или ездить зайцем хоть до Владивостока.

Издалека мерещится, что там было теплее, надежнее, искреннее.

Глаза блестели как у котов, водка не разбирала. «Беломор», «Прима», потом болгарские, албанские – да хоть обкурись в своей общаге!

Шевелюру бриолином, волосы на пробор и к девчонке. А обратно через весь город, еще до трамваев.

Счастье вот какое: нацелуешься до тошноты, всё болит, бежишь вприпрыжку, катишься по мартовскому ледку, он трещит, да хлоп на задницу, и ржешь.

Снова не дали? Потом дадут! Еще и упрашивать будут.

Завтра в клубе играем. Придешь? Приду!

Мне четырнадцать.

Я такой салага конопатый со своей ленинградской помповой трубой. А вокруг наши, джаз-бэнд «Огонек»: Валерка, Иштван, Рома, Лешка, Семен, Саня за фоно.

Лабали так, что девушки визжали, будто мы Битлы.

Доверено мне было соло, когда играли «Вишнёвый сад».

Завывала труба.

Гремели барабаны.

А потом эта жизнь испарилась незаметно, будто ее и не бывало вовсе.

Одни фотографии остались.

Однажды в праздник, когда все пошли на митинг, мрачный Валерка засобирался домой. После смерти отца сестренка осталась на руках у больной матери: не до учебы…

Мы еще когда-нибудь встретимся?..

Огнев сказал, что врать не хочет, но писать письма не станет.

Еще он сказал: учись быть один.