Читать книгу Не уходи - Анатолий Головков - Страница 30

Онега, тоже лекарство для измордованного ложью человека.

Для очищения его ума, души и сердца.

От тотального московского морока.

От сытых рож за заборами.

От зла.

Прочь от места, где страна качается и уходит из-под ног, – на архангельский лед. На Онегу, в Каргополь, в Саунино! Пить травяные чаи с пирогами калитками, слушать плавную речь с кучей слов незнакомых, – но ведь русских же! Поймают тебя за рукав, дурачка площадного, скомороха москвацкого, и не говори тогда никому, что пишешь на русском языке.

Онега подо льдом лишь кажется тихой – но летом норовиста, быстра, удивительна приливами-отливами.

И если когда-нибудь…

Не по московским кабакам, не по Рублевке стану грустить. Но заплачу вот по этому синему снегу, по колокольному звону на сто верст, по поленьям в русской печи, по именам онежских притоков – Кодьма, Кена, Икса, Кожа, Волошка.

А еще по отчим домам, каких все меньше, – с причудливыми верандами, флюгерами-петухами, кустами сирени и кленами возле окон.

Осенью они стоят втихомолку, как старики, текут крыши, сквозит через разбитые стекла, но в долг не просят.

Скажут, нет времени возиться с ними, – а они и есть Время.

Скажут: вот, тоже, нашел старину! Но ведь наличники с корунами, це́почками, фартуками, висячими подзорами, слёзками делали мастеровые деды, на века.

Скажут, легче новый дом поставить, чем с этой развалиной мыкаться. Но отчего в Голландии думают иначе и каждую трещинку берегут, пресвятая Дева?

Да только бы уж ради того, что отец отсюда утопал на фронт, а сам ты поднимался на крыльцо.

То с рекордом, то с фингалом.

То с повесткой, то с невестой.

То крутым в коже и на джипе, то треху стрельнуть.

Уж ради этого сберечь бы, что осталось.

Не хотите слушать, дайте сам послушаю, прислонюсь к косяку, щепочку пожую. Там еще играет радио, швейная машинка хранит тепло маминых рук.

И как Алису в стране чудес, – всегда зовут на веранду к чаю.