Читать книгу Смертники - Анатолий Гончар - Страница 13

У командира отряда подполковника Трясунова с утра ужасно раскалывалась голова. Что явилось причиной этой головной боли, было неизвестно; возможно, ею стала беспрестанно меняющаяся погода, а возможно, подступающая простуда, вторым признаком которой был все усиливающийся насморк. Как бы в подтверждение доводов о простуде комбат громко чихнул, вытер нос лежавшим на прикроватной тумбочке носовым платком и, проклиная так неожиданно навалившуюся болезнь, потянулся рукой к трубке стоявшего на столике телефона. Голова раскалывалась все сильнее.

– Дежурный по части старший прапорщик Косыгин слушает! – отозвались на том конце провода, и комбат невольно поморщился.

– Косыгин, – продолжая морщиться, Трясунов прикрыл глаза, – вызови мне майора Фадеева.

– Есть! – молодцевато ответил дежурный и, положив трубку, тут же окликнул сидевшего у выхода из палатки посыльного. – Ленька, ротного к комбату!

Рядовой контрактной службы из группы капитана Гуревича Леонид Чибисов, выказывая свою независимость, лениво поднялся и, покосившись на лежавший подле Косыгина «демократизатор» – старую бейсбольную биту, направился к двери. Независимость независимостью, а попадать под тяжелую «отеческую» руку старшины не хотелось. Едва выглянув в приоткрытую дверь, Чибисов выцепил взглядом скучающую под грибком фигуру и, особо не напрягаясь, рявкнул:

– Дневальный!

– Че орешь? – отозвалась фигура в зеленом, выпотрошенном от броневых пластин бронежилете. Каска, опущенная едва ли не на нос, приподнялась, показав сонные глаза рядового Василия Быкова.

– Васька, ротного к комбату! – Голос Леонида звучал уже не так уверенно.

– Да пшел ты…

– Васька, хватит херней маяться, вызывай! – Сбавив голос еще на полтона, Чибисов посмотрел на устилающие небо облака и, не дожидаясь очередного посыла, юркнул обратно в палатку.

«И где это Мыльцын до сих пор лазит?» – помянув недобрым словом второго посыльного, уже минут как двадцать умчавшегося в автопарк и до сих пор не вернувшегося, Ленька плюхнулся на стоявшую у дверей деревянную скамейку и погрузился в собственные мысли. А думать ему было о чем: командировка заканчивалась, и следовало уже окончательно решить: ехать вместе со всеми или оставаться на еще один срок. С одной стороны, хотелось домой, слегка оторваться и расслабиться; с другой – подзаработать, поднакопить еще малость денежек. Но боевые просто так, за красивые глаза, не закрывались. А костлявая уже дважды проносилась мимо никак не желающего попадать в ее объятья Чибисова. Да, уже дважды. Первый раз, когда на одном из боевых заданий выскочивший прямо на него «чех» каким-то чудом умудрился промазать; и второй – когда Леньке при организации засады удалось заметить тянувшуюся по траве растяжку. Проведя какое-то время в раздумьях, Леонид наконец решил прекратить свои бесплодные рассуждения.

«Вот схожу еще на одно задание, тогда и определюсь». – Сделав такой вывод, он откинулся спиной на деревянный кол палатки и, взглянув на безмятежно читающего книгу Косыгина, закрыл глаза…

«И где меня угораздило простудиться? Может, просквозило, пока возвращался в ПВД? – Комбат в очередной раз потянулся за носовым платком. – Из группировки ехал, сидя в кабине «Урала». Вроде бы нигде не мерз… Хреновина какая-то. Башка трещит, как… Может быть, залудить чекушку и лечь спать? Так и сделаю. Денек-другой отлежусь. На Андрея, – Трясунов помянул начальника штаба майора Грелкина, – все спихну, пусть рулит».

– Разрешите? – размышления командира отряда прервал скрип раскрывающейся двери, и на пороге комнаты возникла фигура майора Фадеева, командира первой роты разведки специального назначения.

– Входи, – Трясунов кивнул, отчего в его виски будто вонзились огненные иглы. Он поморщился, но, сдержав желание выругаться, показал вошедшему на стоявший напротив стола стул. – Присаживайся.

С трудом дождавшись, когда приглашенный усядется, командир отряда, превозмогая бушующую в голове боль, принялся разъяснять ему нюансы предстоящей боевой задачи…

А получасом позже уже майор Фадеев, склонившись к расстеленной на столе карте, объяснял ту же самую задачу подчиненным ему офицерам.

– Здесь и здесь, – карандаш в руке майора дважды ткнулся в тонкие извилистые линии высот, – произведены засечки выхода в эфир корреспондента с позывным «Шейх».

Стоявшие вокруг ротного командиры разведывательных групп – капитан Игорь Гуревич, старшие лейтенанты Станислав Крушинин, Леонид Левиков и старший прапорщик Сергей Ефимов – недоумевающе переглянулись. Мало ли «Ханов», «Арабов» и прочей шелупони каждый день выходит в эфир на просторах Ичкерии? По сто раз на дню. И если из-за каждого дергаться…

– Шейх, – качнув головой, усмехнулся капитан Гуревич, командир первой разведгруппы. – Не слишком оригинально.

– Зато соответствует содержанию, – заверил его Фадеев и, не давая группникам возможности прийти к какому-либо выводу, продолжил: – По агентурным данным, этот позывной принадлежит басаевскому кассиру… – Нагнувшись и опершись на стол руками, он замолчал, а его взгляд медленно заскользил по зелено-коричневому развороту карты, испещренному многочисленными значками вражеских баз, минных полей и прочая, прочая, прочая.

– Ну и? – Стоявший бок о бок с командиром старший прапорщик Ефимов, вопросительно вскинув подбородок, прервал затянувшееся молчание.

– По полученным сведениям, в центральных областях России «чехи» готовят очередной «грандиозный» теракт…

Майор снова умолк. Сегодня он явно пребывал в непривычной для него задумчивой рассеянности. Казалось, слова вязли на его зубах и никак не желали срываться с языка. Меж тем этот его ответ так и не внес ожидаемой ясности.

– А мы тут каким боком?

Капитан Гуревич взял лежавшую на столе указку и, заложив руку за спину, сделал пару фехтовальных выпадов в сторону сидевшего за соседним столом дежурного по части, старшего прапорщика Косыгина. Но тот не повел и бровью, и Игорь, явно огорчившись его безразличию, положил указку на стол. А Фадеев наконец-то оторвался от созерцания картографического рельефа и пояснил:

– Тот же источник сообщил, что для проведения террористического акта якобы все уже давно подготовлено. Но, чтобы что-то где-то грохнуло, требуется финансирование. Теракт состоится, как только будет выплачен аванс.

После этих слов ротного Гуревич крутанул указку, словно это было веретено, и вновь усмехнулся:

– Понятно. Значит, борцам за веру одной веры маловато. Без бабла ну никак.

– Естественно, Игорек, естественно, – согласился с ним Фадеев. – Каждый бандит мечтает жить красиво. А если о теракте узнает весь мир, то его исполнителям хватит и на постройку дома, и на покупку престижного авто, и на жену.

– Значит, будем снова носиться по горам без продыха? – без особого энтузиазма то ли уточнил, то ли констатировал Ефимов. На что Фадеев в знак согласия кивнул.

– Угу, – и опять, в который уже раз уставился в расстеленную на столе карту, точнее, в ту ее часть, где извилистой жирной линией была обведена зона ответственности отряда. А покосившийся на него Гуревич хмыкнул:

– Да хрен ты его поймаешь! – Скепсиса в голосе группника хватило бы на десяток самых отъявленных пессимистов.

– А перед нами такой цели пока и не ставится, – отозвался Фадеев. Окончательно оторвавшись от созерцания карты, он оттолкнулся от стола руками и выпрямился. – Наша задача не столь грандиозна. Самое большое, что от нас требуется – перекрыв пути продвижения Шейха, задержать его на чеченской территории на лишние семь-восемь дней.

Все смотрели вопросительно, и ротный, сунув карандаш в нагрудный карман, был вынужден пояснить:

– Насколько я понимаю, у фээсбэшников имеются какие-то наработки. То есть, чтобы завершить начатое и предотвратить теракт, им не хватает лишь времени.

– Тогда вопросов нет. – Ефимов повернулся, чтобы выйти, сделал шаг вперед, затем внезапно остановился и, словно спохватившись, вновь повернулся лицом к ротному: – Вадим, Б/З когда и на сколько?

– Завтра. Боевое распоряжение уже пришло. Оперативные дела готовят. Сейчас карту распечатают, и где-то, – Фадеев взглянул на часы, – через час будете «принимать» решение.

– Понятно, – протянул Ефимов, и чтобы его «понятно» было логически завершено, добавил: – Значит, пошли обедать, – и, подмигнув Косыгину, двинулся к выходу из палатки ЦБУ.

– Ступайте, – махнул рукой Фадеев, оставаясь стоять на месте, – а мне еще к комбату на пять секунд заглянуть надо.

– Смотри, Вадим, все сожрем и тебе ничего не оставим! – не оборачиваясь, бросил Ефимов, и вышел наружу. Следом, обогнав прочих «на повороте», шмыгнул Леонид Левиков.

– Завтра, черт. Странно, что не на сегодня, – бурчал капитан Гуревич, направлялась вслед за ушедшими, а шагавший рядом с ним старший лейтенант Крушинин обернулся и запоздало уточнил:

– А какие группы идут первыми?

– Все, – отрезал так и оставшийся стоять подле карты Фадеев и, по-видимому, для того, чтобы предупредить дальнейшие вопросы, добавил: – Кроме Левикова. Я иду командиром отряда, с кем именно – решу позже. Идем на семь дней.

– Ни хренасеньки! – присвистнул Крушинин, незаметно цапнул со стола дежурного красную гелевую ручку и, слегка подбодрившись от этой шалости, поспешил догнать Игоря, уже откидывающего брезентовый полог, закрывавший собой деревянную входную дверь.

За пределами помещения дул прохладный осенний ветер. Его порывы заставляли палатки вздрагивать брезентовыми боками, а развевавшиеся над ПВД флаги – хлопать и трепетать. По небу, словно убоявшись наступающей с запада стихии, на восток стремительно летела большая стая воронов. Вышедший наружу Гуревич на мгновение прищурился, привыкая к более яркому освещению, зябко передернув плечами, распрямился и, не дожидаясь, когда на свежем воздухе окажется чуть приотставший Крушинин, вслед за Ефимовым направился к офицерской столовой.

Между тем становилось все пасмурнее. Темные тяжелые облака, медленно тянувшиеся с запада и обещавшие скорый дождь, уже закрыли большую часть небосвода. И только далеко на северо-востоке, у самого горизонта, все еще оставалась узкая, свободная от туч и, наверное, потому пронзительно голубая линия. Пока сверху не упало ни капли, но уже на юго-западе, там, откуда, завывая двигателями, тянулась бесконечная бронеколонна пехотного полка, виднелись свисающие вниз седые космы изливающихся на землю водяных потоков. Хмарь все сильнее окутывала окружающее пространство. Казалось, еще чуть-чуть, и долину поглотят пасмурные сумерки, но тут, совершенно неожиданно, разгоняя наступающую тьму, сквозь прореху туч выглянуло блеклое солнце. Всего на пару мгновений рассыпавшись своими радужными лучами по падающим каплям, оно осветило землю и вновь спряталось, а невольно залюбовавшийся радугой Гуревич перестал смотреть под ноги – вколоченный в землю «столбик» артиллерийской гильзы подвернулся под левую стопу капитана совершенно естественным и ненавязчивым образом.

– Есть! – бодро, даже почти радостно констатировал только сейчас выбравшийся из палатки ЦБУ Крушинин. Он захихикал, видя, как Игорь, взмахнув руками, едва не повалился на землю.

– Едрен батон! – Чудом удержав равновесие, Гуревич подобрал слетевшую с головы кепку и нарочито сердито зыркнул в сторону довольно улыбающегося старлея.

– Лыбься, лыбься! – Игорь нагнулся, поднял с земли первый попавшийся камешек, подбросил на руке, оценивая вес, прицелился в сторону Крушинина и, изобразив замах, бросил его под ноги. После чего, вздохнув, снисходительно буркнул: – Ладно, живи! – И, не дожидаясь ответной реплики, потопал дальше.

Дорожка, вымощенная камнем, огороженная вбитыми в землю гильзами длиной всего ничего – каких-то тридцать-сорок метров, заканчивалась прямоугольной площадкой, которая своей северной стороной вплотную примыкала к офицерской столовой, представлявшей собой обычную брезентовую палатку. Не новую, но вполне приличную, еще не потрепанную «жизнью» и погодными условиями. Перед самым входом в нее лежала большая металлическая решетка для чистки обуви, а слева, врытые глубоко в землю, возвышались два гладко оструганных деревянных столба, соединенные между собой деревянной же перекладиной. На одном из них висел обычный алюминиевый однососковый рукомойник, на втором на больших гвоздях трепыхалось под порывами налетающего ветра белое армейское полотенце. А в приколоченной к перекладине пластмассовой мыльнице лежало тоже белое армейское туалетное мыло.

Подойдя к умывальнику, Игорь намылил руки, сполоснул их, тщательно вытер полотенцем и только после этого шагнул в помещение столовой. В нос сразу же шибанул умопомрачительный запах настоящего украинского борща.

– Офигеть и не встать! – Выразив подобным образом свои эмоции, он снял, и повесил на вешалку кепку и направился к уже сидевшему за столом Ефимову.

– Как на вкус?

– Могло быть и лучше! – ответил Сергей, помешивая ложкой ярко-бордовое, слегка приправленное сметаной варево. Похоже, восторгов Гуревича по поводу приготовленного блюда он не разделял.

А из-за перегородки раздаточной уже появился рядовой Серегин – срочник из взвода материального обеспечения, время от времени выполнявший обязанности официанта. Неся на вытянутых руках поднос с четырьмя дымящимися порциями первого, он сразу же направился к столу, за который усаживался капитан Гуревич.

– Спасибо! – принимая тарелку, поблагодарил капитан и, поставив на стол, тут же запустил ложку в ее ароматное содержимое.

– И мне тарелочку ставь! – весело потребовал появившийся в дверях старший лейтенант Крушинин.

– Этого можно вообще не кормить! – довольно осклабился сидевший за соседним столом командир роты связи капитан Воробьев. – Давай, шеф, тащи лучше сюда!

Солдатик, уже было вознамерившийся снять с подноса еще одну порцию, замер.

– Но, но! – запротестовал вновь прибывший и, не снимая кепки, спешно подрулил к замешкавшемуся Серегину. Широко ухмыльнувшись, он, не обращая внимания на протестующие возгласы дожидавшегося своей пайки Григория, ухватил с подноса тарелку с борщом и, плюхнув ее на стол, опустился на пустующий стул.

– Ну, как оно вам? – спросил он, беря ложку и примериваясь к кусочкам тонко порезанного хлеба. Смятая кепка почти сама собой очутилась на спинке стула.

– Ничего, сойдет, но могло быть и лучше, – повторил слова Ефимова Гуревич. – Капустка квашеная подкачала, а так ничего.

– Да я тебя о капусте, что ли, спрашиваю? Во, дает! Вы только о жратве и думаете! – Скорчив презрительную гримасу, Станислав зачерпнул полную ложку и потащил ее в рот. На полпути остановил руку, осторожно подул на горячий борщ и наконец-то соблаговолил пояснить свою мысль: – Да я вас про Б/З спрашиваю, а вы мне о борще рассказываете! – Содержимое ложки наконец-то достигло его губ.

– А ничего себе борщик! – несколькими секундами спустя похвалил он. Затем вопросительно взглянул на своих друзей, ожидая их реплики, но, так и не дождавшись, принялся развивать свою мысль дальше: – Интересно, как они себе это представляют? – Он снова хлебнул борща. – На недельку задержать… – хмыканье и качание головой. – Дурдом! Что с того, что мы перекроем три участка местности? Ему что, путей других не будет? В конце концов, он же не попрется в голове колонны?! У него в охране, я думаю, не одни дураки ходят! Одного навернем, а остальные сделают ноги.

– Слушай, Слава, дай пожрать! – не выдержав, перебил его монолог капитан Гуревич. – Какая тебе, на хрен, разница, можем мы его задержать или не можем. Короче, ешь давай и нам не мешай. Повезет – грохнем, получим по медальке; не повезет – свежим воздухом подышим.

– Я же говорил, не надо было ему борща давать! – вмешался в их диалог командир роты связи. – Сейчас бы выгнали на улицу, и сидели себе спокойно… – Воробьев, как всегда, был до невозможности добр.

– Да, я думаю, и сейчас не поздно! – охотно поддержал его мысль Игорь.

– Но, но! – опять запротестовал Крушинин, и его неожиданно поддержал появившийся в столовке и слышавший последние реплики Фадеев:

– Нет, нельзя!

– Правильно, товарищ майор! – приободрился старший лейтенант, никак не ожидавший от него такой помощи.

– Нельзя, – повторился Фадеев и, улыбнувшись, подсел к сидевшему в одиночестве Григорию, – все равно он в тарелку со своей немытой рожей уже влез. Не выливать же теперь!

– И вы, товарищ майор, туда же! – нарочно официально и одновременно как бы обиженно пробурчал Крушинин. – Но я все одно скажу, – он поднял ложку вверх и, потрясая ей в воздухе, торжественно озвучил свою только что пришедшую ему в голову мысль: – Давайте так: если возьмем «кассира», вам – ордена и медали, а мне – содержимое его чемодана.

– Боюсь, к раздаче ты опоздаешь! – заметил молчавший до сих пор Ефимов.

– Это почему же? – непритворно удивился Крушинин.

– Да потому – кто первый встал, того и тапки. Одним словом, кому улыбнется удача, тому и пирожок с полочки! – пояснил Сергей и принялся за только что принесенное ему второе.

– А я думаю, что в лучшем случае «победителя» ждут только награды, а что касается бабла, то наверняка все уже давно подсчитано и на все «бабки» уже готова грамотно составленная опись. Так что можете забыть про свои миллионы. И бойцам скажите, чтобы укоротили свои шаловливые ручонки, а то как бы чего не вышло! Наизнанку всех вывернут. К ядреной фене.

– Вот так всегда. Даже и помечтать не дадут! – притворно огорчившись, выдохнул Станислав, и тут же забыв про свою «обиду», принялся с усердием наворачивать остывающий борщ.

Майор Фадеев поглощал пищу с той непостижимой быстротой, которая присуща лишь людям, долгое время вынужденным укладываться в кратчайшие временные рамки; даже Ефимову, всегда считавшему свою манеру есть до неприличия быстро, было далеко до ротного. Не сильно отставали от них и более молодые офицеры – группники. Так что когда степенно попивающий чай Воробьев потянулся за очередной печенькой, офицерско-прапорский состав первой разведывательной роты специального назначения потянулся к выходу.

На площадке перед столовой стоял старший прапорщик Косыгин. Он поглядывал по сторонам и неспешно затягивался уже наполовину выкуренной сигаретой. Кабура на ремне портупеи свешивалась едва ли не до середины бедра. Значок дежурного, расстегнувшись, был готов в любой момент шлепнуться в грязь, а висевший на ремне цифровой фотоаппарат придавал ему вид Шрайбикуса из советских учебников по немецкому языку. На лице Василича играла загадочная улыбка. Вышедший первым Гуревич окинул взглядом довольного старшину и, не найдя внешних признаков такого показного веселья, скорчил нарочито-недовольную гримасу:

– Чего лыбишься? Радуешься, что завтра нас на неделю спровадишь и опять в «синьку» уйдешь?

Васильевич, почти сразу же смекнув, что недовольство группника липовое, сделал новую затяжку и, не удостоив того ответом, швырнул сигарету в стоявшую тут же урну, в качестве которой служила старая артиллерийская гильза.

– Василич, а ты что это с фотоаппаратом? – улыбнулся выглянувший из столовки ротный. – В корреспонденты, что ли, записался, или с нами в горы идти собрался?

– С вами, – кивнул Косыгин, и все вдруг поняли, что тот не шутит. – Комбат на днях сказал: если еще раз выпью, то отправит меня с группой, вот, – радостно пояснил Васильевич, которого, похоже, такая перспектива нисколечко не пугала, а даже, судя по его настроению, радовала.

– Понятненько. Василич собирается нажраться уже сегодня! – сделал свой вывод из сказанного вынырнувший из-под палаточного полога Крушинин. От неприкрытой правдивости этих слов Фадеев даже дернулся.

– Василич, ты мне знаешь что, только попробуй прикоснись сегодня к бутылке! – Хорошее настроение ротного сняло как рукой.

– И не собирался, комбат уже сказал, что иду, – растопырил свои усищи старшина. Фадеев же, глядя в его совершенно честные глаза, вздохнул и говорить больше ничего не стал.

– Василич, а фотоаппарат ты за каким хреном сюда притащил? – натягивая на голову кепку, полюбопытствовал ни на грамм не поверивший старшине Крушинин.

– А, – отмахнулся Косыгин, – начштаба приказал взять. Наверное, что-то фотографировать собрался.

– Слышь, Василич, щелкни-ка нас! – потребовал появившийся в дверях Леонид Левиков и, не дожидаясь согласия старшины, начал озираться по сторонам в поисках наилучшего фона.

«Может, и впрямь сфоткаться? – подумал Ефимов. – Когда еще все вместе соберемся…»

– Так, я сюда! – Высокий, худой Гуревич прислонился к левому плечу ротного, плотный широкоплечий богатырь Станислав Крушинин – справа, рядом с ним Левиков. Ефимов приткнулся было к левому плечу Гуревича, но…

– Михалыч, давай в центр! – одновременно предложили офицеры. И Сергей не заставил себя ждать. Когда же объектив фотоаппарата уже был нацелен на застывших в ожидании разведчиков, из дверей столовой показалась щурящаяся от яркого солнца физиономия капитана Воробьева.

– И я, и меня! – сразу же сориентировавшись в происходящем, потребовал ротный связи. Но первый кадр уже был сделан.

– Становись, щелкну еще раз до кучи! – милостиво разрешил вошедший в роль фотографа Косыгин, и Григорий спешно шагнул вперед, подныривая под руку капитана Гуревича. Так они и застыли: широко улыбающийся Станислав Крушинин, подчеркнуто серьезный Вадим Фадеев, насупившийся Игорь Гуревич, на мгновение опустивший взгляд Леонид Левиков, печально смотрящий вдаль Сергей Ефимов и озорно смеющийся капитан Григорий Воробьев. На мгновение ослепив фотографирующихся, сработала вспышка. Народ зашевелился…

– Все, фотосессия окончена, – заявил Косыгин и начал неторопливо убирать фотоаппарат в предназначенный для него чехол.