Читать книгу Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Сборники стихотворений. Том 1 - Анатолий Гейнцельман - Страница 90
Космические мелодии (Неаполь, 1951)
Гнездо стрижей
ОглавлениеТам, в Бессарабии моей,
Я родился в гнезде стрижей
На колоколенке старинной
Над бесконечною равниной,
Средь пышных виноградных лоз
И красных на кладбище роз.
Вблизи сверкал лиман Днестра,
Вдали синела бирюза
Угрюмого, седого Понта,
И два я видел горизонта:
Червонный степи, синий моря,
Не ведая нужды и горя.
В два месяца я вырос так,
Что ни коты, ни лай собак
Уж не пугали нас в гнезде.
С родителями в синеве
Летали мы, как по канве,
Пиша иероглиф крылом
В вечернем небе золотом.
И жизнь стала вся полет, —
Кто не летает, не живет!
Над мутной грудию реки,
В свои зарывшейся пески,
Летал я, над морской волной
В жемчужных брызгах, как шальной,
Летал над морем золотым
Колосьев, радостно святым,
Над винограда янтарем,
Над сельской церкви алтарем,
Летал меж белых облаков,
Меж черных грозовых полков,
Меж молний яростных и грома,
И всюду был я в небе дома.
Лишь холода боялись мы
И нескончаемой зимы.
От них мы улетали вдаль
Чрез синюю морей вуаль,
К царице рек, в долину Фив,
Где хоть и нет подобных нив,
Но где священна старина,
Где вечная царит весна.
И снова тот же всё полет, —
Кто не летает, не живет.
Там жарче синева, и медь
Заката ярче в Фивах ведь,
Но Море Черное милей
Мне было пламенных степей
Песчаных и реки святой.
И каждой новою весной
Я возвращался на лиман
Из опаленных солнцем стран.
Пока и мне пришел черед,
Покинув синий небосвод,
Низринуться в угрюмый Понт,
Как грешники на Ахеронт.
На берегу стояла мать
С ребенком в чреве: погулять
Она спустилась на закате,
И на пылающем брокате
Полет наш плавный созерцала
И непонятное шептала.
Я полюбил ее, и вот,
Когда окончен был полет,
Назначенный мне как стрижу,
Оставил синюю межу
Понтийских я стремглав небес,
Исполненных таких чудес,
И бросился к ее ногам.
Она склонилась и к устам
Меня прижала, чтоб согреть,
Потом к груди, но отогреть
Меня ей всё ж не удалось!
Сердечко снова не зажглось,
И крылышки, потрепетав,
Поникли навсегда, устав.
Но дух умершего стрижа
Как лезвие приник ножа
К груди пречистой этой девы,
К лежащему младенцу в чреве,
И в сердце нерожденном вновь
К полету синему любовь
Свою безумную погреб.
Мертвец восстал, открылся гроб,
И я родился снова в мир.
Но это был уже не пир,
Какой справляет в небе стриж,
А гибкий, мыслящий камыш,
Преобразившийся в свирель,
В сплетеньи слов познавший цель,
Но это был уж крестный путь
И творчества земного жуть.
О них уж столько я писал,
Что счет элегий потерял.